— политический термин, до некоторой степени соответствующий географическому, — Таримский бассейн. Он установился сравнительно очень недавно, взамен прежних: более распространенного — Малой Бухарии и менее известных — Алтышара (шестиградие) и Джеттышара (семиградие). В. Туркестан обнимает собой территорию, не только обладающую естественными границами, но и населенную одной расой, исповедующей одну религию, говорящей одним языком и, несмотря на свое разделение на естественные центры (округа), имевшую общую историю и судьбу. В настоящее время В. Туркестан составляет часть Си-Цзяньской провинции Китайской империи, и в гражданском отношении непосредственно подчиняется трем начальникам областных управлений — дао-тай'ям: кашгарскому — округа Хотанский (города: Черчень, Керия, Ния, Хотан и Кара-Каш), Яркентский (города: Каргалык и Яркент) и Кашгарский (города: Янги-Гиссар, Кашгар и несколько больших селений с общим названием — Артыш); аксуйскому — округа Аксуйский (города: Уч-Турфан и Аксу), Кучаский (города: Бай и Куча) и Курля-Карашарский, который занимает все течение нижнего Тарима с Лоб-Нором включительно (города: Курля и Карашар — резиденция торгоутского вана), и урумчинскому, которому, кроме городов Бей-лу, подчинены два округа восточного Тянь-Шаня: Турфанский (города: Токсун, Турфан, Лукчин — резиденция турфанского вана — и Пичан) и Хамийский (города: Комуль или Хами -резиденция хамийского вана). Дао-таи подчинены фан-тэю, т. е. председателю казенной палаты, а этот последний — губернатору, соединяющему в лице своем власть гражданскую и военную. Последняя опирается на ничтожное количество регулярных войск, расположенных главнейшим образом в областных городах Аксу и Кашгаре. Общая численность их около пяти тысяч плохо вооруженных и экипированных пеших и конных китайских солдат и несколько тысяч местной милиции; полевой артиллерии в В. Туркестане нет, крепостная же состоит из немногих "лигуа", т. е. старинных китайских орудий.

В. Туркестан с трех сторон замкнут горами: на севере — Тянь-Шанем, на западе — Памиром и на юге — Куень-Люнем; с востока же, за долиной реки Тарим, его ограничивает Бей-Шань, т. е. та горная область, которая, постепенно расширяясь и повышаясь, на дальнем Востоке неоднократно сливается, с одной стороны с отрогами Тянь-Шаня, с другой — с хребтами Куень-Люньской горной системы (Алтын-таг и Нянь-Шань). В. Туркестан представляет отовсюду замкнутую и вытянутую по параллели котловинообразную равнину, разделенную невысокой Токсунской грядой на две очень неравные части: юго-западную — Таримский бассейн и северо-восточную — впадину Асса, с более высоко лежащей Хамийской долиной. Приблизительное отношение их площадей равняется 40:1; наименьшая абсолютная высота первой (озеро Лоб-Нор) вычислена в 2500 английских футов (около 457 метров) над уровнем воды в океане; второй — в 164 фута (50 м) ниже этого уровня (Лукчин-Кыр), в первую собираются воды с Куень-Люня, Памира и Тянь-Шаня, а во вторую только несколько ничтожных речушек, сбегающих с южных склонов Катун-Богдо и Богдо-Оло. Хотя Лоб-Нор лежит и в юго-восточном углу рассматриваемой страны, тем не менее падение всей площади направлено на север, о чем свидетельствуют не только течения рек (Яркент-Дарьи, Хотанской и др.), но и две гипсометрические линии, проведенные: одна — вдоль Тянь-Шаня, другая — вдоль Куень-Люня. Внутренняя часть этой страны, общая площадь которой приблизительно равняется 712000 кв. км, представляет песчаную степь, которая на западе, между Яркентом и Янги-Гиссаром, начинается узкой холмистой полосой, но к востоку быстро расширяется и образует самую страшную в Средней Азии пустыню, почти лишенную воды и органической жизни. Пески нагромождаются здесь повсеместно такими высокими грядами, что туземцы справедливо называют их Кум-тау, т. е. песчаными горами; пески эти подвижны; почвой им служит мелкогалечная степь, по которой, в зависимости от двух господствующих здесь ветров, северо-восточного и западного, они и укладываются меридиональными гривами. Материалом для образования этих сыпучих песков, засыпавших уже, по-видимому, немало оазисов, между прочим, служили и горы Бей-Шаня, сложенные по преимуществу из древних песчаников и кристаллических горных пород и сглаженные теперь до степени цепей округлых холмов. Местности, прилегающие к горам, представляют также безотрадную картину каменистых степей: щебневых и галечных, а также лёссовых и солончаково-глинистых, пустынность коих была бы не меньшая, чем в только что описанной внутренности Восточного Туркестана, если бы кое-где не прорезали их реки, воды коих, при людском посредстве, преображают эти участки пустыни в богатейшие оазисы, знаменитые не только своей древностью, но и чрезвычайной производительностью. Эти оазисы (Черчень, Ния, Керия, Хотан, Каргалык, Яркент, Янги-Гиссар, Кашгар, Артышь, Уч-Турфан, Аксу, Бай, Куча, Курля, Карашар, Токсун, Турфан, Лукчун, Пичан, Хами и несколько других, более мелких), расположенные у подножий величайших гор земного шара, окружают пустыню почти сплошным кольцом зелени, смыкающимся на востоке небольшими оседлостями Лоб-Нора и нижнего течения Тарима. Последний пропадает в Лоб-Норе, который, таким образом, является единственным резервуаром всех водных осадков, выпадающих на пространстве Восточного Туркестана. Лоб-Нор описывается как ряд мелких и незначительных озер, окруженных болотами. В сравнении с площадью всего Восточного Туркестана количество выпадающих осадков ничтожно, чему, без сомнения, причиной являются горы, нагромоздившиеся на юге, севере и западе и оставившие доступ только сухим северо-восточным ветрам; не менее, впрочем, здесь обыкновенны западные ветра; но они также не заносят влаги в пустыню; в общем же, можно сказать, в восточной части Таримского бассейна преобладают сухие северо-восточные ветра, в западной — сухие же западные. Влага приносится из-за Тянь-Шаня и Куень-Люня, причем снега и дожди на северной линии выпадают преимущественно не ниже 5000 футов (1500 м) над уровнем моря, а на южной не ниже 6000 футов (800 м), т. е. только в верхних горизонтах культурной зоны, совершенно почти не достигая центральных частей пустыни, где дождь или снег совершенная редкость. Климат Восточного Туркестана строго континентальный, т. е. сухой, со значительными суточными и годовыми амплитудами. Несмотря на столь неблагоприятные особенности, Восточный Туркестан служит издавна очагом культуры. Кто были первыми его обитателями — неизвестно, но по немногим, дошедшим до нас сведениям, можно думать, что арийцы; по крайней мере, известно, что задолго до нашей эры, где-то около Памира, может быть даже и в В. Туркестане, жили саки, тохары и хаса (ср. Кассийские горы у Птолемея и современный Кашгар), т. е. племена арийского корня (см. Лассен, "Indische Alterthumskunde", I, 801, 1023—1024). Косвенно убеждают нас в том же китайские летописи, характеризующие население В. Туркестана в таких выражениях: "от Гаочана (ныне Турфана) на запад жители всех владений имеют впалые глаза и выпуклый нос". Первые точные сведения о В. Туркестане дает "История старшего китайского дома Хань". За 102 года до Р. Х. (поход императора Вуди на Давань, т. е. Фергану), весь В. Туркестан распадался на тридцать самостоятельных владений, жители которых вели оседлую жизнь, имели города, земледелие и скотоводство и в обычаях своих отличались от кочевников, хуннов — на востоке и уссуней — на северо-западе. Об одном из них, Лунь-ту (современный Бугур), говорится, что город этот был взят китайцами приступом, население в нем поголовно вырезано, а затем заменено военными поселенцами. Такие же военные поселения заведены были китайцами несколько позднее между Цзя-Юй-Гуанью и Лоб-Нором. Когда хунны покорились китайским императорам, весь В. Туркестан, под именем Западного края, вошел в состав Китайской империи (39 г. до Р. Х.) и получил правителя с титулом охранителя Западного края. Резиденцией этого китайского сановника был, по-видимому, Бугур (Улей). Одновременно с этим владением, несомненно, уже существовали тогда: Черчень (Цинь-Цзюэ), Ния (Ни-ян), Керия (Уми), Хотан (Юй-тянь), Яркент (Соцзюй), Таш-Курган (Уто), Кашгар (Сулэ), Карашар (Юань-цюй), Токсун (Хуху), Куча (Гуцы), Турфан (Чешы), Сын-гим (Шань-го), Кара-Хочжа (Хара-Хото, Гаочан), а, может быть, и все остальные современные оседлости Восточного Туркестана. Восточный Туркестан находился в тесных и, по-видимому, постоянных сношениях с царством голубоглазых и русых уссуней. Из китайских же источников видно, что уже в то время существовали в пределах В. Туркестана те же пути, по которым и ныне ходят здесь караваны: одна из этих главных дорог проходила у подножий Тянь-Шаня, другая — вдоль Северной Куень-Люньской гряды. Соединялись они в царстве Леулян (Лоп), после чего песками Бай-лунь-дуй выходили к Са-Чжоу. Последний путь ныне заброшен, трудно, впрочем, сказать, почему: пески ли стали менее проходимы (они и тогда рисовались мрачными красками), открытый ли впоследствии (3 г. до Р. Х.) прямой путь в тянь-шаньские земли представлял больше удобств и меньше опасностей, или, может быть, послужила тому причиной гибель целой группы владений вдоль подножий Алтын-тага, по Черченской реке и Тариму, результатом чего явились непроглядные пустыри там, где некогда процветала культура. С западными владениями: Бактрианой (Дася), Кабулистаном (Чжибинь) и Ферганой (Давань) пути сообщения те же: через Сарыкол (Уто) и Памир — южная дорога, а через Кашгар (Сулэ) и Терек-даван — северная дорога; в землю уссуней, т. е. в Илийский край, обыкновенно проникали через Музарт.

Первые ½ столетия нашей эры китайцы то утверждались в В. Туркестане, то были изгоняемы оттуда; кроме того, было множество междоусобий и в середине II столетия после Р. Х. Восточный Туркестан снова представлялся страной, разделенной на тридцать отдельных владений, дальнейшая судьба которых до VII столетия нам почти совсем неизвестна. Два крупных явления ознаменовали этот темный период: введение буддизма и основание значительного Гао-Чанского владения на месте прежнего Чешы'ского, правитель которого, гонимый гаогюйцами, со всем народом своим бежал в Карашар. Родоначальником последней Гао-Чанской династии был китаец Кюй-га (497); администрация устроена была отчасти на китайский образец, китайский язык и письмо были во всеобщем употреблении; но наряду с этим никогда не переставало существовать и другое, "варварское" письмо (уйгурское?), "варварское" одеяние, язык и обычаи. Кроме буддизма, в Гаочане, по-видимому, распространено было и христианское учение (несториане). В начале VII века мы застаем в Восточном Туркестане только следующие 6 владений: Гаочан, Карашар, Куча, Цзимо (древнее Гумо-Бай?), Кашгар и Хотан; к Востоку продолжали еще существовать Ния и Черчень (Цзинь-Цзюэ); но насколько были они тогда самостоятельны — сказать трудно. К тому же дорога из Хэ-си (китайские земли по северному склону Нань-Шаня) через Лоб-Нор и по Тариму уже закрылась (во времена Суйской династии), мелкие владения у подножия Алтын-тага перестали существовать, и Черчень, славившаяся когда-то своим богатством, осталась в стороне от общей жизни В. Туркестана, обнищала и захирела. Пользуясь междоусобием карашарского и гаочанского владетелей, китайцы овладевают сперва Гаочаном (640), переименовывают его в провинцию Си-Чжоу, назначают туда правителя Западного края, последнего же представителя династии Кюй отправляют в Пекин; затем последовательно овладевают Карашаром и Кучей и обращают: первый в китайскую область "Фу", а вторую — в "Чжеу". Та же участь постигла впоследствии Хотан и Кашгар. Во всех этих городах поставлены были военные посты и гарнизоны, а начальство над ними было вверено китайскому наместнику, переведенному из Гаочана в Кучу. К концу VII в. В. Туркестан, за исключением, может быть, таких отдаленных владений, как Сарыкол, всецело признавал власть Китая. Но господство последнего продолжалось недолго: к 670 г. В. Туркестан стал достоянием тибетцев, которые и владели им 22 года; в 692 г. китайцы, однако, снова берут верх, вытесняют тибетцев и распространяют свое влияние даже на Фергану и Самарканд. Столетие спустя тибетцы усиливаются, забирают западные провинции застенного Китая, а вместе с ними и весь В. Туркестан; но вскоре за тем стало клониться к упадку и могущество тибетцев. Преемниками им в господстве над странами в бассейне Тарима являются со второй половины IX века кочевники хой-хэ, которых следует отождествить с уйгурами мусульманских писателей. Разбитые в 840 г. киргизами, хой-хэ распадаются на несколько ханств, из коих наиболее значительными становятся Гань-Чжоу'ское (в бывшей Китайской провинции Хэ-си) и Гаочанское. Гаочанские хой-хэ ассимилируются с коренными жителями этого владения, переходят к земледелию и образуют сильное государство. Затем долгое время страна переходила из рук в руки, причем, однако, уйгуры держались до XII столетия, т. е. до появления Чингисхана, к которому поехал на поклон уйгурский идикот Бурчак, что спасло его маленькое владение от гибели в то самое время, когда сильнейшие царства теряли свою независимость и исчезали целые племена, бесследно поглощаемые полчищами завоевателей. Подобная судьба постигла и два других владения бассейна Тарима: Хотан и Кашгар. Период между IX и XI столетиями, несмотря на продолжительные вассальные отношения к Китаю, был самым блестящим для Хотана. Его владетели стали даже пользоваться титулом августейшего хагана (хэулинь-хэхань); торговля же до такой степени развилась, что для ее поддержания хотанцы решаются снарядить целую экспедицию в страну тангутов. В начале XII в. Хотан становится добычей кара-киданцев, скоро уступающих место монгольскому владычеству. В. Туркестаном Чингисхан овладел быстро и почти без сопротивления со стороны туземного населения. После смерти этого завоевателя бассейн Тарима вместе с Или, Южной Джунгарией и Мавераннагром достались в удел Джагатаю, который, как и все его преемники, сам оставаясь в Или, управлял им оттуда при посредстве доверенных лиц. Это продолжалось сто тридцать лет, т. е. до времен Эмира Тамур-Гурекан-хана. Уйгурия же тем временем находилась в зависимости от "великих хаганов", сидевших первоначально в Монголии, а потом в Китае, и управлялась династией прежних владельцев под надзором присылавшегося хаганами темника. Таким образом в судьбе Гаочана снова обнаруживается отдельность от жизни прочих частей В. Туркестана. В то время, как эти части страны все более и более подчиняются общему складу мусульманской жизни и давлению переворотов, совершающихся в западной Азии, Гаочан остается в тесной связи с восточно-азиатским миром, как в политическом, так и в культурном отношении, и долее хранит верность буддизму. Тем не менее в это время, по словам Иоанна Плано-Карпинского и Вильгельма Руисброка, в Уйгурии, наряду с буддистами и христианами Несториева толка, уже повсеместно жили и мусульмане. Уйгурия в это время славилась своим богатством. Когда императоры нуждались в деньгах, гаочанцы служили им банкирами: так, при Угедэе выплачено было им в счет долга 76000 серебряных слитков; когда надо было князьям крови и другим сильным людям добыть жемчуга и драгоценных камней, в Уйгурию же посылали они за всем этим, как в другие места — за соколами и кречетами. Тамур хотя и разгромил Джагатаидов, но, по-видимому, не отнимал у них Восточного Туркестана, который продолжал управляться наместниками последних. Только впоследствии уже, и то на короткое время, Шахрух отнял у Джагатаидов Кашгар и Яркент. Пользуясь слабостью могулистанских ханов, вассальные правители В. Туркестана объявили себя независимыми и один из них (Абу-бекр) почел себя даже настолько сильным, что вступил в борьбу с бывшими своими сюзеренами. Борьба эта привела к новому подчинению бассейна Тарима Джагатаидам (1514), под управлением которых В. Туркестан более столетия пользовался не только спокойствием, но и таким могуществом, какого не имел ни позже, ни раньше. В это время Уйгурия успела уже потерять свою самостоятельность. Турфанская область присоединена была еще Хызр-Ходжой (в середине XIV в.) к наследственным землям Джагатаева улуса. Комулем же завладели китайцы (династия Мин).

В начале XVII века в областях, сопредельных с Тянь-Шанем, быстро стало расти могущество джунгаров или калмыков. Джагатаиды были оттеснены на запад, а Или захвачен. С этого времени начались их грабительские набеги на соседний В. Туркестан. Доведенный до изнеможения, Джагатаид Турфанский становится в вассальные отношения к маньчжурскому императору Шун-чжи (1646 г.); но это не избавляет Уйгурии от калмыцкого ига. В 1670-х годах хонтайцзы Галдан-Бошокту овладевают не только Турфаном и Хами, но и всеми остальными городами В. Туркестана. Период господства калмыков (с 1670 г. до середины XVIII в.) был самым тяжелым в жизни В. Туркестана не столько потому, что жители должны были выплачивать в пользу джунгарских хонтайцзев громадные суммы денег, сколько вследствие междоусобной войны белогорских и черногорских ходжей. Ради торжества партии руководители решались на самые безрассудные предательства, отдавая государство в руки исконных врагов В. Туркестана. В результате появилась новая зависимость от Китая. Китайцы нашли весь край разоренным и до такой степени обнищавшим, что люди едва прокармливали себя; это не помешало им обложить западные города тяжелой податью, в размере, по-видимому, превышавшем 400000 руб. Обложению подверглись также все промыслы и торговля. В еще более грустном положении находилась столь прежде славная богатством своим Турфанская область (Уйгурия). Истощенные джунгарскими поборами, турфанцы, с князьями своими во главе, еще в 1732 г. выселились в окрестности Гань-Чжоу, но в 1755 г., в количестве 3000 семейств, снова вернулись на родину. Хамийская область между тем была вовсе освобождена от налогов. Народ все еще, как видно, не мог справиться с последствием погрома, каким сопровождалось нашествие Рабдан-Церена (1713). С 1765 по 1826 г. В. Туркестан пользовался сравнительным покоем. Вспыхнувшее было восстание в Уч-Турфане немедленно было подавлено и все его население вырезано; другие города, обедневшие, обессиленные, видя печальную участь Уч-Турфана, безропотно выносили китайский гнет, но, по-видимому, ни на минуту не расставались с мыслью избавиться от этой тяжелой опеки. Иначе трудно объяснить себе тот успех, который имел здесь Джегангир-ходжа, явившийся в Кашгарскую область в 1826 г. во главе всякого сброда. С помощью сбежавшихся отовсюду кашгарцев он наголову разбил китайского Цзянь-Цзюня и вступил, при радостных криках народа, в Кашгар. При этой вести восстали Янги-Гиссар, Яркент и Хотан, а вслед за тем пало и китайское укрепление у Кашгара; бежавшие оттуда китайцы, за исключением 400 человек, обращенных в Ислам, были перебиты. Ходжа, однако, медлил, ожидая подкреплений, спешивших к нему отовсюду, и дал этим возможность китайцам не только оправиться, но и сосредоточить в Аксу значительный корпус. Тем не менее, несмотря на неудачу при первом столкновении с китайцами, ходжа вслед же за тем разбил их наголову. Плодами этой победы ему воспользоваться не пришлось: нашлись изменники, выдавшие его китайцам (1828) — он был отправлен в Пекин и там изрезан на части.

Подобный же неудачный исход имели и все другие попытки белогорских ходжей восстановить свою власть в городах Таримского бассейна. Таких попыток было пять: Мохаммед-Юсуфа-ходжи в 1830 г., Ишан-хан-тюри (Катта-хан) в 1847 г., Кичик-хана-тюри и Вали-хана в 1855 и 1856 гг., наконец, еще раз Вали-хана в 1857 г. (см.). Все они сопровождались грабежом, насилиями, поголовными избиениями и такими обширными эмиграциями восточных туркестанцев в сопредельную Кашгару Фергану, что к 1858 г. край, некогда богатый и цветущий, представлял картину совершенного запустения и крайней нищеты. Хотя китайцы и вышли победителями из борьбы, но влияние и престиж их до такой степени пошатнулись в глазах азиатцев, что положение их стало еще труднее и опаснее прежнего. Выиграли только кокандцы, подчинившие себе памирских и тянь-шаньских киргизов, да мелкие владетели Сарыкола и Кунжута, которые поспешили воспользоваться слабостью китайцев для того, чтобы за счет их земель округлить свои собственные владения. В 1860-х годах вспыхнуло в Китае восстание дунган, пронесшееся по всей западной половине застенного Китая и обратившее целые культурные округа, населенные китайцами, в пустыню. Таранчи Илийской провинции и города бассейна Тарима поспешили воспользоваться представившейся им возможностью стряхнуть с себя зависимость от Китая. Первыми восстали Куча и Корля (1863), Бай же, Карашар и Аксу успели осилить китайцев только при помощи Айдына-ходжи, пришедшего сюда с сильным ополчением из кучинцев. Тем временем Лотай-хан (Даут-Хельпэ) осадил Турфан. Последний пал только после прибытия сюда Айдына-ходжи, помогшего дунганам захватить и Пичан. Затем ходжа предпринял новый поход в отдаленную Баркульскую область, но без успеха. После нескольких стычек с Нияз-ходжой, явившимся по повелению хамийского вана Башир-хана во главе нескольких сотен ткачей (горцев) на выручку баркульского гарнизона, и вследствие полученных им тревожных слухов из Аксу, Айдын-ходжа должен был вернуться обратно в Кучу. Что с ним сталось затем — неизвестно. Между тем Кашгар, Яркент и Хотан также восстали, и каждый из этих городов выбрал сам себе государя. В Кашгаре захватил власть Бузюр-хан-ходжа, явившийся сюда во главе 300 андиджанцев. Среди последних находился и Якуб-бек. Опекая совершенно бесхарактерного и развратного Бузюр-хана, Якуб-бек мало-помалу захватил верховную власть в свои руки; это было для него тем легче, что войска, после удачного присоединения Яркента и Хотана (1865) и взятия китайского маньченя, стояли на его стороне. Вскоре затем он взял приступом Аксу, Бай, Кучу, Карашар и Корлю (1869), в 1870 г. отнял у Лотай-хана Турфан, нанес ему затем решительное поражение под стенами Урумчи (1871), взял этот город и закончил ряд своих побед над дунганами захватом их городов по Бей-лу — Манаса, Хотуби, Тохулу и др. (1872). Так рушилась Дунганская держава, просуществовавшая несколько более 7 лет. На ее месте возникла новая мусульманская держава, сильная, впрочем, до тех только пор, пока во главе ее находился Якуб-бек. Когда же последний (в мае 1877 г.) пал от руки убийцы, подосланного Нияз-Хаким-беком хотанским, то рушилась и она для того, чтобы уступить свое место современному нам китайскому господству над В. Туркестаном. С тех пор города Таримского бассейна успокоились, если только спокойствием можно назвать сосредоточенное выжидание прихода войск Ак-паши (Белого царя, т. е. русского государя) и, как следствие, несомненной гибели китайского могущества на всем Западе обширной Китайской монархии.

Из этого исторического очерка В. Туркестана видно, что народонаселение этой страны должно представлять смешанный тип персидской (таджики), тюркской и монгольской рас: и, действительно, чем ближе к западу мы подвигаемся, тем тип персидской расы становится резче выраженным, достигая своего максимума в бывших сарыкольских владениях; наоборот, на Востоке преобладает помесь тюрков с монголами и такая помесь является выраженной всего резче у таглыков Хами и кара-курчинцев Лоб-Нора. Общую численность населения определить очень трудно. Пржевальский останавливается на цифре в 2 миллиона, но, вероятно, она вдвое больше действительной, что, между прочим, согласуется и со статистическими сведениями китайцев. Главная масса населения говорит здесь одним языком (тюркским), во всех округах представляющим незначительные особенности. Наиболее разнится наречие уроженцев Турфана. Главные его отличия: 1) своеобразное произношение некоторых тюркских слов (например, "баш" — голова — выговаривают "бэш"); 2) отбрасывание окончаний у многих слов (например, вместо "уй" — жилище — говорят "у"); 3) присоединение суффиксов (вместо "ит" — собака — "иттлы"); 4) введение в разговорную речь многих древних слов (например, "быдан " — человек, "мазом" — жена, "пута" — кушак, "личаг" — платок, "юрян" — зерно, "устухан" — кость и много др.). Последняя особенность, впрочем, постепенно сглаживается. Кроме коренных жителей В. Туркестана, в нем живут еще китайцы (солдаты, чиновники, ремесленники), дунгане (рассеяны повсюду, но больше всего их в Турфане и Хами) и торгоуты (Карашар). В отношении земледелия, сельской и кустарной промышленности (а другой здесь нет) каждый округ, отделенный от других значительными пространствами пустыни, представляет свои особенности. Так, например, Хотан славится своим шелководством, ковровыми изделиями и выделкой войлока (так называемые у нас кашгарские ковры — все из Хотана). Хами и Турфан вовсе незнакомы с шелководством, совершенно не выделывают ковров: кошмы их плохого качества, зато бязи Турфана немногим уступают кашгарским. Кашгар славится и своей необыкновенно прочной окраской этих бязей. Лучшая выделка кожи в Куче, войлоков — в Аксу; лучшие изделия из металлов и кожи идут также из Аксу; наконец, Карашар славится своей выделкой седел. Вообще, все перечисленные здесь изделия, не исключая и хотанских ковров, достоинством своим ниже бухарских и ферганских.

Обработка полей довольно тщательная. Ирригационная система в Турфанском округе превосходит все, что в этом отношении сделано в Средней и Передней Азии. Это оригинальные и во всех отношениях замечательные гидротехнические сооружения. Плодами славится Хотан; лучшие дыни — в Турфане и Хами. Турфан же славится и своим изюмом, который можно считать лучшим в мире (высушивается в совершенно своеобразного типа сушильнях). В Хами винограда нет; плодовых же деревьев, вопреки всем известиям, очень мало, и фрукты здесь плохого качества; хороши только яблоки в Хамийских горах (Бахдаш). Риса восточнее Кучи нет. Ак-джугара (Sorghum cernuum) лучше всего вызревает в Турфане, от Турфана же на запад вплоть до Кашгара — не сеется и заменяется там просом; прочие хлеба, которые здесь культивируются: пшеница (почти всегда яровая), ячмень и кукуруза (чрезвычайно редко в Кашгаре, Яркенте и Хотане); затем достойны упоминания: кyнжyт (Sesаmum indicum), которого высевают особенно много в Турфане, горох (в Хами и Сарыколе) и конопля, служащая для приготовления масла и анаши. Хлопок высевается всюду; табак тоже, но славой пользуются только турфанские табаки (Дга). Наконец, культивируется здесь кое-где и марена (Rubia tinctorum, по Валиханову).

Минеральные богатства Восточного Туркестана значительны. Окрестности Куча изобилуют нашатырем, квасцами, селитрой и серой, которая добывается также и в окрестностях Уч-Турфана и Яркента; нефрит весьма распространен в горах Куень-Люньских и те же горы замечательны количеством добываемого в них золота; наконец, к западу от Кашгара находится свинцовый рудник. Этот последний, ныне почти заброшенный, называется "Урус-там", т. е. "Русский дом", так как, по сложившейся здесь легенде, много лет тому назад жил здесь русский, который не только открыл руду, но и научил ее разрабатывать. Тут же, по соседству, находятся ключи нефти, залежи каменного угля и медная руда. Медные рудники разрабатываются также и на южном склоне Богдо-Оло. Каменный уголь находится в окрестностях Курла, Карашара (Куропаткин), в горах Туз-тау (Турфан) и к западу от Хами (урочище Токучи). Наконец, каменная соль добывается в горах к востоку от Аксу (Янчи-сянь) и в северной половине Турфанского оазиса (озерные отложения). Но, вообще, недостаточные металлургические познания и незнакомство с самыми простыми приемами рудного дела препятствуют не только туркестанцам, но и китайцам пользоваться ископаемыми богатствами, которыми должны быть богаты недра гор, окружающих Таримскую котловину. Потому издавна железо (шинное), медь, латунь и свинец, а также всевозможные изделия из них шли сюда из Коканда, а теперь идут из России. Другими (главнейшими) предметами ввоза из России служат: бумажная мануфактура, кожевенный товар, сахар и леденец, спички и различная мелочь; из Русского Туркестана — шелковые и полушелковые ткани и различный сартовский товар; из Китая — серебро, чай, грубый фарфор, опиум и всевозможные предметы китайского обихода; с Индией торговля почти совсем прекратилась, ввозится только парча и кисея, краски, лекарства и чай. Вывозит В. Туркестан в Россию — серебро в слитках, бязь, шелк-сырец, войлоки, ковры; в Джунгарию — сартовский товар, сушеные плоды и различную мелочь; в Китай — преимущественно изюм и в небольшом количестве хлопок. Вследствие крайнего обеднения страны (испытывается громадный недостаток в серебре) торговля внутренняя и внешняя, и без того ничтожная, переживает теперь трудный момент. Вследствие отсутствия выгонов обширное скотоводство невозможно в В. Туркестане. Оно даже никогда не удовлетворяло местным нуждам, а потому в этом отношении страна чувствовала всегда свою полную зависимость от кочевников: киргизов и калмыков (карашарские лошади). Еще беднее Восточный Туркестан лесом. Тополевые (Populus euphratica) рощицы, сопровождающие течение Тарима и его притоков, по своему ничтожеству не могут быть приняты в расчет. Недостаток пастбищ, а потому и сена, туземцы заменяют посевом люцерны, а недостаток леса — искусственными насаждениями следующих древесных пород: тополя, ивы, карагача (Ulmus), тута (Morus), джигды (Eleagnus hortensis), чиляна и айлантуса (Турфан, Хами). Животная фауна в В. Туркестане не богата представителями. Многочисленны здесь, и то только местами, Antilopa subguturosa, лисицы-караганки (Canis vulpes melanotis), зайцы да кабаны (Лоб-Нор, Турфан); тигры и дикие кошки водятся в камышах Лоб-Нора и низовий Тарима; здесь же изредка попадаются и выдры, которые сопровождают течение Тарима до верховий его. В тополевых рощицах держится марал (Cervus maral), в горах Куруг-таг — архары (Ovis sp.); наконец, как редкость, куланы (Asin. onager.) и несколько чаще дикие верблюды; волк, хотя и встречается всюду, но редко. Рыбы много только в низовьях Тарима и на Лоб-Норе. Из способов передвижения тележная перевозка грузов сосредоточена преимущественно в руках дунган и китайцев, вьючная, на лошадях и ослах — в руках кашгарлыков, самых пронырливых и бойких из всех восточных туркестанцев. На верблюдах ходят редко, да и то по большей части прямые грузы из Чугучака в Лянь-Чжоу-фу и обратно. Горы, окружающие В. Туркестан, лежат вне политических пределов страны [О них см. Тянь-Шань и Куень-Люнь. О реках — см. Тарим.], но важны для нее в отношении дорог и проходов. Горные дороги пролегают в большинстве случаев по ущельям, имеют много подъемов и спусков и то пробираются узкой тропинкой на значительную высоту, то идут по опасным косогорам. Тянь-Шань относительно путей сообщения представляет наибольшее число доступов. В настоящее время пользуются следующими через него проходами и перевалами: 1) между Хами и восточной Джунгарией — Могайский проход; 2) между Хами и Баркулем — Бахдашский проход, перевал Кошеуты-даван 2734 м (8970') и проход ущельем от Джигды на Баркуль и 3) между Хами и южной Джунгарией — проход Туфи-гуа (высшая точка 1966 м (5561')) и другой, называемый Калмыцким путем; 4) между Турфаном и южной Джунгарией — перевал Улан-усу 2309 м (7582'), перевал Буйлук 3165 м (10384'), перевал Джуван-Терек и Урумчинский проход; 5) между Турфаном и Или — вверх по Алгою, через Юлдус и перевал Нарат; 6) между Карашаром и Или — перевал Нарат 2987 м (9800'); 7) между Карашаром и южной Джунгарией — перевал Кельдын и перевал Улан-Усу; 8) между Кучей и Или — несколько перевалов, из которых наиболее употребительный перевал Нарат и перевал Музарт (ледник); 9) между Аксу и Или — перевал Музарт (ледник); 10) между Аксу и Семиреченской областью — перевал Бедель 4176 м (13700'), проход Ак-сай и некоторые другие; 11) между Кашгаром и Семиречьем — перевал Туру-гарт и 12) между Кашгаром и Ферганой — проход Терек-даван 3871 м (12700'), перевал Талдык (11600') и другие менее употребительные. Через Памирскую высь хотя и имеются проходы вверх по Маркан-су к Кара-Кулю и вверх по Гези в верхний Сарыкол, но путями этими пользуются только кочевники; все же караванное движение искони велось по следующему маршруту: Яркент (или Янги-Гиссар), перевал Чичиклик (14430'), Сарыкол, вверх по Дагным-Дарье, вверх по реке Мын-Текэ, перевал Бейк, Вахан, Бадахшан; в случае же снежных завалов Бейка из Таш-Кургана поворачивали на Тагарму, а затем перевалом Бердыш выходили в долину Аксу и на Большой Памир; наконец, китайский полководец Фу-дэ шел к Бадахшану, вслед за бежавшими туда ходжами, долиной Гези и Аличуром. Этой же дорогой, т. е. по Вахану, пользовались и караваны, шедшие во владения за Гиндукушем. Прямое сообщение с Индией пролегает через перевал Кара-Горум (Черный престол, Черная высь, 18500'), другой путь через Раскэм ведет в Искардо. С внутренним Китаем сообщение ведется по четырем дорогам: три из них (колесная, вьючная и самая краткая, так называемая "военная" дорога, по которой прошла вся армия Цзо-цзунь-таня), имея исходным пунктом Хами, пересекают Бей-Шаньскую горную страну и соответственно выходят в Ань-си-Чжоу, в Юй-Мын-сян и в Су-Чжоу, с ветвями на Гань-Чжоу-фу и Лянь-Чжоу-фу; четвертая же, по которой ныне ездят только в исключительных случаях, ведет из урочища Лоб к Тун-хану. Эта дорога имеет три разделения: одно на пески Болунь - дуй, другое подгорьями Алтын-тага, третье через урочище Гас. С Восточным Тибетом Восточный Туркестан сообщается через Тун-хан, от которого к Хами есть прямая дорога.

Литература о Восточном Туркестане довольно обширна; но, благодаря трудам К. Риттера ("Землевладение В. Туркестана", перевод В. В. Григорьева, 1869), профессора В. В. Григорьева ("Китайский или Восточный Туркестан", изд. Имп. Русским Географическим обществом, 1873 г.), Александра фон-Гумбольдта ("Central-Asien" и "Космос", т. I), Рихтгофена ("C h ina", т. I), в которых не только сведены, но и критически разобраны первоисточники до 70-х гг., перечень ее становится излишним. В книге профессора Мушкетова ("Туркестан", т. I), вся первая часть которой посвящена критическому обзору литературы Туркестана до 1884 года, можно найти указания и на новейшую литературу В. Туркестана. С этого времени его посетили: в 1883—1884 гг. H. М. Пржевальский ("4 путешествие в Центральную Азию", 1888, СПб.); в 1886 г. А. Краснов ("Опыт истории развития флоры южной части Восточного Тянь-Шаня", 1888 г., XIX т. "Записок Имп. Русского Географического общества"); в 1886—87 гг. Г. Е. Грум-Гржимайло ("Le Pamir et sa faune l épidopté rologique", IV т. "M émoires sur les lépidoptères", ré d. par. N. M. Romanoff, СПб., 1890); Кэри (Carey, "Proceed. of. R. G. S.", 1887, XII); в 1888—89 гг. Б. Л. Громбчевский; в 1889—90 гг. М. В. Певцов и братья Г. Е. и М. Е. Грум-Гржимайло (об этих путешествиях, только что законченных, появились в "Известиях Имп. Русского Географического общества" за 1888, 1889, 1890 и 1891 года пока только краткие отчеты). В текущем году, впрочем, уже вышел труд Богдановича, одного из спутников Певцова: "Геологические исследования в В. Т.", составляющий вторую часть приготовляемых к печати "Трудов Тибетской экспедиции".