А.В. Потто
«Кавказская война»
(в 5-ти
томах)
Том 1.
От древнейших времён до
Ермолова
Император Петр с удивительной
проницательностью угадывал все те задачи, которые предстояли России в будущем по
ее географическому положению и по историческому прошлому. Прорубая окно в
Европу, вводя в страну совершенно новые отношения к европейскому образованию,
Петр предвидел и ту громадную роль, которую пришлось впоследствии играть великой
империи на дальнем азиатском Востоке. Его политика в Средней Азии, стремившаяся
к открытию новых торговых путей с богатой Индией, положила начало всем нашим
последующим действиям в Азии. Кавказ представлял первую этапную станцию на этом
великом пути развития русских интересов в азиатских странах, и Петру скоро
представился повод обратить на него серьезное внимание.
Мы видели уже, что внутренние дела
Московского царства надолго уничтожили влияние его на Кавказе, и только казацкие
станицы удержались на Тереке и даже за Тереком. Но и им приходилось отстаивать
свое существование постоянной упорной борьбой, в которой шансы не всегда бывали
на их стороне. Так, в 1707 году, Терскому войску пришлось испытать страшный
погром от кубанского хана Каиб-султана. С огромным скопищем он напал на казацкие
городки и разорил их до основания; множество терцев при этом было убито, еще
большее число захвачено в плен. Остатки войска, однако же, удержались на Тереке,
а спустя пять лет сюда же, на левый берег реки, переведено было, уже по
приказанию царя, все Гребенское войско, жившее на Сунже. Оно образовало на
Тереке пять новых станиц, известных и до настоящего времени своим богатством и
многолюдностью. Это были станицы Червленная, Щедринская, Новогладковская,
Старогладковская и Курдюковская.
Поводом к этому переселению послужили
следующие обстоятельства. Во время несчастного для нас прутского похода царь
Петр Алексеевич приказал казанскому и астраханскому губернатору Петру Матвеевичу
Апраксину идти на Кубань, чтобы, с одной стороны, развлечь этим движением
турецкие силы, а с другой — наказать татарские племена, делавшие набеги на наше
Поволжье. Апраксин в августе 1711 года дошел до Кубани и, разослав свои войска
вверх и вниз по течению реки, в несколько дней исполнил возложенное на него
поручение, донеся Петру, что он полонил, разорил и пожег все кубанские татарские
жилища и забрал у них много богатства, добычи и полону.
На обратном пути домой Апраксин узнал, что
двадцать татарских мурз со своими войсками, под общим начальством Чан-Араслана,
идут из Саратовского и Пензенского уездов, где грабили и разоряли русские села.
Апраксин отрядил против них калмыцкого хана, который отбил весь русский полон и
нанес татарам такое поражение, что из трех тысяч всадников остались в живых
только один мурза и два простых татарина. Страшное поражение татар подняло на
ноги все Закубанье. Семь тысяч кубанцев и черкесов, под начальством
Нурадин-султана, кинулись в погоню за Апраксиным и настигли его пятого сентября
на реке Чаны. Закипела ужасная сеча, татары снова были разбиты. Калмыки
преследовали их за Кубань и возвратились с несметными стадами — до полумиллиона
голов. Петр приказал отдать им эту добычу за верную
службу.
Во время этого похода губернатор Апраксин
впервые узнал кабардинцев и гребенских казаков. Как те, так и другие с великой
охотой ходили с ним на Кубань и сослужили ему добрую службу. Тут познакомился он
также с положением дел в Кабарде и в крепости Терки. Тыл этой крепости, по
низовьям Терека до моря, был достаточно прикрыт терскими казаками, но такого же
прикрытия в противоположную сторону, по направлению к Кабарде, не было. Апраксин
превосходно понял, что такое прикрытие могло бы образоваться из гребенских
казаков, если бы это храброе войско, наверстывающее свою немноголюдность
превосходными боевыми качествами, не сидело особняком в уединенном мысу между
Тереком и Нижней Сунжой. Надо полагать, что придуманная Апраксиным мера не была
противна и собственным видам гребенцев, потому что они беспрекословно приняли
предложение его и в том же году переселились на Терек, где поставили в линию
пять своих городков в том самом порядке, как они существуют
доныне.
Таким образом, казанский и астраханский
губернатор Петр Матвеевич Апраксин должен считаться первым основателем Терской
кордонной линии, из которой и "развернулась потом от моря до моря Кавказская
линия, прославленная столькими подвигами, проходящая сияющей полосой, как
млечный небесный путь, через всю историю кавказской войны в текущем столетии".
Так выражается историк Терского войска.
С заключением Прутского мира, когда Россия
вынуждена была уступить Турции обратно Азов, этот ключ к Черному морю, Петр
перенес свои любимые помыслы на каспийское побережье и решился предпринять
исследование восточных берегов этого моря, откуда предположил искать торговый
путь в Индию. Исполнителем этой могучей мысли был избран им князь Александр
Бекович-Черкасский. В 1716 году Бекович отплыл из Астрахани и начал
сосредоточивать сильный отряд близ самого устья Яика.
С Кавказа назначены были в этот поход
конный пятисотенный полк гребенских и часть терских казаков, преимущественно из
инородцев. Они прибыли в Гурьев-городок и здесь долго простояли в бездействии,
так как князь Бекович ездил выбирать опорные пункты на Каспийском море и
устраивал укрепления св. Петра, Александровское и Красновод-ское, поставленные
им у мыса Тюп-Караган и у входа в Александровский и Балханский заливы, как на
местах более удобных для сообщения с Астраханью.
Только утвердясь таким образом на
восточном берегу Каспийского моря, русские войска вышли из Гурьева в июне 1717
года и двинулись по необъятным и неведомым среднеазиатским степям по направлению
к Хивинскому царству. На дороге, у плотин, заграждавших течение Амударьи к
каспийскому бассейну, требовалось остановиться, чтобы устроить городок и
произвести некоторые сооружения, долженствовавшие возвратить древнему Оксусу
славное некогда течение его к морю Хвалынскому. В народе жило предание, что
среднеазиатские ханы отвратили это течение, носившее великие богатства, к
пустынному морю Аральскому именно для того, чтобы не дать Руси пробраться в
глубину неведомого мира азиатских пустынь.
С такой богатырской миссией князь
Бекович-Черкасский шел шесть недель по голодной и безводной степи, сделал до
тысячи четырехсот верст и ценой невообразимых лишений достиг наконец озер,
образуемых плотинами Амударьи. До этого места только киргизы и туркмены сделали
на русских два больших нападения, но едва русский отряд остановился на берегу
Амударьи для короткого отдыха, как сам хивинский хан Шир-Гази появился перед ним
с многолюдной ратью, конной и пешей, и начал биться "пищальным и лучным боем",
продолжавшимся три дня. Казаков за окопами было побито не больше десяти человек,
а нападавших хивинцев с киргизами и туркменами полегло больше тысячи. На
четвертый день хан вступил в мирные переговоры и клялся на Коране, чтобы против
русских не поднимать оружия и быть во всем им послушным. Но едва Бекович,
поверивший этой клятве, принял предложение хана посетить Хиву и разделить весь
отряд на несколько частей для лучшего снабжения продовольствием, как вероломные
хивинцы предательски напали на русских и по частям истребили отряд до последнего
человека. Сам Бекович-Черкасский погиб мучительной смертью: с него сняли кожу и,
сделав из нее чучело, выставили на позор над городскими
воротами.
Пятьсот отборных гребенских бойцов и
большая часть терских казаков погибли тогда в руках полудиких варваров, или под
ударом предательского ножа, или в цепях тяжкого рабства. Сотни семей осиротели
на Тереке, и памятником этого остаются в гребенских городках до сих пор
своеобразные фамилии, данные оставшимся при вдовах мальчикам по именам их отцов:
Семенкин, Федюшкин и тому подобное. Осенью того же 1717 года четверо случайно
ушедших пленных — яицкий казак Емельянов, татарин Алтын, гребенский казак
Белотелкин и вожак похода туркмен Ходжа-Нефес — перед сенатом и в присутствии
самого царя передали, что видели и знали о несчастном конце азиатского похода.
Еще известны два станичника, которым, и то уже через многие годы, также удалось
вернуться на родину. То были Червленного городка казак Иван Демушкин и
Щедринского городка — Петр Стрелков. (Последнего до самой смерти звали Хивинцем,
и это прозвище унаследовали и его дети). Оба они, переходя от одного
бусурманского хозяина к другому путем продажи, попали, наконец, в Персию, откуда
и убежали уже в старости.
Вот как рассказывал об этом несчастном
походе Демушкин.
"До Амударьи, — говорил он, — киргизы и
туркмены сделали на нас два больших нападения, да и мы их оба раза как мякину по
степи развеяли. Яицкие казаки даже дивовались, как мы супротив их длинных
киргизских пик в шашки ходили. А мы как понажмем поганых халатников да погоним
по кабардинскому, так они и пики свои по полю разбросают; подберем мы эти шесты
оберемками, да и после на дрова рубим и кашу варим...
За один переход от Хивы хан наконец
замирился и просил остановить войска, а самого князя звал в гости в свой
хивинский дворец. Собравшись ехать к хану, Бекович взял с собой наших гребенских
казаков триста человек, у каких еще были лошади, и мы отправились, прибравшись в
новые чекмени и бешметы с галуном, а коней поседлали наборной сбруей. Хива город
большой, обнесенный стеной с каланчами, да только улицы в ней очень уж тесные. У
ворот нас встретили знатнейшие хивинские вельможи; они низко кланялись князю, а
нам с усмешкой говорили: "Черкес-казак якши, рака будем кушай". Уж и дали же они
нам раки, изменники треклятые, трусы подлые, что умеют бить только лежачего.
Справивши почетную встречу, повели они нас в город, а там у них были положены
две засады за высокими глиняными заборами. Уличка, где эта ловушка была устроена
и по которой мы шли, была узенькая и изгибалась, как змея, так что мы проезжали
по два да по три коня, и задним совсем не было видно передних людей за этими
кривулями. Как только миновали мы первую засаду, она поднялась и запрудила
дорогу, и начала палить из пищалей. Наши остановились и не знают: вперед ли,
назад ли действовать, а в это время показались новые орды с боков, и давай в нас
жарить с заборов, с крыш, с деревьев и из окон домов. Вот в какую западню мы
втюрились. И не приведи Господи, какое там началось побоище: пули и камни
сыпались на нас со всех сторон, и даже пиками трехсаженными донимали — вот как
рыбу, что багрят зимой на Яике. Старшины и пятидесятники с самого начала
крикнули: "С коней долой, ружья в руки!", а потом все подают голос: "В кучу,
молодцы, в кучу!" А куда в кучу, коли двум-трем человекам с лошадьми и
обернуться негде врастяжку, да и бились же не на живот, а на смерть, поколь ни
одного человека не осталось на ногах. Раненые, и те отбивались лежачие, не желая
отдаваться в полон хивинцам. Ни один человек не вышел тогда из треклятой
трущобы: все там полегли, а изверги издевались даже над казацкими телами,
отрезали головы и, вздевши их на длинные пики, носили по базарам. Самого
Бековича схватили раненого, поволокли во дворец и там вымучили у него приказ к
отряду, чтобы расходился малыми частями по разным аулам. А когда войска
разошлись таким глупым порядком, то в ту пору хивинцы одних побили, других
разобрали по рукам и повернули в Яссыри. С самого Бековича, после лютых мук, с
живого содрали кожу, приговаривая: "Не ходи, Девлет [Бекович-Черкасский был
родом из кабардинских князей и до Святого Крещения носил имя Девлет-Гирея.
(Здесь и далее прим. авт.).], в нашу землю, не отнимай у нас Амударьи-реки, не
ищи золотых песков..."
Народная легенда прибавляет, что даже
Терек-Горыныч, слушая простодушный рассказ вернувшегося из плена гребенца,
вдался в порыв отчаянной горести. "По ком плачешь, Терек-Горынович?" — "По
гребенским моим по казаченькам. Как-то я буду за них ответ держать перед грозным
царем Иваном Васильевичем!"
Так рассказывал о злополучном, но
беспримерно смелом походе очевидец и соучастник его. Старые люди прибавляют, что
два зловещие явления предзнаменовали плачевный конец хивинской экспедиции,
напоминающей бесстрашное плавание аргонавтов в неведомую страну за золотым
руном. Жена и двое детей князя Бековича погибли в самый день его отплытия к
Гурьеву-городку из Астрахани: возвращаясь после его проводов домой в лодке, они
были опрокинуты набежавшим вихрем и потонули в Волге. В другой раз, во время
самого заключения мирного договора с хивинцами, полуденное солнце на безоблачном
небе вдруг померкло и настолько затмилось, что от его диска остался видным лишь
небольшой край наподобие народившегося месяца. Солнечное затмение в таком
лунообразном виде было истолковано поклонниками луны в свою пользу, а на русских
людей навело уныние, под влиянием которого они, быть может, и попались в западню
и сделались жертвой хивинского вероломства.
Неудача хивинской экспедиции не отвратила,
однако, видов царя Петра от каспийского бассейна. Правда, война со Швецией,
поглощавшая все силы государства, отвлекла его от отдаленной кавказской окраины
на несколько лет, но едва заключен был мир, и спорное Балтийское море осталось
за нами, как Петр начал уже готовиться к походу в Дагестан с тем, чтобы
утвердить свое господство и по всему побережью Каспийского
моря.
В 1723 году все приготовления к подходу
были окончены. Пехота, артиллерия и транспорты, собранные в Астрахани,
отправлены были морем, а конница пошла сухим путем через Моздокские
степи.
Император сам предводительствовал войсками
и после двухдневного плавания прибыл с флотилией в Аграханский залив к устьям
Терека. Здесь он осмотрел город Терки, но оставшись недоволен его расположением
в сырой и нездоровой местности, приказал войскам высаживаться на берег несколько
далее, в песчаных буграх, ближе к устьям Койсу.
Многочисленная русская флотилия подошла к
месту высадки двадцать седьмого июля 1722 года и стала на якоре. Был еще ранний
час утра, а государь уже был на ногах и торопил лейтенанта Соймонова готовить
лодку, чтобы съехать на берег. Скоро шлюпка, на которой был поднят императорский
флаг, быстро разрезая волны, понеслась к берегам Дагестана. За мелководьем
причалить к самому берегу, однако, было невозможно, и шлюпка остановилась возле
песчаной низменной отмели, которая была совершенно закрыта густым и высоким
камышом, окаймлявшим все прибрежное пространство. Тогда четыре гребца сошли в
воду и на доске перенесли Петра на берег; лейтенант Соймонов шел по пояс в воде
и поддерживал государя рукой.
Император первым вступил на берег и,
заметив вблизи песчаные холмы, взошел на один из них и внимательным взглядом
окинул окрестность. Чудная картина представилась его
взорам.
С одной стороны перед его глазами
плескалось древнее Хвалынское море; с другой широко раскидывалась необозримая
степь, которая на севере как бы сливалась с горизонтом, а на юге резко
замыкалась цепью скалистых и остроконечных гор Дагестана. У низкого берега, под
самыми ногами государя, тихо качаясь на волнах, стояла старая татарская лодка с
высокой мачтой, а дальше, там, при входе в Аграханский залив, на едва
колыхавшейся поверхности моря виднелась целая эскадра, украшенная разноцветными
флагами. Это были эмблемы прошлого ничтожества и будущего цветущего состояния
края. Надо всем этим, посреди безоблачного неба, ярко сияло жаркое июльское
солнце и обливало своими золотыми лучами и море, и флот, и степь, и далекие
горы, и эту стройную высокую фигуру самого Петра, одиноко стоявшего на высоте
песчаного холма.
На флоте между тем служили молебствие. Это
был день гангутской победы над шведской эскадрой — день, чествуемый всегда
императором. Едва провозгласилось многолетие, как вся эскадра мгновенно
окуталась белыми облаками порохового дыма, и пустынная окрестность дрогнула от
грохота русских пушек, разносивших весть о вступлении русского императора на
дагестанскую землю. В этот же день войска были перевезены на берег и помещены на
избранном самим императором месте.
Петр оставался здесь несколько дней в
ожидании конницы, которая, по доходившим до него слухам, много потерпела при
переходе через Кумыкскую плоскость; говорили даже о ее поражении чеченцами. Но
слух этот оказался в значительной степени преувеличением. Дело в том, что часть
нашей кавалерии, посланная для занятия Андреевской деревни, иначе — Эндери,
находившейся около нынешней Внезапной крепости, встречена была неприятелем,
засевшим по сторонам пути в густом лесу, и по оплошности командовавшего ею
бригадира Ветерани понесла чувствительную потерю в людях. Вместо того, чтобы как
можно скорее миновать лесное ущелье, Ветерани спешил драгун и стал обороняться в
теснине. По счастью, его ошибка была исправлена храбрым полковником Наумовым,
который, видя критическое положение отряда, кинулся со своим батальоном вперед,
взял Андреевскую деревню приступом и таким образом открыл для Ветерани
дорогу.
Поражение Ветерани живет поныне в
преданиях кумыкского народа, которые говорят, что рейтеры Петра Великого были
сброшены с кручи сильным натиском чеченцев. Кумыки и теперь показывают это место
на обрывистых берегах Акташа. Чтобы наказать за это горские племена, Петр
пригласил калмыцкого хана Аюка вторгнуться за Терек со своими ордами. Ряд
курганов поныне обозначает путь, по которому следовали полчища Аюка, а в двух
верстах от крепости Внезапной показывают большой насыпной холм, где стояла
ставка калмыцкого хана. Внутри одной из котловин Большой Чечни на Мичике есть
также остатки укреплений калмыцкого повелителя.
После занятия Андреевской деревни конница
соединилась с пехотой уже беспрепятственно. И как только русские войска перешли
Сулак, шамхал тарковский, а за ним и другие горские владельцы прислали послов с
изъявлением покорности. Была ли эта покорность искренна — подлежит большому
сомнению; по крайней мере сам Петр, хорошо понимавший лукавый характер азиатцев,
писал к Апраксину: "Все они принимали меня с приятным лицом, но сия приятность
их была такова же, как проповедь, о Христе реченная: "Что нам и Тебе Иисусе Сыне
Бога живого". Тем не менее Петр обнадежил всех своим покровительством и двинул
войска вперед. Двенадцатого августа русские приблизились к Таркам с распущенными
знаменами, барабанным боем и музыкой. Сам Петр в парадном платье, на своем
боевом коне ехал перед гвардией, а за ним в карете, запряженной цугом, следовала
императрица. За пять верст от города государь был встречен шамхалом
Адиль-Гиреем, который, сойдя с лошади, приветствовал императора со счастливым
приездом, а потом, преклонив колени, поцеловал землю возле кареты, в которой
сидела императрица. Принимаемый в Тарках чрезвычайно радушно, Петр прогостил у
шамхала несколько дней и на прощание получил от хозяина в подарок шелковый
персидский шатер и дорого аргамака серой масти со сбруей из чистого золота.
Шамхал предлагал к услугам Петра даже все свое войско, но Петр взял только
нескольких отборных наездников, а взамен их отправил к шамхалу двенадцать
солдат, которые, в виде почетного караула, и оставались в Тарках до самой
кончины императора.
Пятнадцатого августа, в Успеньев день,
государь вместе с императрицей отслушал обедню в походной церкви Преображенского
полка и по окончании ее положил на землю несколько камней, пригласив сделать то
же самое и всех присутствующих. В несколько минут был набросан высокий каменный
курган, который остался до нашего времени как памятник пребывания Петра в
Дагестане. Теперь на месте этого кургана разросся уже небольшой городок и
устроен великолепный военный порт, названный Петровским — в честь первого похода
императора. Другим памятником служит сам дворец шамхала, на дворе которого есть
превосходный родник, обложенный диким камнем; там, под навесом, устроенным над
этим родником, хранился долгое время, а может быть, сохраняется еще и поныне,
железный русский ковш, которым государь пил воду.
На следующий день войскам был объявлен
поход. Поводом к нему послужили" тревожные слухи, что против русского войска
двигаются значительные скопища горцев, под предводительством уцмия
каракай-тагского. Надо сказать, что достоинство уцмия было второе по
старшинству, поставленному в Дагестане еще аравитянами (первенство принадлежало
всегда шамхалу тарковскому), и что тогдашний уцмий, Ахмет-хан, был действительно
одним из сильнейших владельцев в крае. Он без труда собрал до шестнадцати тысяч
горцев и попытался с ними остановить наступление русских. Под Утемишем произошел
ожесточенный бой. Горцы, по выражению Петра, "бились зело удивительно: в
обществе они не держались, но персонально бились десперантно, так что, покинув
ружья, резались кинжалами и саблями". Тем не менее они были разбиты, Утемиш
сожжен, а пленные повешены в отмщение за смерть есаула и трех казаков, которые
были зарезаны по приказанию уцмия, когда они доставили ему от государя письмо
самого миролюбивого содержания. Только после этого, двадцать третьего августа,
император совершил торжественный въезд свой в Дербент, который отворил перед ним
ворота без боя. Хан со всем народом и духовенством вышел к нему навстречу с
хлебом и солью.
"Дербент, — сказал хан в приветственной
речи Петру, — получил основание от Александра Македонского, а потому нет ничего
приличнее и справедливее, как город, основанный великим монархом, передать во
власть другому монарху, не менее его великому".
Затем один из знатнейших беков поднес
императору городские ключи на серебряном блюде, покрытом богатейшей персидской
парчой. Все эти вещи, как исторические памятники петровских походов, поныне
хранятся в Санкт-Петербурге, в императорской Кунсткамере при Академии наук. У
самых крепостных ворот Петра ожидала дербентская пехота в ружье, со множеством
значков, а народ вынес священное знамя Алия и поверг его к стопам императора.
Дербентский летописец мирза Хедер Визёров говорит, что когда государь подъехал к
воротам, случилось сильное землетрясение и что Петр Великий, обратившись к
выехавшим навстречу ему жителям, сказал: "Сама природа делает мне торжественный
прием и колеблет стены города перед моим могуществом".
Покорение Дербента было, впрочем,
последним актом петровского похода. Страшная буря, разбившая на море нашу
флотилию с провиантом, расстроила предположения Петра относительно дальнейшего
похода и положила в этом году конец русским успехам. Государь приказал оставить
в Дербенте сильный гарнизон, а сам с остальными войсками двинулся в обратный
путь и близ Сулака, в том месте, где от него отделяется небольшая река Аграхань,
заложил крепость Св. Креста; следы ее сохранились поныне на правом берегу
Сулака, в шести верстах от нынешнего укрепления
Казиюртовского.
Здесь Петр получил известие о новых
беспорядках в Дагестане. Еще во время пути замечены были тревожные признаки
начинающегося в горах движения, а тут шайки стали уже нападать на отсталых,
грабили обозы и под самыми Тарками убили трубача из государева конвоя. В то же
самое время казикумыкский хан сделал попытку овладеть редутом на реке Дубасе,
около Дербента, но малочисленный гарнизон наш защищался отчаянно, положил на
месте шестьсот неприятелей, многих переранил и отбил два
знамени.
Чтобы погасить мятеж в самом начале, Петр
приказал тогда же сделать новую экспедицию в горы, и атаман Краснощекое,
ходивший на этот раз с донцами и с калмыками, истребил решительно все, что
только еще оставалось там от прежнего погрома. Дагестан
присмирел.
Осенью Петр возвратился в Астрахань, а
тринадцатого декабря имел торжественный въезд в Москву через триумфальные
ворота, на которых изображен был город Дербент с лаконичной над ними надписью:
"Основан героем — покорен Великим".
Имя Петра Великого до сих пор живет в
Дагестане, и следы его пребывания там сохраняются самым тщательным образом.
Каждый, кто посетит Дербент, конечно, с благоговением зайдет в ту скромную
землянку, стоящую у самого взморья, в которой Петр прожил несколько дней в
ожидании сдачи Дербента и новых известий об уцмие Кайтага. Теперь эта землянка —
предмет внимания всех путешественников -обнесена решеткой, и над ней сделана
надпись: "Место первого отдыха Великого Петра".
В самом Дербенте Петр жил в цитадели,
занимая в ней бывший ханский дворец. Там, в тишине кабинета, обдумывал он свои
грандиозные планы, касавшиеся нашей морской торговли с Закавказьем, Персией и
Индией; там же в нетерпеливом ожидании флотилии, плывшей из Астрахани, он
собственными руками прорубил в одной из комнат окно, из которого открывается
превосходный вид на Каспийское море, на город и на его окрестности. Это
историческое окно существует до настоящих пор в доме, занимаемом дербентскими
комендантами. Тут же, в самой крепости, сохраняется семь алебард, оставшихся со
времени Петра, и пушка, на которой выбита надпись, свидетельствующая, что она
была отлита в 1715 году на воронежском литейном заводе.
[Исторический
раздел] | [«Кавказская
война», т.1 -
Оглавление] | [Библиотека «Вѣхи»]
© 2007, Библиотека «Вѣхи»