[Н.А.Бердяев]
| [«О
рабстве и свободе человека» - СОДЕРЖАНИЕ] |
[Библиотека «Вехи»]
Г л а в а II
6. РАБСТВО ЧЕЛОВЕКА У САМОГО СЕБЯ И
ПРЕЛЬЩЕНИЕ ИНДИВИДУАЛИЗМА
§
Последней истиной о рабстве человека является то, что человек есть раб у
самого себя. Он попадает в рабство у объектного мира, но это есть рабство у
собственных экстериоризаций. Человек находится в рабстве у разного рода идолов,
но это идолы, им созданные. Человек всегда является рабом того, что находится
как бы вне его, что отчуждено от него, но источник рабства внутренний. Борьба
свободы и рабства разыгрывается во внешнем, объективированном,
экстериоризированном мире. Но с экзистенциальной точки зрения это есть
внутренняя духовная борьба. Это следует уже из того, что человек есть микрокосм.
В универсальном, заключенном в личности, происходит борьба свободы и рабства, и
борьба эта проецируется в объективном мире. Рабство человека заключается не
только в том, что внешняя сила порабощает его, но ещё глубже, в том, что он
соглашается быть рабом, что он по-рабски принимает действие порабощающей его
силы. Рабство характеризуется как социальное положение людей в объективном мире.
Так, например, в тоталитарном государстве все люди рабы. Но это не есть
последняя истина феноменологии рабства. Было уже сказано, что рабство есть
прежде всего структура сознания и известного рода объективная структура
сознания. «Сознание» определяет «бытие», и лишь во вторичном процессе «сознание»
попадает в рабство к «бытию». Рабье общество есть порождение внутреннего рабства
человека. Человек живет во власти иллюзии, которая так сильна, что
представляется нормальным сознанием. Иллюзия эта выражается в обычном сознании,
что человек находится в рабстве у внешней силы, в то время как он находится в
рабстве у самого себя. Иллюзия сознания иная, чем та, которую разоблачили Маркс
и Фрейд. Человек рабски определяет своё отношение к «не-я» прежде всего потому,
что определяет рабски своё отношение к «я». Отсюда совсем не вытекает той рабьей
социальной философии, согласно которой человек должен терпеть внешнее социальное
рабство и лишь внутренне освобождать себя. Это есть совершенно ложное понимание
отношения между «внутренним» и «внешним». Внутреннее освобождение непременно
требует и внешнего освобождения, разрушения рабьей зависимости от социальной
тирании. Свободный не может терпеть социального рабства, но он в духе остается
свободным и в том случае, если не в силах победить внешнего, социального
рабства. Это есть борьба, которая может быть очень трудной и длительной. Свобода
предполагает преодолеваемое сопротивление.
Эгоцентризм есть первородный грех человека, нарушение истинного
отношения между «я» и его другим, Богом, миром с людьми, между личностью и
универсумом. Эгоцентризм есть иллюзорный, извращенный универсализм. Он дает
ложную перспективу на мир и на всякую реальность в мире, есть потеря способности
истинного восприятия реальностей. Эгоцентрик находится во власти объективации,
которую хочет превратить в орудие самоутверждения, и это самое зависимое
существо, находящееся в вечном рабстве. Тут скрыта величайшая тайна
человеческого существования. Человек — раб окружающего внешнего мира, потому что
он раб самого себя, своего эгоцентризма. Человек рабски подчиняется внешнему
рабству, исходящему от объекта, именно потому, что он эгоцентрически
самоутверждается. Эгоцентрики обыкновенно бывают конформистами. Тот, кто раб
самого себя, теряет самого себя. Рабству противоположна личность, но эгоцентризм
есть разложение личности. Рабство человека у самого себя есть не только рабство
у своей низшей, животной природы. Это грубая форма эгоцентризма. Человек бывает
рабом и своей возвышенной природы, и это гораздо важнее и беспокойнее. Человек
бывает рабом своего рафинированного «я», очень отошедшего от «я» животного, он
бывает рабом своих высших идей, высших чувств, своих талантов. Человек может
совсем не замечать, не сознавать, что он и высшие ценности превращает в орудие
эгоцентрического самоутверждения. Фанатизм есть именно такого рода
эгоцентрическое самоутверждение. В книгах о духовной жизни рассказывается, что
смирение может превратиться в величайшую гордость. Нет ничего более
безвыходного, чем гордость смиренных. Тип фарисея есть тип человека, у которого
преданность закону добра и чистоты, возвышенной идее превратилась в
эгоцентрическое самоутверждение и самодовольство. Даже святость может
превратиться в форму эгоцентризма и самоутверждения и сделаться
лжесвятостью.
Возвышенный идеальный эгоцентризм есть всегда идолотворение и ложное
отношение к идеям, подменяющее отношение к живому Богу. Все формы эгоцентризма,
от самых низменных до самых возвышенных, всегда означают рабство человека,
рабство человека у самого себя, а через это и рабство и окружающего мира.
Эгоцентрик есть существо порабощенное и порабощающее. Существует порабощающая
диалектика идей в человеческом существовании, это есть диалектика
экзистенциальная, а не логическая. Нет ничего страшнее человека, одержимого
ложными идеями и самоутверждающегося на почве этих идей, это тиран и самого себя
и других людей. Эта тирания идей может стать основой государственного и
социального строя. Религиозные, национальные, социальные идеи могут играть такую
роль поработителей, одинаково идеи реакционные и революционные. Странным образом
идеи поступают на службу эгоцентрических инстинктов, и эгоцентрические инстинкты
отдаются на службу попирающих человека идей. И всегда торжествует рабство
внутреннее и внешнее. Эгоцентрик всегда попадает во власть объективации.
Эгоцентрик, рассматривающий мир как своё средство, всегда выбрасывается во
внешний мир и зависит от него. Но чаще всего рабство человека у самого себя
принимает форму прельщения индивидуализма.
§
Индивидуализм есть явление сложное, которое нельзя просто оценивать.
Индивидуализм может иметь и положительное и отрицательное значение. Часто
индивидуализмом называют персонализм, вследствие терминологической неточности.
Человека называют индивидуалистом по характеру или потому, что он независим,
самобытен, свободен в своих суждениях, не смешивается с окружающей средой и
возвышается над ней, или потому, что он изолирован в себе, неспособен к общению,
презирает людей, эгоцентричен. Но в строгом смысле слова индивидуализм
происходит от слова «индивидуум», а не «личность». Утверждение верховной
ценности личности, защита её свободы и права реализовать жизненные возможности,
стремление её к полноте не есть индивидуализм. О различии между индивидуумом и
личностью было достаточно сказано. У Ибсена в «Пер Гюнте» раскрывается
гениальная экзистенциальная диалектика индивидуализма. Ибсен ставит проблему,
что значит
быть самим собой, быть верным самому себе? Пер Гюнт хотел быть самим
собой, быть оригинальным индивидуумом, и он совершенно потерял и загубил свою
личность. Он именно был рабом самого себя. Эстетизирующий индивидуализм
культурной элиты, который раскрывается в современном романе, есть разложение
личности, распадение целостной личности на разорванные состояния и рабство
человека у этих своих разорванных состояний. Личность и есть внутренняя
целостность и единство, овладение самим собой, победа над рабством. Разложение
личности есть распадение на отдельные самоутверждающиеся интеллектуальные,
эмоциональные, чувственные элементы. Разлагается сердечный центр человека.
Только духовное начало поддерживает единство душевной жизни и созидает личность.
Человек попадает в самые разнообразные формы рабства, когда он может
противопоставлять порабощающей силе лишь разорванные элементы, а не целостную
личность. Внутренний источник рабства человека связан с автономией разодранных
частей человека, с утратой внутреннего центра. Разорванный на части человек
легко поддается аффекту страха, а страх и есть то, что более всего держит
человека в рабстве. Страх побеждается целостной, централизованной личностью,
напряженным переживанием достоинства личности, его не могут победить
интеллектуальные, эмоциональные, чувственные элементы человека. Личность есть
целое, противостоящий же ей объективированный мир частичен. Но сознавать себя,
как целое, противящееся со всех сторон объективированному миру, может только
целостная личность, образ высшего бытия. Рабство человека у самого себя,
делающее его рабом «не-я», всегда означает разорванность и раздробленность.
Всякая одержимость, низкой ли страстью или высокой идеей, означает утерю
духовного центра человека. Ложна старая атомистическая теория душевной жизни,
которая выводит единство душевного процесса из особого рода психической химии.
Единство душевного процесса относительно и легко опрокидывается. Синтезирует и
приводит к единству душевный процесс активное духовное начало. Это и есть
выработка личности. Центральное значение имеет не идея души, а идея целостного
человека, объемлющего духовное, душевное и телесное начало. Напряженный
витальный процесс может разрушить личность. Воля к могуществу опасна не только
для тех, на кого она направлена, но и для самого субъекта этой воли, она
действует разрушительно и порабощает человека, допустившего себя до этого
одержания волей к могуществу. У Ницше истина создается витальным процессом,
волей к могуществу. Но это есть самая антиперсоналистическая точка зрения. Воля
к могуществу не дает возможности узнать истину. Истина никаких услуг не
оказывает стремящимся к могуществу, т. е. к порабощению. В воле к могуществу
действуют центробежные силы в человеке, обнаруживается неспособность владеть
собой и противиться власти объектного мира. Рабство у самого себя и рабство у
объективного мира есть одно и то же рабство. Стремление к господству, к
могуществу, к успеху, к славе, к наслаждению жизнью всегда есть рабство, рабье
отношение к себе и рабье отношение к миру, ставшему предметом вожделения,
похоти. Похоть власти есть рабий инстинкт.
Одна из человеческих иллюзий есть уверенность, что индивидуализм есть
противоположение индивидуального человека и его свободы окружающему миру, всегда
стремящемуся его насиловать. В действительности индивидуализм есть объективация
и связан с экстериоризацией человеческого существования. Это очень прикрыто и не
сразу видно. Индивидуум есть часть общества, часть рода, часть мира.
Индивидуализм есть изоляция части от целого или восстание части против целого.
Но быть частью какого-либо целого, хотя бы восстав против этого целого, — значит
уже быть экстериоризированным. Лишь в мире объективации, т. е. в мире
отчужденности, безличности и детерминизма, существует то отношение части и
целого, которое обнаруживается в индивидуализме. Индивидуалист изолируется и
самоутверждается в отношении к универсуму, он воспринимает универсум
исключительно как насилие над ним. В известном смысле индивидуализм есть
обратная сторона коллективизма. Утонченный индивидуализм нового времени,
которое, впрочем, стало очень старым, индивидуализм, идущий от Петрарки и
Ренессанса, был бегством от мира и общества к самому себе, к собственной душе, в
лирику, поэзию, музыку. Душевная жизнь человека очень обогатилась, но
подготовлялись и процессы диссоциации личности. Совершенно другое значит
персонализм. Личность включает в себя универсум, но это включение универсума
происходит не в плане объектности, а в плане субъектности, т. е.
экзистенциальности. Личность сознает себя вкорененной в царство свободы, т. е. в
царство духа, и оттуда черпает свои силы для борьбы и активности. Это и значит
быть личностью, быть свободным. Индивидуалист же, в сущности, вкоренен в
объективированном мире, социальном и природном, и при этой вкорененности хочет
себя изолировать и противопоставить себя тому миру, к которому принадлежит.
Индивидуалист есть, в сущности, человек социализированный, но переживающий эту
социализированность как насилие, страдающий от нее, изолирующий себя и бессильно
восстающий. Это есть парадокс индивидуализма. Например, ложный индивидуализм
обнаруживается в либеральном социальном строе. В этом строе, который фактически
был строем капиталистическим, индивидуум был раздавлен игрой экономических сил и
интересов, он раздавлен сам и раздавливал других. Персонализм имеет тенденцию
коммюнотарную, хочет установить братские отношения между людьми. Индивидуализм
же в социальной жизни устанавливает волчьи отношения между людьми. Замечательно,
что великие творческие люди в сущности никогда не были индивидуалистами. Они
бывали одинокими и непризнанными, бывали в остром конфликте с окружающей средой,
с установленными коллективными мнениями и суждениями. Но они всегда сознавали
свою призванность к служению, они имели универсальную миссию. Нет ничего более
ложного, чем сознание своего дара, своего гения, как привилегии и как оправдания
индивидуалистической изоляции. Есть два разных типа одиночества — одиночество
творческой личности, переживающей конфликт внутреннего универсализма с
объективированным универсализмом, и одиночество индивидуалиста,
противополагающего этому объективированному универсализму, к которому он, в
сущности, принадлежит, свою опустошенность и бессилие. Есть одиночество
внутренней полноты и одиночество внутренней пустоты. Есть одиночество героизма и
одиночество пораженности, одиночество как сила и одиночество как бессилие.
Одиночество, находящее себе лишь пассивное эстетическое утешение, принадлежит
обыкновенно ко второму типу. Лев Толстой чувствовал себя очень одиноким,
одиноким даже среди своих последователей, но он принадлежал к первому типу. К
первому типу принадлежит всякое профетическое одиночество. Поразительно, что
одиночество и отчужденность, свойственные индивидуалисту, обыкновенно приводят к
подчинению ложным общностям. Индивидуалист очень легко делается конформистом и
подчиняется чужому миру, которому ничего не может противопоставить. Примеры
этому даны в революциях и контрреволюциях, в тоталитарных государствах.
Индивидуалист — раб самого себя, он прельщен рабством у собственного «я», и
потому он не может противостоять рабству, идущему от «не-я». Личность же есть
освобождение и от рабства «я» и от рабства «не-я». Человек всегда есть раб
«не-я» через «я», через состояние, в котором «я» находится. Порабощающая сила
объектного мира может сделать личность мучеником, но не может сделать
конформистом. Конформизм, который есть форма рабства, всегда пользуется теми или
иными соблазнами и инстинктами человека, теми или иными порабощениями у
собственного «я».
Юнг устанавливает два психологических типа — интервертированный,
обращенный внутрь, и экстервертированный, обращенный вовне. Это различие
относительно и условно, как и все классификации. В действительности в одном и
том же человеке может быть и интервертированность и экстервертированность. Но
меня интересует сейчас другой вопрос. В какой мере интервертированность может
означать эгоцентризм, а экстервертированность — отчуждение и экстериоризацию?
Извращенная, т. е. утерявшая личность, интервертированность есть эгоцентризм, а
извращенная экстервертированность есть отчуждение и экстериоризация. Но
интервертированность сама по себе может означать углубление в самого себя, в
раскрывающийся в глубине духовный мир, как экстервертированность может означать
творческую активность, направленную на мир и людей. Экстервертированность может
означать также выбрасывание человеческого существования вовне и значит
объективацию. Эта объективация создается известной направленностью субъекта.
Замечательно, что рабство человека одинаково может быть результатом того, что
человек исключительно поглощен своим «я» и сосредоточен на своих состояниях, не
замечая мира и людей, и тем, что человек выброшен исключительно вовне, в
объективность мира и теряет сознание своего «я». И то и другое есть результат
разрыва между субъективным и объективным. «Объективное» или целиком поглощает и
порабощает человеческую субъективность, или вызывает отталкивание и отвращение,
изолируя и замыкая в себе человеческую субъективность. Но такое отчуждение,
экстериоризация объекта в отношении к субъекту и есть то, что я называю
объективацией. Поглощенный исключительно своим «я», субъект есть раб, как раб
субъект, целиком выброшенный в объект. И в том и в другом случае личность
разлагается или она ещё не формировалась. На первичных стадиях цивилизации
преобладает выброшенность субъекта в объект, в социальную группу, в среду, в
клан, на вершинах цивилизаций преобладает поглощенность субъекта своим «я». Но
на вершинах цивилизации происходит и возврат к первобытной орде. Свободная
личность есть редкий цветок мировой жизни. Огромное большинство людей не состоит
из личностей, личность у этого большинства или ещё в потенции, или уже
разлагается. Индивидуализм совсем не значит, что личность подымается, или
означает это лишь вследствие неточного употребления слов. Индивидуализм есть
натуралистическая философия, персонализм же есть философия духа. Освобождение
человека от рабства у мира, от порабощенности его внеположными силами есть
освобождение от рабства у самого себя, у порабощающих сил его «я», т. е. от
эгоцентризма. Человек разом должен быть духовно интервертированным,
интериоризированным и экстервертированным, в творческой активности выходящим к
миру и людям.
[Н.А.Бердяев]
| [«О
рабстве и свободе человека» - СОДЕРЖАНИЕ] |
[Библиотека «Вехи»]
ã 2001, Библиотека
«Вехи»