[ОГЛАВЛЕНИЕ]
| [Иосиф Флавий]
| [Библиотека «Вехи»]
Иосиф Флавий
Иудейские
древности
Книга
восьмая
1. Итак, в предшествующей книге мы
рассказали о Давиде и о его доблести, о том, какие благодеяния оказал он своим
единоплеменникам и после каких и скольких войн и битв он умер, достигнув
преклонного возраста. После него царская власть перешла к его еще молодому сыну
Соломону, которого Давид еще при жизни, сообразно желанию Господа Бога, назначил
правителем всего народа. И вот, когда Соломон вступил на престол, народ, как это
всегда бывает при воцарении властелина, приветствовал его радостными кликами и
пожеланиями видеть полную удачу во всех его предприятиях и дожить до глубокой
старости в довольстве и благополучии в государственных делах.
2. Между тем Адония, который еще при жизни
Давида пытался овладеть престолом, явился к матери царя, Вирсаве, и,
приветствовав ее самым вежливым образом, начал на ее вопрос, не имел ли он
какого-нибудь до нее дела, и на приглашение ее высказаться, так как она готова
охотно оказать ему всяческое содействие, излагать следующее: Вирсава-де знает,
что, хотя царская власть, как по существу своему, так и ввиду его, Адонии, более
зрелого возраста, а особенно вследствие выраженного народом желания, и должна
была бы принадлежать ему, Адонии, но так как эта власть по определению
Предвечного досталась ее сыну Соломону, то он, Адония, вполне удовлетворяется
таким положением вещей и готов охотно подчиниться обстоятельствам и свыкнуться с
теперешними условиями. При этом он просит царицу лишь о том, чтобы она взяла на
себя труд убедить брата его Соломона отдать ему, Адонии, в жены Ависаку,
ходившую за их отцом, что вполне возможно, потому что Давид, по старости, не жил
с нею и она осталась еще девицей. На это Вирсава ответила обещанием сделать все
от нее зависящее для того, чтобы устроить для них обоих этот брак, тем более что
и Соломону, вероятно, хочется сделать ей удовольствие, и потому она попросит его
об этом насколько можно убедительнее. Ввиду всего этого Адония, вполне
обнадеженный ею относительно указанного брака, простился с нею, Вирсава же
немедленно отправилась к сыну своему Соломону для того, чтобы сообщить ему о
настоятельной просьбе Адонии. Сын ее вышел к ней навстречу, заключил мать в
объятия, повел ее в ту комнату, где стоял его царский трон, и, воссев на него,
приказал поставить направо от себя такой же трон и для матери своей. Когда
Вирсава села, то обратилась к Соломону со следующими словами: "Исполни для меня,
сын мой, одну только просьбу, с которою я обращусь к тебе, и не огорчай и не
расстраивай меня отказом". На это Соломон предложил Вирсаве изложить свое
желание, указав при этом случае, что всякое желание матери является для сына
священным, и пожурив ее сначала даже немного за то, что она могла не надеяться
на исполнение своей просьбы и даже могла подумать о возможности отказа с его
стороны. Тогда Вирсава стала просить его отдать его брату Адонии в жены девушку
Ависаку.
3. Царь, однако, страшно рассердился на
эти слова своей матери и попросил ее удалиться, указав на то, что Адония
добивается гораздо более серьезных целей и что сам он, Соломон, удивляется,
почему в таком случае она не советует ему уступить Адонии как старшему брату
также и царскую власть, раз Вирсава уже хлопочет о разрешении для него жениться
на Ависаке: ведь у Адонии очень сильные друзья в лице военачальника Иоава и
первосвященника Авиафара. Вместе с тем Соломон тут же приказал послать за
начальником отряда телохранителей Ванеею и повелел ему умертвить брата Адонию.
Затем он призвал к себе первосвященника Авиафара и сказал ему: "От смертной
казни избавляет тебя, между прочим, лишь то обстоятельство, что ты вместе с
отцом моим разделял опасности, и то, что ты вместе с ним унес ковчег завета. Но
так как ты принял сторону Адонии и поддерживал его в его стремлениях, то вот что
будет тебе за это наказанием: тебя больше здесь не будет; не показывайся мне
отныне на глаза, но отправляйся к себе на родину и живи у себя в деревне. Такова
да будет жизнь твоя вплоть до смерти твоей, так как вина твоя не позволяет тебе
дольше пользоваться почетом своего сана". Таким образом по указанной причине
потомство Ифамара лишилось первосвященства, подобно тому как то предсказал
Господь Бог еще деду Авиафара, Илию, а первосвященство перешло к роду Финееса,
именно к Садоку. А до тех пор, пока первосвященство не перешло к семье Ифамара в
лице первого ее представителя - первосвященника Илия, следующие лица из рода
Финееса оставались частными людьми: сын первосвященника Иосафа - Воккий, сын
последнего Иоафам, сын Иоафама - Марэоф, сын Марэофа - Арофей, сын Арофея -
Ахитов и сын Ахитова - Садок, который первый стал во время царствования Давида
первосвященником.
4. Узнав об умерщвлении Адонии,
военачальник Иоав сильно испугался, потому что он был гораздо более привязан к
нему, чем к царю Соломону. Не без основания предвидя и для себя опасность
вследствие своего расположения к Адонии, Иоав искал убежища у подножия
жертвенника, причем рассчитывал на благочестие царя, который не причинит ему
вреда, раз он прибег к защите святыни. Но когда Соломону донесли о решении
Иоава, царь приказал Ванее силою увести Иоава из святилища и доставить в суд,
дабы тот мог тут оправдываться лично. Но Иоав ответил, что он не покинет
святилища, но предпочитает умереть здесь, чем в другом месте. Когда же Ванея
сообщил царю об этом его ответе, то Соломон повелел поступить сообразно желанию
Иоава, а именно отрубить ему тут же, в храме, голову, дабы он понес такое
наказание за преступное умерщвление двух полководцев[1],
а тело предать земле. Таким образом преступления Иоава не должны были проститься
его потомству, тогда как в смерти Иоава нельзя было уже винить ни самого царя,
ни его отца.
Исполнив возложенное на него поручение,
Ванея сам был назначен главнокомандующим всем войском, тогда как Садока царь
сделал единственным первосвященником на место Авиафара, которого он сместил с
должности.
5. Вместе с тем он повелел Семею выстроить
себе дом в Иерусалиме и остаться здесь на постоянное жительство, не имея права
переходить чрез поток Кедрон, причем объявил, что, если он нарушит это
предписание, его постигнет за это смертная казнь. При этом Соломон принудил
Семея путем такой страшной угрозы дать соответствующую клятву в точности
исполнения указанного предписания. Ввиду всего этого Семею пришлось лишь
согласиться на предложение царя и, скрепив свое обещание клятвою, покинуть
навсегда родину и поселиться в Иерусалиме. По истечении трехлетнего срока Семей
однажды узнал, что у него убежало двое рабов, которые в данный момент находятся
в Гитте. Вследствие этого известия он отправился вдогонку за своими беглыми
служителями. Когда же Семей вернулся с ними [в Иерусалим] и царь узнал о том,
что он не только нарушил его, царя, повеление, но - что было гораздо хуже - не
обратил также ни малейшего внимания на связанное с этим клятвопреступление, то
Соломон страшно рассердился и, велев позвать к себе Семея, обратился к нему со
следующими словами: "Разве ты не поклялся не уходить от меня и не перебираться
из этого города в другой? Поэтому ты не только не избегнешь наказания за свое
клятво нарушение, но поплатишься зараз также и за тот позор, который ты, по
гнусности своей, навлек на отца моего во время его бегства. Таким образом ты
узнаешь, что злодеи ничего не выигрывают оттого, что наказание не постигает их
непосредственно за их злодеянием, но что возмездие за все то время, в
продолжение которого они считают себя в безопасности и неответственными за свои
проступки, растет и значительно превосходит в конце концов то наказание,
которому они подверглись бы, будучи уличены на месте преступления". Затем, по
приказанию царя, Ванея убил Семея[2].
1. После того как Соломон успел укрепить
за собою престол и наказать всех своих противников, он женился на дочери
египетского фараона[3].
Укрепив затем более прежнего и увеличив объем стен Иерусалима[4],
он после этого уже правил, пользуясь полнейшим миром. При этом юные годы его[5]
не препятствовали ему быть справедливым, строго соблюдать законы и помнить
предсмертные наставления отца своего, но решать все дела с большою
осмотрительностью, как будто бы он был гораздо старше своих лет и обладал
значительно большею опытностью. Равным образом он решил отправиться в Хеврон[6]
и принести тут жертву Господу Богу на воздвигнутом некогда Моисеем в том месте
медном жертвеннике; с этой целью он принес там в жертву всесожжения Предвечному
тысячу жертвенных животных. Не успел он сделать это, как уже мог убедиться, что
его жертвоприношение милостиво принято Господом Богом. Дело в том, что в ту же
ночь Предвечный явился Соломону во сне и предложил ему назвать награду, которую
Господь Бог мог бы даровать ему за его великое благочестие.
Тогда Соломон стал просить Всевышнего
даровать ему самое лучшее и высшее, что и Господу Богу будет приятнее всего
дать, и человеку полезнее всего получить; а именно: он не стал просить, как бы
сделал всякий другой человек на его месте, да притом еще юноша, ни золота, ни
серебра, ни прочих богатств (что в глазах большинства людей одно только и
считается единственно желательным даром от Господа Бога), но воскликнул:
"Даруй мне, Господи, здравый ум и ясную
мысль, дабы я, судя народ мой, мог всегда находить истину и решать дела его по
всей справедливости". Такой просьбе обрадовался Предвечный и возвестил Соломону,
что Он дарует ему не только то, о чем тот просил его, но и то, о чем он не
упоминал в своей просьбе, а именно богатство, славу, победу над врагами, а
главным образом такой ум и такую мудрость, какою до него не обладал никто из
людей, ни царь, ни частный человек. При этом Господь Бог обещал ему сохранить за
ним и за его потомством на отдаленнейшие времена и царство его, если только он
останется человеком справедливым, будет повиноваться Ему и станет подражать всем
отличным качествам отца своего. Получив такое предсказание от Предвечного,
Соломон тотчас поднялся со своего ложа и, помолясь Господу Богу, вернулся в
Иерусалим, где устроил пред скиниею торжественное жертвоприношение, после
которого угостил всех иудеев.
2. К тому же времени ему пришлось
разобрать одно судебное дело, благополучное разрешение которого представлялось
затруднительным. Остановиться на этом деле, Которое приходилось ему тогда
разрешить, я счел необходимым для того, чтобы ясно представить своим читателям
всю трудность этого процесса и чтобы они, если бы очутились в подобном же
положении, смогли бы на примере остроумия Соломона поучиться, как следует
поступать в такого рода случаях. К царю явились две публичные женщины, из
которых та, которая выставляла себя потерпевшей, обратилась к Соломону со
следующею речью: "Я, царь, живу вместе с этою женщиною в одном доме. И вот
случилось, что мы обе в один и тот же день и час[7]
родили по дитяти мужского пола. По прошествии трех дней эта женщина заспала
своего ребенка, унесла затем мое дитя к себе и подложила мне, пока я еще спала,
своего мертвого ребенка. И вот, когда я утром захотела покормить своего младенца
грудью, я не нашла его, а увидела возле себя мертвое дитя ее. Все это я выяснила
путем точного расследования. В силу этого я требую обратно своего ребенка и, не
достигнув этого, прибегаю, владыка, к твоей помощи: так как мы были одни в доме
и этой женщине не приходится опасаться никаких изобличителей ее лжи, она упорно
продолжает настаивать на своем".
На это ее обвинение царь обратился с
вопросом к другой женщине, что она имеет возразить на сказанное. Когда же та
стала отрицать взводимое на нее обвинение, говоря, что живой ребенок - ее дитя,
тогда как младенец ее противницы умер, и когда никто из присутствовавших не мог
рассудить этот спор, но все бродили перед этим случаем как впотьмах, один лишь
царь понял, как поступить. Послав одного из своих телохранителей, он велел
принести живого младенца, равно как труп мертвого дитяти, а затем приказал
разрубить обоих пополам и вручить по одной половине того и другого каждой из
женщин. При этом решении весь народ втайне посмеялся над царем, якобы
поступившим в этом случае совершенно по-детски, но в ту же минуту настоящая мать
с громким воплем потребовала не делать этого и согласилась отдать другой женщине
своего ребенка, как будто бы та была его родною матерью (она готова была
удовлетвориться одним уже сознанием, что ребенок останется в живых и она сможет
видеть его, хотя бы он и считался не ее дитятею), тогда как другая женщина
охотно согласилась видеть дитя умерщвленным для того, чтобы вдобавок иметь
возможного лицезреть отчаяние своей противницы. По голосу сердца обеих женщин
царь, однако, узнал всю истину и постановил отдать ребенка той, которая так
сильно возопила при его первом решении (по этому воплю он узнал в ней настоящую
мать ребенка), а другую решил наказать за то, что она, умертвив свое собственное
дитя, еще старалась загубить младенца подруги. По такому решению всему народу
пришлось убедиться, каким необычайным умом и какою мудростью обладает этот царь,
и с того дня все относились к нему раз навсегда как к человеку, имеющему в своем
распоряжении просто божественный разум.
3. Что касается военачальников и
правителей над отдельными частями всей страны, то это были следующие лица:
начальником над областью Ефремовою был Ур, над областью Вифлеемскою - Диоклир.
Правителем же Дора и приморской местности был сделан Авинадав, тот самый,
который женился впоследствии на дочери Соломона. Так называемая большая
равнина[8]
находилась в ведении Ваней, сына Ахилова, который был также наместником над всею
страною до Иордана. Областью галаадскою и гауланскою по ею сторону Бивана с
шестьюдесятью большими и весьма укрепленными городами правил Гавар. Ахинадав был
наместником над всею Галилеею до города Сидона; он также был зятем Соломона,
будучи мужем его дочери Васимы.
Ванакат правил прибрежною областью Арки
(Акры), а Иосаф местностью, где находились горы Итавирийские и Кармель, а также
всею нижнею Галилеею (до реки Иордана). Над всеми этими лицами был поставлен в
свою очередь один главный начальник; Семею была предоставлена в управление
область колена Веньяминова, а Гавару - земля по ту сторону Иордана, а над обоими
опять-таки был назначен один главный начальник. Удивительно, как поднялся тогда
в своем расцвете весь еврейский народ и [особенно] колено Иудово, после того как
они обратились к обработке земли и вообще к сельскому хозяйству. А так как они
пользовались плодами мирного времени и не были обеспокоиваемы ни внешними
войнами, ни внутренними смутами, причем к тому же пользовались полнейшею,
наивозможнейшею свободою, каждый имел возможность умножать свое имущество и
качественно улучшать его.
4. Кроме вышеуказанных, были у царя еще
другие наместники, именно над областью сирийского и чужеземными местностями на
пространстве от реки Евфрата до страны Египетской. На обязанности этих лиц
лежало собирание податей с [покоренных] народов. Они должны были ежедневно
представлять к обеденному столу царя тридцать коров[9]
пшеничной муки, шестьдесят откормленных волов, двадцать штук крупного рогатого
скота с пастбищ и сотню откормленных баранов. Все это продовольствие, не считая
дичи, оленей, буйволов, птицы и рыбы, ежедневно доставлялось царю чужеземными
его подданными. Кроме того, у Соломона было такое множество колесниц, что у него
имелось сорок тысяч стойл для упряжных лошадей. Помимо последних он имел
двенадцать тысяч верховых коней, из которых половина всегда находилась в
распоряжении у царя в самом Иерусалиме, а остальные были распределены по
отдельным царским поместьям[10].
Тот же самый чиновник, которому была поручена обязанность снабжать царский стол
продовольствием, должен был заботиться и о содержании лошадей, сопровождая с
этой целью царя повсюду, где бы он ни находился.
5. Ко всему этому богатству Господь Бог
даровал Соломону столь великую опытность и мудрость, что он превосходил в этом
отношении всех людей, живших до него, даже египтян, которые, по общему мнению,
отличаются особенною сообразительностью: они не только не могли сравняться в
этом отношении с ним, но безусловно стояли неизмеримо ниже его. Мудростью своею
Соломон значительно превосходил даже тех славившихся в его время у евреев за
свою проницательность лиц, имена которых я не могу обойти молчанием, а именно
сыновей Емаона, Ефана, Эмана, Халкея и Дардана. Он сочинил в стихах и в виде
песен тысячу пять книг и три тысячи книг притч и парабол[11],
при виде каждого дерева, от иссопа до кедра, он умел сообщить какую-нибудь
притчу, равным образом как и относительно всех диких зверей и ручных животных,
рыб и птиц. Не было ни одной черты их образа жизни, которая осталась бы
неизвестною ему или которую он оставил бы без внимания; напротив, о всех их он
умел сообщить что-нибудь и при этом обнаруживал основательнейшее знакомство с
мельчайшими их особенностями. Господь Бог даровал Соломону также возможность
изучить искусство входить в общение с демонами на пользу и на благо людям. Дело
в том, что Соломон оставил после себя заклинания для излечения всяких болезней и
волшебные формулы, с помощью которых возможно так связать демонов, что они
никогда более не рискнут вернуться к людям. Это искусство до сих пор еще весьма
сильно процветает среди нас[12].
Так, например, мне пришлось слышать о некоем Елеазаре, нашем единоплеменнике,
как он однажды в присутствии Веспасиана[13],
сыновей последнего, тысяцких и массы войска избавил всех, одержимых злыми
духами, от последних. При этом он поступил следующим образом: он подносил к носу
одержимого демоном палец, на котором находился перстень с включенным в нем
корнем указанного Соломоном растения, и тем извлекал у бесноватых демона из
ноздрей. Больной, конечно, тотчас падал замертво на землю, и всякий,
присутствовавший при этом, готов был бы поклясться, что он уже больше не придет
в себя, если бы не было Соломона и составленных им формул заклинаний. Желая,
однако, вполне убедить присутствующих в том, что он действительно обладает
указанной силою, Елеазар велел ставить вблизи бесноватого наполненный водою
кубок и сосуд для омовения ног и приказывал демону при выходе из тела больного
опрокидывать сосуд, чтобы все зрители на деле могли убедиться, что злой дух
действительно покинул одержимого. Так как дело таким образом и происходило, то
всем представлялась возможность убедиться в действительно глубокой мудрости
Соломона. Мы потому считали себя принужденными рассказать об этом случае, чтобы
всем стала известна необычайная даровитость богоприятного царя [Соломона] и
чтобы никому из живущих на земле не оставалось неизвестным, в какой мере Соломон
обладал всеми качествами для того, чтобы считаться совершенством.
6. Между тем царь тирский Хирам, узнав,
что отцовский престол перешел к Соломону, очень обрадовался (потому что Хирам
был дружен с Давидом)[14]
и отправил к нему посольство с поздравлением и с пожеланием ему всякого
благополучия. По этому поводу Соломон послал Хираму ответное письмо следующего
содержания:
"Царь Соломон - царю Хираму. Тебе
известно, что отец мой имел намерение воздвигнуть Господу Богу храм, но ему
воспрепятствовали привести это намерение в исполнение ведение войн и постоянные
походы. Между тем он успокоился не раньше, чем победил всех врагов и сделал всех
их данниками своими. Что же касается меня, то я возношу благодарность
Предвечному за ныне наступивший у меня мир, благодаря наличности которого мне
предоставляется возможность исполнить свою мечту и воздвигнуть храм Господу
Богу, сообразно с тем, как это было относительно меня предсказано уже раньше
Предвечным отцу моему. Ввиду всего этого прошу тебя послать нескольких твоих
мастеров на подмогу моим мастерам на гору Ливан, чтобы там совместно с ними
валить деревья, потому что к рубке деревьев сидонийцы оказываются гораздо
способнее наших людей. Что же касается вознаграждения этим дровосекам, то я им
выдам такое, какое тебе благоугодно будет назначить".
7. Получив и прочитав это письмо, Хирам,
польщенный поручением царя, ответил Соломону следующим образом:
"Царь Хирам - царю Соломону. Следует
вознести благодарственную молитву к Всевышнему, что Он даровал тебе, человеку
мудрому и во всех отношениях достойному, родительский престол. Радуясь этому, я
с готовностью исполню все твои поручения. А именно: я прикажу срубить множество
крупных кедров и кипарисов, велю людям моим доставить их к морю и распоряжусь,
чтобы те немедленно затем составили из них плоты и пригнали их к любому пункту
твоей страны, куда ты пожелаешь. Затем уже твои люди смогут доставить этот
строительный материал в Иерусалим. Вместе с тем предлагаю тебе взамен этого
позаботиться о доставлении нам хлеба, в котором мы нуждаемся, потому что живем
на острове".
8. И до сего дня сохранились копии этих
писем не только в наших [священных] книгах, но и в летописях жителей Тира, так
что если кто-нибудь захочет убедиться в этом воочию, то ему стоит лишь вступить
по этому поводу в соглашение с казенными хранителями архивов в Тире, и он
найдет, что их данные вполне соответствуют нашим[15].
Все это я привожу лишь к тому, чтобы убедить своих читателей, что я в своем
рассказе ничего не прибавляю к действительности и что не только не пытаюсь путем
каких-нибудь льстивых или обманных или рассчитанных на увеселение эпизодов
уклониться от настоящей материи, нисколько не претендую на слепую веру в мои
сообщения и не ожидаю, в случае извращения мною действительных фактов, остаться
без укора, но и не рассчитываю ни на какое доверие, помимо того, которое я мог
бы оправдать путем приведения точных и непреложных доказательств истинности
моего рассказа.
9. Когда царь Соломон получил ответное
письмо тирского царя, то он не мог не отнестись сердечно к выказанным последним
преданности и благорасположению и в ответ на это исполнил просьбу Хирама, а
именно стал высылать ему ежегодно двадцать тысяч коров пшеницы и столько же
батов оливкового масла. Бат содержит в себе семьдесят две меры. Вместе с тем
Соломон посылал ему такое же количество вина. Все это повело лишь к еще большему
скреплению дружбы между Хирамом и Соломоном, которые к тому же поклялись друг
другу в вечной верности.
Затем царь Соломон набрал со всего народа
тридцать тысяч работников, которыми он весьма облегчил пред стоявший им труд
путем умелого распределения последнего между ними. Дело в том, что он назначал
на один месяц партию в десять тысяч человек дровосеками на горе Ливанской, а
затем отпускал эту партию домой на отдых на два месяца, в течение которых
остальные двадцать тысяч рабочих делали свое дело. Когда же истекал срок и их
работы, то на место их становились первые, которым таким образом в течение
четвертого месяца приходилось отрабатывать свою долю. Общим руководителем всего
этого количества рабочих рук был назначен Адорам. Из представителей податных
сословий, которых оставил после себя Давид, семьдесят тысяч были назначены в
виде носильщиков камней и прочих строительных материалов, а восемьдесят тысяч
получили занятия в каменоломнях. Над всеми ими было поставлено три тысячи триста
надзирателей. Затем Соломон поручил этим рабочим наломать для фундамента храма
огромных камней и, предварительно обтесав и примерно пригнав друг к другу еще на
месте, в горах, доставлять затем уже таким образом в обделанном виде в город.
Впрочем, эту работу исполняли не одни только туземные рабочие, но и некоторые из
тех мастеров, которых прислал Хирам[16].
1. К самой постройке храма Соломон
приступил уже на четвертый год своего правления, а именно во втором месяце,
носящем у македонян название артемизия, а у евреев иара, пятьсот девяносто два
года спустя после выхода израильтян из Египта, тысячу двадцать лет после
прибытия Авраама из Месопотамии в Ханаан и тысячу четыреста сорок лет после
потопа. С рождения же первого человека, Адама, до построения Соломоном храма
прошло в общей сложности три тысячи сто два года. Тот год, когда началась
постройка этого храма, являлся уже одиннадцатым годом правления Хирама в. Тире,
а с основания Тира до построения храма истек период в двести сорок лет[17].
2. Итак, царь начал с того, что велел
заложить на весьма значительной глубине в земле для храма фундамент из очень
твердых камней, которые смогли бы устоять в продолжение долгого времени, и,
совершенно слившись с почвою, могли бы служить прочным и устойчивым основанием
для возведения на них предполагавшейся постройки и, благодаря своей крепости,
были бы в состоянии без труда выдержать не только все грандиозное сооружение
храма, но и тяжесть всех его украшений. Тяжесть последних должна была, по
расчету, быть не менее значительною, чем сама основная постройка, в которой царь
собирался путем вышины и простора сочетать красоту с грандиозностью[18].
До самой крыши здание было выведено из белого камня. Высота этого здания
доходила до шестидесяти локтей, равно как и длина его, тогда как ширина его
составляла лишь двадцать локтей. На этом (основном) здании возвышался еще этаж
такого же размера, так что общая вышина всей постройки доходила до ста двадцати
локтей. Фасадом своим здание было обращено к востоку. Преддверие храма было
выведено в двадцать локтей в длину, сообразно ширине главной постройки, в десять
локтей в вышину. Кроме того, царь велел построить кругом храма тридцать
маленьких зданий[19],
которые прочностью своей постройки и общею массою своею должны были объединять и
сдерживать все главное здание. Все эти здания были соединены между собою
(внутри) дверьми[20].
Каждое из этих отдельных зданий имело пять локтей в длину, столько же в ширину и
двадцать в вышину[21].
Равным образом поверх их были надстроены одинаковых объемов и одинакового
количества еще два этажа, так что вся пристройка доходила до половины основного
здания всего храма, верхняя половина которого не была окружена такими
пристройками. На всем этом покоилась крыша из кедрового дерева[22].
У каждой из упомянутых пристроек была собственная, не соприкасавшаяся с
соседними крыша, все же здание покрывала одна общая крыша, покоившаяся на
пригнанных друг к другу огромных, проходивших по всей постройке балках, причем
средние части этих балок, сдерживаемые деревянными стропилами, крепко упирались
друг в друга и образовывали прочное основание[23].
Потолок под крышею был сделан из того же материала, совершенно, впрочем, гладко
выскобленного, чтобы принять надлежащую полировку и позолоту[24].
Стены храма получили обшивку из кедровых досок и были вызолочены, так что весь
храм сверкал и ослеплял взоры посетителей обилием всюду разлитого золота. Вся
внешняя отделка храма была сделана из удивительно искусно и точно обтесанных
камней, которые так плотно и легко были пригнаны друг к другу, что никто не мог
бы заметить следа молотка или какого-либо другого инструмента. Невзирая на все
это, здание отличалось чрезвычайною легкостью и соразмерностью, и вся
гармоничность его казалась скорее естественною, чем результатом требований
искусства. Во внутренней части стены царь велел устроить вход[25]
в верхний этаж здания, потому что этот этаж не имел на восточной стороне своей,
подобно нижнему этажу, входа, но в него можно было проникнуть с боковых сторон
через крошечные двери[26].
Вместе с тем все здание, как снаружи, так и изнутри, было выложено кедровыми
планками, стянутыми крепкими цепями, которые служили ему прочною оградою и
придавали ему больше устойчивости.
3. Разделив храм на две части, царь
определил заднюю часть, длиною в двадцать локтей, для Святая Святых, переднюю же
часть, длиною в сорок локтей, для святилища. В стене, отделявшей обе эти части,
он велел вырезать отверстие и поместить двери из кедрового дерева, которые были
богато расписаны золотом и покрыты резьбою[27].
Перед этими дверьми царь приказал повесить разноцветные завесы лазоревого,
пурпурного и фиолетового цвета из самого прозрачного и тонкого виссона[28].
В Святая Святых, имевшем двадцать локтей в ширину и столько же в длину, были
поставлены две фигуры херувимов из чеканного золота, вышиною каждая в пять
локтей. Каждая фигура имела по два распростертых крыла длиною по пяти локтей.
Потому-то царь и поставил означенных херувимов почти рядом друг с другом, чтобы
они могли прикасаться своими крыльями с одной стороны к южной, с другой же к
северной стене Святая Святых и чтобы два других крыла их осеняли помещенный
между этими фигурами кивот завета. Как чудно-прекрасны были эти изображения
херувимов, никто не сможет ни рассказать, ни представить себе. Также и пол храма
был выложен золочеными плитами; при входе в святилище царь велел устроить
двери[29]
сообразно с вышиною стены, а шириною в двадцать локтей и также покрыть их
золоченою резьбою. Вообще, ни внутри сооружения, ни вне его не было ни одной
вещи, которая не была бы вызолочена[30].
В этих дверях, подобно тому, как это было сделано с внутренним входом в Святая
Святых, также были повешены завесы, тогда как вход в преддверие храма не был
украшен ничем подобным.
4. В то же самое время Соломон пригласил к
себе от царя Хирама из Тира художника по имени Хирам, который по матери своей
происходил из колена Неффалимова, а отец которого был Урий, израильтянин родом[31].
Этот человек был знатоком во всякого рода мастерствах, особенно же искусным
художником в области обработки золота, серебра и бронзы, ввиду чего он и сделал
все нужное для украшения храма сообразно желанию царя [Соломона]. Этот-то Хирам
соорудил также две медные колонны для наружной стены храма, в четыре локтя в
диаметре. Вышина этих столбов доходила до восемнадцати аршин, а объем до
двенадцати локтей. На верхушку каждой колонны было поставлено по литой лилии
вышиною в пять локтей, а каждую такую лилию окружала тонкая бронзовая,
сплетенная как бы из веток сеть, покрывавшая лилию. К этой сети примыкало по
двести гранатовых яблок, расположенных двумя рядами. Одну из этих колонн Соломон
поместил с правой стороны главного входа в храм и назвал ее Иахин, а другую,
которая получила название Воаз, он поставил с левой стороны[32].
5. Затем было вылито и медное "море" в
форме полушария. Такое название "моря" этот сосуд для омовения получил благодаря
своим объемам, потому что он имел в диаметре десять локтей, а толщина была в
ладонь. Дно этого сосуда в середине покоилось на подставке, состоявшей из десяти
сплетенных [медных] полос, имевших вместе локоть в диаметре. Эту подставку
окружало двенадцать волов, обращенных по трое во все четыре стороны света и
примыкавших друг к другу задними конечностями, на которых и покоился во всей
окружности своей медный полушаровидный сосуд. "Море" это вмещало в себя три
тысячи батов[33].
6. Вместе с тем [мастер Хирам] соорудил
также десять бронзовых четырехугольных подставок для сосудов, которые
назначались для омовений[34].
Каждая такая подставка имела пять локтей длины, четыре ширины и шесть вышины, и
каждая из них была устроена и украшена резьбою следующим образом: вертикально
были поставлены по четыре четырехугольные колонки, которые соединялись между
собою поперечными пластинками (планками), образовавшими три пролета, из которых
каждый замыкался столбиком, опиравшимся на нижнюю раму всей подставки. На этих
столбиках были сделаны рельефные изображения где льва, где вола, а где и орла.
Такие же рельефные изображения, как и на средних колонках, имелись также на
крайних столбах. Вся эта подставка покоилась на четырех подвижных литых
колесах[35],
диаметр которых вместе с ободом доходил до полутора локтей. Всякий, кто смотрел
на окружность этих колес, не мог не удивиться тому, как искусно они были
пригнаны и прилажены к боковым столбам подставки и как плотно они прилегали к
основе этой подставки. Верхние концы основных крайних столбов заканчивались
ручками наподобие вытянутых вперед ладоней, а на этих последних покоилась витая
подставка, поддерживавшая умывальник, в свою очередь упиравшийся на колонки с
рельефными изображениями львов и орлов, причем весь верх этой подставки был так
искусно скреплен между собою, что на первый взгляд казался сделанным из одного
куска. Между рельефными изображениями указанных львов и орлов выделялись также
рельефные финиковые пальмы[36].
Таков был характер означенных десяти подставок для сосудов. Затем [Хирам] сделал
и самые десять умывальниц, круглых медных сосудов, из которых каждый вмещал в
себе по сорока батов. Глубина каждого сосуда доходила до четырех локтей; такой
же величины был и диаметр их от края до края. Эти умывальницы он поставил на
означенные десять подставок, получивших название мехонот[37].
Пять умывальниц было помещено налево, т. е. от храма, с северной стороны его, и
столько же с правой, т. е. с южной стороны, если обратиться лицом к востоку. Тут
же было вмещено и "медное море"[38].
После того как эти сосуды были наполнены водою, [царь] назначил "море" для
омовения рук и ног священников, входивших в храм и собиравшихся приступить к
алтарю, тогда как целью умывальниц служило обмывание внутренностей и конечностей
животных, назначавшихся к жертве всесожжения.
7. Затем был сооружен также медный алтарь
для жертв всесожжения[39],
длиною и шириною в двадцать локтей, а вышиною в десять. Вместе с тем Хирам вылил
из меди также все приборы к нему, лопаты и ведра, кочерги, вилы и всю прочую
утварь, которая красивым блеском своим напоминала золото. Далее царь
распорядился поставить множество столов, в том числе один большой золотой, на
который клали священные хлебы предложения, а рядом бессчисленное множество
других, различной формы; на последних стояли необходимые сосуды, чаши и кувшины,
двадцать тысяч золотых и сорок тысяч серебряных. Сообразно предписанию Моисееву
было сооружено также огромное множество светильников, из которых один был
помещен в святилище, чтобы, по предписанию закона, гореть в продолжение [целого]
дня; напротив этого светильника, который был поставлен с южной стороны,
поместили у северной стены стол с лежавшими на нем хлебами предложения. Между
обоими же был воздвигнут золотой алтарь. Все эти предметы[40]
заключались в помещении в сорок локтей ширины и длины, отделявшемся завесою от
Святая Святых. В последнем же должен был поместиться кивот завета[41].
8. Ко всему этому царь велел сделать еще
восемьдесят тысяч золотых кувшинов для вина и сто тысяч золотых же чаш и двойное
количество таких же сосудов из серебра; равным образом восемьдесят тысяч золотых
подносов для принесения к алтарю приготовленной муки и двойное количество таких
же серебряных подносов; наконец, шестьдесят тысяч золотых и вдвое более
серебряных [сосудов], в которых мешали муку с оливковым маслом; к этому было
присоединено также двадцать тысяч золотых и вдвое более серебряных мер, подобных
мерам Моисеевым, которые носят название гина и ассарона; далее, двадцать тысяч
золотых сосудов для принесения (и сохранения) в них благовонных курений для
храма и равным образом пятьдесят тысяч кадильниц, с помощью которых переносили
огонь с большого жертвенника (на дворе) на малый алтарь в самом святилище[42];
тысячу священнических облачений для иереев с наплечниками, нагрудниками и
камнями, служившими для гадания. Но головная повязка имелась тут только одна -
та, на которой Моисей начертал имя Господне и которая сохранилась до настоящего
времени. Царь велел сшить священнические облачения из виссона и сделать к ним
десять тысяч поясов из пурпура. Равным образом он распорядился заготовить, по
предписанию Моисееву, двести тысяч труб и столько же одеяний из виссона для
певчих из левитов. Наконец, он приказал соорудить из электрона[43]
сорок тысяч самостоятельных музыкальных инструментов, а также таких, которые
служат для аккомпанемента при пении, т. е. так называемых набл и кинир[44].
9. Все это Соломон соорудил по возможности
богаче и красивее в честь Господа Бога и не щадил ничего, стараясь лишь о том,
чтобы со всяческим великолепием и по возможности достойнее украсить здание
храма. Все эти пожертвования он поместил в храмовой сокровищнице. Вместе с тем
он окружил храм со всех сторон так называемым, по-еврейски, гейсием[45],
чему на языке греческом соответствует thrinkes, т. е. зубчатою с выступами стеною, которая
достигала трех локтей вышины и должна была преграждать народной толпе доступ к
храму, оставляя вход свободным лишь для одних священнослужителей. Снаружи этой
стены царь оставил четырехугольную площадь для священного внутреннего двора,
окружив эту площадь специально для того воздвигнутыми обширными и широкими
портиками, доступ в которые был чрез высокие ворота. Последние были обращены в
разные стороны, а именно по направлению четырех сторон света, и снабжены
запиравшимися золотыми дверьми. В этот священный двор могли входить все без
различия, соблюдавшие законные постановления и отличавшиеся благочестием. Но
поразительнее его по виду и не поддающимся никакому описанию был тут двор,
который находился вне указанного внутреннего священного двора[46];
дело в том, что царь распорядился заполнить огромные ложбины, в которые раньше,
благодаря их глубине, так как она доходила до четырехсот локтей, нельзя было
смотреть без опасности потерять равновесие от головокружения и свалиться, и
притом заполнить так, чтобы сровнять их с верхнею площадкою горы, на которой был
воздвигнут храм. Таким образом ему удалось поместить наружный двор храма на
одинаковой высоте с самим святилищем. Вместе с тем и эту площадь двора он
окружил двойными портиками, колонны которых были высечены из тут же выломанного
камня. Крыши колоннад были выложены резными кедровыми планками. Ворота к этому
наружному двору он велел сделать из чистого серебра.
1. Если принять во внимание, что царь
Соломон окончил все эти огромные и прекрасные здания, не только с внешней
стороны, но и внутренее их убранство, в семилетний срок, то приходится
констатировать одинаково веское доказательство не только его богатства, но и его
личного рвения: ведь всякий согласится, что для осуществления такого
грандиозного предприятия, собственно, потребовался бы период целой человеческой
жизни. Тем не менее царю удалось завершить дело сравнительно с грандиозностью
сооружения в столь непродолжительный срок. [Тотчас же по окончании работ] он
написал еврейским наместникам и старейшинам письма с предложением собрать весь
народ в Иерусалим для осмотра храма и для участия в церемонии перенесения
священного кивота Господня в святилище. При получении этого приглашения прибыть
в Иерусалим, все поспешили отправиться туда. То был седьмой месяц, носящий у
туземцев название фисри, у македонян же - имя иперверетея. С этим же временем
совпал и праздник Кущей, столь выдающийся и свято чтимый у евреев.
Итак, кивот завета вместе с воздвигнутой
Моисеем скинией, равно как со всею необходимою при богослужениях и
жертвоприношениях утварью, был перенесен в храм. Сам царь и весь народ с
жертвоприношениями шли во главе процессии, причем левиты окропляли путь
жертвенным вином и кровью массы убитых жертвенных животных, а также сжигали
несметное количество благовонных курений, так что воздух во всей окрестности
наполнился благоуханием и сладостью своею указывал даже в большом от этого места
расстоянии проходившему путнику на близость Божества и, если выразиться на всем
доступном языке, на Его переселение во вновь сооруженное и Ему посвященное
местожительство. Равным образом левиты не переставали петь гимны и хоровые
славословия в продолжение всего пути до самого храма. Таким-то образом
совершалась церемония перенесения кивота. Когда же наступил момент внесения
кивота в самое святилище, весь народ остановился; одни лишь священнослужители
подняли кивот и поместили его между обоими херувимами. Эти последние были
устроены художником таким образом, что крылья их соприкасались между собою,
образуя для кивота нечто вроде крыши или балдахина. В самом кивоте не было,
впрочем, ничего, кроме двух каменных скрижалей, на которых были записаны
сохранившиеся десять заповедей, которые Господь Бог сообщил Моисею на горе
Синайской. Светильник, трапеза с хлебами предложения и золотой алтарь были
помещены в святилище пред входом в Святая Святых на тех же местах, на которых
они стояли и раньше в скинии, и тотчас были возложены на них обычные ежедневные
жертвоприношения. Медный жертвенник же был поставлен снаружи храма, как раз
против входа, так что при открытых дверях он был на виду у всех и было возможно
лицезреть священнодействие и обилие жертвоприношений. Вся остальная священная
утварь была помещена внутри храма.
2. Лишь только священнослужители уставили
все в святилище и вышли из него, по всему храму внезапно разлился густой туман,
впрочем не холодный и не наполненный сыростью, как то бывает в зимнее время, но
плотный и нежный, и сразу отнял у священнослужителей возможность видеть друг
друга. И в тот же миг в уме и воображении каждого мелькнула мысль, что это
Господь Бог снизошел в свое святилище и милостиво занял его. И пока все были еще
погружены в раздумье о виденном, царь Соломон, до тех пор сидевший, встал со
своего седалища и обратился к Предвечному со словами, которые он признал
подходящими к данному случаю и в милостивом со стороны Господа Бога отношении к
которым он был вполне уверен. А именно он сказал следующее: "Хотя ты, о Господи,
и не имеешь Свою собственную, вечную обитель и хотя мы знаем, что из того, что
Ты Сам для Себя создал, возникли небо, и воздух, и земли, и моря и что Ты
наполняешь Собою все в тем не менее все существующее не может объять Тебя, я
все-таки решился воздвигнуть Тебе этот славный храм с тою целью, чтобы мы могли
приносить Тебе здесь наши жертвы и возносить из него наши славословия, будучи в
полной уверенности, что Ты здесь и не находишься вдали от нас. И если Ты
взираешь на все и слышишь все, то отныне, поселившись здесь, не откажи в Своей
близости никому и милостиво внемли и ночью, и днем всякому к Тебе прибегающему".
Обратившись с этою вдохновенною речью к
Господу Богу, царь обратился к народу с воззванием, в котором выяснил народной
массе всемогущество Божие и любовь Его к иудеям. При этом он указал на то, как
Предвечный предвещал отцу его, Давиду, все, из чего уже многое осуществилось, а
остальное еще должно осуществиться; как Он дарует настоящее имя еще не
существующему и предсказывает будущее назначение всякого и всего; как Он
предсказал отцу его, что сам он, Соломон, станет Царем по смерти отца своего и
воздвигнет Господу храм. Ныне, заключил он речь свою, когда иудеи смогли воочию
убедиться в справедливости предвещаний Господних, им следует славословить Его и
не отчаиваться в осуществлении всего того, что Он обещал сделать для
благополучия их: уверенность эту может дать им уже то, что они теперь видят.
3. Сказав это народу, царь вновь обратился
лицом к храму и, воздев правую руку к небу, воскликнул: "Люди не в состоянии
возблагодарить делами своими Господа Бога за все полученные от Него благодеяния,
ибо Божество ни в чем не нуждается и выше всякой благодарности. Но все-таки,
Господи, в одном отношении Ты поставил нас выше всех остальных существ, и с
помощью этой одной способности мы обязаны восхвалять Твою славу и возносить
благодарность за все милости, указанные Тобою нашему дому и еврейскому народу.
Ибо с чем иным можем мы лучше прибегнуть к Тебе или умилостивить Тебя, будь Ты
милостив к нам или разгневан на нас, как не с нашим словом, которое является к
нам из воздуха и о котором мы знаем, что оно вновь воздымается [к Тебе] по тому
же самому воздуху. Итак, я для начала вознесу к Тебе с помощью голоса моего
благодарение за отца своего, которого Ты, несмотря на его ничтожество, столь
возвеличил, а затем возблагодарю Тебя и за себя лично, ибо Ты до сего дня
исполнил все Твои предсказания относительно меня. Поэтому молю Тебя и на будущее
время сохранить мне Свою милость и даровать мне все то, что можешь даровать Ты,
Господь Бог, избранникам своим, а именно на веки утвердить власть дома нашего,
сообразно с предвещанием Твоим отцу моему при его жизни и в минуту смерти, что у
нас останется царская власть, которая и будет переходить среди нас из рода в род
непрерывно. Итак, сохрани за нами это и даруй детям моим ту добродетель, которая
Тебе угодна. Сверх того, умоляю Тебя, ниспошли в этот храм также частицу духа
Твоего, дабы знаменовать Твое присутствие здесь на земле среди нас. И хотя вся
ширь небесная со всем ее окружающим, а следовательно, и этот сооруженный
[человеческими руками] храм, конечно, являются для Тебя слишком тесным
обиталищем, тем не менее с мольбою взываю к Тебе: сохрани его навсегда в
целости, как Твою собственность, от разрушительного натиска врагов и позаботься
о нем, как о личном своем достоянии. И если когда-либо случится, что народ,
согрешив и будучи Тобою за это свое согрешение наказан каким-нибудь ужасным
бедствием вроде неурожая или чумы или подобною напастью, которая обыкновенно
постигает ослушников Твоих святых повелений, в полном смятении толпою станет
искать убежища в Твоем храме и с мольбою будет взывать о спасении,- будь тогда
милостив к нему и, как находящийся [в этом храме], внемли его молитвам и избавь
его в милосердии Своем от этих бедствий. Но не для одних евреев я прошу у Тебя
такой милости в случае беды: даже если сюда придут люди с крайних пределов земли
или откуда бы то ни было с желанием, обратиться к Тебе и вымолить у Тебя
какую-нибудь милость, внемли им и исполни их моление. Только таким образом
станет общеизвестным, что Ты сам пожелал от нас сооружения Тебе этого храма, и
что мы не только не являемся человеконенавистниками по своей природе и нисколько
не настроены враждебно против иноплеменников, но желаем всем и каждому
пользоваться Твоею помощью и полным избытком всяких благ"[47].
4. Сказав это, царь пал ниц наземь и
долгое время пребывал в молитве. Затем он поднялся и принес Господу Богу жертвы.
Заклав установленное количество жертвенных животных без изъяна, он мог убедиться
воочию, что Господь Бог принял все жертвоприношения, потому что с неба вдруг на
глазах у всех снизошло пламя на алтарь, охватило все жертвы и пожрало их. Увидев
это явное чудо и усмотрев в нем ясное доказательство очевидного нахождения
Божества в храме и желание Его и на будущее время иметь тут свое
местопребывание, народ в великой радости бросился на колени и стал молиться, а
царь стал восхвалять Предвечного, чем принудил и народ к тому же самому.
Славословие это сводилось к указанию, что [евреи] уже теперь имеют пред собою
доказательство милостивого расположения к ним Господа Бога, и к мольбе - всегда
сохранять к ним это чувство, уберечь сердца их чистыми от всякого зла и навеки
даровать им любовь к справедливости, благочестию и точному исполнению тех
заповедей, которые Предвечный дал им чрез посредство Моисея: лишь в таком случае
народ еврейский будет счастлив и даже счастливее всякого другого племени. Вместе
с тем царь присоединил к этому еще свое собственное увещание народу не забывать,
что он должен сохранить и даже усугубить свое счастие таким же точно путем,
каким он приобрел его в настоящую минуту: не довольно достигнуть его путем
благочестия и справедливости, но следует постоянно помнить, что лишь таким же
путем можно его сохранить за собою. Дело в том, что людям не так трудно
приобрести то, чего у них еще нет, чем сохранить имеющееся и нисколько не
умалить его.
5. Обратившись с такою речью к народу,
царь распустил собрание. Вместе с тем он принес лично за себя и за всех евреев
жертву в двенадцать тысяч волов и сто двадцать тысяч овец. Это было первое, по
освящении храма, жертвоприношение, и при этом случае приняли участие в угощении
все евреи с их женами и детьми. После этого царь блестяще и пышно отпраздновал в
продолжение четырнадцати дней так называемый "праздник кущей", и весь народ
участвовал в этом торжестве.
6. Когда народ в достаточной мере
повеселился и все обязанности по отношению к Господу Богу, казалось, были в
точности исполнены, все евреи, с разрешения царя, отправились по домам,
прославляя царя за его о них заботливость и величие его деяний и моля
Предвечного о том, чтобы Он сохранил им Соломона царем еще на многие годы. С
радостным ликованием выступили они в путь и, совершая его с хвалебными в честь
Господа Бога песнопениями, без всякого труда для себя самих (вследствие своего
радостного настроения) незаметно прибыли домой. Равным образом вернулись в свои
родные города также все те, которые лично участвовали в церемонии внесения
ковчега завета внутрь храма и могли теперь рассказывать (по своим собственным
наблюдениям) о величине и красоте этого храма, а также о тех необычайных
жертвоприношениях и празднествах, в которых они сами явились непосредственными
участниками.
В ту же самую ночь Соломону представилось
во сне видение, которое возвестило ему, что Господь Бог милостиво внял его
(царя) молитве, готов принять под свое покровительство храм и всегда иметь в нем
свое местопребывание и оказывать милосердие как его потомкам, так и всему
народу. Если только сам царь первый останется верен заветам отца своего, то,
говорило видение, Предвечный не только непременно возвеличит его и даст ему
высшее счастье, но и предоставит потомству Соломона навсегда царскую власть над
всею этой страною и коленом Иудовым. Если же он изменит этим наставлениям,
забудет о них и променяет Его на чужеземных богов, то Всемогущий угрожал
совершенно истребить его, не оставить и следа его потомства, равно как не
пощадить никого из израильского народа, уничтожить их войнами и бесконечным
количеством всевозможных бедствий, изгнав их из страны, которая была дарована их
предкам, и предоставить эту страну, по изгнании их, чужим пришельцам. Вместе с
тем Господь грозил предать огню ныне сооруженный храм и предоставить его врагам
на разграбление, а также отдать весь город в руки неприятелей. И повсюду
бедствия евреев войдут тогда в поговорку и возбудят недоверие по своей тяжести,
так что, когда соседи евреев станут затем с удивлением расспрашивать о причине,
почему евреи, раньше столь возвеличенные и столь богато одаренные Предвечным,
теперь впали в такую у Него немилость, им придется услышать из уст случайно
уцелевших от погрома чистосердечное признание в прегрешениях и в нарушении
прародительских заветов[48].
Все то, что сказал Господь царю чрез
посредство ночного видения, записано [в священных книгах][49]
1. После сооружения храма, который, как мы
уже упоминали, был окончен в течение семи лет, Соломон приступил к построению
царского дворца, на что ему .с трудом хватило тринадцати лет. Правда, рвения к
этой постройке было приложено не менее, чем к сооружению храма, который, хотя и
отличался своею грандиозностью и необычайным великолепием, был окончен в
сравнительно столь непродолжительное время потому, что окончанию его постройки
способствовал сам Предвечный, в честь Которого он воздвигался. Между тем дворец,
значительно уступавший по своей грандиозности зданию храма, строился медленнее,
с одной стороны, оттого, что для него не было так задолго и с таким рвением
припасено нужных строительных материалов, а с другой - потому, что тут шла
постройка царского дворца, а не храма для Господа Бога. Впрочем, и дворец этот
отличался вполне достойным великолепием, и сооружение его всецело
соответствовало богатству страны еврейской вообще и ее царя в частности, и я
считаю необходимым дать здесь подробное и точное его описание уже для того,
чтобы все будущие читатели этой книги могли себе составить полное и верное
представление о грандиозности указанного сооружения.
2. Главная часть здания представляла из
себя обширный и красивый чертог, окруженный множеством колонн и предназначенный
для судебных и иных публичных заседаний, почему ему пришлось дать такие размеры,
чтобы он был в состоянии вместить в себя большое стечение народа. Ввиду этого
длина этой залы была определена в сто, ширина в пятьдесят, а вышина в тридцать
локтей. Поддерживавшие потолок четырехгранные колонны были сделаны все из кедра
и у потолка были украшены коринфскими узорами[50],
а симметрично расположенные двери с тройными резными створами представляли собой
не только большое удобство, но и придавали особенную красоту зале. К боковой
стене этого чертога во всю его длину примыкало другое четырехугольное здание в
тридцать локтей в ширину, которое на противоположном конце своем имело чертог,
украшенный низкими и толстыми колоннами. Тут находился прекрасный трон, на
котором восседал царь во время судебных разбирательств. К этому зданию, в свою
очередь, примыкали покои царицы и все прочие комнаты, нужные для хозяйства и для
свободного времяпрепровождения и отдыха после трудов. Все эти покои были
снабжены резными дверьми из кедрового дерева.
Все здания были сооружены из больших
каменных глыб в десять локтей ширины, а стены были также облицованы дорогими
полированными каменными плитами, которые обыкновенно добываются для украшения
святилищ или пышных царских дворцов из недр земли и тем необычайно усиливают
красоту отделанных ими построек. Наружность здания еще более выигрывала от
тройного ряда воздымавшихся друг над другом колонн, тогда как четвертый этаж
представлял картину удивительной лепки, изображавшей целые деревья и
многоразличные плоды, причем отдельные ветви и ниспадавшая с них листва, которая
была сработана так тонко и искусно, что можно было предположить, что все это
задвижется, не только давали тень, но и скрывали находившийся под ними камень.
Все остальное пространство стен вплоть до крыши было покрыто разнообразными
красками, узорами и изречениями. Ко всему этому царь воздвиг также и другие
чертоги, предназначавшиеся для празднеств, и расположенные в красивейшей части
дворца колоннады, среди которых помещалась также великолепнейшая зала для
роскошных пиршеств, вся залитая золотом. Вся необходимая утварь этой залы,
предназначавшейся для пользования гостей, была из чистого золота. Вообще, крайне
затруднительно рассказать о всей грандиозности и великолепии царского дворца,
равно как перечислить все хотя бы обширнейшие покои, не говоря уже о
второстепенных и подземных, а потому сразу невидимых, и сообщить о красивой
внешности воздымавшейся к небу постройки или о ласкавших взор и представлявших
приятное убежище во время летнего зноя и чудные уголки для отдыха садах дворца.
Короче говоря, царь воздвигал всю постройку из белого камня (мрамора), кедра,
золота и серебра, а потолок, равно как и стены, был-покрыт такими же красивыми,
оправленны-/ми в золото, камнями, как то было в храме Господнем. Вместе с тем
царь велел соорудить из слоновой кости огромный трон, поставленный на
возвышении, к которому вело со всех [четырех] сторон по шести ступеней. На
каждой ступени стояло по бокам по два льва и по стольку же наверху по обеим
сторонам трона. Седалище было снабжено ручками, на которые мог опираться царь, а
спинку, к которой он мог прислониться, составлял зад вола, обращенного в
противоположную от восседавшего сторону. Все это было в изобилии выложено
золотом.
3. На все эти сооружения Соломон употребил
двадцатилетний период времени.
Так как тирский царь Хирам доставил ему
для этого большое количество золота, а еще больше серебра, равно как кедрового и
елового дерева, то и сам Соломон отплатил Хираму значительными подарками,
посылая ему постоянно ежегодно жито, вино и масло, в которых тирцы, как мы уже
выше упомянули, всегда особенно нуждались, так как жили на [отрезанном от
материка] острове. Кроме всего этого, Соломон предоставил в распоряжение Хирама
еще двадцать галилейских городов, лежавших невдалеке от Тира. Но когда Хирам
посетил и осмотрел эти города, то остался недоволен этим подарком, что и выразил
Соломону путем отправления к нему особого посольства, которое должно было
заявить, что Хирам в этих городах не нуждается. Отсюда вся эта местность
получила название "Хавалон", потому что в переводе с финикийского Хавалон значит
"неприятное"[51].
Впоследствии царь Тира стал посылать
Соломону различные хитрые загадки в форме запросов, прося отгадать их и тем
помочь ему в его затруднении при решении этих задач. Но так как Соломону, при
его необыкновенной даровитости, это не представляло никакой трудности, то он с
легкостью отгадывал все их и свободно раскрывал тайный смысл этих задач. Об
эти(х сношениях указанных двух царей упоминает также и Менандр, переводчик
тирских летописей с финикийского языка на греческий[52],
и сообщает следующее:
"После смерти Абибала царство перешло к
его сыну Хираму, который прожил пятьдесят три года и был из них царем в
продолжение тридцати четырех лет. Он расширил посредством насыпей место, носящее
название Еврихора[53],
поставил в виде жертвенного дара золотую колонну в храме Зевса, лично отправился
в рощу и приказал рубить на горном хребте Ливанском материал для сооружения
крыши [Иерусалимского] храма. Он же велел срыть старые капища и воздвиг храмы в
честь Геракла и Астарты[54]
и первый установил праздник воскресения Геракла в месяце перитии[55].
Он же пошел походом против отказавшихся платить дань итикийцев[56]
и вернулся назад после их покорения. При нем жил Абдимон, который, хотя и был
гораздо моложе, всегда отлично решал задачи, предлагаемые царем иерусалимским,
Соломоном[57].
Об этом имеется упоминание также у Дия[58],
гласящее следующим образом:
"После смерти Абибала на царский престол
вступил сын его Хирам. Этот сделал в восточных частях города насыпи, чем
расширил город, соединил с ним стоявший особняком на острове храм Зевса
Олимпийского[59],
засыпав лежавшее [до этого] между ними пространство, и украсил храм золотыми
жертвенными дарами. Затем он лично поднялся на Ливан и велел нарубить деревьев
для построения храмов. Сообщают, что иерусалимский царь Соломон посылал Хираму
загадки и предлагал ему обмениваться загадками с тем, чтобы тот, кто не в
состоянии будет разрешать их, уплачивал разгадчику денежную пеню. Так как Хирам,
согласившийся на эти условия, не был в состоянии разрешать предложенные загадки,
то ему пришлось расплатиться, в виде пени, большею частью своих сокровищ. Но
потом некий тирянин, Абдимон, решил загадки и от себя предложил Соломону целый
ряд других, которых Соломон не мог разгадать, так что был принужден приплатить
Хираму еще много пени от своих сокровищ". Таково сообщение Дия[60].
1. Так как царь [Соломон] обратил внимание
на то, что стены города Иерусалима совершенно лишены необходимых для
безопасности башен и вообще какого бы то ни было укрепления (что, по его мнению,
не соответствовало значению и достоинству города), то он занялся возведением
стен и воздвиг на них высокие башни. Вместе с тем он принялся за основание и
других городов, являвшихся особенно значительными, а именно Асоры и Магедона.
Третьим он отстроил Газару, главнейший город в области филистимлян. Город этот
подвергся осаде и взятию со стороны выступившего против него в поход египетского
фараона. После того как фараон перебил там всех жителей и поджег Газару, он
впоследствии отдал этот город дочери своей, вышедшей замуж за Соломона. Ввиду
этого и в силу того, что Газара уже по положению своему представляла укрепленный
пункт и во время войны или в иных затруднительных случаях могла оказать
особенные услуги, царь вновь отстроил ее. Невдалеке от нее он воздвиг два других
города; имя одного из них было Витхора, а другой назывался Валефом. Равным
образом он построил, кроме названных, также еще и другие города, которые были,
благодаря своему чудному воздуху, отличному климату и обилию ключей, особенно
пригодны для отдыха и летнего пребывания. После этого он совершил вторжение в
пустынную область, расположенную к северу от Сирии, и, завладев ею, основал там
обширный город, в расстоянии двух дней пути от северной Сирии и одного дня от
Евфрата, тогда как расстояние этой местности от великого Вавилона было
шестидневное. Причиною постройки такого города в столь отдаленной от более густо
заселенных частей Сирии местности является то обстоятельство, что южнее нет
вовсе воды, тогда как только в одном этом углу можно было найти источники и
цистерны. Выстроив и окружив этот город весьма прочными стенами, царь дал ему
имя Фадамера, каковое название его и по сей день сохранилось у сирийцев, тогда
как у греков он известен под именем Пальмиры[61].
2. Такими предприятиями царь Соломон
наполнял в то время досуг свой. Но так как уже несколько раз встречалось у нас
имя фараона и могут найтись люди, которые пожелают узнать, почему все египетские
цари, начиная с Минея, построившего город Мемфис и жившего за много лет до
прародителя нашего Аврама, вплоть до Соломона, т. е. в течение более тысячи
трехсот лет, назывались фараонами по имени царя Фараона, правившего по истечении
столь продолжительного периода времени, то я считаю необходимым, в видах
рассеяния недоумения и раскрытия истинного положения дела, сообщить, что слово
"фараон" означает по-египетски царя[62].
Полагаю, что египетские властители, носящие в юности различные имена, с
воцарением получают указанный титул, знаменующий собою, на их родном языке, все
их величие. Подобно этому и александрийские[63]
цари, первоначально нося различные другие названия, получали с момента
вступления на царский престол название Птолемеев[64],
по имени родоначальника династии. Равным образом и римские императоры, называясь
с минуты своего рождения различными именами, принимают прозвище Цезарей; на этот
титул дают им право их высокое положение и связанный с последним почет, и,
принимая этот титул, они отказываются уже навсегда от первоначальных своих
собственных имен. Я полагаю, что по этой-то именно причине и Геродот из
Галикарнасса, говоря, что после строителя города Мемфиса, Минея, было у египтян
тридцать три царя[65],
и приводит их имена, так как все они носили общее название фараонов. Дело в том,
что, когда этому писателю приходится говорить о воцарении после смерти тех
фараонов женщины, он называет ее Никавлою[66],
тем самым указывая, что все царствующие лица мужского пола могли носить одно
всем общее имя, тогда как женщина не имела этого права, почему автору и пришлось
привести ее настоящее природное имя. Вместе с тем я заметил, что в наших
собственных [священных] книгах после Фараона, тестя Соломонова, ни один из
египетских царей уже более не носит этого титула и что впоследствии к Соломону
является вышеупомянутая женщина, царица Египта и Эфиопии. Но о ней мы расскажем
несколько ниже. Теперь же я остановился на этом лишь с целью показать, что при
сопоставлении данные наших священных книг вполне сходятся с фактами египетской
истории.
3. Затем царь Соломон подчинил себе тех из
еще не покоренных хананейцев, которые жили по Ливанскому хребту вплоть до города
Амафы. Наложив на них дань, он заменил ее тем, что заставил их высылать ему
служителей для комнатных услуг и ежегодно известное количество народа для
обработки земли. Дело в том, что никто из евреев не служил в качестве раба (так
как Господь Бог подчинил им много народов, то ведь было бы и неприлично набирать
из их собственной среды слуг, тогда как имелась возможность набирать их из числа
покоренных), но все они с большею охотою с оружием в руках на колесницах или
верхом проводили жизнь свою в походах, чем за работою, приличествовавшею рабам[67].
А над теми хананеянами, которым царь поручил отправление черной работы, он
поставил пятьсот пятьдесят надзирателей, получивших от царя приказание
озаботиться всем, что касалось этих рабочих, так что этим надзирателям пришлось
обучать подчиненных им хананеян всем работам и ремеслам, на которые те
назначались.
4. Царь также велел построить в египетском
заливе и в одной бухте Чермного моря по имени Гасионгавел невдалеке от города
Элафы, который теперь носит название Вереники[68],
множество судов. Вся эта местность принадлежала в те времена евреям. И при
постройке этих судов Соломон получил соответственный подарок от тирского царя
Хирама, который послал ему опытных и способных в морском деле кормчих и моряков.
Этим людям он приказал вместе с его собственными уполномоченными отправиться в
плавание в страну, которая в древности называлась Софиром[69],
а теперь именуется Золотою страною (она находится в Индии), и привезти ему
оттуда золота. Посланные действительно собрали там около четырехсот талантов
[золота] и вернулись с ними к царю.
5. Когда же царствовавшая в то время над
Египтом и Эфиопией и отличавшаяся особенною мудростью и вообще выдающимися
качествами царица узнала о доблести и необычайных умственных способностях
Соломона, то желание лично познакомиться с тем, о котором она ежедневно слышала
столько необычайного, всецело овладело ею[70].
Ввиду того, что вполне естественно не полагаться на чужие сообщения,
правдоподобность которых зависит исключительно от личности рассказчика, царица
пожелала сама на опыте убедиться в справедливости всего слышанного и решила
отправиться к Соломону для того, чтобы воочию ознакомиться с его мудростью путем
предложения разных вопросов, при разрешении которых могла бы обнаружиться вся
глубина его ума.
Итак, она явилась в Иерусалим с большою
помпою и несметными сокровищами, которыми были нагружены ее верблюды. Тут было
золото, различные благовонные товары и драгоценные камни. При ее приезде царь
принял ее особенно ласково, был с нею необычайно любезен и предупредителен и
разрешил предложенные ею загадки, благодаря своему необыкновенному уму, гораздо
скорее, чем можно было предполагать. Царица была поражена мудростью Соломона,
которая, как она теперь имела случай убедиться воочию, далеко превосходила ее
собственную и все досель ею об этом слышанное. Но еще более царица была поражена
красотою и грандиозностью царского дворца и распределением отдельных входивших в
состав его частей, ибо и в этом сказывался весь необычайный ум Соломона. Но
окончательно подавили ее дворец, носивший название ливанского кедрового[71],
роскошь изо дня в день устраивавшихся пиршеств, богатство убранства и утвари,
роскошные одежды и необычайная ловкость прислужников, равно как обилие ежедневно
приносимых Господу Богу жертв и служба при этом священнослужителей и левитов.
Видя это изо дня в день, царица не была в состоянии удержаться от выражения
своего удивления и не скрывала этого. Напротив, раз она даже отправилась к царю,
чтобы высказать ему, насколько все виденное ею [в Иерусалиме] превзошло всякие
ее ожидания и все раньше слышанные ею об этом рассказы.
"Все то, о царь,- сказала она,- что
узнаешь по слухам, принимается с некоторым недоверием. Между тем о тех
сокровищах, которые ты носишь в себе - я имею здесь в виду твою мудрость и
житейскую опытность,- равно как о тех богатствах, которые связаны с твоим
царским достоинством, молва, дошедшая до нас, не только не сказала неправды, но
даже далеко оставила за собою истину, потому что я теперь воочию убедилась в
избытке того счастья, которым она тебя наделяла. Эта слава о тебе только
убеждала нас в своей истинности, тогда как не столько простое описание твоего
величия заставило нас поверить ему, сколько то личное впечатление, которое
выносится при виде всех этих прелестей. Уже то, что мне было возвещено о твоем
величии и богатстве, вызвало мое недоверие, но я лично убедилась, что истина
далеко оставляет за собою описание, и я считаю необычайно счастливым народ
еврейский, в особенности же тех слуг и друзей твоих, которым дана возможность
изо дня в день пребывать в созерцании твоего величия и внимать твоей мудрости.
Как не восхвалять им Всевышнего, который столь возлюбил эту страну и обитающих в
ней жителей ее, что поставил над ними царем именно тебя!"
6. Затем царица словесно выразила Соломону
свою глубокую признательность за радушный прием и доказала это также некоторыми
тут же сделанными ему подарками; а именно: она преподнесла ему двадцать талантов
золота, несметное количество благовонных товаров и массу драгоценных камней. От
нее же, по преданию, развелось и растение, дающее нам корень опобальзама[72]
и до сих пор еще в изобилии произрастающее в нашей стране. В свою очередь и
Соломон одарил царицу щедрыми дарами, предоставив ей выбор таковых по ее
собственному усмотрению. Он не только не отказал ей ни в чем, что она просила,
но выказал ей полное свое великодушие, предоставив ей пользование всем тем, что
наполняло дом его, и выслал ей все, что она пожелала получить.
Когда таким образом состоялся обмен
подарков между царем Соломоном и царицею египетскою и эфиопскою, последняя
отправилась в обратный путь[73].
1. Так как около того времени к царю было
доставлено из так называемой золотоносной страны множество драгоценных камней и
соснового леса, то он употребил часть дерева на сооружение перил у храма и
строений, входивших в состав царского дворца, а другую на изготовление
музыкальных инструментов, цитры и арфы, дабы левитам была предоставлена
возможность славословить Всевышнего под звуки музыки. Между прочим, все те
материалы, которые тогда получил царь Соломон, значительно разнились качеством и
добротностью от соответствующих, ныне нам известных. Пусть никто не думает,
чтобы сосновое дерево того времени не отличалось от того, что мы ныне называем
этим именем; напротив, оно так было непохоже на то, что у нас известно под этим
названием, что продавцы нередко злоупотребляли этим именем для обмана
покупателей: прежнее сосновое дерево имело ценность наравне с фиговым деревом,
да вдобавок еще превосходило последнее белизною и блеском. Мы сочли нужным и
крайне полезным упомянуть об этом дереве, раз мы вспомнили об употреблении его
царем, дабы всякий знал различие того соснового дерева от обыкновенного и знал
его отличительные качества.
2. Между прочим, вес доставленного царю
золота достигал шестисот шестидесяти шести талантов, не считая при этом того,
что закупили для него торговцы, и того, которое присылали ему в дар правители
областей и цари Аравии. Все это золото Соломон велел вылить в виде двухсот
таблиц, по шестисот сиклов весом каждая.
Равным образом он велел заготовить также
триста щитов, из которых каждый был весом в три мины[74].
Все эти золотые вещи царь велел. поставить в так называемый ливанский кедровый
дом[75].
Также и кубки для пиршеств были великолепно сделаны им из золота и драгоценных
камней, равно как он велел заготовить из золота все приборы домашнего обихода,
потому что ценность серебра была тогда так незначительна, что его нельзя было ни
продать, ни купить на него что-либо. У Соломона имелось в так называемом
Тарсийском море[76]
множество кораблей, назначение которых состояло в том, чтобы вести самую
разнообразную торговлю с отдаленнейшими народами, у которых закупались серебро,
золото, множество слоновой кости, эфиопы[77]
и обезьяны. Продолжительность плавания каждого корабля, ничиная с момента
отплытия до возвращения его на родину, доходила до трех лет.
3. Между тем слава о доблести и мудрости
Соломона и о его блеске распространилась далеко за пределами его страны в
соседних землях, так что повсюду правители, не веря рассказам о Соломоне и
считая их преувеличенными, жаждали лично увидеть его и щедрыми приношениями
выказать ему свое уважение. Ввиду этого они посылали царю золотые и серебряные
сосуды, тканые одежды, всевозможного рода благовония, лошадей и колесницы, равно
как значительное количество мулов для переноски тяжестей, причем полагали, что
эти мулы особенно понравятся царю как по своей красоте, так и выносливости.
Таким образом, благодаря этим подношениям, число царских лошадей, доходившее
первоначально до двадцати тысяч, увеличилось теперь на две тысячи, а количество
колесниц, которых у него раньше была тысяча, на четыреста. При уходе за этими
лошадьми обращалось одинаковое внимание на сохранение ими как внешней красоты,
так и быстроты, так что другие кони не были в состоянии выдержать с этими
сравнение в данном отношении: на вид это были красивейшие и недосягаемые по
резвости своей животные. Большим украшением в этом случае служили также их
всадники, необычайно цветущие юноши, далеко превосходившие прочее население
своим значительным ростом и статным телосложением и отличавшиеся длинными
распущенными волосами и одеянием из тирийского пурпура. Ежедневно они посыпали
себе волосы золотым песком, так что головы их сияли золотом, когда на них падали
лучи солнца. В таком убранстве с луками в руках эти всадники окружали царя,
когда тот обыкновенно на заре выезжал на своей колеснице в белом одеянии и сам
правил лошадьми. В расстоянии двух схойнов от Иерусалима находилось местечко
Ифам[78],
представлявшее, благодаря своим садам и обилию влаги, в одинаковой мере приятный
и плодородный уголок. Местечко это служило целью утренних поездок царя.
4. Так как царь отличался во всем прямо
необычайною внимательностью и сообразительностью, да и, кроме того, стремлением
к красоте, то он обратил также особенное внимание на пути сообщения вообще, а в
частности- на те дороги, которые вели его в столицу Иерусалим, и приказал их
вымостить черным камнем, с одной стороны, для того, чтобы облегчить передвижение
путешественникам, а с другой - чтобы еще раз выказать всю силу своего богатства
и величие своей власти. Колесницы свои он разделил на группы и распределил их по
отдельным городам, так что в каждом из последних всегда имелось определенное
количество их, а себе оставил незначительное число их. Означенные города он
назвал колесничными[79].
Серебра царь доставил такое количество в Иерусалим, как будто то были простые
камни, а кедровых бревен, которых раньше тут не имелось вовсе, также множество,
как будто то были стволы в изобилии дико растущих по долинам Иудеи тутовых
деревьев. От египетских купцов он покупал колесницы, запряженные парою лошадей,
и платил за каждую по шестисот драхм серебра. Эти колесницы он рассылал царям
сирийским и правителям земель по ту сторону Евфрата.
5. Став среди всех царей самым знаменитым,
снискав себе особенную любовь со стороны Предвечного и превосходя умом и
богатством всех предшествовавших ему властителей над евреями, Соломон, однако,
не остался верен себе вплоть до своей кончины, но под конец покинул строгое
соблюдение отцовских предписаний, так что конец его царствования был совершенно
не таким, каким, как мы показали выше, было начало его. Дело в том, что, сходя с
ума по женщинам и необузданно предаваясь удовлетворению своих половых влечений,
царь не только не удовлетворялся одними туземными женщинами, но брал себе в жены
множество иностранок, сидонянок, тириянок, амманитянок и идумеянок и тем нарушал
Моисеевы постановления, в силу которых было запрещено сожитие с иноземными
женщинами. Между тем Соломон, в угоду этим женщинам и из любви к ним, стал
поклоняться и их богам, что как раз было предусмотрено законодателем, который по
этой-то именно причине и запретил вступать в брак с иностранками, чтобы евреи не
отстали от своих родных обычаев, предавшись чужеземным, и не стали почитать
богов своих жен, оставляя поклонение своему собственному Богу. Однако Соломон,
втянувшись в безрассудное удовлетворение своих страстей, уже более не обращал на
это внимание. Взяв себе в жены, кроме дочери царя египетского, еще семьдесят жен
и дочерей владетельных князей и родовитых людей, а также держа при себе до
трехсот наложниц[80],
он немедленно впал в такую от них зависимость, что стал подражать их обычаям, а
желание выказать всем этим женщинам свою любовь и преданность побудило его
устроить свою жизнь совершенно на их образец. А так как и лета его уже
подвинулись, да и сила ума, благодаря годам, стала ослабевать у него, то он
начал понемногу забывать о родных установлениях; он все более и более
пренебрегал собственным своим Господом Богом и стал воздавать почести богам
своих пришлых жен. При этом и раньше ему пришлось уже раз согрешить и нарушить
законоположение, а именно тогда, когда он велел соорудить изображения медных
быков под жертвенною чашею - "морем" и фигуры львов у собственного своего трона:
ведь изображения эти были сооружены им вопреки точному запрещению закона.
Несмотря на то что перед глазами Соломона был блестящий пример добродетели
собственного отца его и славы, которую последний оставил по себе благодаря
своему истинному благочестию, Соломон тем не менее не пошел по стопам его, и,
хотя Господь Бог дважды являлся ему во сне и увещевал следовать примеру отца, он
должен был умереть бесславно. Дело в том, что вскоре к царю явился посланный
самим Предвечным пророк с извещением, что от взора Всевышнего не скрыты все его
баззакония, и с угрозою, что Соломону придется недолго уже предаваться своим
удовольствиям. При этом пророк заметил, что хотя Господь и не отнимает у
Соломона при жизни того царства, которое Он обещал Давиду сохранить за его
наследником, но после его смерти придется за все поплатиться сыну Соломона:
правда. Господь отнимет у этого сына власть не над всем народом, но зато отдаст
десять колен одному из рабов его, оставя два колена внуку Давида за то, что
последний возлюбил Всевышнего, и за то, что он отстроил город Иерусалим, в
котором Господу Богу было желательно иметь собственное святилище.
6. Услышав это, Соломон глубоко опечалился
и сильно испугался, причем все те блага, которых он раньше столь ревностно
домогался, приняли в глазах его отталкивающий характер. И правда, немного прошло
времени с тех пор, как прорицатель предсказал ему грядущее, и Господь Бог уже
послал Соломону врага в лице некоего Адера, которому причиною для неприязненных
действий против Соломона послужило следующее обстоятельство.
Он был еще молодым человеком и происходил
из царского идумейского рода. Когда же полководец Давида Иоав завоевал Идумею и
в продолжение шести месяцев перерезал всех молодых людей, способных носить
оружие, он один спасся бегством и прибыл к египетскому царю-фараону. Последний
принял Адера благосклонно, предоставил ему дом и участок земли для пропитания и
так полюбил его, когда тот достиг более зрелого возраста, что дал ему в жены
свояченицу свою Фафину, родившегося у Адера от нее сына царь велел воспитывать
вместе с собственными своими детьми.
Когда однажды Адер узнал о смерти Давида и
Иоава, то отправился к фараону и стал просить его разрешить ему вернуться на
родину. В ответ на эту просьбу фараон спросил Адера, чего недостает ему или
вследствие какой обиды он старается покинуть его, и затем настоятельными
просьбами и представлениями добился наконец того, что Адер остался. Когда же
наступил момент, что положение Соломона, благодаря его вышеуказанным беззакониям
и гневу вследствие того на него Господа Бога, уже начало становиться шатким,
фараон согласился отпустить Адера, и тот вернулся в Идумею. Не будучи, однако, в
состоянии побудить население этой страны отложиться от Соломона (дело в том, что
там было много еврейских гарнизонов, благодаря которым государственный переворот
представлял большие затруднения и опас-'ности), Адер покинул Идумею и направился
оттуда в Сирию. Тут он столкнулся с неким Раазаром, убежавшим от своего
господина, царя Софенского[81],
Адразара, и разбойничавшим в той местности, вошел с последним в дружественные
сношения и двинулся вперед, став во главе разбойничьей шайки. Затем он овладел
тою частью Сирии, принудил население признать его царем этой местности и вторгся
еще при жизни Соломона в землю израильскую, предавая все опустошению и
разграблению. Вот что пришлось претерпеть евреям от Адера.
7. Вслед за тем на Соломона напал также
один из его собственных подданных. То был Иеровоам, сын Наватея, который, на
основании старого предсказания, сам рассчитывал сделаться царем. Потеряв еще в
детстве отца своего и воспитанный матерью, он успел обратить на себя своим
благородством и неустрашимостью внимание Соломона, который поручил ему надзор за
постройкою городских стен, когда он со всех сторон укреплял город Иерусалим. Это
поручение Иеровоам исполнил настолько хорошо, что царь принял его к себе и в
награду поручил ему управление над всем коленом Иосифовым. И вот, в самое то
время, как Иеровоам покидал Иерусалим, ему повстречался на пути пророк из города
Сило, по имени Ахия, и, приветствовав его, отвел его немного в сторону от
дороги, в такое место, где им никто не мог помешать внезапным появлением. Тут
пророк разодрал свой плащ, в который был облачен, на двенадцать частей и,
приказав Иеровоаму взять из них десять, сказал, что таково желание Господа Бога,
который разделит власть Соломона и даст сыну последнего, сообразно данному
Давиду обещанию, одно колено и затем еще другое, "тебе же,- присовокупил он,-
предоставит начальствование над десятью остальными, так как Соломон согрешил
относительно Него, отдавшись женам и их богам. Итак, раз ты знаешь причину, по
которой Господь Бог отвернулся от Соломона, постарайся быть праведным и соблюдай
законоположения, так как тебе за твое благочестие и за почтительное отношение к
Предвечному назначена величайшая награда, а именно стать таким человеком, каким,
как тебе известно, был Давид".
8. Ободренный такими речами предсказателя
и будучи, по самому характеру своему, юношей пылким и готовым на рискованные
предприятия, Иеровоам уже не был в состоянии успокоиться, но лишь только занял
пост военачальника, вспомнил о предсказании Ахии и начал свои попытки склонить
народ к отпадению от Соломона, причем побуждал народ передать ему, Иеровоаму,
верховную власть. Когда же Соломон узнал об этих его происках и интригах, он
принял меры к тому, чтобы захватить и казнить его. Предупрежденный об этом,
Иеровоам, однако, успел спастись бегством к Сусаку[82],
царю египетскому, у которого и оставался вплоть до кончины Соломона, причем имел
то преимущество, что не подвергался никакой ответственности и пользовался в
резиденции фараона полною безопасностью[83].
Затем умер и Соломон в глубокой старости,
процарствовав восемьдесят лет из девяноста лет жизни, и был похоронен в
Иерусалиме; он успел бы превзойти всех царей жизненными удачами, богатством и
мудростью, если бы только в старости женами своими не был увлечен на путь
беззакония. Но мне кажется более уместньш подробнее поговорить об этом и о
постигших евреев вследствие того бедствиях в другом месте.
1. Когда после смерти Соломона царская
власть перешла к Ровоаму, его сыну от амманитянки Ноомы, начальники отдельных
колен немедленно послали в Египет за Иеровоамом. Последний прибыл к ним в город
Сихем, куда направился также и Ровоам, который желал быть избранным на царство
всеми прибывшими туда израильтянами. При этом начальники народа вместе с
Иеровоамом обратились к царю с просьбой облегчить им несколько их службу и
обращаться с ними помягче, чем то делал родитель его, при котором им приходилось
нести тяжелое иго; вместе с тем они указывали на то, что они будут ему, при
гуманном с ними обращении, гораздо более преданы и охотнее нести службу, чем
если бы пришлось повиноваться ему из страха. Когда же Ровоам обещал им дать чрез
три дня ответ на их просьбу, то это тотчас возбудило их подозрения и они
отнеслись с большим недоверием к тому, что он не согласился немедленно исполнить
их желание и тем доставить им удовольствие; они были вполне уверены, что в юноше
особенно должно быть живо чувство податливости и гуманности. Но вместе с тем то
обстоятельство, что Ровоам решил сперва обдумать их предложение, а не сразу
ответил им отказом, побуждало их все-таки надеяться на благополучный исход их
ходатайства.
2. Затем Ровоам созвал приближенных отца
своего и стал совещаться относительного того, как ответить народу на его
петицию. Приближенные посоветовали ему, как и подобало людям благомыслящим и
знакомым с характером народным, быть гуманным к народу и более обходительным с
ним, чем то обыкновенно делают лица, облеченные царскою властью; таким образом,
говорили советники, царь скорее всего сможет снискать себе расположение народа,
потому что подданные любят, чтобы с ними обходились ласково и по возможности как
с равными. Однако Ровоам не послушался столь благожелательного и во всяком
случае полезного совета (а если и не всегда, то во всяком случае полезного при
вступлении человека на царство), потому что, как я думаю, Господь Бог уже лишил
его способности здраво рассуждать о полезном и вредном. Поэтому Ровоам созвал
своих юных сверстников и, сообщив им совет более зрелых людей, предложил им
высказать свое на этот счет мнение. И вот эти-то люди (которым ни юность их, ни
указанное мною решение Господа Бога не позволяли остановиться на единственно
правильном решении) посоветовали Ровоаму ответить народу, что его царский
мизинец крепче спины отца его, что если они при последнем несли весьма тяжкое
иго, то им придется познакомиться в его лице с еще гораздо большим деспотом, и
что, если Соломон наказывал их бичами, он обещает им пользоваться с этой целью
скорпионами. Царь послушался этого совета, считая такой ответ вполне отвечающим
его царскому достоинству, и, когда на третий день народ в полном составе и
сгорая от нетерпения узнать, что скажет царь, собрался в надежде услышать
что-нибудь приятное, Ровоам, не обращая никакого внимания на совет, преподанный
его [истинными] друзьями, отвечал ему так, как научили его сверстники. Все это
произошло сообразно постановлению Всевышнего, дабы оправдалось предсказание
Ахии.
3. Слова царя поразили всех, как молния, и
сперва все замерли, как будто бы их хотели подвергнуть предварительному
испытанию. Затем вдруг все заволновались и стали выражать свое неудовольствие
громким криком и грозным заявлением, что с этого дня у них более ничего не будет
общего с родною и потомством Давида и что они оставят последнему один лишь храм,
который воздвиг отец его. Вместе с тем они приготовились к открытому восстанию
против Ровоама, и возбуждение и гнев их были настолько сильны, что, когда царь
послал к ним для успокоения волнения и для смягчения настроения пылкой молодежи
или вообще недовольных его ответом податного чиновника Адорама, они не только не
стали слушать его, но немедленно закидали его камнями до смерти. Когда Ровоам
это увидел, то испугался, как бы чернь не побила и его самого камнями, подобно
тому, как сделала это с его подчиненным, и, вообще боясь каких бы то ни было
враждебных и серьезных демонстраций, немедленно сел на свою колесницу и спасся
бегством в Иерусалим. Между тем колена Иудово и Веньяминово признали Ровоама
своим царем, тогда как весь остальной народ с этого дня отложился от потомства
Давидова и выбрал Иеровоама своим властелином. Тем временем сын Соломона,
Ровоам, созвав на совещание представителей тех двух колен, которые остались
верны ему, увидел, что он в силах выставить сто восемьдесят тысяч отборных
солдат и выступить с ними против Иеровоама и остального народа, чтобы путем
войны принудить их подчиниться ему. Однако Ровоам был удержан от этого похода
самим Всевышним, который объявил царю при посредстве пророка, что совершенно
неуместно воевать со своими единоплеменниками, тем более что отпадение последних
произошло по решению самого Предвечного, и поэтому Ровоам отказался от своего
предприятия. Впрочем, сперва я расскажу о деяних израильского царя Иеровоама, а
затем уже о том, что произошло при Ровоа-ме, царе двух остальных колен: таким
образом будет соблюдена стройность и последовательность исторического
повествования.
4. Итак, Иеровоам построил себе дворец в
городе Сихеме и назначил его своею резиденциею. Другой [укрепленный] дворец он
воздвиг себе в городе, носящем название Фануил[84].
Так как немного спустя после указанных событий должен был наступить праздник
Кущей, то Иеровоам сообразил, что, если он разрешит народу отправиться на
поклонение Господу Богу в Иерусалим и там провести праздники, народ этот,
пожалуй, одумается и, очарованный великолепием храма и богослужением в нем,
отступится от него, Иеровоама, и вернется под власть своего прежнего царя. Так
как при таких обстоятельствах он, Иеровоам, подвергнется риску потерять жизнь,
то он придумал следующее.
Велев соорудить два золотых тельца и
построив два небольших храма, один в городе Вифиле, а другой в Дане (местность
эта находится у истоков Малого Иордана) он поместил эти изображения тельцов в
указанных капищах. Затем он созвал десять колен своих и обратился к ним со
следующею речью:
"Дорогие мои единоплеменники! Полагаю, вам
изве стно, что Господь Бог вездесущ и что нет такого одного определенного места,
где Он предпочитал бы находиться; напротив. Он везде взирает на поклоняющихся
Ему и везде выслушивает моления их. Ввиду этого мне кажется теперь неуместным
направить вас в Иерусалим, город врагов наших, на поклонение Ему и ради этого
заставить вас делать такое дальнее путешествие. Простой смертный воздвиг
тамошний храм. Поэтому я и велел соорудить два золотых тельца в виде
символических представителей Господа Бога и поместил их в нарочно для того
построенных святилищах, одного в городе Вифиле, другого в Дане, для того, чтобы
те из вас, которые живут в непосредственной близости к этим городам, могли
отправиться туда и там поклониться Всевышнему. Вместе с тем я назначу вам из
вашей же среды также и священников и левитов, дабы вы не нуждались в услугах
колена Левина и потомков Аароновых. Пусть всякий из вас, который пожелал бы
сделаться священнослужителем, принесет Господу Богу в жертву вола и барана, что
сделал по преданию, и первый священнослужитель Аарон".
Такими речами Иеровоам ввел народ в
заблуждение и, заставив его отступиться от родного культа, побудил преступить
законы. Это-то обстоятельство стало для евреев началом всяких бедствий и было
причиною того, что они впоследствии были побеждаемы на войне с чужеземными
народами и подпадали их игу. Впрочем, об этом мы поговорим в своем месте.
5. Когда на восьмой месяц наступил
праздник [Кущей], Иеровоам, желая отпраздновать его самостоятельно в Вифиле по
образцу того, как проводили этот праздник два иерусалимских колена, воздвиг пред
тельцом жертвенник и, взяв на себя обязанности первосвященника, вступил в
сопровождении своих собственных иереев на ступени этого алтаря. Но в ту минуту,
как Иеровоам собрался пред лицом своего народа принести жертвенные дары и
совершить жертву всесожжения, к нему подошел присланный из Иерусалима самим
Предвечным пророк, по имени Иадон, и обратился среди народа в присутствии царя
со следующими словами к алтарю:
"Так говорит Господь Бог: из рода Давидова
выйдет человек, по имени Иосия, который принесет на тебе в жертву самозваных, в
то время здесь собранных, священнослужителей и сожжет на тебе кости этих
обманщиков народа, этих прельстителей и безбожников. А для того, чтобы эти здесь
собравшиеся люди поверили истинности моего предсказания, я явлю им
соответственное знамение: этот жертвенник немедленно обрушится и весь тук
жертвенных приношений разольется по земле".
Не успел пророк окончить своей речи, как
Иеровоам в бешенстве простер руку, давая тем знак схватить его. Но в тот же миг
простертая рука его засохла, так что царь уже более не был в состоянии владеть
ею; она у него повисла как плеть и совершенно омертвела. Вместе с тем обрушился
и жертвенник и, сообразно предсказанию пророка, все находившиеся на нем предметы
упали на землю.
Увидя, что этот человек говорит правду и
обладает божественным даром прорицания, Иеровоам обратился к нему с просьбою
умилостивить Всевышнего и исцелить ему руку. Пророк действительно стал молить
Господа Бога исполнить эту просьбу царя, и когда последний убедился, что рука
его начинает по-прежнему действовать, в великой радости пригласил пророка
разделить с ним трапезу. Иадон, однако, возразил, что ему не разрешено навестить
его, равно как запрещено принять в этом городе хлеб или воду. Это, сказал он,
запретил ему Господь Бог, равно как запретил ему вернуться отсюда тою же самою
дорогою, которою он пришел, а велел идти другим путем. Такой воздержности
пророка царь очень удивился и вместе с тем очень испугался, предвидя на
основании всего рассказанного крайне неблагоприятный исход своих собственных
начинаний[85].
1. В городе [Вифиле] находился [в то
время] гнусный старый лжепророк, которого Иеровоам очень почитал, потому что тот
обманывал его такими предвещаниями, которые были приятны царю. Вследствие своей
старческой немощи, этот человек почти не покидал уже своего ложа, и поэтому
сыновья его рассказали ему о случае с прибывшим из Иерусалима пророком и о
совершенных последним чудесах. Когда же дети его сообщили ему, как по просьбе
Иеровоама у последнего вновь ожила рука, старик испугался, как бы чужой
прорицатель не затмил его самого в глазах царя и не снискал бы себе большего,
чем пользовался он сам, благоволения Иеровоама, и велел своим сыновьям
немедленно оседлать осла и приготовить его ему для поездки. Сыновья поспешили
исполнить это приказание, и затем старик сел на осла и направился вслед за
пророком [Иадоном], которого наконец и настиг отдыхающим под огромным ветвистым
и тенистым дубом. Приветствовав его сначала, он затем выразил ему упрек за то,
что Иадон не зашел к нему и не воспользовался его гостеприимством. Когда же
последний возразил, что Господь Бог запретил ему останавливаться у кого бы то ни
было в этом городе, то старик заметил: "Но во всяком случае это запрещение
Господне не относится ко мне и со мною ты мог бы разделить свою трапезу; ведь я
такой же пророк, как и ты, и отличаюсь таким же, как и ты, богопочитанием.
Теперь же я послан Предвечным с поручением пригласить тебя к себе разделить со
мною трапезу".
Иадон послушался этих лживых слов и
вернулся назад. В то время, однако, пока они еще закусывали и благодушно
разговаривали друг с другом. Господь Бог внезапно явился Иадону и объявил ему,
что он будет наказан за нарушение Его повеления и вот в чем будет состоять это
наказание: когда он выступит в путь, на него нападет лев, который растерзает его
и лишит его таким образом погребения вблизи могил его предков. В этом, думается
мне, следует видеть особенное решение Господа Бога, решение, в силу которого
Иеровоам путем заведомо ложного сообщения был удержан от того, чтобы поверить
словам Иадона. В то время как Иадон совершал обратное путешествие свое в
Иерусалим, на него действительно напал лев и, сорвав его с осла, растерзал до
смерти. При этом он не причинил ослу ни малейшего вреда, но лег возле него и
тела умерщвленного пророка у дороги и стерег их до тех пор, пока несколько
путешественников не увидали этого и, придя в город [Вифил], не сообщили об этом
лжепророку. Последний поручил сыновьям своим доставить труп [Иадона] в город и
устроил затем пышные похороны, причем распорядился, чтобы в случае, если он сам
умрет, его похоронили бы рядом с Иадоном. Тут же старик сказал, что все
предсказания Иадоном относительно судьбы города [Вифила], жертвенника,
священнослужителей и лжепророков воистину исполнятся и что он сам после своей
смерти лишь в том случае не подвергнется поруганию, если будет похоронен в одной
с Иадоном могиле, так что нельзя будет различить их останков. Несмотря, однако,
на то, что старик [торжественно] похоронил пророка [Иадона] и сделал в
присутствии сыновей своих вышеуказанные распоряжения, он был настолько
непорядочен и безбожен, что пришел к Иеровоаму и сказал ему:
"Каким образом мог ты смутиться от слов
безумца?" Когда же царь указал старику на случай с жертвенником и с его
собственною рукою, видя в этом несомненный признак божественности Иадона и
называя последнего поистине великим пророком, тогда старик злонамеренно начал
оспаривать это убеждение царя и лживыми речами вызывать в нем сомнения в
истинности божественной миссий Иадона. Дело в том, что старик постарался убедить
Иеровоама, что рука последнего просто утомилась от поднимания большого
количества частей жертвенных животных и поэтому вдруг перестала служить ему,
затем же, после отдыха, вновь вернулась к прежнему своему состоянию и что
алтарь, будучи сооружен недавно и отягченный массою больших жертвоприношений,
вполне ее тественно поддался и обрушился под тяжестью последних. Вместе с тем он
указал царю и на смерть того прорицателя, а именно, что он был растерзан львом:
уже это одно достаточно показывает, что Иадон не был настоящим пророком[86].
Такими речами старику удалось окончательно убедить царя отвратить сердце от
Господа Бога, от праведности и благочестия и склонить его к беззакониям. И
Иеровоам зашел настолько далеко в презрении к Всевышнему и в своих беззакониях,
что стал ежедневно придумывать все новые и более гадкие гнусности. Этого,
впрочем, пока достаточно относительно Иеровоама[87].
1. Между тем сын Соломона, Ровоам,
правивший, как мы рассказали уже выше, указанными двумя коленами, отстроил и
сделал большими укрепленными городами Вифлеем, Итаму, Фекою, Вифсур, Сохо,
Одоллам, Ипану, Мариссу, Зифу, Адораим, Лахис, Азику, Сараим, Илом и Хеврон. Эти
города он отстроил в области колена Иудова, а затем приступил также к укреплению
других больших центров в земле колена Вениаминова. Укрепив все эти города
стенами и поместив в каждом из них по гарнизону под начальством отдельного
коменданта, он снабдил каждый город богатым запасом хлеба, вина, масла и других
съестных припасов, а также дал каждому городу по многу десятков тысяч щитов и
копий. В Иерусалиме же собрались к нему все израильские священнослужители и
левиты, равно как остальные представители простонародья, которые оставались
благонамеренны и честны; все эти люди покинули города свои, чтобы поклониться
Всевышнему в Иерусалиме, потому что ничто не могло побудить их преклониться пред
сооруженными Иеровоамом тельцами. Таким образом они поддерживали в продолжение
трех лет могущество царства Ровоамова. В течение этого времени царь, успевший
уже жениться на одной родственнице своей, которая подарила ему трех детей, взял
себе в жены еще внучку Авессалома от дочери его Тамары. Имя этой девушки было
Махана, и она, следовательно, также приходилась сродни Ровоаму. Последнему она
родила также мальчика, которого он назвал Авиею. Впрочем, Ровоам имел детей еще
от целого ряда жен, но больше всех этих жен любил он Махану. У него было
восемнадцать законных жен и тридцать наложниц; сыновей у него было двадцать
восемь, а дочерей шестьдесят. Наследником своим по престолу он назначил сына от
Маханы, Авию, и предоставил ему все свои сокровища и наиболее укрепленные
города.
2. По моему мнению, причиною разных
бедствий и беззаконий людей бывает их жизненная удача и человеческое стремление
улучшить свое [материальное] благосостояние. Так было и с Ровоамом: когда он
заметил, что власть его упрочивается, он обратился к несправедливому и
безбожному образу действий и стал пренебрегать богопочитанием, так что вскоре
заразил своими беззакониями и подвластный ему народ. Ведь параллельно с порчею
нравов правителей портятся нравы и у подданных, которые, чтобы извинить
распущенность первых, оставляют в стороне собственную свою сдержанность и
следуют дурному примеру своих правителей, как будто бы так и следовало: без
такого следования примеру правителя было бы невозможно подать вид, будто
одобряешь поведение его. Это именно и случилось с подданными Ровоама. Когда он
поступал нечестиво и преступал законы, им, хотя они и желали оставаться
благочестивыми, нельзя было сделать это без умышленного упрека царю. Между тем
Господь Бог послал Ровоаму наказание за его издевательство над Ним, именно в
лице египетского царя Сусака. Геродот смешал этого правителя с Сезострисом[88],
приписав последнему все деяния первого.
Вот этот-то Сусак и выступил на пятый год
царствования Ровоама против последнего во главе многотысячного войска, а именно
в состав его рати входило: одна тысяча двести колесниц, шестьдесят тысяч
всадников и четыреста тысяч человек пехоты. Большинство этих воинов были ливийцы
и эфиопы.
Ворвавшись в страну евреев, фараон без боя
овладел наиболее укрепленными городами Ровоамова царства и, утвердившись в них,
двинулся напоследок против Иерусалима.
3. Когда таким образом Ровоам со своими
приверженцами был замкнут войском Сусака в Иерусалиме, они обратились к Господу
Богу с мольбою спасти их и даровать им победу; однако они не могли склонить
Предвечного в свою пользу. Напротив, пророк Самайя заявил им, что Господь Бог
собирается совершенно отступиться от них, подобно тому, как они оставили
почитание Его. Когда они услышали это, они тотчас совершенно пали духом и, хотя
не видали для себя уже никакого опасения, тем не менее единодушно признались,
что Всевышний совершенно справедливо отвратился от них, так как они поступали
относительно Его нечестиво и сознательно попирали законы. Когда же Всевышний
увидел их в таком настроении и заметил, что они раскаиваются в своих
прегрешениях, то объявил им чрез пророка, что не загубит их совершенно, но
все-таки подчинит их власти египтян, дабы они узнали, насколько легче служить
Богу, чем человеку. Таким образом, Сусак без боя овладел городом, потому что
Ровоам в страхе открыл ему ворота, и, не обратив никакого внимания на
[предварительно заключенное с царем] условие [пощадить город], принялся за
разграбление храма и за расхищение Господней и царской сокровищниц; при этом он
овладел несметным количеством золота и серебра и не оставил Ровоаму решительно
ничего. Он овладел также золотыми щитами и копьями, которые велел соорудить царь
Соломон, а также не пренебрег и золотыми колчанами, которые Давид, отняв у царя
софенского, посвятил Господу Богу. Совершив все это. Сусак возвратился в свою
страну[89].
Об этом походе упоминает также и
галикарнасец Геродот, перепутав только имя царя, равно как ошибочно сообщив о
том, что царь напал на множество разных народов и в том числе покорил также
палестинскую Сирию, подчинив себе без боя ее население. Этим Геродот, очевидно,
хочет сказать, что именно наш народ был подчинен египетским фараонам. Вместе с
тем он присовокупляет, что Сусак оставил в стране подчинившихся ему без боя
жителей памятники с нескромными изображениями женщин, равно как и то, что наш
царь Ровоам предоставил ему город (Иерусалим) без боя. Тут же Геродот сообщает,
что эфиопы научились от египтян обычаю обрезания. "Ведь как финикийцы,- говорит
он по этому поводу,- так и палестинские сирийцы признают, что переняли этот
обычай от египтян". Между тем известно, что никто из палестинских сирян не
прибегает к обрезанию, кроме нас одних[90].
Впрочем, предоставим каждому судить об этих вещах по его собственному
усмотрению.
4. После того как Сусак удалился восвояси,
царь Ровоам распорядился сделать вместо золотых щитов и копий соответственное
число бронзовых и передал их дворцовой страже. С этих пор ему приходилось
проводить остаток своего царствования уже не в пышном блеске военной славы и
удачи, а в полном спокойствии и скромности. Но он навсегда остался непримиримым
врагом Иеровоама. Наконец он умер пятидесяти семи лет от роду, после
семнадцатилетнего царствования, оставаясь человеком заносчивым и непокладистым,
потерявшим власть потому только, что не послушался друзей отца своего. Погребен
он был в Иерусалиме, в царской усыпальнице. Преемником его по царству стал сын
его, Авия, после того как Иеровоам уже семнадцать лет правил десятью
[израильскими] коленами. Так произошло все нами рассказанное. Но пока довольно
об этом. Теперь нам приходится закончить повествование об Иеровоаме, а именно
рассказать, каким образом он закончил жизнь свою. Этот царь не прекращал и не
оставлял своего заносчивого отношения к Господу Богу: ежедневно продолжал он
сооружать на вершинах гор жертвенники и назначать священнослужителей из среды
своих подданных[91].
1. Однако уже в непродолжительном времени
Господь Бог собрался ниспослать на главу царя и всего его потомства кару за
такие его беззакония. А именно, когда у Иеровоама около того времени заболел
сын, которого звали Овимом, царь повелел своей супруге снять царское облачение и
в одеянии простой женщины отправиться к пророку Ахии (дело в том, что он считал
этого человека необыкновенным предсказателем будущего, тем более что тот ему дал
верное предсказание относительно избрания его на царство) и спросить у него, под
видом чужеземки, исцелится ли ребенок от своей болезни. Жена Иеровоама,
переодевшись, как ей приказал муж, прибыла в город Сило, где тогда жил Ахия.
Когда же она собиралась преступить порог дома пророка, глаза которого от
старости ослепли. Господь Бог явился пророку и сообщил ему как о том, что к нему
прибыла жена Иеровоама, так и относительно того, что ему следует ответить ей в
настоящем положении. Когда царица, под видом простой чужеземки, вошла в дом
Ахии, последний приветствовал ее словами: "Войди, жена Иеровоама. Зачем ты
представляешься чужою? Ведь ты не обманешь Предвечного, Который уже возвестил
мне о твоем прибытии и определил, что мне следует тебе сказать". Затем Ахия
поручил ей передать мужу по возвращении следующее:
"Так как, несмотря на то что я вознес тебя
из ничтожества и из ничего сделал тебя великим человеком, отняв царство у
потомства Давида и передав его тебе, ты все-таки позабыл об этом, покинул
истинное богопочитание и соорудил себе для поклонения медных идолов, то я вновь
свергну тебя с твоей высоты, загублю весь род твой и дам его на пожрание псам и
птицам. Мною будет признан над всем народом другой царь, который не оставит от
рода Иеровоамова даже воспоминания. Кара же царя постигнет и народ, который
будет изгнан из прекрасной страны и рассеян по местности, лежащей по ту сторону
Евфрата, потому что народ этот последовал безбожным деяниям царя своего и,
оставив принесение жертв Мне, поклонился им же самим созданным богам. Ты же,
женщина, поспеши к своему мужу и сообщи ему скорее об этом. Сына своего ты
найдешь уже мертвым, потому что в то время, как ты вступишь в город, он будет
умирать. При его погребении будет плакать весь народ, и он удостоится всеобщей
печали, ибо он один из всей семьи Иеровоама был добродетелен". При этом
предсказании царица в сильнейшем волнении вскочила с места и была удручена
глубочайшим горем о предстоящей смерти своего сына. Плача в продолжение всего
обратного пути и чувствуя, как у нее сердце разрывается при мысли о предстоящей
кончине ребенка, она с невыразимыми страданиями и неизлечимою скоробью о сыне
все-таки быстро стремилась домой, так как ей хотелось поскорее увидеть ребенка
хотя бы мертвым, а также потому, что поспешить повелел ей ее муж. Прибыв домой,
она действительно нашла, по предсказанию пророка, сына уже мертвым и затем
сообщила царю все то, что ей было поручено сказать ему.
2. Между тем Иеровоам не обратил на все
это большого внимания, но собрал значительное войско и во главе его пошел
походом на Авию, сына Ровоамова, который стал преемником отца своего по
царствованию над упомянутыми двумя коленами. При этом Иеровоам относился весьма
пренебрежительно к Авии ввиду юного возраста последнего. Авия же, узнав о
нашествии Иеро-воама, отнюдь не испугался его: его рассудительность ставила его
выше его юности и подрывала надежды врагов его [на победу]. Созвав из среды
подвластных ему двух колен отборное войско, он пошел навстречу Иеровоаму вплоть
до одной горы, которая называется Семароном[92],
и, расположившись здесь вблизи Иеровоама лагерем, стал готовиться к сражению.
Войска у него было четыреста тысяч, тогда как рать Иеровоама вдвое превосходила
его. Когда же оба войска выстроились друг против друга, чтобы вступить в
решительный рукопашный бой, Авия взошел на возвышенность и подал знак рукою,
чтобы войска и Иеровоам сперва спокойно выслушали его. Когда наступила тишина,
он начал речь свою следующим образом:
"Что Господь Бог обещал Давиду и его
потомству навсегда сохранить за ними царскую власть, всем вам хорошо известно.
Поэтому я удивляюсь, как вы могли изменить моему отцу и перейти на сторону раба
его, Иеровоама, а особенно удивляюсь тому, как вы теперь явились с ним сюда за
тем, чтобы вести войну против человека, предназначенного самим Всевышним на
царство, и с тем, чтобы отнять у него принадлежащую ему законную власть его.
Ведь Иеровоам уже теперь владеет совершенно произвольно большею частью страны.
Однако я полагаю, что он дольше не будет пользоваться этою своею властью, так
как ему придется покончить со своими беззакониями и пренебрежительным отношением
к Предвечному, за что его постигнет теперь возмездие. Ведь он не перестает
глумиться над Господом Богом и вас побуждает следовать его примеру; вы же не
подверглись никакому притеснению со стороны моего отца, а все-таки свергли его
за то лишь, что он, созвав вас в собрание и послушавшись совета дурных людей,
обратился к вам с неласковою речью, в чем вы усмотрели признак его гнева. На
самом же деле вы, своим отпадением от отца моего, отвратили лишь самих себя от
Господа Бога и его законных постановлений. Поэтому-то вам следовало бы простить
Ровоаму, как человеку молодому и еще неопытному в управлении народом, не только
его суровую речь, но также и все то, в чем он по юности и неведению жизненных
условий прегрешил пред вами, хотя бы уже ради отца его Соломона и оказанных вам
последним благодеяний; ведь ошибки потомков должны находить себе извинение в
благодеяниях предков. А между тем ни тогда, ни теперь вы обо всем этом не
подумали, но явились к нам таким многочисленным войском. На какую победу
рассчитываете вы? Не ожидаете ли вы поддержки от золотых тельцов ваших или от
жертвенников на горах? Но ведь эти жертвенники являются лишь показателями вашего
нечестия, а никак не вашего благочестия. Или, быть может, ваше численное
превосходство над нами возбуждает в вас смелые надежды? Однако [знайте, что] в
скольких угодно тысячах воинов, сражающихся за неправое дело, нет никакой силы,
потому что лишь на справедливости и благочестии может покоиться твердая надежда
одержать верх над противниками. А между тем такое-то именно упование присуще
нам, так как мы с самого начала соблюдали законоположения и почитали истинного
Бога, не человеческими руками сделанного из скоропреходящего материала и не
являющегося результатом досужей фантазии безбожного царя для обмана
простонародья, но создавшего Самого Себя и представляющего начало и конец всего
существующего. Поэтому я советую вам теперь изменить свое решение и выбрать
нечто лучшее, а именно оставить мысль о вооруженном сопротивлении и подумать о
своих предках и о том, что привело вас к вашей жизненной удаче и столь завидному
положению".
3. Такую речь сказал Авия пред лицом
войска. Но в то время, пока он еще говорил, Иеровоам тайно послал отряд своих
воинов с поручением окружить Авию со стороны нескольких не столь открытых частей
его лагеря. И вот, когда Авия увидел себя внезапно захваченным врагами, а войско
его сильно испугалось и совершенно пало духом, царь собрал всю свою энергию и
стал просить возложить все упование на Господа Бога, Который не может быть
врасплох застигнут и окружен врагами. Тогда все воины Авии вместе призвали на
помощь Всевышнего и по данному священнослужителями трубному знаку с громким
военным кликом ринулись на врагов. Уверенность последних поколебалась, и Господь
Бог расстроил ряды их, тогда как войску Авии Он [в то же самое время] даровал
преимущество: тут произошло такое ужасное кровопролитие, какого не запомнить во
всей военной истории греков и варваров; такую массу людей перерубили воины Авии
в рядах рати Иеровоама и такую удивительную и знаменитую победу одержать
удостоились они от Предвечного. Врагов пало пятьсот тысяч, и, кроме того,
наиболее укрепленные города их были взяты силою и преданы разграблению, в том
числе Вифил с принадлежавшею к нему областью и Псауа с ее областью. Иеровоам же
не был в состоянии оправиться от этого поражения в продолжение всего времени
жизни Авии. Впрочем, последний прожил не долго после этой победы, процарствовав
всего три года. Он был похоронен в Иерусалиме, в склепе своих предков, и оставил
после себя двадцать два сына и шестнадцать дочерей; всех этих детей родили ему
его четырнадцать жен. Преемником его по престолу стал сын его Асан, мать этого
юноши носила имя Махеи. Во время его правления страна израильская пользовалась
десятилетним миром.
4. Вот что мы могли рассказать о сыне
Ровоама и внуке Соломона. Затем, после двадцатидвухлетнего царствования, умер и
Иеровоам, правитель десяти колен. Ему наследовал его сын Надав в то время, когда
Асан уже в продолжение двух лет был царем. Этот сын Иеровоама царствовал всего
два года, причем совершенно походил на отца своего по безбожию и испорченности.
В течение двухлетнего своего правления он двинулся походом против филистейского
города Гавафона[93]
и окружил его, собираясь взять его осадою. Но тут он умер от руки одного
вероломного приближенного Васана, сына Махила. Этот Васан после смерти Надава
овладел царским престолом и уничтожил весь род Иеровоама. Так оправдалось
пророчество Господне, что родственники Иеровоама, убитые в городе, будут
разорваны и пожраны собаками, а те из них, которых настигла смерть в деревне,
станут добычею птиц. Впрочем, такой печальной участи подвергся дом Иеровоама
совершенно справедливо за свое нечестие и за все свои беззакония[94].
1. Царь иерусалимский Асан был
превосходным и богобоязненным человеком; он ничего не делал и ничего не
предпринимал, что не подтверждало бы его благочестия и не имело бы в виду
ограждения божеских законоположений. Он укрепил свое царство тем, что удалил из
него все, что было в нем непорядочного, и очистил его от всего дурного. В виде
войска он имел в своем распоряжении триста тысяч отборных воинов из колена
Иудова, вооруженных щитами и копьями, и двести пятьдесят тысяч человек из колена
Веньяминова; последние отчасти были вооружены щитами, отчасти луками.
Он успел уже процарствовать десять лет,
как на него пошел войною с большою ратью царь эфиопский, Зарай, во главе
девятисот тысяч пехотинцев, ста тысяч всадников и трехсот колесниц. Зарай успел
уже дойти до города Мариссы (в колене Иудовом)[95],
как против него выступил со своим войском Асан. Выстроив затем свою рать
невдалеке от названного города, в долине, именовавшейся Сафеою, и увидев
многочисленность эфиопов, он стал громко взывать к Господу Богу, моля даровать
ему победу над столь многими тысячами врагов. Ни на что другое, по его
собственному признанию, он надеяться не мог, как только на помощь свыше, помощь,
которая в состоянии сделать и малочисленных сильнее многих, и слабых сильнее
сильных; с упованием на это он решился вступить в бой с Зараем.
2. В то время как Асан говорил таким
образом. Предвечный предсказал ему победу, и, обрадовавшись такому предсказанию
со стороны Господа Бога, Асан ринулся на врагов, перебил множество эфиопов, а
обратившихся в бегство преследовал вплоть до области Герарской. Утомленные
резною, евреи кинулись грабить город (Герар[96]
также был взят ими) и расположенный вблизи его неприятельский лагерь, где они
нашли множество золота и серебра и богатейшую добычу в виде множества верблюдов,
вьючного и всякого другого скота.
После такой блестящей победы Асан и его
войско вернулись с богатою добычею в Иерусалим. При вступлении же их в город им
на пути встретился пророк Азария. Попросив их остановиться, он обратился к ним с
речью и сказал, что войско потому удостоилось Господом Богом одержать такую
победу, что они явили себя людьми справедливыми и во всем послушными велениям
Предвечного. Если они останутся таковыми, продолжал он, Всевышний всегда будет
даровать им победу над врагами и жизненную удачу, если же они оставят свое
благочестие, то наступит как раз обратное и придет время, когда не найдется ни
одного истинного пророка среди их народа и не будет истинного священнослужителя
между ними. Тогда и города их будут опустошены, и народ будет рассеян по лицу
всей земли, ведя жизнь изгнанников и бродяг. Теперь же, пока у них есть полная к
тому возможность, пророк советовал им оставаться праведными и не лишать себя
своевольно благорасположения к ним Господа Бога.
Услышав это, как царь, так и народ очень
обрадовались и все вместе и каждый за себя в отдельности дали обещание
оставаться праведниками. Вместе с тем царь разослал по всей стране лиц, на
обязанности которых лежало следить за повсеместным исполнением предписаний
Господних.
3. Таковы были дела Асана, царя двух
израильских колен. Теперь я вернусь к правителю над остальным израильским
народом, Васану, который убил сына Иеровоама, Надава, и овладел царством. Этот
Васан жил в городе Фарсе[97]
и сделал его своею резиденцией). Царствовал он в продолжение двадцати четырех
лет, но по испорченности и безбожию значительно превосходил Иеровоама и сына
последнего, принося большой вред народу и постоянно глумясь над Предвечным.
Господь же послал к нему пророка Иуя с предсказанием, что Всевышний уничтожит
весь род его и погубит дом его таким же ужасным образом, как Он погубил
Иеровоама, за то, что Васан, став по милости Его царем, не ответил на
благодеяние справедливым отношением к народу и благочестием, что было бы благом
для народа и угодным самому Господу Богу; напротив, он стал во всем следовать
безбожнику Иеровоаму, и, хотя тот и загубил свою душу, он все-таки принял в себя
и продолжает развивать всю гнусность последнего.
Итак, сказал Предвечный, если Васан
уподобился Иеровоаму, ему придется испытать в одинаковой мере и несчастие,
подобное постигшему того.
Васан же, несмотря на то, что его за его
дерзкий образ действий ожидала гибель как собственная, так и всего его
потомства, и теперь еще не хотел смириться, дабы не ускорить своей смерти еще
большею видимою преступностью или чтобы добиться от Господа Бога прощения путем
хотя бы позднего раскаяния. Напротив, подобно тому как борцы изо всех сил
стараются добиться назначенной за победу награды, так и Васан, после
предсказания ему со стороны пророка гибели, стремился лишь к совершению
величайших гнусностей, как будто то было его идеалом, к гибели своего потомства
и уничтожению всего своего рода и потому становился все хуже и хуже и изо дня в
день, подобно борцу за все злое, увеличивал свои преступления. В конце концов он
созвал опять свое войско и пошел на один из небезызвестных городов по имени
Арамафон[98],
отстоявший от Иерусалима в расстоянии сорока стадий. Взяв этот город, он стал
укреплять его, имея в виду оставить в нем войско, которое могло бы постоянными
оттуда нападениями приносить вред владениям царя Асана.
4. Асан же, испугавшись этого предприятия
своего врага и сообразив, сколько вреда сможет причинить всей его стране
оставленное в Арамафоне войско, отправил к царю дамасскому послов с золотом и
серебром и с просьбой вступить в союз с ним; при этом он напомнил ему также о
старинной дружбе их отцов. Царь дамасский с радостью принял обильное приношение
и заключил союз с Асаном, предварительно расторгнув союз свой с Васаном. Затем
он послал в города его своих собственных военачальников с ратью, дав приказание
грабить эти города. Военачальники действительно одни из этих городов сожгли,
другие же по пути предавали разграблению, в том числе Эон, Дану, Авеллану[99]
и множество других. Узнав об этом, царь израильский перестал отстраивать и
укреплять город Арамафон и поспешно направился на выручку к подвергавшимся таким
опасностям собственным владениям. Между тем Асан принялся возводить из
заготовленного противником для отстройки Арамафона материала два других
укрепленных города в той же самой местности: один из этих городов получил
название Гавы, другой Масфы. После этого Васану уже не представилось более
случая вновь пойти походом на Асана: он был застигнут смертью и был погребен в
городе Фарсе. Престол его перешел к его сыну Илану. Но и этот умер после
двухлетнего правления, потому что его предательски убил Замар, начальник одной
половины его всадников. Именно, когда Илан однажды был в гостях у своего
управляющего Ольсы, Замар уговорил нескольких из своих всадников напасть на
царя, и таким образом ему удалось лишить царя жизни, так как при последнем не
было ни солдат, ни военачальников, которые в то время все были заняты осадою
филистейского города Гавафона.
5. Умертвив Илана, иппарх[100] Замар сам сел на царство и, сообразно
предсказанию Иуя, истребил весь род Васана; семья эта должна была совершенно
погибнуть вследствие своих беззаконий, подобно тому как, сообразно нашему
рассказу, погибло и потомство Иеровоамово. Когда между тем осаждавшее Гавафон
войско узнало о том, что случилось с его царем, что Замар убил его и сам овладел
престолом, то оно со своей стороны провозгласило царем своего военачальника
Амарина. Последний повел свое войско от Гавафона к царской резиденции Фарсу и,
напав на город, взял его штурмом. Когда же Замар увидел город в такой опасности,
то бежал в самое сокровенное место дворца и, поджегши последний, сгорел вместе с
ним, процарствовав, таким образом, всего семь дней. Тогда весь израильский народ
немедленно распался на две части; одна из них требовала признания царем Фамнея,
другая же Амарина. В этой распре победителями остались приверженцы последнего,
которые умертвили Фамнея, и тогда царем всего народа сделался Амарин. Он правил
в продолжение двенадцати лет, вступив на престол на тридцатом году царствования
Асана. Из этих двенадцати лет он прожил первые шесть в городе Фарсе, а последние
шесть в Семареоне, носящем у греков название Самарии. Он сам назвал этот город
Семареоном по имени некоего Семара, уступившего ему ту гору, на которой Амарин
воздвиг упомянутый город[101].
Амарин ничем не отличался от предшествовавших ему правителей, кроме того, что
был еще хуже их. Впрочем, стремления всех их были направлены исключительно к
тому, чтобы ежедневными новыми безбожными поступками отвращать народ от Господа
Бога, вследствие чего Всевышний и заставлял их губить друг друга и не оставил в
живых ни одного из их потомков. Амарин умер в Самарии, и преемником его стал сын
его Ахав.
6. Из всего этого наглядно видно, какое
внимание уделяет Божество людским делам, как Оно любит людей добродетельных и с
какою ненавистью относится к дурным, предавая таковых бесследному истреблению.
Цари израильские, вследствие своих беззаконий и несправедливостей, в короткое
время гнусно истребили не только друг друга, но и все свое потомство. Между тем
царь иерусалимский и правитель двух колен, Асан, благодаря своему благочестию и
праведному образу жизни, достиг, по милости Господа Бога, глубокой и счастливой
старости и тихо почил после сорокаоднолетнего царствования. После его смерти
правление перешло к его сыну Иосафату, которого родила Асану жена его Авида.
Этого вскоре все признали достойным преемником предка своего Давида, как по его
храбрости, так и по его благочестивому образу действий. Впрочем, теперь пока
нечего забегать вперед в рассказе о деяниях этого царя[102].
1. Израильский царь Ахав жил в Самарии и
правил приблизительно двадцать два года, причем ничем не отличался от своих
предшественников по престолу, если не считать того, что он дошел в своей
порочности до крайних пределов, подражая всем их злодеяниям и глумлению над
Всевышним и взяв себе примером особенно беззакония Иеровоама. И он также
поклонялся тельцам, сооруженным последним, да вдобавок придумал к этому культу
еще всякие другие мерзости. Женился он на дочери царя тирского и сидонского,
Ифавала, которая носила имя Иезавели, и от нее научился поклонению ее
собственным (финикийским) богам. Это была женщина энергичная и смелая, которая
зашла в своей дерзости и распущенности до того, что воздвигла даже храм тирскому
божеству Ваалу[103]
и обсадила это капище рощею из всевозможных деревьев. Вместе с тем она назначила
также священнослужителей и лжепророков в честь этого бога. Вместе с тем и сам
царь держал при себе множество таких бездельников, так как безрассудством и
гнусностью далеко превосходил всех своих предшественников.
2. В то время к Ахаву явился из
галаадского города Фесбоны[104]
некий пророк Всевышнего и сообщил царю о поручении Господа Бога предсказать ему,
что в течение нескольких лет Предвечный не пошлет стране его ни дождя, ни росы,
вплоть до тех пор, пока он, пророк, вновь не предстанет пред царем. Подтвердив
свое предсказание клятвою, пророк удалился в северную местность и поселился там
у одного ручья, который доставлял ему питье, тогда как ежедневную пищу его
приносили ему вороны. Когда же и этот ручей, вследствие бездождия, иссяк, он
отправился в город Сарепту, лежавший между Тиром и Сидоном, в недальнем от обоих
расстоянии. Поступить таким образом было повелено ему Всевышним, который вместе
с тем предупредил пророка, что там он найдет вдову, которая будет снабжать его
пищею. Приблизившись к городским воротам, пророк увидел женщину во вдовьей
одежде, собиравшую топливо. А так как Предвечный внушил ему, что это и есть его
будущая хозяйка, он подошел к ней с приветствием и попросил ее принести ему воды
напиться; когда же та ушла за водою, пророк призвал ее обратно и попросил
принести ему еще кусок хлеба. На это женщина отвечала клятвенным уверением, что
у нее дома нет решительно ничего, кроме горсти пшеницы и самой малости масла,
что она пошла поискать дров, чтобы спечь себе и сыну своему хлебец, а потом, за
неимением более пищи, умереть. Тогда пророк сказал ей:
"Успокойся, пойди домой, сделай мне сперва
маленький хлебец и принеси его сюда; я ж тебе предсказываю, что твой сосуд с
пшеницею и твоя бутыль с маслом будут всегда полны вплоть до тех пор, когда
Господь Бог опять пошлет нам дождь". Ввиду такого заявления пророка женщина
отправилась домой и сделала, как ей было сказано. При этом у нее осталось
достаточно муки и масла не только для себя и своего ребенка, но и для пропитания
пророка. И так они действительно перестали терпеть недостаток вплоть до той
поры, как прекратился в стране голод.
Об этой засухе упоминает следующим образом
также и Менандр[105]
в повествовании своем о тирийском царе Ифобале: "При нем наступила засуха,
которая продолжалась от месяца гиперверетея одного года до месяца гиперверетея
следующего года[106].
Когда же царь прибег к [всенародному умилостивительному] богослужению, то
начались страшные грозы. Этот же царь основал в Финикии город Ботрис, а в Ливии
город Аузу". Очевидно, Менандр имеет при этом в виду засуху, бывшую во времена
Ахава, который царствовал единовременно с тирийским царем Ифобалом.
3. Между тем случилось, что у
вышеупомянутой женщины, которая кормила пророка, сын впал в такую болезнь, что
казалось, будто ему придется умереть; он имел уже совершенно вид трупа[107].
Тогда мать с плачем заключила ребенка в свои объятия и с громкими рыданиями
стала жаловаться на свое несчастие и приписывать последнее присутствию в ее доме
пророка, что изобличило ее греховность и повело к тому, что ее ребенок теперь
умирает[108].
Пророк же стал уговаривать ее не терять бодрости духа и предоставить ребенка
ему, обещаясь вернуть его ей живым и здоровым. Когда она отдала ему ребенка,
пророк отнес его в свою комнату и, положив его на постель свою, стал взывать к
Предвечному, что смерть сына не является должною наградою за то, что вдова
приняла его, пророка, в свой дом и кормила его. Вместе с тем он умолял Господа
Бога снова вернуть жизнь ребенку и воскресить его. Тогда Всевышний, сжалившись
над матерью и желая показать пророку свое расположение, которое должно было
выразиться в том, что Он послал его сюда не для наказания [жителей], внезапно,
против всякого ожидания, оживил ребенка. Мать преисполнилась глубокой
признательностью к пророку и с тех пор постоянно уверяла его в своей
уверенности, что устами его говорит сам Предвечный.
4. Спустя некоторое время пророк, по
внушению Господа Бога, явился к царю Ахаву, чтобы объявить последнему, что
пойдет дождь. В ту пору голод и полный недостаток в съестных припасах успел
обуять уже всю страну, так что не только люди терпели нужду от недостатка хлеба,
но и лошади и остальная скотина не находили на иссушенной палящим солнцем почве
травы для пастьбы. Тогда царь призвал к себе надзирателя своего за скотом,
Оведию, и приказал ему отправиться ко всем цистернам и ручьям и посмотреть, не
найдется ли где-нибудь сколько-нибудь травы, которую можно было бы собрать и
предложить в пищу скотине. А так как он уже раньше разослал по всей стране лиц,
которым было поручено разыскать пророка Илию и которые не были в состоянии нигде
найти его, он повелел тому же Оведии отыскать его. Но затем оба решили
отправиться на поиски вместе; потому они разделили между собою задачу, и как
царь, так и Оведия отправились каждый в разных направлениях. Когда однажды
царица Иезавель велела перебить всех [истинных] пророков, этот Оведия спрятал
сто человек их в подземных пещерах и кормил их, доставляя им хлеб и воду[109].
Расставшись с царем, Оведия вскоре
встретил на пути пророка Илию, и когда он на вопрос свой узнал, кто это, то пал
ниц перед ним и приветствовал его. Пророк же повелел Оведии вернуться к царю и
сказать, что он, Илия, сам придет к нему. Оведия спросил, какое он, Оведия,
причинил ему зло, что посылает его к царю, который ищет его смерти и велел по
всей стране искать его. Или разве он не знает, что Ахав разослал решительно ко
всем местностям людей, которым поручено схватить Илию и привести его к царю на
казнь? И вот, продолжал Оведия, он боится, как бы Господь Бог не явился пророку
и не перенес бы его на другое место. В таком случае, если царь пошлет меня за
тобою и я не буду в состоянии нигде найти тебя, мне самому придется за это
поплатиться жизнью. Поэтому Оведия просил Илию пощадить его и упомянул при этом
о своем ревностном старании спасти сто его товарищей-пророков, что ему и
удалось, так как, пока Иезавель перебила всех остальных, он их держит в потайном
месте и снабжает пищею.
Однако Илия повелел ему без страха
вернуться к царю, причем дал ему клятвенное обещание, что он, Илия, еще в этот
день предстанет пред Ахавом.
5. Когда Оведия возвестил Ахаву о прибытии
Илии, Ахав вышел к нему навстречу и гневно спросил, не он ли наслал бедствие на
народ еврейский и был причиною бесплодия почвы. На это пророк без всякого
колебания и страха ответил, что сам Ахав и весь род его являются виновниками
этих бедствий, так как они ввели в страну чужих богов и их культы, отстранившись
от своего родного Бога, который один является настоящим Божеством, и не обращали
на Него никакого внимания.
Впрочем, тут же Илия пригласил Ахава пойти
на гору Кармель и собрать туда весь народ, вместе с пророками, поставленными
царем и его женою, сколько бы их ни было, а также со жрецами храмов при рощах,
всего до четырехсот человек. Когда же по распоряжению Ахава все поспешно
собрались на упомянутую гору, пророк Илия стал между ними и спросил их, доколе
еще желательно им упорствовать в своих взглядах и решении продолжать такой образ
жизни. Если они, продолжал Илия, считают собственного Бога единственно истинным,
то пусть они и следуют Ему и повинуются Его предписаниям, если же ставят Его ни
во что, но признают чужих богов и считают необходимым поклоняться им, то пусть
всецело отдадутся этим богам.
Когда же народ ничего не отвечал на это,
Илия предложил, для испытания могущества чужеземных богов в сравнении с Его
собственным Богом, которого он один является представителем, тогда как у тех
налицо четыреста служителей, взять и зарезать быка и возложить его на
жертвенник, не зажигая дров последнего; пусть затем и жрецы иноземных богов
сделают то же самое и пригласят своих богов возжечь дрова: из этого можно будет
затем вывести заключение о природе и свойствах различных божеств. Предложение
это было принято, и Илия предложил идолопоклонникам первым выбрать и заколоть
быка в жертву и при этом воззвать к своим богам. Когда же на моления и
следовавшие за ним жертвоприношения лжепророков не последовало никакого ответа,
Илия насмешливо посоветовал им громче взывать к богам, так как последние либо
находятся в отсутствии, либо спят. После того как жрецы бесплодно трудились с
зари до полудня, причем, по обычаю своему, кололи себя мечами и кинжалами, Илия
хотел сам приступить к своему жертвоприношению и предложил им поэтому дать ему
место, причем присовокупил приглашение подойти поближе и проследить за ним,
чтобы он не мог потихоньку от них поджечь дрова жертвенника. Когда же толпа
обступила Илию, он взял сообразно числу колен еврейского народа двенадцать
камней, сложил из них жертвенник и вырыл вокруг него довольно глубокий ров.
Затем он возложил на алтарь дрова, а на них части жертвенных животных и велел
вылить на алтарь четыре наполненных водою из [ближайшего] источника сосуда, так
что вода залила весь жертвенник и наполнила до краев окружавший последний ров.
После этого Илия стал молиться Предвечному и взывать к нему, прося явить Свою
силу находящемуся столь долгое время в заблуждении народу. В ответ на эту
молитву вдруг, на глазах у всех, с неба снизошел на жертвенник огонь, который
пожрал приношения, так что вся вода [вокруг алтаря] испарилась и место стало
совершенно сухим.
6. Увидя это, израильтяне пали ниц и
преклонились пред единым Богом, взывая к нему как к единственному всесильному и
истинному Божеству и давая всем прочим богам презрительные и насмешливые
прозвища. Вместе с тем, по данному Илиею знаку, народ схватил лжепророков и тут
же убил их. Царю же, который все еще не мог прийти в себя, Илия дал совет
поскорее вернуться домой, потому что ему вскоре придется увидеть, как Господь
Бог ниспошлет дождь. Ахав удалился восвояси, Илия же взошел на вершину горы
Кармел, сел на землю и, склонив главу свою к коленам, приказал одному из слуг
взобраться на какой-нибудь утес, смотреть на море и, когда увидит где-нибудь
собирающееся облачко, тотчас сказать ему; до этого же времени небо было
совершенно чисто. Тот повиновался, но несколько раз возвращался к Илии с
заявлением, что ничего не видно; на седьмой раз, однако, слуга заявил, что
увидел на горизонте какое-то темное пятно, которое не больше человеческого
следа. Когда Илия услышал это, то послал к Ахаву приглашение удалиться скорее в
город, чтобы его не застал проливной дождь. Царь отправился в город Иесраил[110].
Вскоре затем небо почернело и покрылось тучами, поднялся сильный вихрь и полил
проливной дождь. Пророка же обуял дух Божий, и он добежал рядом с колесницею
царя вплоть до города Иесраила, лежащего в области колена Иссахарова.
7. Когда жена Ахава, Иезавель, узнала о
чудесах, совершенных Илиею, а также о том, что он велел перебить ее пророков, то
при сильном гневе отправила к нему посланцев с угрозою, что при помощи последних
она убьет и его, подобно тому, как он загубил ее жрецов. Устрашась этой угрозы,
Илия бежал в город, носящий название Вирсувы (он находится на границе между
областью колена Иудова и страною Идумейскою), и, оставив там слугу своего,
удалился затем в пустыню. Здесь ему страстно хотелось умереть. Считая себя не
лучше своих предшественников, он полагал, что если эти предшественники его
погибли, то и ему самому более не стоит жить. В изнеможении он опустился под
деревом и вскоре крепко заснул. Но вскоре он опять проснулся: кто-то разбудил
его; когда он встал, то увидел, что около него лежит пища[111].
Поев и набравшись сил, Илия отправился в дальнейший путь и пришел к горе Синай,
где, по преданию, Моисей получил от Всевышнего законы.
Здесь он нашел обширную пещеру, в которой
и поселился на довольно продолжительное время. Однажды он услышал здесь голос
невидимого лица, спросившего его, почему он находится тут и покинул город. На
это Илия ответил, что причиною его удаления то, что он перебил жрецов иноземных
богов и убедил народ, что есть один только истинный Бог, именно Тот, Которому
евреи поклонялись с самого начала. За это-то, сказал Илия, жена царя и
домогается его казни. Затем пророку было дано повеление выйти на следующий день
из пещеры, и тогда он узнает, что ему следует предпринять. На рассвете Илия
вышел из своего убежища. Земля дрожала, и блестящий свет озарял окрестности.
Затем, когда все опять успокоилось, раздался глас Всевышнего, который уговаривал
Илию не пугаться ничего, что бы ни случилось, так как ни один из врагов его не
причинит ему никакого вреда. При этом Илия услышал повеление вернуться домой и
провозгласить царем еврейским сына Немессея, Иуя, а царем дамасских сирийцев
Азаила, а также посвятить в качестве собственного своего преемника Елисея из
города Авелы[112].
Нечестивцев же из народа уничтожат отчасти Азаил, отчасти Иуй.
Сообразно такому повелению, Илия вернулся
в страну еврейскую. Тут он нашел Елисея, сына Сафата, занятым в обществе
нескольких других лиц вспахивани-ем поля ври помощи двенадцати волов. Подойдя к
Елисею, Илия накинул на него собственный плащ свой, Елисей же тотчас стал
пророчествовать и, бросив своих волов, последовал за Илиею. Но при этом он
попросил Илию разрешить ему проститься с родителями и, когда получил надлежащее
разрешение и воспользовался им, последовал за Илиею, став на всю свою жизнь
учеником и слугою пророка.
8. Вот что мы могли рассказать про этого
пророка. В то время ближайшим к царю соседом был некий Навуф из города Изара. И
вот, желая округлить свои владения, царь предложил этому Навуфу уступить ему за
какую угодно цену ближайшее поле, причем выразил готовность, если бы тот не
пожелал взять деньги, отдать Навуфу в обмен любой из других своих земельных
участков. Однако Навуф наотрез отказался от этой сделки, указывая на то, что
желает пользоваться именно тою собственностью своею, которая перешла к нему по
наследству от отца. Тогда Ахав очень огорчился и оскорбился невозможностью
присвоить себе чужой земельный участок и с горя перестал купаться, есть и пить.
Когда же Иезавель, жена его, стала расспрашивать его о причине его горя и почему
он не купается, не завтракает и не обедает, царь рассказал ей о нелюбезном
отказе Навуфа и о том, как последний, несмотря на настоятельные просьбы лица,
облеченного царскою властью, все-таки поглумился над ним и, несмотря на то что
он его подданный, отказал ему в исполнении его просьбы. Иезавель на это
посоветовала мужу не приходить в уныние и, забыв о своем горе, вернуться к
прежнему образу жизни, а ей предоставить заботу о наказании Навуфа. Немедленно
после этого она от имени Ахава разослала начальствующим над израильтянами лицам
письменное приказание объявить о назначении поста в известный день, созвать
народное собрание и вызвать туда Навуфа (который был знатного рода). При этом
она велела привести в собрание трех негодяев, которые согласились бы
лжесвидетельствовать в том смысле, будто Навуф при них богохульствовал и поносил
царя; за это Навуфа можно будет побить камнями и таким образом избавиться от
него. И действительно, как приказала царица, Навуф был изобличен лжесвидетелями
в богохульстве и поношении Ахава и подвергся смертной казни чрез побитие камнями
от руки черни. Получив известие о приведении приговора в исполнение, Иезавель
пошла к царю и предложила ему даром завладеть виноградником Навуфа. Ахав
обрадовался этому случаю, покинул свое ложе и отправился осмотреть виноградник
Навуфа. Тогда Господь Бог в гневе послал пророка Илию на поле, принадлежавшее
Навуфу, чтобы встретиться там с Ахавом и спросить его, на каком основании он,
убив законного владельца данного земельного участка, теперь думает столь
бесчестно овладеть его имуществом. Когда же Илия пришел к Ахаву, царь спросил
его, что он имеет сообщить ему (Ахаву было стыдно быть застигнутым врасплох на
самом месте преступления). Тогда пророк ответил, что на том самом месте, на
котором труп убитого Навуфа стал добычею собак, прольется кровь Ахава и его жены
и погибнет весь род их за то, что он решился на столь дерзновенный поступок и
вопреки всяким законам загубил совершенно невинного гражданина. Тогда Ахава
охватили скорбь и раскаяние в содеянном им преступлении; он надел на себя
власяницу, ходил босой, не прикасался к пище и открыто сознавался в своем
преступлении, которое навлекло на него гнев Предвечного. Господь Бог же объявил
ему чрез пророка, что, так как Ахав чувствует раскаяние в совершенных
злодеяниях, Он при его жизни отложит наказание рода его, а приведет свою угрозу
в исполнение лишь на сыне Ахава[113].
1. Это решение Предвечного объявил царю
пророк. Таковы были дела Ахава в то время, как царствовавший в Сирии и Дамаске
сын Адада[114],
собрав из всех владений своих значительную рать и соединившись с тридцатью двумя
царями, владевшими землями по ту сторону Евфрата, пошел войною на Ахава. Не
будучи по боевым силам равным своему противнику, Ахав не решился вступить с ним
в битву, но велел всему населению своей страны искать убежища в наиболее
укрепленных городах, а сам засел в Самарии, которая была сильно укреплена
прочнейшими стенами и вообще казалась почти недоступной. Тогда сирийский царь
стянул туда все свое войско и, обложив город, приступил к его осаде. Но перед
этим он послал к Ахаву посланца с требованием принять то посольство, которое
должно будет ознакомить Ахава с его, сирийца, требованиями. Когда царь
израильский согласился на принятие такого посольства, последнее было прислано и
объявило, чтобы по требованию их царя последнему были выданы все сокровища, дети
и жены царя Ахава. Если Ахав согласен с этим и предоставит их царю
распорядиться, как ему заблагорассудится, то он готов удалиться с войском и
прекратить осаду. На это Ахав велел посольству вернуться и объявить царю, что
как он сам, так и вся семья его предоставляют себя в его распоряжение. Когда
посланные принесли царю сирийскому такой ответ, царь отправил к Ахаву вторичное
посольство с требованием впустить, если Ахав согласен предоставить в его
распоряжение все свое имущество, на следующий день в город тех людей Адада,
которых он пришлет; пусть Ахав позволит им обыскать весь дворец и дома друзей и
родственников царя, захватить все, что им наиболее там понравится, и оставить
то, что не будет по их вкусу.
Пораженный требованиями этого второго
посольства сирийского царя. Ахав [немедленно] созвал народное собрание и сказал,
что, ради спасения народного и сохранения мира, он был готов пожертвовать врагу
своих собственных жен и детей и предоставить ему все свое личное имущество, так
как того требовал сириец чрез первое свое посольство. "Ныне же,- продолжал
Ахав,- сириец требует, чтобы я позволил прислать сюда его людей, которые обыщут
все дома и, конечно, не оставят там ничего ценного. Тут он, очевидно, желает
сохранить себе лишь предлог к продолжению войны, так как отлично знает, что,
хотя я лично и готов пожертвовать собою ради нас, я все-таки предпочту воевать с
ним для сохранения в целости ваших личных интересов. Впрочем, я поступлю
сообразно вашему решению".
На это народ отвечал, что не следует
слушать требования сирийского царя, не обращать на него внимания и быть готовым
вести войну. Ввиду этого Ахав отпустил послов с ответом, что на первое условие
царя он и теперь еще готов согласиться, ради безопасности своих подданных, но
что второе предложение он отвергает.
2. Услышав об этом, Адад очень разгневался
и в третий раз отправил к Ахаву послов с угрозою, что он воздвигнет стену,
гораздо более высокую, чем та, которая окружает Самарию и над которою он
смеется: для того ему лишь стоит приказать каждому из своих солдат бросить одну
горсть земли. Этим он хотел показать Ахаву свое численное над ним превосходство
и напугать его. Ахав, однако, отвечал, что следует хвастаться не тем, что надел
оружие, а тем, что в нем одержал победу во время битвы. Послы Адада отправились
в обратный путь и сообщили своему государю ответ в то время, как он сидел с
тридцатью двумя царственными союзниками своими за обедом. Адад немедленно отдал
приказание окружить город окопами, соорудить валы и ничего не оставлять без
внимания, что могло бы способствовать ближайшему успеху осады. От всех этих
приготовлений Ахава и весь народ его обуял ужас. Однако он успокоился и перестал
бояться, когда к нему подошел какой-то пророк с заявлением, что Господь Бог
обещает Ахаву даровать победу над столькими тысячами врагов. На вопрос царя, при
помощи кого же будет одержана эта победа, пророк ответил, что способствовать ее
одержа-нию будут сыновья военачальников, но что, так как эти молодые люди еще
неопытны, ему, Ахаву, придется взять на себя руководительство ими. Тогда Ахав
призвал к себе сыновей военачальников (их нашлось всего двести тридцать два
человека). Узнав, что царь сирийский как раз в данную минуту весь предается
пиру, Ахав велел отворить городские ворота и выпустил юношей. Но так как
соглядатаи Адада тотчас объявили об этом царю, то последний распорядился выслать
к ним навстречу вооруженный отряд с приказанием привести к нему этих юношей
связанными, если они вздумают вступить в бой, но встретить их мирно в случае,
если бы и они явились с мирными намерениями. Между тем Ахав держал внутри города
за стенами наготове все прочее войско свое. Встретившись с высланным против них
отрядом и вступив с ним в бой, сыновья [израильских] военачальников перебили
множество врагов и преследовали остальных вплоть до их лагеря. Видя, что они
побеждают, царь израильский выпустил из города все прочее войско свое,
которое,неожиданно нагрянув на сирийцев, одержало над ними победу. Дело в том,
что сирийцы никак не ожидали такого нападения, и потому евреям удалось нагрянуть
на них в то время, как они были безоружны и опьянели. Во время бегства своего из
лагеря сирийцы предоставили израильтянам все свое оружие, и царь сирийский едва
спасся бегством, вскочив на первого попавшегося коня. Между тем Ахав долго
преследовал сирийцев, избивая попадавшихся ему на пути. Разграбив потом весь
лагерь, в котором нашлось немало богатств в виде множества золота и серебра, он
захватил колесницы и коней Адада и затем возвратился в свой город.
Однако тот же самый пророк (который
предсказал Ахаву победу) велел ему ожидать нового нападения и с этой целью
держать наготове войско, потому что на следующий год сирийский царь вновь
предпримет поход против него. Ввиду этого Ахав последовал данному
предостережению.
3. Между тем едва спасшийся с небольшим
запасом воинов из битвы Адад стал вновь совещаться со своими друзьями о том, как
бы возобновить враждебные против израильтян действия. Друзья советовали Ададу не
вести воины в гористой местности, так как Бог израильский особенно могуществен в
таких именно местах, как видно из недавно одержанной евреями над сирийцами
победы. Но если бой произойдет на равнине, без труда можно будет одержать верх
над израильтянами, полагали они. Вместе с тем приближенные Адада советовали
последнему отправить на родину союзных царей, но удержать у себя их войска,
назначив начальниками над этими войсками своих сатрапов, тогда как утраты,
которые были причинены в их собственном войске во время последнего похода, могли
бы быть заполнены набором людей, коней и колесниц в пределах родной страны.
Ададу показался этот совет вполне целесообразным, и он стал указанным способом
комплектовать свои войска.
4. С наступлением весны он собрал всю свою
рать и вновь пошел войною против евреев. Придя к некоему городу (носившему
название Афеки)[115],
он расположился станом на большой равнине. Ахав между тем выступил навстречу ему
со своим войском и раскинул свой лагерь против неприятельского. Но войско его
было, в сравнении с ратью Адада, опять значительно слабее. Впрочем, к Ахаву
вновь явился пророк и предсказал ему, что Господь Бог дарует ему победу, дабы
проявить Свое могущество не только в гористой местности, но и показать его в
открытом месте, чему не верят сирийцы. В продолжение семи дней неприятельские
войска, стоя друг против друга, не вступали в бой, а когда на заре последнего
дня враги вышли из лагеря и построились к битве, то и Ахав вывел свои силы из
стана. Когда произошло столкновение, то бой разгорелся со страшным
остервенением; но Ахаву все-таки удалось обратить неприятеля в бегство и,
жестоко рубя его, преследовать его. Множество сирийцев было при этом задавлено
собственными своими колесницами или погибло от руки своих же, и лишь небольшое
количество их смогло спастись в занятый ими город Афеку. Впрочем, и последние
тут погибли, будучи задавлены обрушившимися на них городскими стенами. Число
этих погибших доходило до двадцати семи тысяч человек. Спасшийся между тем с
горстью наиболее преданных слуг царь сирийский Адад спрятался в подземной
пещере. Так как слуги стали уговаривать Адада, что цари израильские всегда
отличались человеколюбием и милосердием и что можно будет, если только явиться в
обычном для просителей виде, добиться от Ахава помилования Адада, лишь бы только
Адад резрешил им предстать пред Ахавом, то царь сирийский согласился отпустить
их. И вот, облекшись во вретища и покрыв головы тростником (это был издревле
заведенный у сирийцев обычай являться с просьбами), они явились к Ахаву и
просили от имени Адада помилования его, уверяя, что последний навсегда за такое
помилование станет преданным Ахаву рабом. Ахав выразил удовольствие при
известии, что Адад спасся и не погиб в битве, и объявил посланным о своей
готовности оказать царю их почет и любовь, какую бы он оказал родному брату.
Получив затем от Ахава еще клятвенное уверение, что Ададу не грозит никакой
опасности, посланцы вернулись к потайному помещению, где был скрыт Адад, и
привезли его на колеснице к Ахаву. При виде последнего Адад пал пред ним ниц.
Ахав же подал ему руку, помог ему вновь взойти на колесницу и, обняв Адада,
просил успокоиться и не опасаться никаких насилий. Адад благодарил и обещал во
всю свою жизнь помнить об этом оказанном ему благодеянии; вместе с тем он
объявил Ахаву, что возвратит ему те города, которые отняли у евреев
предшествующие цари сирийские, а также откроет доступ в Дамаск, как то некогда
сделали предки его по отношению к Самарии. Скрепив этот договор клятвенными
уверениями и богато наградив Адада, Ахав отпустил его домой. Так окончился поход
сирийского царя Адада против Ахава и израильтян.
5. Случилось, что некий пророк, по имени
Михей[116],
обратился к какому-то израильтянину с просьбою нанести ему удар по голове, ибо
таково желание Господа Бога. Когда израильтянин не согласился исполнить эту
просьбу, пророк объявил ему, что так как он ослушался приказания Предвечного, то
погибнет от когтей льва, который встретится ему. Эта угроза действительно вскоре
затем оправдалась, и тогда пророк обратился со своею просьбою к другому лицу.
Последнее так ударило его по голове, что нанесло довольно тяжкое повреждение, и
тогда Михей, обвязав голову, предстал пред царем с заявлением, что он, Михей,
участвовал с ним в походе и получил от своего начальника поручение стеречь
одного из пленных; так как этот пленник бежал, то он подвергся опасности умереть
от руки начальника, поручившего ему охрану пленника: начальник предварил угрозою
казнить его, если пленнику удастся бежать.
Когда же Ахав сказал на это, что
провинившийся вполне достоин казни, то Михей снял с головы покрывавшую его лицо
повязку и был тотчас узнан Ахавом. Но пророк хотел его поймать лишь на его
собственных словах и потому сказал, что, подобно тому как Ахав дал убежать
Ададу, провинившемуся в богохульстве, так и Господь Бог отвратится от него и
даст Ахаву умереть от руки Адада, а войску израильскому от рати сирийской. Ахав
страшно рассердился на пророка и велел связать его и посадить в темницу. Но
вместе с тем слова Михея глубоко потрясли его, и, подавленный ими, он вернулся в
дом свой[117].
1. Такова история Ахава. Теперь же я
вернусь к царю иерусалимскому Иосафату, который расширил царский дворец и
поместил военные гарнизоны не только в городах покоренных племен, но также и в
тех селениях области колена Ефремова, которые занял было дед его, Авия еще в то
время, когда Иеровоам был царем над десятью коленами. Так как Иосафат был
справедлив и благочестив и только думал о том, как бы ежедневно сделать что-либо
приятное и угодное Господу Богу, то Предвечный был всегда расположен к нему и
постоянно оказывал ему деятельную поддержку. Вместе с тем соседние правители
почитали Иосафата и выражали свое к нему почтение дарами, так что царь составил
себе несметное богатство и стяжал себе величайшую славу.
2. На третий год своего царствования
Иосафат созвал к себе начальников отдельных частей своих владений, а также
священнослужителей и предложил им предпринять путешествие по всей стране, дабы
наставлять народ и подчиненных по отдельным городам в законах Моисеевых, научая
людей соблюдать эти законы и ревностно служить Господу Богу. Народ этому так
обрадовался, что ни на что больше не обращал внимания и ни к чему более не
относился с такою любовью, как именно к тому, чтобы неуклонно исполнять
божественные предписания.
Соседи тем временем по-прежнему продолжали
любить Иосафата и жили с ним в полном мире. Филистимляне платили ему
установленную дань, арабы же ежегодно поставляли ему триста шестьдесят овец и
столько же коз. Вместе с тем Иосафат продолжал строить сильные крепости и
цейхгаузы и на случай войны постоянно держал в образцовом порядке свои военные
силы и боевые припасы. Войско состояло из трехсот тысяч человек
тяжеловооруженных из колена Иудова, над которыми начальство было в руках Еднея,
тогда как Иоанн командовал отрядом в двести тысяч человек (из того же колена).
Этот же военачальник командовал еще двумястами тысячами пеших стрелков из колена
Веньяминова, тогда как другой начальник, по имени Оховат, заведовал у царя ста
восьмьюдесятью тысячами тяжеловооруженных. В состав всех этих войск не входили
отряды, которые царь разослал по укрепленным пунктам своих владений.
3. Сыну своему Иораму он дал в жены
Гофолию, дочь Ахава, царя прочих десяти колен израильских. Когда Иосафат, спустя
некоторое время, отправился в Сама-рию, то Ахав принял его весьма радушно,
блестяще угостил свиту царя всевозможною пищею и различными винами и предоставил
в ее распоряжение значительное количество благовоний. Вместе с тем он предложил
Иоса-фату соединиться с ним против царя сирийского, для того чтобы вернуть себе
галаадский город Арамису[118],
который некогда принадлежал его отцу и затем был отнят у него родителем царя
сирийского. Когда Иосафат обещал ему свою помощь, так как его войско по
многочисленности своей не уступало войску Ахава, то он тотчас послал за своею
ратью в Иерусалим, требуя выступления ее в Самарию. После этого оба царя вышли
из города и, сев каждый на отдельном троне, приступили к раздаче жалованья своим
солдатам. Затем Иосафат предложил узнать, нет ли тут нескольких пророков, и,
если таковые найдутся, спросить их совета относительно предпринимаемого против
сирийского царя похода, а именно удобно ли и своевременно ли предпринимать эту
экспедицию; дело в том, что пока между Ахавом и сирийцем царствовали еще мир и
согласие и с тех пор, как Ахав взял в плен Адада и затем отпустил его на
свободу, это согласие не нарушалось ничем в продолжение целых трех лет.
4. Ахав тогда вызвал своих пророков, число
которых доходило до четырехсот, и повелел им вопросить Бога, даст ли Он ему
победу над Ададом и предоставит ли возможность снова овладеть тем городом, ради
возвращения которого предпринимается поход. Когда эти пророки единогласно
посоветовали Ахаву предпринять поход, так как он победит сирийского царя и
одержит над ним верх, как в предшествующие походы, Иосафат вывел из этих слов,
что пророки его лжепророки, и потому спросил Ахава, нет ли у него еще другого,
истинного пророка, дабы можно было узнать что-либо более положительное
относительно ожидаемого исхода предприятия. Ахав отвечал, что такой пророк
имеется, но что он, царь, питает к нему ненависть за то, что тот дал ему
скверное предсказание, а именно предвещал смерть вследствие победы над ним царя
сирийского. Ввиду этого Ахав держит теперь того пророка под стражею; называется
он Михеем, сыном Иемвлея. Когда Иосафат попросил велеть привести его, то Ахав
отправил за ним одного из своих евнухов. Во время пути евнух сообщил Михею, что
все остальные пророки предсказали Ахаву победу. На это Михей сказал, что он
лично не может обмануть царя ложным предсказанием, но что он скажет ему все то,
что велит сказать ему Господь Бог. Когда же Михей предстал пред Ахавом и
последний стал заклинать его поведать ему истинную правду, пророк отвечал, что
Господь Бог велит ему сообщить о предстоящем бегстве израильтян, о том, что они
подвергнутся преследованию со стороны сирийцев и будут рассеяны ими в горах
наподобие того, как разрозниваются стада, потерявшие своего пастуха. Вместе с
тем он указал на то, что видит, как израильтяне мирно вернутся восвояси, он же
один. Ахав, падет в битве. В ответ на это предсказание Михея Ахав обратился к
Иосафату со следующими словами: "Ведь вот же я недавно указал тебе на злобу
этого человека против меня и на то, что он мне всегда предвещает одно
наихудшее".
Тогда Михей сказал, что царю следовало бы
обращать побольше внимания на все, что ему велит предсказывать Господь Бог; что,
хотя лжепророки и побуждают его к войне, обещая победу, ему тем не менее суждено
умереть в бою. Когда же царь впал (по поводу этих слов) в раздумье, один из
лжепророков, Седекия, подошел к Ахаву и потребовал, чтобы он не обращал внимания
на Михея, так как последний отнюдь не говорит правды. В доказательство он
сослался на Илию, который, конечно, вернее Михея предсказывал будущее. А между
тем ведь Илия предсказал ему в городе Изаре, на земельном участке Навуфа, что
псы будут лизать кровь его совершенно также, как они лизали кровь по его
наущению камнями побитого народом Навуфа.
"Поэтому очевидно, что, находясь в
противоречии с лучшим пророком, этот Михей лжет, уверяя, что ты умрешь чрез три
дня. Впрочем, сейчас представится возможность узнать, настоящий ли он пророк и
имеет ли дар божественного вдохновения. Пусть он, которого я сейчас побью,
иссушит мою руку, подобно тому, как то было с десницею царя Иеровоама, когда он
велел схватить Иадона. Я ведь полагаю, что этот случай тебе доподлинно
известен".
Когда он затем действительно начал бить
Михея и с ним после этого все-таки ничего не случилось. Ахав снова приободрился
и окончательно решил предпринять поход против сирийца. Решающее значение в этом
деле имела, по-моему мнению, роковая неизбежность предопределения, в силу
которой слова лжепророкон показались Ахаву убедительнее слов истинного пророка:
таким только образом могла состояться роковая развязка[119].
Седекия соорудил затем бронзовые рога[120]
и сказал Ахаву, будто Господь Бог объявил ему, что при помощи их тот покорит всю
Сирию, тогда как Михей предсказывал, что чрез несколько дней Седекия будет
бегать от одной границы к другой, ища убежища, чтобы укрыться от наказания за
ложное свое предсказание. За это царь велел отвести Михея к градоначальнику
Ахамону, заключить его в темницу и не давать ему ничего, кроме хлеба и воды.
5. После всего этого Ахав и царь
иерусалимский Иосафат направились со своими войсками к галаадскому городу
Арамафе[121].
Узнав об этой их экспедиции, сирийский царь выступил против них со своею ратью и
расположился лагерем недалеко от Арамафы. Вместе с тем Ахав и Иосафат условились
насчет того, что Ахав снимет с себя все свое царское убранство, тогда как царь
иерусалимский примет на себя начальствование над соединенными войсками и
останется в полном своем облачении. Таким образом они думали доказать всю
неосновательность предвещания Михея. Однако рок настиг Ахава и помимо его
переодеванья. Дело в том, что Адад, царь сирийский, объявил чрез начальников по
всему своему войску, чтобы солдаты не смели убивать никого, кроме царя
израильского. Когда во время схватки сирийцы увидали, что рядами неприятелей
командует Иосафат, то, приняв его за Ахава, устремились на него и окружили его.
Но лишь только они подошли к нему поближе, они узнали в нем не того, кого
искали, и все отступили. Хотя бой продолжался с зари вплоть до глубокой ночи и
сирийцы повсюду побеждали, однако не убивали никого, сообразно приказанию своего
царя, но только тщетно искали Ахава, чтобы его одного убить. Вдруг один из
царских служителей по имени Аман, пустив наугад стрелу в ряды врагов, смертельно
ранил Ахава, пробив ему панцирь и попав в область легкого. Не желая, однако,
показывать этого случая своему войску, чтобы оно не обратилось в бегство. Ахав
приказал своему вознице повернуть колесницу и оставить место битвы, потому что
он. Ахав, был смертельно ранен. Таким образом, он вплоть до заката солнца
оставался в страшных мучениях на своей колеснице, наконец потерял сознание и
умер.
6. С наступлением ночи сирийское войско
отступило к своему стану, а когда войсковой герольд объявил о последовавшей
смерти Ахава, то оно повернуло назад к его владениям. Труп Ахава был доставлен в
Самарию и предан там земле. Колесница Ахава, которая была загрязнена кровью
вследствие ранения царя, была обмыта в источнике Изара, и таким образом
оправдалось предсказание Илии: собаки действительно лизали при этом кровь
убитого царя, блудницы же обмыли все остальное около этого источника. Вместе с
тем Ахав умер, сообразно предсказанию Михея, в Рамафоне[122].
Итак, раз на Ахаве оправдались
предсказания двух пророков, мы должны преклониться пред величием Господа Бога,
всегда поклоняться Ему и почитать Его; мы никогда не должны предпочитать истине
то, что доставляет нам удовольствие или соответствует нашим личным наклонностям,
и нам следует вывести из всего этого, что нет ничего более серьезного, чем
пророчества и вытекающие из них мероприятия в будущем, так как путем этих
пророчеств Господь Бог раскрывает пред нами, чего нам следует опасаться. Вместе
с тем из участи царя Ахава должно также усвоить себе представление о силе
предопределения, которое неизбежно, хотя бы оно было нам известно и заранее.
Этот рок, правда, иногда обманывает людей, возбуждая в них тщетные надежды на
лучшее будущее; но это делается для того лишь, чтобы довести человека до такого
положения, в котором легче всего настичь его. Видимо, и Ахав лишь для того
настолько был ослеплен, чтобы не поверить людям, предсказывавшим ему поражение,
и чтобы погибнуть, последовав советам тех, которые предсказывали ему одно лишь
ему угодное. Преемником Ахава стал его сын Охозия[123].
[ОГЛАВЛЕНИЕ] |
[Иосиф
Флавий] |
[Библиотека «Вехи»]
©
2002, Библиотека «Вехи»
Значительная часть
этой книги посвящена описанию истории Израильского царства во время его
наивысшего расцвета в правление сына Давида Соломона (965-926 гг. до н. э.),
который, продолжая политику своего отца, упрочил союзнические отношения с царем
Тира Хирамом I. На
Красном море Соломон построил гавань Эционгебер и вместе с финикийцами отсюда
начинал плавания в далекий и богатый золотом Офир. Он усовершенствовал
государственное управление, разделив территорию государства на 12 провинций,
установил единую систему налогообложения и государственных повинностей,
организовал постоянную армию с сильными отрядами колесничих.
Соломон заключил союз
с последним фараоном XXI
династии Псусеннесом II и
одновременно женился на его дочери, получив в виде приданого крупный город
центральной Палестины Газер.
Священнослужители,
создатели ветхозаветного текста, основной заслугой его правления признавали
возведение и оборудование Иерусалимского храма. Иосиф Флавий сохраняет
библейскую идеализацию образа царя Соломона.
[1] См.
выше, VII, 15,
1.
[2] Ср.:
3 Цар. 2:12-46 и 2 Пар. 1:1.
[3] Вероятнее
всего, это Псусеннас II,
последний фараон XXI
династии (1085-950 гг. до н. э.).
[4] Это
должно быть понимаемо не только буквально, но и в переносном смысле: брак
Соломона с египетской царевной вернул ему отпавшее от него небольшое,
расположенное по соседству с Египтом, царство Газер. (Перев.) Соломон получил
его как приданое.
[5] По
всем данным, Соломон тогда уже не был так молод, каким его пытается представить
Иосиф Флавий. (Перев.)
[6] Здесь
у Иосифа Флавия неточность: Библия и Септуагинта упоминают Гаваон, а не Хеврон.
Под жертвенником из меди следует иметь в виду находившуюся тогда в Гаваоне
скинию, тогда как ковчег завета уже помещался в Иерусалиме. (Перев.)
[7] Здесь
Иосиф Флавий строго следует за библейским текстом (3 Цар. 3:17-18), тогда как в
Септуагинте имеются существенные отклонения.
[8] Гаулан
(совр. Джошолан) - широкая плодородная равнина на границе Галилеи и Самарии.
Ср.: "Иуд. война". III,
4,1.
[9] Кор -
мера сыпучих тел. 1 кор = 60 гинам, 1 гин = 12 логам, 1 лог = емкости 6 яичных
скорлуп.
[10] Этим
нарушалось повеление, данное в кн. Второзаконие (17:16,17), где Бог запрещал
царю иметь много лошадей и жен.
[11] Парабола
- иносказательное нравоучение, притча. В библейской книге Притчи Соломона до нас
дошли лишь скудные обломки такого рода произведений. Кроме дидактической поэзии,
царь был и любителем лирики, на что указывает обстоятельство, что Соломон
признается автором 2-го псалма. Что же касается 72-го и 127-го псалмов, на
основании которых автором Третьей книги Царств и устанавливается, что Соломон
оставил после себя тысячу пять гимнов, то современная библейская критика,
основываясь на соображении, высказанном еще древнейшим греческим переводчиком
означенного 2-го псалма, что выражение "ли-Шеломо" должно указывать не на
авторство царя Соломона, но на посвящение ему данного гимна, вполне убедительно
показала, что это число определено в достаточной мере произвольна
(Перев.)
[12] Что
монотеизм, каким он должен быть по учению Моисея, не мог допускать мысли о
существовании духов, это ясно само собою. Лишь после вавилонского плена, когда
евреи пришли в теснейшее соприкосновение с парсизмом, в народные представления
глубоко внедрились учения о демонах и их могуществе, хотя без того специфически
парсийского характера, в силу которого духи и демоны (так называемые "дэвы" в
учении Парсов) являются самостоятельными, рядом с благим божеством (Ормуздом)
существующими созданиями. Напротив, по духу иудаизма, такая самостоятельная
деятельность демонов явилась совершенно неуместной и невозможной. Будучи падшими
ангелами или потомками ангелов, демоны находились вполне под властью Бога и были
ему подчинены безусловно. Так думало большинство народа, и поэтому многим
пророкам приходилось бороться с распространившимся если не лжеучением, то
суеверием. Книги Нового Завета также представляют немало материала для
характеристики распространенности в Палестине таких верований. Неудивительно
поэтому, что Иосиф Флавий отдает здесь некоторую дань духу своего времени,
включая рассказ, эпизодически иллюстрирующий его повествование, хотя, конечно, и
не находящийся в Библии. Нечто подобное он делает и в "Иуд. войне" (I,
32,2; и VII,
6,3). (Перев.)
[13] Император
Цезарь Веспасиан Август (69-79 гг.).
[14] Это
библейский царь Хирам, или Хурам (финик. Хирам, что, вероятно, Ахирам, т. е.
брат, друг величия, подразумевается - Ваала). По известиям Иосифа Флавия, здесь
и в возражении "Против Апиона" (I,
17,18), составляющем почти единственный остаток, уцелевший из некогда очень
богатой исторической литературы финикийцев, и поэтому представляющем особую
историческую ценность, он был сыном царя Абибала, царствовал тридцать четыре
года и оставил престол своему наследнику Валеазару после своей смерти, постигшей
Хирама на пятьдесят третьем году его жизни. Хотя данные Библии вполне совпадают
с тем, что нам известно о Хираме из Дия и Менандра по указаниям Иосифа Флавия,
однако в них заключается хронологическое недоразумение, которое не может быть
разрешено вполне и окончательно. Дело в том, что по Третьей книге Царств (9:10 и
след.; ср.: 6:1) оказывается, что Хирам был еще жив во время 24-го года
правления Соломона, из чего вытекает, что если действительно Хирам правил только
34 года, то он мог быть правителем единовременно с Давидом лишь в продолжение
десяти лет. Сообразно с этим Иосиф Флавий на самом деле утверждает (см. ниже,
VIII,
3,1, а также "Против Апиона". I,
18), что "иерусалимский храм был сооружен в двенадцатом году царствования
Хирама". Из этого вытекает, что современником Давида Хирам мог быть лишь в
продолжение первых 8 лет своего правления. Но в таком случае пришлось бы
признать, что Давид также соорудил свой дворец лишь в течение восьми последних
лет своего царствования. Но почему же в таком случае об этой постройке
упоминается уже в главе V
Второй книги Царств. Вероятно, потому, что редактор следует там не столько
хронологическому порядку, сколько последовательности предметного изложения. Хотя
последнее предположение может показаться на первый взгляд удовлетворительным и
вполне разрешающим всякие недоразумения, однако на деле оно ведет к еще более
значительному затруднению, а именно противоречит библейскому свидетельству
Второй книги Царств (11:2), в силу которого постройка дворца Давида была
окончена еще до брака царя с Вирсавней. Существует и другая версия примирения
этих разногласий. Она сводится к гипотезе, что дружественный Давиду Хирам не
идентичен Хираму, союзнику Соломона, являясь либо дедом второго Хирама, либо
отцом Хирама - Абибалом. Но это не увязывается с Третьей (5:1,2) и Второй (2:3)
книгами Царств. Поэтому остается предположить: 1) что, благодаря какой-нибудь
неточности или ошибке в тексте, Абибал, дружественный Давиду и помогавший ему
при сооружении дворца, смешивается с также дружественным Давиду его сыном
Хирамом. В последнем случае хронологические построения Иосифа Флавия внушают
некоторое недоверие; и 2) что Менандр, на основании которого Иосиф Флавий и
делает свои хронологические выкладки, слишком укоротил правление единственного
существовавшего Хирама. (Перев.)
[15] Как
известно из возражения "Против Апиона" (1,17, 18), в официальных финикийских
летописях, которые до нас не дошли, писатели Менандр и Дий, относительно которых
ничего более неизвестно, находили материал для своих повествований. О
свидетельствах Дия и Менандра см. VIII, 5,
3 и IX, 14,
2.
[16] В
основу рассказанного в этой главе легли данные Третьей книги Царств (1-5:18) и
Второй книги Паралипоменон (2:3-10).
[17] Исходные
данные для хронологических построений о времени возведения первого храма имеются
в Третьей книге Царств (6:1, 37) и во Второй книге Паралипоменон (3:2). Ср.
ниже, X, 8,
5; XX, 10
и "Против Апиона" (II,
2).
[18] Описание
Иерусалимского храма у Иосифа Флавия имеет несколько искаженный вид по следующим
причинам. Во-первых, он находился под сильным впечатлением вида позднего храма
Ирода, который он хорошо знал. Во-вторых, сам текст Третьей книги Царств
(6:2-18), лежащий в основе описания Иосифа Флавия, подвергся позднейшим
переработкам и интерполяциям под влиянием Книги пророка Иезекииля.
(Перев.)
[19] Это
число Иосифа Флавия ошибочно. Зданий было три, они находились в тесной связи
между собой. Все они имели по три этажа, и в каждом помещалось по 30 комнат,
предназначавшихся для ризниц, сокровищниц и кладовых. Эти комнаты распределялись
следующим образом: по боковым стенам главного здания их было с каждой стороны и
на каждом этаже по 12 (12+12=== 24), а с западной, тыльной, стороны по 6. Таким
образом, на каждом этаже их число 30. Правда, по Иезекиилю (41:6), их было 33. О
небольших размерах этих комнат свидетельствует их большое число.
(Перев.)
[20] Общий
вход в постройку находился с южной стороны, хотя у Иезекииля (41:11) симметрично
прибавлен еще один такой же вход с северной стороны здания. (Перев.)
[21] Отдельные
помещения пристройки, хотя и были одинаковой высоты, значительно отличались друг
от друга своей длиной, расширяясь по мере приближения к крыше здания.
(Перев.)
[22] Это
потолок, а не главная крыша этого здания, проходивший по всему зданию. Сама
крыша была плоской и, вероятно, была выложена каменными плитами, возможно
мраморными. (Перев.)
[23] Третья
книга Царств (б) не упоминает об этих технических приспособлениях, хотя они
были, безусловно, необходимы, так как кедровые балки могли бы легко прогнуться.
(Перев.)
[24] Этому
противоречит описание храма у Иезекииля. И текст Третьей книги Царств (6:21-30),
особенно при сопоставлении с Септуагинтой, вполне устанавливает здесь
ошибочность свидетельств Флавия, который, очевидно, при описании храма Соломона
был под впечатлением виденного им храма Ирода. (Перев.)
[25] Это
единственная лестница, упоминаемая при описании здания. (Перев.)
[26] Маленькие
двери, вероятно, были просто открытыми дверными проемами. (Перев.)
[27] Стена,
отделявшая Святая Святых собственно от храма, была из дерева и доходила до
самого потолка. (Перев.)
[28] О
такой завесе нет упоминаний в Библии. Правда, под влиянием кн. Исход (36:31),
где описана скиния, завеса фигурирует во Второй книге Паралипоменон (3:14).
(Перев.)
[29] Эти
двери, вероятно, были правильной четырехугольной формы, и притом значительно
шире, чем вход в Святая Святых. Об этом можно судить по описанию Иезекииля
(41:2-3), где ширина внутреннего входа определена в шесть, а среднего - в десять
локтей. (Перев.)
[30] Это
явное преувеличение Иосифа Флавия. (Перев.)
[31] В
Третьей книге Царств (7:13 и след.) имя этого сирийского художника передается
как Хирам, тогда как во Второй книге Паралипоменон (2.13-14) он назван
Харам-Авиею (что соответствует сирийскому "Хурам-Аби" - т. е. Хурам-отец) и его
матерью называется женщина из колена Дан. (Перев.)
[32] Вероятно,
эти столбы в честь Яхве были подобны упоминаемым Геродотом (II, 44)
при входе в храм Мелькарта в городе Тире: "Среди прочих посвятительных
приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда,
ярко сиявшего ночью".
[33] 1 бат
содержит 72 секстария. 1 секстарий - 1/2 л. Это число, заимствованное из Второй
книги Паралипоменон (44), является результатом ошибки в тексте и должно быть
поправлено на 2000 бат.
[34] По
Второй книге Паралипоменон (4'6), эти сосуды предназначались главным образом для
омовения мяса жертвенных животных. (Перев.)
[35] Устройство
таких подставок описано в Третьей книге Царств (7:27-36), оно не ясно из-за
поврежденности текста. (Перев.)
[36] Ср.:
3 Цар. 7:41-42.
[37] Мехонот
- подвижные (на колесах) сосуды для воды. (Перев.)
[38] "Медное
море" помещалось на площадке перед входом в храм, вблизи большого жертвенника,
влево от входа. (Перев.)
[39] Описание
этого жертвенника отсутствует в Третьей книге Царств, но см.: 2 Пар. 4, Иез.
43:13 и след. (Перев.)
[40] Конечно,
кроме большого алтаря для жертвоприношений, находившегося во внутреннем дворе
перед входом в храм. (Перев.)
[41] Ср.:
3 Цар. 6:1-7:51 и 2 Пар. 3:1-14; 4:1-22.
[42] В
Библии нет числовых данных этого отрывка. Вероятно, в распоряжении Иосифа Флавия
были какие-то инвентарные записи храма царя Ирода. (Перев.)
[43] Электрон
- янтарного цвета сплав, по Плинию Старшему (Естественная история. XXXIII,
4-23), состоявший приблизительно из четырех частей золота и одной части серебра.
(Перев.)
[44] Струнный
инструмент, подобный мандолине.
[45] Этого
слова в др.-евр. языке нет, но такое греческое слово означает небольшой навес из
отесанных камней. (Перев.)
[46] Сообщение
Иосифа Флавия о дворах храма отличается большой скудностью. Здание храма было
окружено внешним двором, куда имели доступ и лица, не являющиеся священниками
(ср.: 2 Пар. 4:9). Внутренний двор был расположен выше, отделялся не особенно
высокой оградой из трех рядов отесанных камней с настилкой из кедровой обшивки.
Были и иные дворы, непосредственно примыкавшие к самому дворцу Соломона.
(Перев.)
[47] Ср.:
"Против Апиона" (II,
27-29). (Перев.)
[48] Сохранилось
интересное предание о причине греховности Соломона и о всех бедствиях, постигших
евреев как следствие этой греховности. Причиной пренебрежения Богом Соломона
стал, как известно, культ иноземных божеств, принесенный в Иерусалим женами и
наложницами царя. Легенда знает о том, что в ночь, последовавшую за окончанием
торжеств по случаю освящения воздвигнутого храма, Соломон отпраздновал свою
свадьбу с дочерью египетского фараона. Благодаря необузданному веселью,
царившему за брачным пиром, Соломон проспал время утреннего жертвоприношения и
лишил народ возможности принести жертву, потому что ключи от храма лежали у него
под подушками брачного ложа. В итоге момент освящения храма стал и временем
отступничества Соломона. (Перев.)
[49] Рассказанное
в этой главе соответствует Третьей книге Царств (8:1-66) и Второй книге
Паралипоменон (5:1-14; 6:1-42; 7:8- 22).
[50] Здесь
речь идет о капителях, близких к коринфскому стилю, т. е. составленных из ветвей
и листьев. (Перев.)
[51] Более
точен перевод - "строго определенное, ограниченное место", "сухое песчаное
место". (Перев.)
[52] В
возражении "Против Апиона" Менандр назван Эфесским, тогда как его именуют и
Пергамским. Иосиф Флавий его цитирует в этой книге (VIII,
13,2 и IX,
14,2).
[53] Еврихор
означает "широкое поле", это название восточной части острова, где был построен
новый Тир. (Перев.)
[54] Имя
"Геракл" означает здесь финикийского Мелькарта, их часто путали древние греки.
Астарта - богиня любви, главное женское божество пантеона. (Перев.)
[55] Перитий
- февраль - начало марта по сирийско-македонскому календарю.
[56] Жители
финикийской колонии Итики (Итаки); см. подробнее "Против Апиона" (I,
18). (Перев.)
[57] Более
пространно об этом см. "Против Апиона" (I,
18).
[58] О
личности этого писателя еще сказано в возражении "Против Апиона" (I,
17). (Перев.)
[59] Это
эллинизированное Ваал Шамаим - "владыка". Иосиф Флавий именует его Зевсом для
того, чтобы показать греческим читателям, что Хирам воздвиг храм в честь
главного бога тирян. (Перев.)
[60] В
основу содержания этой главы положены Третья книга Царств (7:1-12; 9:10-24) и
Вторая книга Паралипоменон (8:1).
[61] См. 3
Цар. 9:15-18.
[62] Др.-ег.
"фараон" (дословно "Пер-аа" - "Великий дом") - стало титулом древнеегипетских
царей.
[63] Александрия
- основана Александром Македонским в 332 г. до н. э.
[64] Птолемеи
- ветвь македонской династии, правившей в Египте с 305 по 31 год до н.
э.
[65] Здесь
у Иосифа Флавия большая неточность; по египетской исторической традиции с
момента возникновения государства правило более 30 династий фараонов. Геродот
(II,
100) говорит о правлении 330 фараонов, что примерно соответствует современным
научным представлениям.
[66] Вполне
вероятно, что это мифическая женщина-фараон Нитокрида (Нит-Акра), официально
записанная в списки VI
династии фараонов (2423-2263 гг. до н. э.).
[67] Это
не соответствует Библии (3 Цар. 5:16; 9:23); евреи жестоко угнетались Соломоном,
работали под надзором на тяжких строительных работах. (Перев.)
[68] Элана
(ныне Аила) - идумейский порт в восточном углу Аравийского залива в Каменистой
Аравии. По Второй книге Царств (8:13- 14), был завоеван Давидом, а при Соломоне
стал местом отправления торгового флота в африканскую страну Офир.
[69] Так
это имя передается не только Иосифом Флавием, но и Сеп-туагинтой. Местоположение
этой страны еще не установлено и относится как к Индии, так и к Малакке. Ее
искали на Малабарском берегу, а также на островах Индийского океана, в Западной,
Восточной и Южной Африке. (Перев.)
[70] Известное
свидание царицы Савской с Соломоном здесь описано Иосифом Флавием довольно сухо
и лаконичнее, чем в библейских книгах. Между тем этот сюжет послужил источником
для возникновения и развития целого ряда интересных преданий, сохраненных
арабскими писателями. Последние с большой подробностью рассказывают об этой
поездке и связывают ее с просветительской деятельностью царя Соломона.
(Перев.)
[71] При
сравнении с этим свидетельств Исаии (22:8, 39:2), Третьей книги Царств (10:17) и
Неемии (3:19) очевидно, что дворец из ливанского кедра был своего рода оружейной
палатой, где было выставлено дорогое оружие и парадная утварь царя.
(Перев.)
[72] Это
замечание Иосифа Флавия об Amyris
Opobalsamum в
связи с Аравией и царицей Савской обратило внимание на свойства этого высоко
оцененного римлянами растения. Оно и ныне произрастает в Палестине.
(Перев.)
[73] Ср.:
3 Цар. 9:15-18; 15:33-34; 2 Пар. 16:1-6; 3 Цар. 15:8- 16:28.
[74] Талант
делился на 60 мин, каждая мина на 60 сиклей.
[75] Ср.
выше, 6,5.
[76] Имеется
в виду залив на востоке Средиземного моря у г. Тарса, около устья реки Кидна,
где расположена родина апостола Павла.
[77] Уже в
древности торговля чернокожими рабами была обычным явлением.
(Перев.)
[78] Здесь,
вблизи от Вифлеема, находились знаменитые сады Соломона, см. Песн. 6:11 и Еккл.
2:5. (Перев.)
[79] Вероятно,
здесь имеются в виду почтовые станции, где во время переездов царь мог без
задержки пользоваться готовыми колесницами. (Перев.)
[80] По
кн. Песнь Песней Соломона (6:8), в гареме Соломона имелось всего сто
copок
наложниц, тогда как в Третьей книге Царств (11:3) говорится о тысяче женщин.
Иосиф Флавий, видя в Соломоне лишь пожилого сластолюбца, только последним и
объясняет его терпимость к иноземным культам его сожительниц. Но такие культы
были повсеместно распространены в государстве Соломона, тогда как законная жена
Соломона, египетская царевна, не имела, подобно другим женам, своего святилища
на горе Масхит. (Перев.)
[81] Софена
- город в Самарии.
[82] Это
Шешонк, один из вождей-военачальников при тесте Соломона, основатель
XXII
династии египетских фараонов, так называемой ливийской (950-730 гг. до н.
э.).
[83] Более
того, он стал зятем фараона Шешонка I и
был готов стать новым царем евреев.
[84] Город
недалеко от Иордана, на северо-востоке от Суккота. (Перев.)
[85] Эта
глава рассказана по Третьей книге Царств (12:1-13:9) и по Второй книге
Паралипоменон (10:1-11:4).
[86] Это
находится в противоречии с Третьей книгой Царств (13:26), где читаем: "Пророк,
возвративший его с дороги, услышав это, сказал: это тот человек божий, который
не повиновался устам Господа; Господь предал его льву, который изломал и
умертвил его, по слову Господа, которое он изрек ему". (Перев.)
[87] Ср.:
3 Цар. 13:10-34.
[88] Сезострис
- египетский фараон, который, согласно греческой традиции, завоевал много стран.
Его часто отождествляли с реальными египетскими правителями Сенусертом
III и
Рамзесом II.
Вероятно, греки перепутали этих фараонов, слили воедино и необычайно
преувеличили масштабы их завоеваний.
[89] В 949
г. до н. э. Шешонк I, не
без участия Иеровоама, осадил и взял Иерусалим и с богатой добычей вернулся в
Фивы. На южной стене Карнакского храма перечислены все палестинские города,
завоеванные египтянами во время этого похода. (Перев.)
[90] Геродот
(II,
104) рассказывает, что первоначально все египтяне, подобно прочим хамитам,
соблюдали этот обычай. От египтян его переняли и евреи. Этот обычай отсутствует
у финикийцев. (Перев.)
[91] Ср.:
2 Пар. 11:5-23; 12:1-16 и 3 Цар. 14:21-31.
[92] Находится
к востоку от Вифиля, к северу от Иерихона. (Перев.)
[93] Город
в Иудее, родной город Саула.
[94] Ср.:
3 Цар. 14:1-17; 2 Пар. 13:1-12 и 3 Цар. 15:25-30.
[95] Библейский
Мареша, до нового времени сохранились его развалины под именем Мараш.
(Перев.)
[96] Герар
- древний филистимлянский город на границе между Газой и Вирсавией
(Беер-Шебой).
[97] Это
библейский Фирца (Тирцах), расположен к северу от Сихема.
[98] Это
город Рама (Рамафа), уже ранее упоминавшийся.
[99] Города
на территории племени Неффалима, современные Телль-Нама, Абиль-эль-Камх,
Дана.
[100] Иппарх
- начальник конницы.
[101] Имя
этого города по-еврейски - Шамерон, по-арамейски - Шамерайян, а по ассирийским
надписям - Самирина, откуда явилось греко-латинское Самария. Царь Омри (у Флавия
- Амарин) купил холм у некоего Шемера, на котором впоследствии возник город
примерно в 922 г. до н. э. Вскоре стал центром культа Ваала, затем неоднократно
подвергался нашествиям и разрушениям. Ирод Великий его восстановил и дал ему
новое название - Себастия. (Перев.)
[102] В
основу содержания этой главы положены Третья книга Царств (15:8-15, 18-34;
16:1-28) и Вторая книга Паралипоменон (14:1-16:6).
[103] Ваал
(Бэл) - "господин", "владыка" - западно-семитский верховный бог, отождествлялся
с шумерским Энлилем.
[104] Город
в Галилее - место рождения пророка Илии.
[105] О нем
см. ниже, IX,
14,2, а также "Против Апиона" (I, 18)
и выше. VIII, 5,
3.
[106] По
Библии (3 Цар. 18:1; Иак. 5:17 и Лк. 4:25), засуха продолжалась три с половиной
года.
[107] Из
Третьей книги Царств (17:22) очевидно, что ребенок был действительно мертв.
(Перев.)
[108] Из
позднейших преданий известно, что этот ребенок был сыном самого пророка и вдовы.
(Перев.)
[109] Ср.:
3 Цар. 18:4.
[110] Город
в Самарии в долине Иезреель, современный Церхин.
[111] В
Третьей книге Царств (19:5) читаем: "И лег, и заснул под можжевеловым кустом. И
вот, ангел коснулся его и сказал ему: встань, ешь и [пей]".
[112] Авела
- город в Палестине, к югу от Бет-Шана (Скифополиса), в долине
Иордана.
[113] Ср.:
3 Цар. 17:1-19:29.
[114] Это
библейский Венадад, дословно "Сын Адада". Ниже этот сирийский царь называется
просто именем своего отца Адада. (Перев.)
[115] Этот
город носит название Афекана. Он, очевидно, не идентичен с Афеканой, упоминаемой
в V,
11,1, и лежал к востоку от Сунема, на южном склоне Малого Гермона.
(Перев.)
[116] В
Третьей книге Царств (20:35-38), откуда заимствован этот сюжет, имя пророка
вовсе не упомянуто. (Перев.)
[117] В
основу рассказанного легло содержание Третьей книги Царств
(20:1-43).
[118] Арамиса
- город-убежище в племени Гад, современный Эс-Салт.
[119] Это
предопределение указывает на близость Иосифа Флавия к учению стоиков. Ср. ниже,
XVI,
11,8. (Перев.)
[120] Библейский
рассказ об этом событии, имеющийся в двух вариантах (соответственно 3 Цар.
22:6-28 и 2 Пар. 18:5-27), не упоминает об указанном лжепророке, ни о его имени.
Напротив, в библейских рассказах этот Седекия является чем-то вроде злого
демона-искусителя, отправившегося к Богу и получившего, подобно сатане в книге
Иова, разрешение действовать самостоятельно. Как у Иова, так и в этом случае
демон, конечно, служит лишь орудием в руках Бога.
Указание
на бронзовые рога не вполне ясно, тем более что в Библии нет никаких указаний на
эту затею Седекии. Здесь нужно иметь в виду прежнее богоотступничество Ахава, а
в культах Ваала и Астарты рога на голове были непременным атрибутом: Ваал часто
изображался с бычьей головой, а Астарта - в облике коровы" (Перев.)
[121] Одно
из чтений названия города Арамисы.
[122] Это
еще один вариант чтения названия города Арамафы (Арамисы).
[123] Ср.:
2 Пар. 17:1-6, 17-19; 18:1-34 и 3 Цар. 22:1-38