[Н.А.Бердяев]
| [«Философия неравенства» - Оглавление] [Библиотека
«Вехи»]
Николай
Бердяев
ФИЛОСОФИЯ
НЕРАВЕНСТВА
Господствующее сознание XIX века, которое мнило себя «передовым» и
«прогрессивным», заменило теологию социологией. Социология стала евангелием
«передовых» людей века. Бога начали искать в социальности, в общественности.
Ваше социологическое мироощущение и миросознание затмило для вас тайны Божьего
мира, оторвало вас от жизни космической. Вы, «передовые» люди века, выпали из
божественного миропорядка и утвердились на ограниченной поверхности земли. Всё
сделалось у вас социальным, производным от социальных категорий, всё подчинилось
социальности. Поэтому всё у вас стало поверхностным, всё лишилось глубоких
основ, лишилась глубоких основ и сама социальность. Социальность ваша,
общественность ваша есть абстракция из абстракций. Социологическое
миросозерцание О. Конта и К. Маркса — абстрактное миросозерцание. Социологизм
ваш оторвал вас не только от жизни космической, но и от жизни исторической.
Отвлеченный социологизм одинаково противоположен и конкретному космизму, и
конкретному историзму. Поистине, это отвлеченное социологическое мирочувствие
порождено глубоким уединением человека, превращением его в атом. Уединенные
атомы хотят механически соединиться, чтобы не чувствовать так своей
беспомощности и уединенности. Все вы, крайние общественники, проповедующие
религию социальности, все вы распавшиеся атомы. Мироощущение одного из первых
ваших апостолов и пророков — К. Маркса — атомистическое мироощущение,
отвергающее все органические реальности, всё разлагающее на интересы. Социализм
ваш есть самый крайний номинализм, есть самое крайнее отрицание реальных,
онтологических общностей — церковных, национальных, культурных и др.,
реальностей космических и божественных. Скажите, положа руку на сердце, забыв на
мгновение о социальной борьбе и социальных изобличениях, скажите перед собой,
перед своей глубиной, перед высшей правдой, что для вас подлинно есть? Всё давно
уже превратилось у вас в призрак и мираж, в быстротечную и обманчивую игру
человеческих страстей и интересов. Обманчивый социальный покров бытия подменил у
вас само бытие. И нет у вас, давно уже нет онтологических, бытийственных основ
жизни. Ваша социальность не довела вас до добра, она опустошила ваши души. Люди
прежних, более органических и реальных эпох знали более глубокие формы общения и
общности. Вы — общественники по горькой нужде, из душевной пустоты. Шумлива и
криклива ваша общественность, но нет в ней глубокого реализма, нет в ней связи с
тайнами жизни, с тайнами человека, мира и Бога. Давно, давно уже пора вам
ослабить ваше движение по поверхности и начать движение вглубь, давно пора
одуматься, заглянуть в глубину души, в которой поистине должна открыться вся
бесконечность мира и бесконечность Бога. Необходимо вам преодолеть замкнутость
вашего социального самочувствия, необходимо ощутить общественность неотрывной
частью и ступенью божественного миропорядка. Тысячи нитей связывают
общественность человеческую, затерянную на небольшой точке необъятного мирового
целого, с жизнью великого космоса, Божьего мира. Вечно совершается таинственный
эндосмос и экзосмос между жизнью общественной и жизнью космической. Вы же
захотели устроиться общественно на земле, забыв о космосе, отвернувшись от
божественного миропорядка. Вы строили утопию за утопией окончательного
общественного устроения и общественного благополучия, не желая знать приливов
космических энергий, опрокидывающих все ваши построения, все ваши утопии, все
ваши общественные земные рай. Вы захотели спрятаться в своей земной и
рационалистической общественности от мира и от Бога, от таинственных сил, темных
и светлых, от страшной бесконечности и от притягивающей вечности. В
общественности захотели вы укрыться от ужаса смерти и тления и создавали
кратковременные призраки жизни. Вы обманываете себя тем, что вы находитесь в
подлинной жизни. Но вы двигаетесь в царстве смерти. Каждый миг грядущего
пожирает у вас прошедшее и будет пожран мигом последующим. И ни в одной точке
вашего внешнего и шумного движения не утверждается подлинная жизнь. Ибо всякая
подлинная жизнь есть приобщение к вечности, победа над смертью и тлением.
Древние египтяне, воздвигавшие свои пирамиды во имя вечности, лучше вас,
«передовых» людей нашего века, знали тайну жизни. Эти древние строители пирамид
лучше всего опровергают выдуманные вами «экономические материализмы», все ваши
удушливые и порабощающие социологические абстракции. Поистине, менее утопично
было строить эти безумные пирамиды для жизни вечной, чем строить все ваши
совершенные общества для жизни временной и тленной. Ваша социальная
мечтательность и ваш социальный утопизм — порождение оторванности вашего
социологического сознания от сознания космического. Социальный утопизм ваш есть
крайний рационализм, он кончается рассудочным помешательством, самой скверной и
уродливой формой из всех помешательств. Безумна ваша мечта создать совершенную и
блаженную общественность в несовершенном и страдальческом мировом целом. Безумно
и нечестиво ваше желание создать совершенную и блаженную общественность в мире,
лежащем во зле, в мире, в котором хаос не претворен ещё в космическое состояние.
Поистине совершенным и блаженным может быть лишь весь космос, лишь при
космическом состоянии мирового целого возможно и совершенное общество. А это и
значит, что совершенство и блаженство возможны лишь в Царстве Божьем.
Общественность человеческая несет на себе все грехи и несовершенства мирового
целого, на ней лежит печать мирового рабства и мировой необходимости. Нужно
искупить и освободить весь мир, всю тварь, чтобы искуплена и освобождена была
человеческая общественность. Вы же, безумные в своей рассудочности, в своей
рациональной ограниченности, вы замыкаетесь в своем субъективном произволе, в
своем общественном психологизме, так глубоко противоположном общественному
онтологизму, и строите свои жалкие утопии, свои призрачные рай, пока железная
поступь мировой необходимости не опрокидывает вас и не принуждает вас глубже
задуматься над тайнами жизни. Если вы свободно не обратитесь к шири космической
жизни, то будете принудительно обращены к ней суровой необходимостью. Ибо
поистине, необходимость — великое благо для несвободных
духом.
Ваше социологическое мироощущение всегда
было оторвано от подлинной исторической действительности. И потому оно было
рационалистично и утопично. Вы изолировали вашу общественность не только от
мирового космоса, но и от космоса исторического. Вы отвлеченно, в теориях ваших
подчинили человека природной и социальной среде, вы отвергли его духовную
свободу и превратили его в пассивный рефлекс природного и социального
круговорота. Но вы же признали, что человек от себя может произвольно и в
разрыве с прошлым начать историю, согласно рассудочным своим построениям. Вы
любили говорить о «скачке из царства необходимости в царство свободы», который
совершит этот раб социальной среды, рефлекс природной необходимости. И потому
именно, что вы не признали человека свободным духом, потому и оторвали вы его от
конкретной, исторической действительности, за которой стоит живой дух народов.
Всё сделалось у вас отвлеченным — отвлеченна, рассудочна ваша необходимость, и
отвлеченна, рассудочна ваша свобода, живой человек и живая история исчезли в
отвлеченностях. Поистине, историческая действительность — живая, конкретная
реальность, реальность своеобразная, отличная от других ступеней бытия, живущая
по своему закону, знающая своё добро и зло, несоизмеримая с рассудочными
критериями добра и зла. Вы отрицали эту историческую действительность, не видели
в ней внутренней органической жизни и подменили её социологическими
абстракциями. Применение абстрактных социологических категорий к конкретной
исторической действительности умерщвляло её, вынимало из нее душу и делало
невозможным живое, интуитивное созерцание исторического космоса. Вашими
социологическими отвлеченностями вы разлагали историческую действительность, как
иерархическую ступень космического целого, и сводили её на простейшие элементы,
открываемые другими науками, предшествующими вашей социологии. Вы — упростители
и смесители. Поэтому реальность ускользает от вас, не дается вам, поэтому в
ваших руках остаются лишь отвлеченные клочья реальности, лишь осколки бытия. Вы
давно уже совершаете погром бытия, как конкретной целости, как иерархического
лада. Этот рассудочный и исступленный погром совершаете вы и в вашей науке, и в
вашей политике. Вы любите морализировать над исторической действительностью и
историческим прошлым. Вы любите переносить свои ограниченные индивидуальные
моральные оценки на сверхличную историческую жизнь. И вы злобно относитесь к
прошлой истории своего народа и всего человечества, вы не видите в прошлом
ничего, кроме зла и насилия. Вы не способны понять, что в самих насилиях,
совершавшихся в истории, была своя правда, было преломление Божьего Промысла во
тьме. Толстой был человеком вашего духа, когда он отвергал всю историю, как
сплошное зло, когда он совершал неслыханный погром истории во имя своего
индивидуалистического морализма. Но он был радикальнее и последовательнее вас.
Свой последовательный индивидуалистический морализм он применил и ко всей
общественности. Вы же отвергаете и поносите историю и во имя
индивидуалистического морализма, и во имя общественности, которая строится вами
на новых, неслыханных насилиях, на новом, небывалом порабощении человека. Вы
должны признать самобытную природу исторической действительности, увидеть в ней
свой закон добра, рационально несоизмеримый с законом добра действительности
индивидуальной. В исторической действительности нельзя видеть лишь свершение
судеб индивидуального человека — атома и масс, механически соединяющих эти
индивидуальные атомы, произвольных человеческих коллективов; в ней нужно видеть
свершение судеб наций, человечества, мира, как реальностей, как конкретных
общностей. Общества — реальные организмы. Для вас же существуют только атомы и
массы. Вы хотели бы провести всю историю через всеобщее избирательное право, и
вы заранее знаете, что голосующие массы не признают истории своей. По
большинству голосов история не только не могла бы совершаться, но она никогда бы
и не началась. Мир остался бы в первоначальной тьме и нераскрытости, в равенстве
небытия. Атомы и массы не пошли бы на те жертвы, которыми покупается история.
Нельзя применить к истории всеобщего избирательного права и большинства голосов,
нельзя морализировать над историей и требовать от нее уравнения
атомов.
Вы, рационалисты-утописты, одержимые
рассудочным безумием, не научились уроками истории, не постигли смысла
ниспосланных вам испытаний. У вас была возможность многое узнать и понять после
опыта французской революции. Духовная реакция против революции очень обострила
познание творческих и передовых людей духа. Вы признали этих людей
«реакционерами». Но они во многих отношениях оплодотворили ту науку
XIX века, которую и вы
принуждены признать своей. Духовная реакция против революции была также реакцией
против всего рационализма XVIII века. В этой творческой реакции обретено было
чувство истории и раскрылись иррациональные основы общественности. После опыта
революции, одержимой рационалистическим безумием, ясно стало, что общество
никогда не было и не может быть основано на чисто рациональных началах, вполне
понятных малому человеческому разуму и по произволу этого разума
устанавливаемых. Основы человеческого общества заложены в божественном
миропорядке. Есть таинственная основа человеческого общества, столь же
таинственная, как и основа всей органической природы, от которой нельзя оторвать
человеческого общественного мира. Более углубленному, пореволюционному сознанию
открывалось таинственное свершение истории, связь времен, и оно ограничило
человеческий произвол в построении общества, произвол человеческого рассудка. Ж.
де Мэстр стоял на почве религиозной и религиозно боролся с духом революции, с
духом рационалистического просвещения XVIII века. Но в этой духовной борьбе сознанию его
открылась закономерность общественной жизни, объективная основа общественности.
Была опознана органическая, а не произвольно-искусственная природа человеческого
общества и государства. Так «реакционное» мышление Ж. де Мэстра и близких ему по
духу в дальнейших своих последствиях породило социологический натурализм. Даже
дарвинизм в социологии может быть связан с этой реакцией против рационализма
XVIII века. А О. Конт прямо
признавал своё родство с Ж. де Мэстром. Эспинас верно указывает, что именно к де
Мэстру и теологической школе начала XIX века восходит открытие той истины, что общество
есть создание природы, а не человеческого произвола, и представителей этой школы
готов он признать основателями научной социологии. Тогда, хотя в частичной и
ограниченной форме, но всё же была обнаружена связь человеческой общественности
с совокупностью природы. Для религиозного сознания эта объективная основа
общественности, эта природная в ней закономерность есть выражение греховности
человеческого мира. Мир, лежащий возле, должен быть подчинен закономерности.
Иначе злой хаос опрокинет всякий миропорядок, уничтожит всякий космический лад.
В этом откровении закона для природного и общественного порядка есть своя
моральная правда, изобличающая первородный грех. Нельзя изнасиловать природу.
Нужно искупить её грехи. Так объективная закономерность общественной жизни
открывается в двух аспектах — в аспекте религиозном и аспекте
натуралистическом.
Вы не только признали науку, вы
обоготворили её, вы превратили её в рационалистическую утопию. Но вы никогда не
были смиренными перед объективным знанием, никогда не ограничивали страстей и
вожделений своих непреложными велениями знания. Вы были крайними позитивистами и
материалистами, но пафос знания вам чужд. Никогда не было у вас жажды знания.
Знание ваше было субъективным, а не объективным. Оно было орудием разрушения. Не
знание, не наука вдохновляли вас, а отрицательное «просвещение», которое есть
полупросвещение и нигилизм. Из объективной закономерности природы и общества
делали вы вывод, что всё позволено и что по своему произволу вы можете
перестраивать жизнь. И вас давно уже пора привести в состояние покорности
суровой науке, бескорыстному знанию. Ваша наука всегда была корыстна, и потому
не была истинной наукой. Вы выдумали, что существует наука «буржуазная» и наука
«пролетарская», и этим убили для себя возможность всякого знания, этим истребили
самую идею науки. Крупица объективной науки в марксизме была окончательно
поглощена субъективно-классовым его пафосом, отдана на растерзание человеческих
интересов и страстей. Смирение перед наукой, познание объективных основ
общественности уменьшило бы вашу злобность и разъяренность, привело бы к
катарсису ваш больной дух. Вы перестали бы повсюду видеть злую волю правительств
и господствующих классов, глубже вникли бы в причины зол и бедствий человеческой
жизни. Но для этого вы должны смириться не только перед наукой, но и перед
религией, должны обратиться к высшему источнику света. Общество и государство
могут быть основаны лишь на религиозных, духовных началах. Общество и
государство атомизируются и распадаются, когда подорваны эти источники
человеческого общения и властвования. Вы подымаетесь до понимания этой
элементарной истины лишь тогда, когда разражается катастрофа и когда вам самим
грозит гибель.
Редко, слишком редко люди вашего типа,
вашего чувства жизни и вашего сознания задумываются над первоисточниками жизни,
над теми первоисточниками мировой жизни, которые определяют и жизнь
общественную. Вы не ищете смысла жизни. Вы ищете лишь благ жизни. Такая
направленность вашего духа закрывает для вас познание тайн жизни космической и
жизни общественной. В поле вашего зрения попадает лишь ограниченный отрывок
природы и общественности, поддающийся рационализации в вашей бедной мысли.
Говорю — в вашей мысли, потому что в действии вашем вечно бушуют иррациональные
страсти и вечно приливает тьма из непонятного для вас бездонного источника.
Поистине есть темный, бездонный и бесконечный источник в нашей жизни и жизни
мировой. И ваш рассудочный свет бессилен осветить окружающую нас темную
бесконечность. Две бесконечности обнимают нас — верхняя и нижняя, светлая и
темная, хорошая и плохая бесконечность. Ни одна из этих бесконечностей не может
быть постигнута вашим малым разумом. Для вашего ограниченного сознания не дана
ни божественная бесконечность, ни бесконечность темная и хаотическая. Ваше
сознание улавливает лишь ограниченную промежуточную сферу, поддающуюся
рационализации. На этих путях невозможно никакое углубленное познание,
невозможно и углубленное познание общественности. Мир человеческой
общественности есть целый малый мир, в котором отражены те же начала, действуют
те же энергии, что и в большом мире. В мире общественном, как и в великом
мире, как и во всей вселенной, борются космос и хаос. И познание
общественности должно помочь началу космическому победить начало хаотическое. В
истинном познании есть онтологический свет, побеждающий хаотическую тьму, есть
начало космологическое. Но ваш ограниченный рационализм не в силах не только
преодолеть хаотическую тьму, но не в силах и увидеть её, опознать её. Поэтому вы
находитесь в её власти.
Старым германским мистикам открывалась
истина о темном источнике бытия, о бездне, лежащей в его основе. Величайший из
них, Я. Беме, учил об Ungrund'e, безосновности, бездне, которая глубже Бога. И
Мейстер Экхардт учил о Божестве, божественности, которая глубже Бога.
Божественный свет загорается в бездонной тьме. Эта темная бездна не может быть
наименована даже бытием, она лежит под всяким бытием, к ней неприменимы никакие
категории, никакие определения. Этот изначально, в вечности загорающийся свет и
есть теогонический процесс богорождения. Но процесс теогонический неверно было
бы понимать по аналогии с эволюцией, совершающейся в этом мире; он не подчиняет
вечность времени с его законом тления, с его пожиранием последующим моментом
момента предшествующего. Он есть откровение света в глубине самой вечности. И
малый разум наш встречается тут с неразрешимыми антиномиями, с непреодолимыми
противоречиями. То, что происходит в вечности, отражается и во времени, во
временном мировом процессе. В процессе космогоническом и антропогоническом
загорается свет и побеждает хаотическую тьму. Темные волны приливают из бездны,
и бушующий хаос должен побеждаться в мире и в человеке, чтобы образ человека и
образ космоса не захлестнулись и не погибли, чтобы продолжалось дело Божьей
победы над тьмой, Божьего творения космического бытия. Рождение света во тьме,
переход от хаоса к космосу есть возникновение неравенства бытия в равенстве
небытия. И в человеческом обществе есть не только таинственное, но и темное
начало, в массе человеческой бушует хаос, и космос общественный с великим
усилием создается и сохраняется. Всё новые и новые приливы тьмы, требующие новой
силы преображающего света, в истории именуются нашествием варваров, внешних и
внутренних. Эти напоры варварства знал ещё древний Египет и древний Рим.
Варварское, скифское начало говорит о бездне, скрытой под самой успокоенной и
консервативной общественностью. Напоры варварства были полезны и поучительны для
эпох слишком довольных, успокоенных, закованных и заковывающих. Человек всегда
живет над бездной, и никакой консерватизм не должен закрывать этой истины. В
массе, в толпе всегда есть темная бездна. И революции всегда бывали таким же
приливом хаотической тьмы, как и нашествие варваров. И варвары, и революции
нужны дряхлеющему миру. Нельзя отрицать значение этих исторических приливов. Но
значение их не в том, в чем полагаете вы, идеологи варварства и
революции.
Космическая жизнь — иерархична. Иерархична
и жизнь общественная, поскольку есть в ней космический лад и не разорвана
органическая связь с космосом. Вот тайна, которая непонятна людям вашего духа.
Всякое разрушение космической иерархии атомизирует бытие, разрушает реальность
общего и реальность индивидуального (государства, нации и др. реальные общности
в такой же мере, как и личности ) и сцепляет, сковывает атомы в механические
коллективы. С древних времен происходила борьба в человеческом обществе начал
космических, т. е. иерархических, с началами хаотическими, т. е. атомистическими
и механическими. Иерархическое начало, как и всё в этом мире, может вырождаться,
оно может не исполнять своей светоносной миссии и порождать самые ужасные
злоупотребления. Иерархическое начало может сделаться косным и инертным и
ставить препятствие всякому творческому движению. Так, с древних времен
иерархическая власть царя и жреца не только водительствовала народы и вела их к
свету, но и задерживала творческое движение. Слишком часто иерархия царства и
священства становилась во враждебное отношение к свободному пророчеству. И
всякий раз, когда слишком много грехов накоплялось за началами иерархическими и
не исполнялся долг излучения света его носителями, снизу подымались темные
хаотические волны и грозили смести общественный космос, уничтожить всякий
космический лад в общественной жизни. Иерархия царства и священства должна
давать простор и свободу пророческому духу, иначе вырождается она в мертвящее
законничество и получает заслуженную кару. Но необходимо отделить самый принцип,
самую идею от фактического греховного состояния. Излучение света в этом мире
должно происходить по ступеням. Есть вечное различие между эзотерическим и
экзотерическим; оно охраняет возможность высшей творческой духовной жизни для
избранной части человечества, для подлинной его аристократии. Не может быть
мгновенно допущена к высшему свету вся необъятная хаотическая тьма человеческой
массы. Человеческая масса выводится из царства тьмы, из плена у хаоса по
ступеням, в процессе воспитания. Иерархические преграды для разлива хаотической
тьмы, для мгновенного торжества количественной массы спасают источники света,
охраняют светильники, защищают светоносный дух от растерзания его душевным и
материальным хаосом. Повсюду в древнем мире дух, пробуждающийся к высшему
сознанию, вел борьбу с этими волнами душевного и материального хаоса в жизни
народной. Все великие религии знали различие между эзотерическим и
экзотерическим и создали иерархический строй, обращенный не к сокровенному миру,
а к миру внешнему. Этим путем охранялось качество от растерзания его количеством
и само количество велось к просветлению. В религиях древнего Востока была
таинственная, сокровенная сторона, оказавшая определяющее влияние и на высшие
достижения греческой культуры, в ней были подлинные откровения, упреждающие
христианство. Но народная религия Египта не знала этих высших откровений, — она
погружена ещё была в языческую тьму. То же было и в Греции. Волны стихийных и
хаотических откровений духов и демонов непросветленной природы со всех сторон
обступали Грецию и грозили затопить пробуждающийся дух. Язычество не могло
освободить народы древности от страшной власти демонолатрии, от терзавших его
демонов хаотической природы. Но всякий иерархический строй был попыткой оградить
духовную жизнь от власти этой хаотической природы, создать начала оформляющие и
ставящие границы стихийному разливу. Высших достижений духовной жизни Греции
нельзя искать в религии Диониса, в этой народной мистике, находящейся во власти
темных хаотических стихий. Их нужно искать в орфизме, в элевзинских мистериях, у
Пифагора, Гераклита и Платона. В разливе дионисических оргий народ терзался
демонами и искал освобождения и избавления от горестного и ограниченного бытия в
приобщении к стихийному круговороту природы. Окончательное и безраздельное
торжество дионисизма было бы гибелью Греции. И начало аполлоновой формы должно было ограничить
эти дионисовы стихии, чтобы лик человеческий мог подняться из тьмы. Начало
дионисово — демократично. Начало аполлоново — аристократично. Дионисизм дает
стихийную, народную основу. Ничем не ограниченное и ничему не подчиненное
торжество народной стихии, господство демократии превращается в дионисическую
оргию, сметающую лик человека, погружающую дух человека в природный хаос.
Дионисизм враждебен всякому иерархизму и всякому эзотеризму. Дионисизм
торжествует в эпохи революций, в массовых народных движениях. Это торжество
всегда подвергает опасности величайшие духовные ценности, оно отдает на
растерзание величайшие духовные реальности. Начало аристократическое, начало
иерархического лада, формы и предела, устанавливающее различия и дистанции,
спасает высшую духовную жизнь, охраняет источники света и защищает личность
человеческую от растерзания. Бытие личности предполагает различия и дистанции,
формы и границы. Революционный дионисизм уничтожает все различия и дистанции,
все формы и границы, и потому он глубоко враждебен личности, не признает и не
опознает лика. Когда христианская церковь вела борьбу со стихийной
демонолатрией, она охраняла лик человека, образ и подобие Божие, помогала ему
стать на ноги. Во всех революциях стихийная демонолатрия в секуляризованной
форме вновь овладевает человеком и терзает его. Личное начало связано с
иерархическим началом, оно раскрывается в космосе и гибнет в хаосе. Личное
начало — по существу аристократическое начало, оно предполагает различие и
границу. Личность не терпит хаотического смешения, плебейского стирания всех
границ и различий. Личное начало есть начало качественное, оно и есть
неповторимое качество, не допускающее количественных смешений. Лишь тайна
Христовой любви ведет к соединению, не разрушая личности, утверждая лик в
каждом. Вы же все, находящиеся во власти дионисических стихий, терзаемые
демонами хаотической природы, вы не знаете личности и не знаете свободы. Ваши
революции несут с собой порабощение человека, погружение его в изначальную тьму.
Дух ваш погружается в коллективное душевное тело и теряет свои высшие
достижения. Духовное начало — аристократично, а не демократично. Демократична —
душевно-телесная стихия. Возникновение аристократического начала в мире было
борьбой света с тьмой, рождением личности, освобождением духа. Ваш революционный
дионисизм всегда был и будет мгновенным торжеством количества, смещающего грани
ликов и образов, восстанием из тьмы безликого и безобразного плебейства. Вот
почему принцип органического развития по ступеням, через свет, изливающийся
сверху вниз, в исторической жизни имеет нравственное и религиозное значение, —
он охраняет личность, свободу и духовную жизнь.
Многие из вас любят говорить о свободе и
освобождении. Но кто освобождается у вас, о чьей свободе говорите вы, существует
ли у вас субъект свободы? Освобождение хаотической стихии не есть освобождение
человека, хаотическая стихия не может быть субъектом освобождения, она —
источник порабощения. Человек прежде всего находится в плену у хаотической
стихии. Темная бездна тянет образ человека, лик человека вниз, мешает человеку
подняться и стать во весь рост. Освобождение человека, человеческой личности и
есть освобождение из плена у хаотической стихии, а не освобождение хаотической
стихии в человеке и народе. Вот почему все глубокие люди понимали, что истинное
освобождение предполагает момент аскезы, самодисциплины и самоограничения.
Разнуздание стихийных страстей порабощает, делает рабом. Когда человек находится
во власти собственного хаоса, он — раб, личность его распылена страстями,
обессилена грехами. Вам, «освободителям» человека и народа, снимающим со стихии
все оковы, давно уже пора глубже задуматься над проблемой личности. Почему в
революциях ваших нет личности, почему отдана она на растерзание стихийных бурь,
почему образ человека тонет в стихиях, которым вы поете хвалу? Вы никогда не
умели не только решить, но и поставить проблему отношения личности и общества.
Вы утеряли реальности, для вас и личность не реальна, и общество не реально, для
вас всё давно уже распылено. Ваше «революционное» миросозерцание есть крайний
номинализм в социальной философии, крайний атомизм. Ваш коллективизм есть лишь
обратная сторона этого номинализма и атомизма. Вы потеряли подлинные реальности
и на их место хотите поставить новую, искусственную, призрачную реальность. Ваше
мироощущение и миросозерцание отрицает всякий онтологический реализм. Предки
ваши — софисты. Вы отвергли заложенные Платоном основы онтологической социальной
философии. Слишком аристократичен для вас Платон, и вы увидели в нём источник
мировой «реакции». Социализм Платона был аристократический социализм, он основан
на признании иерархии онтологических реальностей. Платон признавал
онтологическую реальность целого, реальность верховного блага и правды. Вы же
исходите из атомизации всякого целого, начинаете с отвержения верховного блага и
правды. Ваша правда — произвольная, субъективная, классовая правда, рожденная из
интересов и страстей. Вы начинаете своё дело после того, как все реальности, все
целости, все общности распылены и атомизированы. Поистине, вы хотите построить
своё дело ни на чем и из ничего. И это прямо сказал самый радикальный и самый
смелый из вас, Макс Штирнер, хотя он и не пользуется у вас достаточной
популярностью. Но и Штирнер не был до конца последовательным и радикальным. Он
признал «единственного», не имея на это никакого права, без всяких на это
оснований. Ибо поистине его «единственный» лишен всякой реальности,
«единственный» обобран, голым и нищим пущен по миру. «Единственный» лишен
реальности «я», реальности личности. Ибо личность есть онтологическая
реальность, она входит в иерархию онтологических реальностей. Личность
предполагает реальность других личностей и реальность того, что выше её и глубже
её. Личности нет, если нет ничего выше её. В номиналистическом индивидуализме
личность разлагается и распадается. В нём так же атомизируется личность
человеческая, как атомизируется нация, государство, церковь, космос, Бог. Если
нет никаких реальных целостей, то нет и реальной целости личности, она разделяет
судьбу всех реальностей в мире и падает вместе с ними. Если нет Бога, то нет и
личности человеческой. Личность связана с универсализмом, а не с
индивидуализмом.
Гибель личности человеческой должна
окончательно завершиться в вашем человеческом коллективе, в котором погибнут все
реальности, в вашем грядущем муравейнике, этом страшном Левиафане. Об этом не
раз ещё я буду говорить. Ваш коллектив есть лжереальность, которая должна
восстать на месте гибели всех подлинных реальностей, реальности личности,
реальности нации, реальности государства, реальности церкви, реальности
человечества, реальности космоса, реальности Бога. Поистине, всякая реальность
есть личность и имеет живую душу — и человек, и нация, и человечество, и космос,
и церковь, и Бог. Никакая личность в иерархии личностей не уничтожается и не
губит никакой личности, но восполняет и обогащает. Все реальности входят в
конкретное всеединство. Ваш же безличный коллектив, лишенный души, оторванный от
онтологической основы, несет с собой смерть всякому личному бытию. И потому
торжество его было бы торжеством духа небытия, победой ничто. В революционном
коллективизме нет ничего человеческого, как нет ничего и сверхчеловеческого, в
нём есть что-то нечеловеческое и безбожное, есть истребление человека и Бога.
Судьба человека и Бога неразрывны во веки веков. И сам диавол бессилен изменить
эту предвечную общность судьбы, в середине которой сам Бог был распят на кресте,
как человек.
Вы отрицаете и истребляете личность, все
вы глашатаи материалистической революции, социалисты и анархисты, радикалы и
демократы разнообразных оттенков, все уравнители и смесители, провозвестники
религии равенства. Вы хотели бы превратить людей в атомы и общество человеческое
в механику атомов, в коллектив безличных атомов. Но поистине, человек не атом, а
индивидуум, индивидуальность, разностное существо. Каждый человек имеет свою
неповторимо индивидуальную судьбу в этой земной жизни и в жизни запредельной, в
вечности. Не случайно, не по внешним и бессмысленным причинам выпадает на долю
каждого человека его судьба со всеми испытаниями и страданиями. Не случайно и не
бессмысленно выпала на долю замученного ребёнка слезинка, о которой говорит Иван
Карамазов. Бунт против слезинки ребёнка, против страданий, которыми покупается
мировой и исторический процесс, есть отвержение высшего смысла жизни, неприятие
божественного миропорядка. Атеист не принимает слезинки ребёнка и всех страданий
жизни, он восстает против Бога во имя счастливого и блаженного удела человека на
земле. Но он сейчас же готов пролить неисчислимое количество слез и причинить
неисчислимое количество страданий, чтобы поскорее достигнута была счастливая и
безболезненная у человеческая жизнь. Таково нравственное противоречие всех
революционеров. Вы, русские революционеры-интеллигенты, много всегда говорили о
слезинке ребёнка, о нестерпимых страданиях народа, это была ваша излюбленная
тема. Вы впадали в ложную сентиментальность и декламировали, вы обещали
безболезненный рай. А когда настал час вашего господства, вы проявили
неслыханную жестокость, вы превратили страну вашу в море слез и причинили народу
вашему неисчислимое количество страданий. Сентиментальность часто кончается
жестокостью. Предохраняет от жестокости более суровый, более жесткий взгляд на
жизнь. Постижение и принятие высшего смысла всех слез и страданий жизни
просветляет человека. Для всякого, у кого есть религиозное чувство и видение
лица человеческого, судьба человека таинственна и не может быть решена в
пределах того небольшого отрывка огромной и вечной жизни, который мы именуем
земной, эмпирической жизнью человека, от рождения до смерти. Судьба каждого
человека погружена в вечность, и в вечности нужно искать разгадки её смысла. Всё
кажется случайным, бессмысленным и несправедливым в пределах этой
кратковременной жизни. Всё приобретает смысл и получает оправдание в вечности.
Но вы, бунтующие против божественного миропорядка и восстающие против вечности,
вы не чувствуете и не видите лица человека, вы чувствуете и видите лишь отрывки
и клочья личности, лишь преходящие её состояния, лишь временные страдания и
удовлетворения. Ваше гуманистическое и сентиментальное заступничество за
человека, ваше исступленное желание освободить его от страданий и есть ваше
неверие в Бога и неверие в человека, ваш атеизм. И это всегда ведет к
истреблению личности во имя освобождения человека от страданий. Принятие смысла
страданий, смысла судьбы, которая со стороны представляется столь несправедливой
и неоправданной, и есть утверждение личности, и есть вера в Бога и человека. На
долю людей выпадает разная судьба, полная страданий и слез, именно потому, что
человек — разностное, глубоко индивидуальное существо. Человека нужно брать
конкретно, а не отвлеченно, со всей его неповторимой историей, эмпирической и
метафизической, во всех его органических мировых связях. Тогда только можно хоть
что-нибудь понять в его судьбе. Вы же берете человека, как атом, и все люди
представляются вам равными и заслуживающими равного удела. Так хотите вы
освободить человека от несправедливостей и страданий, но так вы убиваете
человека. Перед вами стоит не человек, а отвлеченный атом. На эти отвлеченные
атомы распыляете вы всё бытие. Для человека конкретного и неповторимо
индивидуального имеет значение его связь с предками, с родиной, с историей. Не
случайна и связь человека с тем или иным сословием и классом. Отвлеченный же и
бескачественный человек берется вне истории, вне прошлого, вне родины, вне отцов
и дедов. Но это уже не человек, не личность, а атом, абстракция абстракций.
Бессмысленно и безбожно само ваше желание сравнять страдания людей и рационально
учесть, кто страдает больше, а кто меньше, чьи страдания справедливы и чьи не
справедливы. Вам не дано быть судьями судеб человеческих и судеб Божиих. Вам
дано лишь деятельной любовью к ближним облегчать их страдания, вносить радость в
их жизнь. Но это дело любви и помощи людям не может иметь ничего общего с
рационалистическим взвешиванием судеб людских, с рационалистическим сравниванием
этих судеб и принудительным их уравнением. Ваша революционная религия равенства
и есть атеизм, отрицание высшего смысла мировой жизни. Она ведет не к творчеству
лучшей и высшей жизни, а к разрушению и к унижению всех богатств
бытия.
Я знаю, всё, что я говорю вам, вы назовете
«реакционным» и увидите в мыслях моих оправдание социального зла. Но я давно уже
перестал придавать значение всем вашим определениям. И все слова ваши звучат для
меня, как скверный шум. И потому меня не остановят все ваши выкрики и осуждения.
Неравенство религиозно оправдано неповторимо индивидуальной судьбой человеческой
личности в вечности. Это не значит, конечно, что не должно облегчать и улучшать
земной удел человека. Наоборот, это облегчение и улучшение есть исполнение
заповеди любви. Но это значит, что нельзя бунтовать против первооснов
божественного миропорядка, разрушать их и противополагать свой ограниченный и
произвольный смысл божественному смыслу жизни. Неравенство есть основа всякого
космического строя и лада, есть оправдание самого существования человеческой
личности и источник всякого творческого движения в мире. Всякое рождение света
во тьме есть возникновение неравенства. Всякое творческое движение есть
возникновение неравенства, возвышение, выделение качеств из бескачественной
массы. Само богорождение есть извечное неравенство. От неравенства родился и
мир, космос. От неравенства родился и человек. Абсолютное равенство оставило бы
бытие в нераскрытом состоянии, в безразличии, т. е. в небытии. Требование
абсолютного равенства есть требование возврата к исходному хаотическому и
темному состоянию, нивелированному и недифференцированному, это есть требование
небытия. Революционное требование возврата к равенству в небытии родилось из
нежелания нести жертвы и страдания, через которые идет путь к высшей жизни. Это
и есть самая страшная реакция, отрицание смысла всего творческого мирового
процесса. Пафос революции — реакционный пафос. Насильственное требование
уравнения, исходящее из низов хаотической тьмы, есть посягательство на
разрушение космического иерархического строя, образовавшегося творческим
рождением света во тьме, посягательство на разрушение и самой личности
человеческой, как иерархической ступени, как рожденной в неравенстве. Так
совершается посягательство на царственное место человека в космическом строе.
Ибо место это добывается страшным неравенством и выделением. Требование
равенства может быть распространено и на низшие, нечеловеческие ступени
космической жизни. В уравнительных неистовствах всегда поднимаются не
человеческие, но по существу уже аристократические начала, а низшие,
нечеловеческие начала в самом человеке, элементарные стихии, элементарные духи
природы. Во всех коммунистических движениях масс всегда чувствовалось что-то
нечеловеческое, восстание каких-то низших природных стихий, мешавших раскрытию
образа человеческого в самих массах. Нужно внести наконец разделяющий свет в
тьму ваших смешений. Пафос равенства есть зависть к чужому бытию, неспособность
к повышению собственного бытия вне взгляда на соседа. Неравенство же допускает
утверждение бытия во всяком, независимо от другого. Вы, уравнители в небытии,
любите пользоваться и христианством для своих целей, вы не прочь даже сослаться
на Евангелие, в которое вы не верите и которого вы не признаете. Но в
христианстве вы не можете найти для себя ничего, кроме внешних звуков и
непонятных для вас сочетаний слов. Вам нет доступа внутрь христианских тайн.
Христианство признает абсолютную ценность всякой человеческой души и
равноценность всех душ человеческих перед Богом. Но отсюда нельзя сделать
никаких благоприятных выводов для внешних механических уравнений и смешений.
Христианство не произвело восстания и революции даже против рабства на известной
ступени мирового развития, оно признавало лишь, что душа человека, находящегося
в рабском социальном состоянии, имеет абсолютную ценность и равна перед Богом
душе господина. Раб и господин могли быть братьями во Христе, и раб мог в церкви
Христовой занимать более высокое положение, чем господин. Христианское равенство
душ перед Богом принадлежит благодатному царству Духа и непереводимо на
социальную материальную плоскость. Для христианского сознания душа человеческая
имеет абсолютную ценность, но не имеет абсолютной ценности земная, эмпирическая
жизнь человека. Ценность, святыня, духовная реальность имеет большее значение,
чем земная эмпирическая жизнь людей, чем их благо и удовлетворение, чем самая
жизнь их. Христианство не боится страданий на земле, оно принимает их и признает
их значение в свершении судьбы человека. Для христианского сознания страдания и
слёзы очищают душу. Это сознание не учит возвращать билет Богу, как того требует
атеист Иван Карамазов во имя страданий людей, из невозможности осмыслить зло
жизни. С христианством вам нечего делать. Вы — отщепенцы от
христианства.
Вы шумно восстали на защиту постижимых
целей человеческой жизни против целей таинственных, в защиту человека против
Бога. Вы восстали против жертв, которых требует всё таинственное и великое. Во
имя понятного и рационального производите вы революции и восстания, во имя
мещанских утопий, понятного и малого земного благополучия каждого и всех
отвергаете вы величайшие святыни и ценности. Человеческое благо каждого и всех
противоположили вы сверхчеловеческим ценностям. И столкнулись два непримиримых
мировоззрения, два непримиримых чувства жизни. Мы, люди религиозного
мировоззрения и религиозного чувства жизни, религиозно принявшие божественный
порядок, склонившиеся перед религиозным смыслом жизни, мы принимаем жертвы
малой, близкой, понятной земной человеческой жизнью и земным человеческим благом
во имя таинственных и великих целей жизни человеческой и мировой. Мы не бунтуем
против истории и культуры, купленных дорогой ценой, жертвенной кровью
бесчисленных поколений наших предков. Мы религиозно отвергаем, как низменную и
предательскую, самую мысль о создании благополучия и блаженства на земле, в
которой схоронены все поколения наших страдавших и приносивших жертвы предков,
на кладбище великих покойников и великих памятников прошлого. Неблагородна и
безбожна сама эта мысль ваша освободить от жертв и страданий поколения грядущего
на счет поколений прошедших. С более глубокой, не материалистической и не
позитивистической точки зрения непонятно даже, почему поколения грядущие должны
для нас обладать большей реальностью и больше интересовать нас, чем поколения
прошедшие. Есть что-то низкое и безобразное в этом торжестве временного над
вечным. Вы, обращенные исключительно к грядущей благополучной жизни, находитесь
во власти духа смерти, а не духа жизни. Как глубок был Н. Федоров, когда он
поставил перед блудными сынами проблему воскрешения всех умерших предков. Это —
задача более радикальная, более великая и достойная, чем ваш рационалистический
и моралистический суд над историей, чем ваше истребление прошлого во имя блага
грядущего. В тот день, когда окончательно восторжествовала бы точка зрения блага
каждого и всех и победила бы точку зрения сверхличной и сверхчеловеческой
ценности и святыни, в мире невозможно было бы уже ничто великое, ничто истинно
могущественное и прекрасное. Жизнь человеческая пала бы до самых низин, она
стала бы элементарной и упрощенной, полуживотной жизнью.
Торжество точки зрения личного блага
привело бы к падению личности. К возвышению личности ведет лишь точка зрения
сверхличной ценности. Это — непререкаемый исторический факт, который требует
истолкования. Личность подымается и восходит, когда в ней раскрываются и
творятся сверхличные ценности. Человеческое в истинном смысле этого слова
утверждается, когда в нём утверждается божественное.
Всякая ценность есть лишь культурное
выражение божественного в исторической действительности. Божественное требует
жертв и страданий. Воля к божественному в человеке не дает ему успокоения, она
делает невозможным никакое благополучие на земле, она влечет его в таинственную
даль, к великому. Точка зрения личного блага каждого и всех направлена к
низвержению божественного, она по существу антирелигиозна. Жажда божественного в
человеческой душе действует, как пожирающий огонь, и сила этого огня может
произвести впечатление демонической. Многие из вас — моралистов — видят
демоническую силу во всякой исторической судьбе, в создании государств и
культур, в их славе и величии. Проблему эту с гениальной остротой чувствовал К.
Леонтьев, когда говорил: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей
всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели
пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь
шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали,
мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах
для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и
комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на
развалинах всего этого прошлого величия?» Вы стали за «индивидуальное» и
«коллективное» благодушествование, за серый социальный рай против Моисея и
гениального красавца Александра, против акрополей и пунических войн, против
апостолов и мучеников, против рыцарей, поэтов и живописцев. Прошлое величие
основано на жертвах и страданиях. Вы же не хотите более жертв и страданий во имя
таинственной дали, непонятной каждому в отдельности и всей массе в целом.
Прошлое величие хотите вы поставить на всеобщее голосование и отдать на суд для
всем понятного человеческого блага в этой краткой земной жизни. Но вы не знаете
и любви к ближнему, живому в плоти и крови, конкретному существу. Человек для
вас не ближний, а абстракция. Любовь к ближнему знает лишь христианство и
соединяет её с любовью к Богу.
Социологию вашу вы пробовали основать на
том ложном предположении, что общество должно быть однородным, упрощенным,
недифференцированным, для того чтобы личность была развитой, дифференцированной
и разнородной. Цветение личности, личности каждого и всех хотели вы связать с
отцветанием общества, государства, нации, с переходом их в состояние, которое К.
Леонтьев называл «упростительным смешением». У вас всегда было отвращение к
сложному цветению культуры, к славе и величию государств, к великой исторической
судьбе наций. В этом сложном цветении, в этой славе и величии видели вы угрозу
для личности, для её блага. Но поистине, вы всегда заботились не столько о
личности, сколько о равенстве личностей. Вы всё оглядывались на соседа каждой
личности и присматривались, чтобы он не оказался выше, не расцвел бы более
другого. Вас всегда интересовала безличная личность, личность всякого, уравнение
личностей. Но равенство ваше пребывает в каком-то промежуточном царстве небытия,
в пустоте, его нет ни в одной живой, конкретной личности. Во имя уравнения
личностей готовы вы истребить всякую личность, подрезать возможность всякого её
цветения. Поистине всякий творческий порыв в личности есть порыв к неравенству,
нарушение равенства, возвышение. Н. Михайловский со своей теорией борьбы за
индивидуальность был выразителем того социологического учения, по которому лишь
уравненное и упрощенное общество благоприятно расцвету каждой личности. Тому же
учил и Л. Толстой, но учение его было не социологическое, а
морально-религиозное. Моралистический индивидуализм Толстого требовал
прекращения всемирной истории, упразднения всех государств и всех культур, чтобы
центр тяжести жизни был окончательно перенесен в человеческую личность каждого и
всех. И Толстой, и Михайловский радикально отвергают общественное разделение
труда, как начало, враждебное личности. И социализм требует упрощения и смешения
общества, уравнения общественной среды и от этого ждет блага для личности
каждого и всех. Полярной противоположностью Михайловскому был К. Леонтьев,
мыслитель более глубокий и оригинальный, чем все ваши учителя и идеологи.
Сложное цветение личности связывал он со сложным цветением общества, со сложной
государственностью, с великой исторической судьбой наций. Упростительное
смешение общества, которое несет с собою торжество либерально-эгалитарного
прогресса, век демократии, связано с отцветанием личности, с обезличиванием, с
угашением личностей творческих и ярких. Век возрождения был веком сложного
цветения общества, огромных неравенств в строе общества, но он же был и веком
сложного цветения личностей, расцвета гениев. Святые были ярким и необычайным
проявлением личного начала, но наибольшее развитие святости бывало в эпохи
великих неравенств. В век равенства и упростительного смешения, в век торжества
демократии нет уже святости и гениальности, с которыми связаны величайшие победы
личного начала. Единство в разнообразии — критерий совершенной красоты культур.
Романтическое учение К. Леонтьева может получить и вполне научное
социологическое подтверждение. Так, Зиммель, в противоположность Михайловскому,
объективно обосновывает ту истину, что дифференцированность личности не обратно
пропорциональна, а прямо пропорциональна дифференцированности общества. Развитию
личности благоприятно не однородное и уравненное состояние общественной среды, а
дифференцированное и сложное её состояние. Без общественного разделения труда
никогда личность не могла бы подняться, не могла бы выделиться из
первоначального коммунизма равной тьмы. Индивидуальность, личность человеческая
не дана изначально в природном и историческом мире, она в потенциальном
состоянии дремлет в хаотической тьме, в зверином равенстве и освобождается,
поднимается и развивается лишь путем трагической истории, путем жертв и борьбы,
через величайшие неравенства и разделения, через государства и культуры с их
иерархическим строем и принудительной дисциплиной. Людям XX века, столь искушенным в познании, столь много
испытавшим, не пристало уже строить идиллические теории о благостном
естественном состоянии, о природном порядке, в котором будто бы торжествует
индивидуальное и личное начало, и о разрушении этого благостного состояния и
этого природного торжества индивидуальности и личности неравенством,
принуждением и дисциплиной государств и культур. Всякий раз, когда свергается
иерархический строй, когда хотят освободить личность от всякой дисциплины и
государства и культуры, подымается звериный хаос, истребляет личность, убивает
образ человека. Свобода личности всегда имеет своим коррелятивом тысячелетнюю
дисциплину сложной культуры, претворяющей хаос в космос. Всякий космический мир
— дифференцирован, основан на неравенствах и дистанциях. Личность утверждается и
расцветает в космическом мире, в космическом ладе общественной жизни. В мире
хаотическом, в массах, окончательно потерявших всякую иерархическую дисциплину,
личность отцветает и погибает.
Вы не знаете личности, вы утопили её в
массах. Вы потеряли чувство различий и дистанций. И связано прежде всего это с
тем, что вы перестали ощущать и сознавать радикальное зло человеческой природы.
Зло одержало над вами победу, заставив себя отрицать. Иные из вас готовы ещё
признать Бога в какой-то расплывчатой форме, но никто из вас не способен увидеть
зло. Это радикальное отрицание радикального зла получило наименование гуманизма.
Вы надеялись освободить человека путем отрицания зла. На этой безгрешности
человеческой природы, якобы испорченной и порабощенной иллюзиями религии,
насилиями государства и социальными неравенствами, построили вы свои теории
прогресса. В прошлом человечества вы видели много зла, но это не было
радикальное зло, заложенное в метафизической глубине, это всегда было зло
социальное, лежащее на поверхности общественной среды. В будущем же вы провидите
одно добро. Ваша социальная философия оптимистична. Гуманизм всегда
оптимистичен. Но есть ли основания для такого оптимизма, оправдывается ли он,
если заглянуть в глубину жизни? Я думаю, что социальный оптимизм всегда
поверхностен. Вашему гуманистическому оптимизму необходимо противопоставить
пессимизм более глубокий, суровый и здоровый. Ваш социальный оптимизм и ваша
социальная мечтательность говорят об отсутствии в вас необходимого для всякого
освобождения аскетизма, о распущенности вашего духа. Для духовного оздоровления
необходима аскетика, воздержание от нездоровой социальной мечтательности.
Розовые теории прогресса и совершенного грядущего общества слишком часто на
практике вели к жестокости и к понижению уровня человека. Гуманизм имел своё
значение в истории человеческой культуры и через него необходимо было пройти. Но
последние плоды гуманизма, как отвлеченного начала, истребляют человека, они —
самоубийственны. Это с глубокой остротой было сознано Ницше, после которого
невозможен уже пафос гуманизма.
Неблагородны и некрасивы самые духовные
основы вашего социально-революционного мироощущения и миросозерцания, темен
самый подпольный его источник. В основе этого мироощущения и миросозерцания
лежит психология обиды, психология пасынков Божиих, психология рабов. Сыны
Божий, свободные в духе своем, не могут иметь такого чувства жизни. Свободные
сыны Божий, сознающие своё высокое происхождение, не могут испытывать чувство
рабьей обиды, не могут сознавать себя духовными пролетариями, поднимающими
восстание, потому что им нечего терять и нечем дорожить. Поистине, существует не
только социальная, но и духовная категория пролетария, особый духовный тип. Этот
духовный тип пролетария делает все внешние революции, оторванные от глубины
жизни, от мирового целого. Обида, озлобление, зависть — вот душевная стихия, вот
подпольная психология духовного типа пролетария. На таком душевном основании
нельзя построить прекрасного и свободного человеческого общества. Свободные сыны
Божий чувствуют не обиду, а вину. Сознание вины соответствует царственному
достоинству человека, оно является печатью его богосыновства. И пролетарии по
своему социальному положению могут иметь это царственное, богосыновское
сознание, могут раскрыть в себе свободу духа. Благородство духа человеческого не
зависит от внешнего социального положения. Но когда обида, зависть и месть
отравили сердце человеческое, дух перестает быть свободным, он в рабстве, он не
сознает своего сыновства Богу. И потому истинные освободители человека должны
призывать его к сознанию вины, а не обиды, должны пробуждать в нём сознание
свободы сынов Божиих, а не рабства сынов праха, сынов необходимости. Вот почему
свободный в духе своем не может исповедовать пролетарско-революционного
миросозерцания.
[Н.А.Бердяев]
| [«Философия неравенства» - Оглавление] [Библиотека
«Вехи»]
©
2001, Библиотека «Вехи»