[Исторические
материалы] | [Оглавление] | [Библиотека «Вехи»]
Черчилль Рэндолф
Спенсер и У
Шестидневная война
Глава третья.
Израиль принимает решение
В то время как в
Вашингтоне и в Организации Объединенных Наций события развивались медленно,
если вообще происходило какое-то движение, на Ближнем Востоке ситуация менялась
с большой быстротой. События застигли договаривающиеся стороны врасплох. Пока
президент Джонсон и премьер-министр Вильсон рассылали документ, пытаясь
заручиться подписями и поддержкой со стороны морских держав для согласованных,
возможно, насильственных действий с целью прекращения блокады, проблема
проливов, по мере обострения общего кризиса, отступала на второй план.
Воспользовавшись тем, что Ближний Восток не был единственным районом,
приковавшим к себе внимание мира, арабы осуществили следующие четыре
мероприятия, каждое из которых раньше расценивалось Израилем как достаточное
основание для начала военных действий: египтяне закрыли проливы, они
сконцентрировали свои войска на Синайском полуострове, Хусейн заключил союз с
Насером, Ирак ввел свои войска в Иорданию. Мало кто мог представить себе, что
возглавляемая Хусейном Иордания окажется под контролем Насера, но это
произошло, по крайней мере, в отношении иорданских вооруженных сил. Одно дело —
угроза израильскому судоходству и закрытие доступа в Эйлат, другое — прямая и
смертельная угроза, нависшая над страной в результате наращивания арабских сил
вдоль ее границ.
Израиль, армия
которого на 4/5 состояла из резервистов, не мог до бесконечности держать свои
войска под ружьем. Уже в конце мая многие магазины и торговые предприятия были
закрыты, заводы и фабрики работали с перебоями, некому было убирать урожай.
Израиль не мог мириться с подобной ситуацией. Но, с другой стороны, страна не
могла понизить степень своей отмобилизованности, пока существовала угроза
внезапного нападения соседних государств. Во всей стране, в особенности в армии,
нарастали чувства беспокойства и недовольства. Это был один из тех редких в
демократическом обществе случаев, когда общественное мнение смогло эффективно
повлиять на правительство, помимо выборов в парламент. Страна требовала
принятия решения и желала видеть у кормила власти человека, которого она знала
и которому доверяла. В течение многих лет Бен-Гурион, занимавший пост
премьер-министра и министра обороны, освобождал израильтян от каких-либо
опасений за их безопасность. Теперь же, после 10 лет мира, Израиль столкнулся с
кризисом столь же серьезным, как Война за независимость 1948 года, когда каждый
сотый израильтянин погиб, защищая свое молодое государство, с провозглашением
которого завершилась эпоха еврейских скитаний.
Перед лицом арабской
угрозы израильский народ обратил свои взоры на одного человека — генерала Моше
Даяна, победителя в Синайской кампании 1956 года. Это был деятель, обладавший
знаниями и способностью правильно оценить положение и принять решение.
Израильтяне были готовы подчиниться решению Даяна — сражаться или ждать — в
полной уверенности, что каким бы оно ни было, в основе его будут веские мотивы.
Даян — израильский
герой, карьера которого является предметом национальной гордости. Он родился в
Палестине в 1915 году, вступил в Хагану (еврейскую подпольную военную
организацию) в возрасте 14 лет и был заключен в тюрьму англичанами за
подпольную деятельность в 1939 году. Отсидев в тюрьме вместо десяти лет только
один год, он был освобожден и вступил в британскую армию. Он участвовал во Второй
мировой войне и в набеге на расположения французских войск Виши в Сирии лишился
левого глаза. С тех пор он носит черную повязку, ставшую его опознавательным
знаком. В войне Израиля за независимость он был командиром мобильного ударного
батальона, но всемирно известной личностью и символом израильского патриотизма
он стал в результате победоносной Синайской кампании, которая застала его на
посту начальника генерального штаба.
В 1960 году Даян был
избран в Кнесет и назначен министром сельского хозяйства в правительстве
Бен-Гуриона. В июне 1965 года, когда Бен-Гурион вышел из правящей партии Мапай[1],
возглавляемой Эшколом, и организовал свою малочисленную, но влиятельную группу
Рафи, Даян последовал за ним. Шимон Перес, один из ведущих деятелей новой
партии, так рисует трудности, с которыми столкнулся Израиль накануне войны:
"Необходимо было решить два вопроса: воевать или нет и кто должен нести
ответственность за принятие такого решения. В стране и армии нарастало
недовольство не потому, что правительство не решалось начать войну, но потому,
что оно вообще ни на что не решалось". Рафи была, в основном, партией
"ястребов", тогда как "голуби" группировались вокруг Эшкола
и Эвена.
Дифференциация
внутри страны проходила не только по партийно-политической линии. Существуют
значительные расхождения во взглядах между уроженцами страны — сабрами — и
теми, кого сабры с оттенком пренебрежения называют "евреями гетто",
т. е. беженцами из Европы и уцелевшими узниками нацистских лагерей смерти.
Уроженцы Израиля считают, что после двух тысяч лет скитаний среди чужих народов
европейские евреи, полагаясь на защиту других, утратили способность сами
постоять за себя. Достопримечательными исключениями из этого правила было,
разумеется, славное восстание, поднятое польскими евреями в Варшавском гетто,
когда они оказали сопротивление превосходящим силам своих нацистских
угнетателей. Сабры утверждают, что, когда над Израилем нависает угроза,
естественная реакция европейских евреев — обращение за защитой к другим, к
западным странам, а не опора на собственные силы. По их мнению, это послужило
причиной того, что Израиль в 1956 году полагался на англичан и французов. По
этой же причине правительство Эшкола предпочло прибегнуть к помощи Соединенных
Штатов и морских держав, чтобы открыть Тиранские проливы, но не решалось с
самого начала предпринять решительные действия.
24 мая Шимон Перес
стал во главе политической группировки, целью которой было сместить Эшкола. Он
заручился поддержкой 50 из 120 депутатов Кнесета. Эшкол — "копия
Эттли", по определению "Обсервера", и лидер партии Мапай —
считался слишком слабым и склонным к миротворчеству деятелем. Перес объединился
с Бегиным, лидером блока Гахал[2],
второй по численности партии в стране, и вступил в союз с религиозными
партиями, в том числе с Национально-религиозной партией во главе с Моше-Хаимом
Шапирой, который, хотя и входил в правительственную коалицию, предпочел бы
видеть во главе кабинета Бен-Гуриона или Даяна.
Бегин посетил Эшкола
и предложил ему уступить свое место Бен-Гуриону. Эшкол не обрадовался такой
перспективе. Шапира потребовал предоставления Бен-Гуриону, правда, без
согласования с ним, поста министра обороны.
Между тем
выяснилось, что хотя многие члены партии Мапай стремятся к расширению кабинета,
они не потерпят полного устранения Эшкола. Поэтому Бен-Гурион дал понять, что
Эшкол будет желательным членом кабинета в любом качестве, кроме
премьер-министра или министра обороны.
Эшкол продолжал
колебаться. 30 мая Перес сообщил, что Рафи самораспустится и вольется обратно в
Мапай, если будет достигнуто общее соглашение. Это предложение значительно
улучшило шансы Рафи как договаривающейся стороны, ибо многие приверженцы Мапай
приветствовали идею возвращения Рафи в партийное лоно. Это также усилило
позиции Рафи на встрече 31 мая с участием Голды Меир, которая решительно
возражала против предоставления кому-либо из этой группы сколько-нибудь
ответственного, влиятельного поста в правительстве.
Тем временем
выяснилось, что Эшкол не откажется в пользу своего предшественника ни от поста премьер-министра,
ни от министерства обороны. Поэтому Рафи предложила кандидатуру Моше Даяна от
партии Рафи и блока Гахал на этот пост. Такая перестановка вызвала недовольство
Бен-Гуриона.
Введение Даяна в
правительство стало срочно необходимым после 30 мая, когда король Хусейн
вылетел в Каир и подписал военный союз с Насером. Некоторые члены израильского
кабинета пытались преуменьшить значение каирской встречи, ссылаясь на то, что
аналогичные попытки принимались арабами уже в 1956 и 1964 гг. Но начальник израильской
разведки генерал Ярив разъяснил кабинету в ясных выражениях истинный смысл
этого пакта. Его опасения подтвердились два дня спустя, когда египетский
генерал Риад принял командование над иорданской армией, и ОАР установила свой
передовой командный пункт в Аммане.
Переговоры с членами
правительства о предоставлении Даяну одного из двух ключевых постов — премьера
или министра обороны — продолжались без какого-либо результата в течение всей
среды 31 мая. Сам Даян был пессимистически настроен и подавлен. Эшкол был готов
ввести его в кабинет, но только в качестве советника, предлагая ему пост
заместителя премьера или членство во внутриправительственном комитете по делам
обороны, состоявшем из 13 человек. Оба поста были сопряжены с ответственностью
без власти. Это было не то, что Даян и руководство Рафи согласны были принять.
В ту же ночь Даян
встретился с Эшколом и заявил ему, что если тот не может предложить ему
ответственный пост в кабинете, например, портфель министра обороны, то он готов
служить в любом качестве в армии, подчиняясь начальнику генерального штаба
генералу Рабину, предпочитая, однако, должность командующего Южным фронтом.
В среду Эшкол дал
свое согласие на назначение Даяна командующим Южным фронтом. В четверг утром
деятели Мапай, считая, что с Рафи достигнута договоренность, навестили Шимона
Переса и других руководителей Рафи, чтобы поздравить их с возвращением в
правительство в результате соглашения, основу которому заложили своими
переговорами ночью 31 мая Эшкол и Даян.
Между тем руководство
блока Маарах[3]
настаивало на назначении министром обороны Игала Алона. Но это предложение было
неприемлемо для многих членов Мапай, поддерживавших кандидатуру Даяна. В
полдень 1 июня в доме Бегина состоялась встреча с участием представителей религиозных
кругов, и было принято решение потребовать предоставления Даяну поста министра
обороны.
В 2 часа дня, в ходе
своих консультаций с руководителями блока Гахал, Эшкол предложил кандидатуру
Игала Ядина (бывшего начальника генерального штаба, впоследствии профессора
археологии Иерусалимского университета) на пост министра обороны. Как Ядин, так
и Рафи отклонили это предложение. Ядин понимал, что народ и армию могло
удовлетворить только назначение Даяна.
В 3 часа дня в
четверг в секретариате Мапай состоялась встреча, на которой выступили 24
человека. Из них 19 поддержали кандидатуру Даяна и только 5 — Алона. В
результате переговоров Эшкола с представителями Рафи в 7 часов вечера было
принято решение о предоставлении Даяну портфеля министра обороны. Эта встреча
продолжалась не более десяти минут. Час спустя руководители Рафи собрались у
Бен-Гуриона. После двухчасовой дискуссии Бен-Гурион переменил свое мнение и
одобрил назначение Даяна. В 11 часов ночи состоялось заседание кабинета. На нем
было вынесено решение о включении в правительство трех новых министров: Даян
(министр обороны) и Менахем Бегин (министр без портфеля) были назначены тут же;
третий — Иосеф Сапир (также министр без портфеля) был назначен три дня спустя.
Вопрос о том, кто
принял решение об открытии военных действий и кому приписать ее успешное
ведение, вызвал впоследствии споры в израильских политических кругах.
Поклонники Даяна утверждают, что до вхождения Даяна в кабинет не только не было
принято решения, но даже не существовало детального плана наступления.
Верноподданные Эшкола стремятся создать другое представление.
По словам бригадного
генерала Эзера Вейцмана, Даян, став министром обороны, допускал возможность,
что решение о выступлении не будет принято вообще. Другие утверждают, что
правительство Эшкола было слишком напугано, чтобы принять решение без Даяна.
Министр иностранных
дел Аба Эвен и министр труда Аллон освещают события иначе. Эвен говорит, что
решение об открытии военных действий было принято 1 июля. Оно было продиктовано
пактом, заключенным между Насером и Хусейном. Алон согласен с этим
утверждением. Он указывает, что до подписания этого пакта в правительстве
существовал раскол и что большинство надеялось на успех дипломатии. Но после 30
мая стало ясно, что война неизбежна.
Действительность же
была более простой, чем ее изображали политические соперники. Даже Перес,
верный приверженец Даяна, не сомневался в том, что составило суть дела:
"Насер и Хусейн в каирском аэропорту. Это был исторический и решающий
поцелуй... Теперь мы были стянуты своего рода кольцом, начиненным русским
оружием".
Даян был введен в
кабинет, потому что правительство Эшкола не смогло уклониться от двух
неотвратимых выводов: у Израиля нет иной альтернативы, как сражаться, и израильскому
правительству необходим Даян, потому что этого требует народ и потому что оно
нуждается в его знаниях, отваге и оптимизме. Подобно тому, как понадобился
Гитлер, чтобы Черчилль стал в 1940 году премьер-министром, так, по словам
Даяна, сказанным им незадолго до начала войны, "потребовалось 80 тысяч
египетских солдат, чтобы ввести меня в израильский кабинет".
Назначение Даяна
вызвало слабые отклики в английских газетах, вышедших на другой день. Предметом
местной гордости явились англо-американские дипломатические шаги, предпринятые
для обеспечения свободы навигации в заливе. Но 2 июня, когда в Вашингтоне
состоялась встреча Гарольда Вильсона с Линдоном Джонсоном, дипломатия уже
упустила все свои возможности. Война была решенным делом. Оставался открытым
только вопрос о дне ее начала.
* * *
Вооруженные силы,
которые оказались под командованием Даяна за неполные 80 часов до начала войны
были замечательной и единственной в своем роде военной машиной. Они
формировались из сельскохозяйственных рабочих, зеленщиков, водителей такси и
состоятельных деловых людей на четыре пятых из резервистов. Тем не менее в деле
защиты своей родины это была одна из лучших армий, какие когда-либо видел мир.
В мае 1967 года
Израиль располагал 50-60 тысячами солдат, из которых только 10-12 тысяч были
кадровыми военными. После всеобщей мобилизации Израиль мог выставить армию в
264 тысячи человек. В Израиле после прохождения действительной военной службы
сроком 30 месяцев (до ноября 1966 года — 26 месяцев) военнообязанные переводятся
в запас. Они числятся в запасе до 45 лет, после чего подлежат призыву только в
гражданскую оборону. Бригадный генерал Шарон, который командовал центральной
группой войск в Синае и был командиром бригады парашютистов, захватившей Митле
в 1956 году, стал во главе Управления боевой подготовки армии.
Офицеры-резервисты должны были ежегодно проходить переподготовку 42-58 дней,
сержантский состав — 36 дней и рядовые — 30 дней. Эти сроки могли меняться в
зависимости от воинской специальности резервиста. Израиль — единственная
демократическая страна, где женщины подлежат обязательному призыву в армию. Их
действительная служба продолжается 18 месяцев. Будучи в резерве, они ежегодно
служат: капралы и ниже — 30 дней, сержанты и выше — 42-47 дней. В отличие от войны
1948 года, когда женщины сражались наравне с мужчинами, в 1967 году они служили
только во вспомогательных частях. Тем не менее многие из них оказались на
передовых линиях и в жесточайших боях были радистками, машинистками в штабах и
медицинскими сестрами. Генерал Иоффе, командовавший дивизией в Синае, воздал
должное женщинам, служившим в израильских вооруженных силах: "Когда
мужчины видят, что женщины наравне с ними страдают от зноя, мошкары, неудобств
и усталости, это побуждает их сражаться и выносить тяготы и лишения войны с еще
большей стойкостью".
Далее он сказал:
"Я хотел бы подчеркнуть здесь, что бойцы моей дивизии — от ее командира до
рядовых — штатские люди, которые надели мундиры только три недели назад. Я сам
был штатским в течение двух лет после демобилизации, но должен был уйти из
Общества охраны природы, чтобы охранять не природу, а страну. Это обычное
явление в Израиле, где сегодня ты солдат, а завтра совсем другое".
Довольно
значительная часть израильской армии может быть призвана под ружье в течение
одних суток, а для проведения всеобщей мобилизации требуется трое суток.
Офицеры и ротные сержанты звонят по телефону или посещают на дому каждого
своего бойца, чтобы сообщить ему о призыве на военную службу. Те, кого они не
застают дома, должны сами найти дорогу в свои части, и нередко даже люди,
находящиеся за границей, делают все возможное, чтобы вернуться на родину. При
чрезвычайных обстоятельствах резервистов мобилизуют путем передачи кодовых
сигналов по радиостанции "Кол Исраэль".
Солдаты каждой части
прибывают на свой сборный пункт, оттуда их направляют в базовый лагерь, где им
выдают все снаряжение, кроме армейских ботинок, которые они привозят с собой.
Каждого танкиста-резервиста — поскольку он принадлежит к роду войск, который
первым должен выступить в случае войны, — ожидает его униформа и снаряжение,
висящие на крюке с обозначением имени владельца, а также заправленный горючим и
находящийся в исправности танк или бронетранспортер. Во время Синайской
кампании в некоторых случаях оказалось невозможным обеспечить всех солдат
оружием, так как некоторые части были укомплектованы более, чем на 100
процентов. Дело в том, что многие граждане, не мобилизованные в армию из-за
своего возраста или в связи с тяжелыми ранениями, полученными ими в предыдущих
войнах, явились в свои части с просьбой разрешить им участвовать в военных
действиях: по крайней мере, в одной части набралось 100 лишних солдат.
Шестидесятилетний мужчина, служивший шофером под началом будущего генерала
Иоффе во время Второй мировой войны, когда они оба сражались на стороне
англичан в Северной Африке, прибыл в часть и просил не отсылать его назад.
Иоффе сказал ему, что если он найдет джип, у него будет работа. Через 24 часа
человек вернулся с джипом и вещами, и вопрос был исчерпан.
Израильский
генеральный штаб считал Египет своим главным противником, полагая, что будущим
театром военных действий явится Южный фронт Израиля и Синайский полуостров.
Поэтому планировалось, что в случае кризиса основные силы израильской армии
должны развернуться в Негеве вдоль египетско-израильской границы. Израильтяне,
страна которых отличается небольшими размерами и высокой концентрацией
населения, понимали, что они никогда не смогут допустить, чтобы их территория
превратилась в поле боя. Они должны были пересечь границу и перенести войну в
Синай.
Считая, что Иордания
и Сирия, как всегда, представляют гораздо меньшую угрозу, чем Египет, мало кто
в Израиле даже за неделю до начала военных действий предвидел возможность
вступления Иордании в войну против Израиля, до того как определится ее исход.
Согласно плану, израильские войска на сирийском и иорданском фронтах
ограничиваются оборонительными действиями, что дает возможность перебросить
главные силы на театр военных действий, где разворачиваются решающие бои. Чтобы
высвободить всю армию, включая резервистов, для военных действий за пределами
самого Израиля, защита территории страны была возложена на гражданскую оборону.
Что касается пограничных поселений, то жители кибуцов обязаны были сами
заботиться о себе и своих семьях. Каждый кибуц располагал своим собственным
арсеналом легкого оружия, но в случае необходимости армия выделяла им минометы
и пулеметы и направляла офицера, который выполнял роль советника и командира
местного подразделения. Поселения вдоль сирийской границы были особенно
уязвимы, ибо они лежали в долине, над которой господствовала горная цепь,
крутизна и высота которой увеличивались в восточном направлении. Это давало
сирийцам возможность беспрепятственно обстреливать поселения внизу, тогда как
израильтяне не могли отвечать им тем же. В течение длительного времени на
границе царила напряженность.
Женщина, прощаясь со
своим мужем утром, когда он выезжал на тракторе обрабатывать поля, лежащие
неподалеку от границы или в демилитаризованной зоне, никогда не знала, увидит
ли она его снова. Это постоянное чувство страха усиливалось благодаря
увеличению числа террористических и диверсионных актов с сирийских баз против
Израиля. В случае войны между Израилем и Сирией эти поселения становились беззащитной
мишенью для сирийской артиллерии, установленной в бункерах и укреплениях в 10
милях от границы. Эти укрепления сооружались сирийцами свыше 19 лет и были
насыщены невероятным количеством наиболее современных орудий, средств
противотанковой и защитной обороны, какие только мог поставить Советский Союз.
250 или более стволов могли обрушить на еврейские поселения вдоль границы до 10
тонн снарядов в минуту. Некоторые орудия могли поразить цели, удаленные от
границы на 15 миль. В ходе войны строения этих кибуцов были сметены
артиллерийским огнем. Вспыхнувшие пожары перекинулись на поля с неубранным
урожаем. Несмотря на массированный обстрел, число жертв среди женщин и детей
было невелико: сделав выводы из своего прошлого опыта, кибуцники воздвигли
бетонные стены, защищавшие спальные помещения детей, и обкладывали мешками с
песком убежища, которые местное население почти не покидало на протяжении всей
недели войны. Никогда не возникал вопрос об эвакуации женщин и детей из этих
прифронтовых районов, и одним из самых больших достоинств системы израильской
территориальной обороны было сознание каждого мужчины в кибуце, что он защищает
не только свой очаг и свою землю, но и свою жену и своих детей.
Вывод войск
Объединенных Наций создал напряженную обстановку на израильско-египетской
границе, в особенности в районе Газы. В результате поездки в кибуц Кфар-Аза,
предпринятой после вывода этих сил, выяснилось, что рабочие на полях и солдаты
израильской армии, патрулировавшие границу, как правило, каждый день подвергались
ружейному и артиллерийскому обстрелу, а за несколько дней до начала войны
зажигательные снаряды сожгли на корню 500 акров пшеницы в соседнем кибуце
Нахал-Оз.
Одной из самых
сильных сторон израильской армии является ее высокая маневренность и отказ от шаблонных
приемов, описанных в учебниках тактики. Израильские методы ведения боя
предоставляют свободу действия вне рамок общего детального плана. Эти методы
были усовершенствованы в ходе войны 1948 года, и их эффективность подтверждена
во время Синайской кампании 1956 года. Моше Даян, который был душой израильской
победы в 1956 году, и Арик Шарон, командовавший парашютистами, сброшенными на
перевал Митле в начале той же Синайской кампании, развили и усовершенствовали
современную технику ведения боя.
После 1956 года
израильтяне еще больше повысили свою боеспособность, техническую оснащенность и
боевую подготовку своих войск. Основной принцип израильской тактики, которому
они главным образом обязаны своими быстрыми победами в 1956 и 1967 гг., был
сформулирован начальником израильского генерального штаба генералом Рабином в
одной из бесед после войны 1967 года. Этот принцип "бронированного
кулака" заключается в прорыве бронетанковых сил вглубь вражеской
территории и в выведении противника из состояния равновесия без установления
твердых коммуникационных линий или линий продвижения, что в течение столетий
считалось обязательным во всех учебниках. При Рабине подготовка и эффективность
бронетанковых сил были подняты на еще более высокую ступень. Он нес главную ответственность
за подготовку бесчисленных отдельных планов, которыми Израиль руководствовался
в кампании 1967 года. Ни общего плана, ни кодового обозначения для него не
существовало. Это обозначение генштабисты пытались проставить задним числом по
окончании кампании. После войны они ломали голову, чтобы придумать какое-либо
наименование. Начальник оперативного управления генерального штаба генерал Эзер
Вейцман заявил: "У нас был план на каждый случай... даже для захвата
Северного полюса. Планы словно кирпичи. Их можно использовать один за другим,
чтобы построить здание в зависимости от развития событий. Мы не желали
связывать себя предварительным и, следовательно, негибким планом".
Одним из крупнейших
достижений Израиля является его способность создать мощную военную машину при
очень ограниченных ресурсах, строго руководствуясь приоритетностью каждой
задачи. Реформа наземных сил предусматривала создание ударных танковых бригад и
моторизацию всей пехоты. "Никто не ходит больше пешком в израильской
армии, мы отказались от этого годы назад", — заметил генерал Арик Шарон. В
авиации точное установление приоритета в очередности задач сыграло, пожалуй,
еще более важную роль, хотя заслуга в поддержании авиации в постоянной боевой
готовности и завоевании ею победы в воздухе приписывается командующему ВВС
генералу Мордехаю Ходу. Фактически архитектором израильской авиации был в
течение довоенного десятилетия ежегодный генерал Эзер Вейцман. Это он
использовал все предоставленные ему средства для создания мощной истребительно-бомбардировочной
авиации, отказавшись от приобретения значительного количества
самолетов-бомбардировщиков. Он считал, что бомбардировщик — это излишняя
роскошь для его страны, так как они предназначены для нанесения ударов по
гражданским объектам, что не соответствовало интересам Израиля. Он стремился
создать авиацию, которая могла бы уничтожить любые силы противника, брошенные
против Израиля, и оказать поддержку израильским наземным войскам. Поэтому он
сосредоточил свои усилия на создании мощной истребительно-бомбардировочной
авиации, добавив к израильскому арсеналу французские "Мистеры", а
впоследствии и "Миражи", скорость которых доходила до 1400 миль в
час. "Мы всегда исходили из предпосылки, что будем сражаться с лучшей авиацией
мира... затем мы убедились, что это было не так", — заметил бригадный
генерал Вейцман.
В начале 1967 года
израильские ВВС устроили показ для авиационных атташе иностранных посольств в
Тель-Авиве. Самолеты типа "Вотур", — израильские
истребители-бомбардировщики с самым большим радиусом действия — приземлились и
вырулили парами к самой погрузочной площадке. Секундомер был включен в момент,
когда самолеты приземлились. Понадобилось семь с половиной минут, чтобы
заправить их горючим и кислородом, перезарядить бортовые пушки, подвесить 10
бомб под крыльями и подготовить машины к новому полету. После войны один атташе
спросил генерала Хода, сколько времени требуется, чтобы израильский самолет был
снова готов к бою. Ход сказал, что атташе сам мог ответить на этот вопрос в
начале года. "Но ведь это был только показ", — усомнился атташе.
Бесспорно, однако, что это был не только показ. Такая невероятная уплотненность
графика полетов, которой мало какая авиация в мире могла похвалиться, явилась
важным фактором в израильской победе.
Как среди пилотов,
так и среди солдат, изнывавших в Южном Негеве от жары, достигающей 100º по
Фаренгейту[4],
преобладало настроение холодной уверенности в своих силах. Они знали, что
численно они уступают противнику; они знали, что их вооружение количественно и
качественно уступает вооружению противника. Тем не менее исход войны никогда не
вызывал у них сомнения. В отличие от арабских стран в Израиле за несколько
недель до начала военных действий трудно было сыскать человека, открыто
призывающего к войне, но была полная уверенность, что Израиль сумеет дать отпор
арабам.
Один за другим, без
суеты и шума, мужчины и женщины покидали свои рабочие места в городах и
деревнях и отправлялись на защиту родины. Их величайшей силой было сознание
того, за что они воюют. Каждый человек понимал, что если для арабов поражение
означало разгром армии, то для Израиля оно означало прекращение его
существования как государства и истребление народа. Один израильский офицер,
служивший в британской армии во время Второй мировой войны и участвовавший в
Аламейнской битве, так представлял себе последствия израильского поражения:
"Это была бы вторая Масада. Если бы египтяне добрались сюда, они бы не
застали никого в живых. Я предпочел бы убить свою жену и дочь, чем допустить,
чтобы они попали в их руки. И я не знаю никого, кто поступил бы иначе".
* * *
Совершенно случайно
во время ближневосточного кризиса Гарольд Вильсон находился в Вашингтоне.
Задолго до этого было запланировано посещение им Экспо-67 в Монреале и
переговоры с канадским премьер-министром Лестером Пирсоном. Визиты британских
премьер-министров в США, предпринимаемые дважды в год для обсуждения текущих
дел, стали традицией, и поэтому Вильсон отправился на совершенно обычную
встречу, которая не привлекла к себе большого внимания. 15 мая, за две недели
до этой поездки, де Голль на конференции в Париже вновь подтвердил, что Франция
наложит вето на присоединение Великобритании к Общему рынку в ближайшем
будущем. За несколько дней до начала ближневосточного кризиса среди
проанглийских элементов в администрации Джонсона преобладало мнение, что было
бы лучше, если бы Вильсон вообще не приезжал в Вашингтон. Предполагали, что
Вильсон либо сделает оскорбительные замечания о войне во Вьетнаме из желания
доказать де Голлю, что он, Вильсон, стал, наконец, хорошим европейцем, либо
обойдет этот вопрос молчанием, укрепив этим устоявшееся недоверие французов к
англо-американской коалиции.
Не следует забывать,
что в то время, особенно после поездки генерала Уэстморленда в Вашингтон и его
выступления перед специальной объединенной сессией конгресса о Вьетнаме, Белый
дом противился любой попытке ограничить американское участие во вьетнамской
войне. Английские парламентарии, в том числе правые лейбористы и некоторые
консерваторы (например, Дэвид Хауэл), которые посетили США во время весенних
каникул, были удручены непреклонной позицией Белого дома. Хауэл так высказался
о Джонсоне после своего свидания с ним: "Он, по-видимому, заменил политику
молитвой".
В Вашингтон поступило
сообщение из Лондона, что против Вильсона выступили в его партии не только
левые, но и деятели с репутацией правых. Они обвиняли его в том, что он
продолжает поддерживать США во вьетнамском вопросе. В августе 1966 года, когда
Вильсон приехал в США с очередным визитом, президент обратил его внимание на
то, что в своем частном заявлении в палате общин по поводу первой бомбардировки
Ханоя он, Вильсон, "отмежевался" от того, с чем никогда не был
связан.
Судя по всему,
Вильсон наскучил президенту. По-видимому, Джонсон полагал, что Вильсон пытается
нажить политический капитал дома, делая вид, что между ними существует
политическая близость, тогда как в действительности президент даже не
позаботился уведомить Вильсона о том, что состоит в тайной переписке с Хо Ши
Мином. Джонсон не возлагал больших надежд на попытки Англии играть роль
посредника. Президент был бы рад, если бы эти усилия увенчались успехом, но ему
и его администрации такая перспектива представлялась маловероятной.
Англо-американские
переговоры не привели к выработке конструктивного плана действий на Ближнем
Востоке. После объявления Насером о блокаде Акабского залива Лондон и Вашингтон
пытались подготовить декларацию о свободе навигации, подлежащую последующему
одобрению морскими державами. Сообщение об этом, сделанное в палате общин 31
мая Джорджем Брауном, было встречено на передних скамьях правительственного
большинства аплодисментами. Подводя итог прениям, премьер-министр предостерег
палату общин, что для миротворчества остается мало времени. Он добавил:
"Одной из предпосылок установления длительного мира является признание за
Израилем права на существование".
Он заявил, что
Англия оставляет за собой право действовать совместно с другими странами, если
Совет Безопасности окажется не в состоянии принять решение. Из этой речи
следовало, что, несмотря на ограниченность времени, не предвиделось никаких
практических шагов. Была идея предпринять акцию морских держав с целью
ослабления блокады в случае отказа Насера от какого-либо компромисса. Но во время
встречи Вильсона с Джонсоном этот проект еще находился в начальной стадии.
В пятницу 1 июня,
когда Вильсон прибыл из Канады в Вашингтон, ему был оказан торжественный прием.
На южной лужайке Белого дома его приветствовали литаврами и залпами, и был выстроен
в полном составе почетный караул. Комментатор Эн-би-си Джо Гарш спросил:
"Произошла какая-нибудь перемена в наших особых отношениях с Англией?
Зачем эти флаги и двадцать один залп?.. Такое впечатление, что мы встречаем
короля Патагонии". Он имел в виду, что Белый дом считал более почетным
прием без шумихи.
Вильсон провел
наедине с Джонсоном два часа перед ужином и имел двухчасовую беседу с
президентом и членами его кабинета после ужина. В 4.30 он появился на
пресс-конференции в британском посольстве. В течение получаса он не дал ни
одного определенного ответа ни на один вопрос, а вечером, отвечая на тост,
поднятый Джонсоном в честь королевы, заметил, что уже дважды в продолжение
текущей недели говорил о ближневосточном кризисе: в палате общин и на пресс-конференции.
"Было важно, — пояснил он, — чтобы я ничего не сказал по этому поводу, и
поэтому я ничего не сказал!".
* * *
Дипломатические
переговоры тянулись в Вашингтоне, Нью-Йорке и Лондоне, и у израильтян надежда
на создание при поддержке США международной флотилии для открытия Тиранских
проливов быстро испарилась.
Хотя на начальных
стадиях кризиса британское и американское правительства гарантировали свою
помощь Израилю в открытии проливов, в июне израильскому руководству стало
совершенно ясно, что эти обещания останутся словами. Не только этот факт,
принесший разочарование тем израильским министрам, которые продолжали
полагаться на переговоры и международную акцию, но и другие события усилили
позицию сторонников действия.
Переговоры
израильского министра иностранных дел Абы Эвена, сделавшие его мишенью для
насмешек и сарказма со стороны многих его соотечественников и даже некоторых
коллег по кабинету, способствовали созданию — в результате его 14-дневного
непрерывного паломничества в Вашингтон, Лондон, Париж и обратно — такого
общественного мнения, при котором Израиль мог нанести решительный удар.
Общественное мнение большинства западных столиц склонилось окончательно на
сторону израильтян, когда нежелание Израиля приступить к решительным действиям без
уверенности в безрезультатности усилий дипломатии было еще сильнее оттенено
безрассудным и провокационным поведением Насера. С каждым днем становилось все
более очевидным, что дипломатия ничего не добьется и что маловероятно, чтобы
правительства Соединенных Штатов и Англии выполнили свои половинчатые обещания.
Это способствовало тому, что в Соединенных Штатах и Англии, а также в таких
малых странах Европы, как Голландия, сложилось мнение, что они или их
правительства не имеют права осуждать Израиль, если он решит сам заняться
своими делами.
В конце первой
недели июня израильтяне поняли две вещи. Во-первых, что они не навлекут на себя
недовольства президента Соединенных Штатов, как в 1956 году. Во-вторых, что
Советский Союз не вмешается. Трудно сказать, явились ли эти выводы результатом
верной оценки положения израильской разведкой или был получен по неофициальным
каналам намек Джонсона. Разумеется, государственный департамент в лице своего
посла в Тель-Авиве Уолворта Барбура дал "красный свет" войне. Тем не
менее израильтяне чувствовали, что они могут безбоязненно действовать, если
того потребует ситуация. Начальник израильской разведки генерал Ярив рисовал
обстановку в очень мрачных красках. Дело было не только в том историческом
поцелуе, которым обменялись Насер и король Хусейн в каирском аэропорту:
израильтянам стало также известно, что египетский генерал Риад прибыл в Амман,
чтобы создать там передовой командный пункт, и что иорданские войска переданы
под его командование. Помимо этого, в субботу вечером 4 июня авангард иракской
пехотной дивизии и подразделение из более 150 танков начали переправу через
реку Иордан, продвигаясь на запад. Это накопление иракских войск, которое
должно было завершиться в конце недели, создало новую и очень серьезную угрозу
Израилю. Полагая, что израильские силы могут эффективно бороться с 800
египетскими танками в Синае, израильское командование восприняло появление
300-400 дополнительных танков противника в непосредственной близости к основным
воздушным базам и населенным центрам своей страны как нетерпимую опасность.
Кроме того, египетские летчики стали вести себя слишком нагло. В течение десяти
лет, с 1956 года, не наблюдалось ни одного нарушения израильского воздушного
пространства египтянами, тогда как только за две недели конфликта произошло не
меньше трех инцидентов с египетскими самолетами МИГ-21. Описав полукруг над
территорией между Мертвым морем и Эль-Аришем, египтяне пролетели над некоторыми
важнейшими авиабазами Израиля и районами сосредоточения основной части израильских
бронетанковых сил. Эти полеты производились на высоте 50-60 тысяч футов со
скоростью 1,7 мах[5].
Египтяне находились над территорией Израиля не больше 4 минут, и поэтому их не
могли перехватить. Хотя израильтяне знали, что фотоаппаратура на борту МИГов
может сделать снимок масштаба 1:150000, их беспокоила растущая самонадеянность
египетских пилотов. Они опасались, что египтяне могут осуществить новую, более
детальную аэросъемку воздушных баз и военных объектов.
Другой фактор,
побуждавший израильтян действовать, заключался в том, что Израиль вновь обрел —
это поняли немногие как в Израиле, так и за его пределами — фактор внезапности.
Почти все наблюдатели, следившие за развитием кризиса — журналисты, дипломаты и
военные эксперты, — считали, что стратегическое положение Израиля сильно
ухудшилось с тех пор, как египтяне приступили к концентрации 90-100тысячной
армии и 800 танков на Синайском полуострове. За неделю до начала войны
израильтяне сетовали в один голос: "Мы упустили свой поезд". Несомненно,
что официальный Каир, пережив несколько напряженных и тревожных дней,
почувствовал облегчение и решил, что он одержал победу без войны.
При таком положении
вещей израильтяне приняли решение нанести удар. На тайном заседании, начавшемся
ночью 3 июня и закончившемся утром 4 июня, последние сомнения и колебания были
отброшены или преодолены. В воскресенье вечером солдаты и летчики узнали, что
на следующее утро начнется война.
Для кабинета,
большинство членов которого были штатскими людьми со слабым представлением о
военном деле, принять такое решение было мучительно и болезненно. Когда
командующий ВВС генерал Ход заявил им, что израильская авиация не допустит
бомбардировки противником Тель-Авива и может уничтожить авиацию Египта и любого
другого арабского государства, которое вмешается в конфликт, они встретили его
слова с недоверием. Так много ходило слухов о новой египетской авиации, личный
состав которой был обучен русскими и которая располагала 400 современными
реактивными истребителями и бомбардировщиками... Как можно было уничтожить
одним ударом такую силу и дать к тому же гарантию, что Тель-Авив не
подвергнется бомбардировке? Многим из них мерещились десятки тысяч жертв среди
мирного населения. Именно это делало столь трудным принятие решения нанести удар.
Но Даян был оптимистом, и введение его в правительство означало, что, наконец,
появился министр, глубоко понимавший военное и политическое положение Израиля.
Наряду с Вейцманом и Ходом он был одним из немногих, кто знал, что обещания ВВС
вполне реальны. Это было, пожалуй, самым решающим вкладом Даяна в победу. Как
заметил один старший офицер, "Рабин был начальником штаба Даяна, Даян был
главнокомандующим".
Когда в ночь на
четверг 1 июня Даян приступил к обязанностям министра обороны, он был уже
вполне в курсе всех дел. В течение двух предыдущих недель он, с разрешения
премьер-министра и начальника генерального штаба генерала Рабина, был занят
инспектированием полевых частей и, в особенности, просмотром с командирами их
планов. С четверга до субботней ночи он внес ряд изменений в планы, не отступая
от первоначальной концепции кампании. Эта концепция предусматривала сдерживание
сил противника на иорданском и сирийском фронтах и одновременно уничтожение
египетской армии на Синайском полуострове.
Еще до своего
назначения министром Даян не скупился на советы отдельным командирам, и, хотя
он считался гражданским лицом, его вмешательство не вызывало особых возражений.
Например, в среду 31 мая, за день до своего назначения, он посетил командующего
Центральным фронтом генерала Наркиса, перед которым была поставлена задача
отразить возможное наступление противника, предположительно иорданцев, на район
Тель-Авива, густонаселенную прибрежную полосу и израильскую часть Иерусалима.
Встретившись в Иерусалиме и изучив планы, они отправились в Кастель, на
командную высоту за пределами города, откуда просматривалась вся местность.
Даян предложил свести к минимуму все передвижения израильских войск, чтобы не
спровоцировать иорданцев. Израильтяне не намеревались наносить удар по
Иордании, если она не откроет военных действий. По этой причине генералу
Наркису были выделены ограниченные силы для защиты Тель-Авива, Иерусалима и
прибрежной полосы от Беэр-Шевы на юге до Нетании на севере.
Даян предупредил
Наркиса, что в случае атаки иорданцев, которая, предположительно, должна была
носить локальный характер и явиться демонстрацией солидарности короля Хусейна с
его арабскими собратьями, он не должен докучать генеральному штабу просьбами о
подкреплении: "Стисните зубы и ничего не просите". Даян был известен
как человек дела, и весть о его назначении была воспринята многими как
предзнаменование решительных перемен. Приступив к своим обязанностям и стремясь
снова заполучить — с точки зрения одержания быстрой победы и предотвращения
массовых жертв среди гражданского населения — такой жизненно важный для Израиля
козырь, как момент внезапности, Даян счел своей первоочередной задачей
разубедить мир в том, что война неотвратима. Вместе с тем учитывалось, что
армия, которая была отмобилизована и после двухнедельного ожидания в пустыне
требовала принятия решения, с большей готовностью согласится с решением не
начинать войну, если оно исходит от правительства, членом которого был Даян. Он
был тем "штатским человеком", который казался им достойным доверия.
Они также знали, что он мог принять такое решение, основываясь на здравых
военных соображениях.
Первое публичное
появление Даяна после его вступления в должность министра обороны произошло на
пресс-конференции в Тель-Авиве в субботу 3 июня. В отчете, опубликованном на
другое утро в газете "Джерузалем пост", сообщалось:
Министр обороны
Даян, выступая вчера на пресс-конференции, заявил, что слишком поздно ожидать
спонтанной военной реакции на египетскую блокаду Тиранских проливов и слишком
рано делать какие-либо выводы о возможном исходе дипломатической кампании:
"Правительство до моего вступления в него... обратилось к дипломатии; мы
должны предоставить ей шанс".
На другой день — за
день до начала войны — в редакции газет в Израиле и во всем мире поступили
фотографии отдыхающих израильских солдат, которые загорали на пляжах. В
качестве одного из элементов израильского плана дезинформации нескольким
тысячам израильских солдат был предоставлен отпуск на субботу. Египетский шпион
в Тель-Авиве мог с полным основанием послать донесение о том, что страна
охвачена каникулярным настроением.
Другие аспекты
израильского плана дезинформации обнаружились впоследствии. Израильское
правительство также внесло свою лепту в понижение температуры. После заседания
кабинета, на котором приняли решение выступить, было выпущено следующее
коммюнике, предназначенное для газет в понедельник 5 июня:
Вчера на своем
еженедельном заседании кабинет заслушал отчеты премьер-министра и нового
министра обороны по вопросам безопасности и обзор министра иностранных дел о
развитии политических событий. Решено ввести в кабинет члена парламента г-на
Иосефа Сапира.
Одобрены следующие
законопроекты:
а) о выпуске
израильских облигаций (Второй заем развития 1967 года),
б) о налоге на нужды
обороны в 1967 году,
в) о займе на нужды
обороны 1967 года.
Одобрена поправка к
Правилам по трудоустройству о продлении срока, в течение которого иммигранты и
уволенные в запас военнослужащие пользуются первоочередным правом на получение работы.
Ратифицированы
следующие договоры:
а) Соглашение о
техническом и научном сотрудничестве между Комиссией по атомной энергии Израиля
и Комитетом по контролю за производством атомной энергии Перу;
б) Соглашение о
культурном обмене между Израилем и Бельгией;
в) Конвенция между
Израилем и Англией о юридической процедуре при рассмотрении гражданских и
торговых дел.
Не подлежит
сомнению, что, в общем, израильский маневр достиг своей цели. Египетских
генералов видели на теннисных кортах Каира; все говорило о том, что почти никто
не думал о возможном скором ударе.
Считалось, что
Израиль "упустил свой поезд" по той причине, что он утратил
инициативу, а с появлением 80-тысячной армии и 800 танков на его южной границе
стратегическое соотношение сил резко изменилось в пользу арабов. При этом
забывали о соотношении сил в воздухе, где решалась судьба войны. Сторона,
достигшая здесь превосходства, приобретала власть над армией и гражданским
населением противника. Но в воздухе соотношение сил не претерпело сколько-нибудь
значительных изменений. В дебет Израиля следовало внести большую вероятность
иорданского и иракского вмешательства. В кредит — то, что большая часть
египетской авиации была сосредоточена на передовых синайских базах вблизи
границ, где их самолеты были гораздо более уязвимы.
Вечером в пятницу 2
июня корреспондент, представлявший "Ньюс оф уорлд", посетил Даяна в
его доме в Цахале, в предместье Тель-Авива. Журналист усомнился в том, что
Израиль "упустил свой поезд" и утратил инициативу, ибо исход войны
решался в воздухе, где стратегический баланс оставался прежним, недавно
назначенный министр обороны ответил: "Вещи редко бывают только темными или
только светлыми: гораздо чаще они бывают серыми. Маловероятно, чтобы
какая-нибудь сторона могла добиться полного превосходства в воздухе".
Поверив этому заявлению, корреспондент вылетел в Лондон в воскресенье утром, за
день до начала войны. За ним в 8 часов утра на другой день последовала группа
журналистов газеты "Санди таймс".
Уловив в глазах
Насера зловещий блеск, Израиль, подобно ковбою Дикого Запада, не стал
дожидаться, когда противник нажмет курок.
* * *
Нарастание конфликта
15 мая. Парад по
случаю Дня независимости в Израиле. Передвижение египетских войск через Каир в
направлении Синайского полуострова. Израиль привел свои войска в состояние
готовности.
16 мая. Введение
чрезвычайного положения в Египте. Все войска находятся в состоянии полной
боевой готовности. Все вооруженные силы отмобилизованы и передислоцированы для
занятия оборонительных рубежей на израильской границе.
17 мая. В
заявлениях, сделанных в Каире и Дамаске, утверждается, что ОАР и Сирия
"готовы к бою". Продвижение крупных египетских сил на восток
Синайского полуострова. Из Аммана сообщают о проведении мобилизации в Иордании.
18 мая. Каирское
радио продолжает сообщать о приведении сирийских и египетских войск в состояние
максимальной боевой готовности. Ирак и Кувейт объявили мобилизацию. Тель-Авив
объявил о принятии "надлежащих мер".
19 мая. Официально
выведены чрезвычайные войска ООН; в Газе спущен флаг ООН и объявлено о роспуске
войск Объединенных Наций на Ближнем Востоке.
20 мая. Израиль
закончил частичную мобилизацию.
21 мая. Ахмед
Шукейри сказал, что 8-тысячная Армия освобождения Палестины поставлена под
командование ОАР, Сирии и Ирака. Призыв резервистов в Египте.
22 мая. Г-н Эшкол
сообщил об увеличении синайской армии Египта с 35 до 80 тысяч человек за
несколько дней. В Каире объявлено о принятии Насером предложения Ирака об
оказании Египту военной помощи в случае войны.
23 мая. Король
Саудовской Аравии Фейсал, находившийся с визитом в Лондоне, заявил, что он
отдал приказ вооруженным силам Саудовской Аравии быть готовыми участвовать в
отражении израильской агрессии.
24 мая. Согласно
поступившим сообщениям, американский VI флот (около
50 военных кораблей) сосредоточен в восточной части Средиземного моря. В Аммане
официально объявлено о проведении всеобщей мобилизации и о разрешении войскам
Ирака и Саудовской Аравии вступить в Иорданию. Сообщают о концентрации
20-тысячной армии Саудовской Аравии на саудовско-иорданской границе в районе
Акабского залива.
26 мая. Президент
Насер сказал в Каире, что если разразится война, Израиль будет окончательно
уничтожен: арабы готовы к войне и победят.
28 мая. Всеобщая
мобилизация в Судане.
29 мая. В Алжире
сообщено об отправке алжирских воинских частей на Ближний Восток в помощь
Египту.
30 мая. Иракские
войска с их танковыми частями вступили в Иорданию.
1 июня. Переброска
иракских самолетов из Хабании (район Багдада) на Г-3, самую западную базу у
израильской границы.
3 июня. Приказ
египетского командующего генерала Мортаджи по войскам в Синае:
"Последствия этого неповторимого момента будут иметь историческое значение
для нашей арабской нации и для Священной войны, благодаря которой вы
восстановите похищенные у палестинских арабов права и вновь завоюете
захваченную землю Палестины...". В тот же день многие израильские солдаты
получили отпуск. Их видели (представители иностранной прессы и телезрители),
как они развлекались на пляже.
[Исторические
материалы] | [Оглавление] | [Библиотека «Вехи»]
© 2003, Библиотека «Вехи»