[Н.А.Бердяев]
| [«О
рабстве и свободе человека» - СОДЕРЖАНИЕ] |
[Библиотека «Вехи»]
Г л а в а III
1
е) Прельщение
буржуазности. Рабство у собственности и денег
§
Существует прельщение и рабство аристократизма. Но ещё более существует
прельщение и рабство буржуазности. Буржуазность не есть только социальная
категория, связанная с классовой структурой общества, но также категория
духовная. Меня будет интересовать главным образом буржуазность как категория
духовная. Более всего, может быть, сделал для обличения мудрости буржуа Леон
Блуа в изумительной книге «Exegése des lieux communs». Противоположение
буржуазности и социализма очень относительное и не распространяющееся на глубину
проблемы. Герцен хорошо понимал, что социализм может быть буржуазным.
Миросозерцание большей части социалистов таково, что они даже не понимают
существования духовной проблемы буржуазности. Буржуа в метафизическом смысле
есть человек, который твердо верит лишь в мир видимых вещей, которые заставляют
себя признать, и хочет занять твердое положение в этом мире. Он раб видимого
мира и иерархии положений, установившихся в этом мире. Он оценивает людей не по
тому, что они есть, а по тому, что у них есть. Буржуа — гражданин этого мира, он
царь земли. Это буржуа пришла в голову мысль стать царем земли. В этом была его
миссия. Аристократ захватывал земли, он мечом своим способствовал организации
царств. Но царем земли, гражданином этого мира он стать ещё не мог, для него
существовали границы, которых он никогда переступить не мог. Буржуа глубоко
вкоренен в этом мире, доволен миром, в котором он устроился. Буржуа мало
чувствует суетность мира, ничтожество благ мира. Буржуа принимает всерьез
экономическое могущество, которому он нередко поклоняется бескорыстно. Буржуа
живет в конечном, он боится притяжения бесконечного. Он, правда, признает
бесконечность роста экономического могущества, но это единственная
бесконечность, которую он хочет знать, от бесконечности духовной он закрывается
конечностью установленного им порядка жизни. Он признает бесконечность роста
благосостояния, роста организованности жизни, но это лишь заковывает его в
конечности. Буржуа есть существо, которое не хочет себя трансцендировать.
Трансцендентное мешает ему устроиться на земле. Буржуа может быть «верующим» и
«религиозным», и он даже взывает к «вере» и «религии», чтобы сохранить своё
положение в мире. Но «религия» буржуа есть всегда религия конечного,
заковывающая в конечном, она всегда закрывает духовную бесконечность. Буржуа
индивидуалист, особенно когда речь идет о собственности и деньгах, но он
антиперсоналист, ему чужда идея личности. В сущности, буржуа коллективист, его
сознание, его совесть, его суждения социализированы, он существо групповое. Его
интересы индивидуальные, сознание же его коллективное. Если буржуа гражданин
этого мира, то пролетарий есть существо, лишенное гражданства в этом мире и не
имеющее сознания этого гражданства. Для него нет места на этой земле, он должен
искать места на преображенной земле. С этим связана надежда, возлагаемая на
пролетария, что он преобразит эту землю и создаст на ней новую жизнь. Эта
надежда на пролетария обыкновенно не исполняется, потому что, когда пролетарий
побеждает, он становится буржуа, гражданином этого преображенного мира и царем
этой земли. И тогда возобновляется все та же вечная история. Буржуа есть вечная
фигура в этом мире, он не связан обязательно с каким-либо строем, хотя в
капиталистическом строе он достигает своего наиболее яркого выражения и самых
блестящих побед. Пролетарий и буржуа коррелятивны и переходят один в другого.
Маркс ещё в своих юношеских произведениях определил пролетария, как человека, у
которого его человеческая природа наиболее отчуждена. Ему должна быть возвращена
его человеческая природа. Но легче всего она ему возвращается, как природа
буржуа. Пролетарий хочет стать буржуа, но стать буржуа не индивидуальным, а
коллективным, то есть в новом социальном строе. Социально пролетарий совершенно
прав в своей распре с буржуа. И против того, чтобы он сам стал буржуа, не должно
быть противоположений социальных, а лишь противоположения духовные. Революция
против царства буржуазности есть революция духовная. Она совсем не
противоположна правде революции социальной, изменению социального положения
пролетариата, но она изменяет и преображает духовно характер этой революции.
Буржуа есть существо наиболее объективированное, наиболее выброшенное вовне,
наиболее отчужденное от бесконечной субъективности человеческого существования.
Буржуазность есть утеря свободы духа, подчинение человеческого существования
детерминизму. Буржуа всего хочет для себя, но он ничего не думает и не говорит
от себя, он имеет собственность материальную, но не имеет собственности
духовной.
Буржуа — индивидуум, и иногда очень распухший индивидуум, но он не
личность. Он становится личностью в меру преодоления своей буржуазности. Стихия
буржуазности есть стихия безличная. Все социальные классы имеют тенденцию войти
в эту атмосферу. Обуржуазиться может и аристократ, и пролетарий, и интеллигент.
Буржуа не может преодолеть свою буржуазность. Буржуа всегда раб. Он раб своей
собственности и денег, раб воли к обогащению, раб буржуазного общественного
мнения, раб социальных положений, он раб тех рабов, которых эксплуатирует и
которых боится. Буржуазность есть духовная и душевная неосвобожденность,
подчинение всей жизни внешней детерминации. Буржуа создает вещное царство, и
вещи управляют им. Он страшно много сделал для головокружительного развития
техники, и техника управляет им, он порабощает ей человека. Буржуа имел заслуги
в прошлом, он проявил огромную инициативу, сделал много открытий, он развил
производительные силы человека, он преодолел власть прошлого и повернул к
будущему, которое представлялось ему бесконечным ростом могущества. Для буржуа
главное не «откуда», а «куда». Это буржуа был в своё время Робинзоном Крузо. Но
в период своей творческой молодости буржуа ещё не был буржуа. Он оседает в
буржуазный тип позже. Судьбу буржуа нужно понимать динамически, он не всегда был
один и тот же. Эта обращенность буржуа к будущему, эта воля к возвышению, к
обогащению, к приобретению первых мест создает тип аривиста1. Аривизм
есть буржуазное миросозерцание по преимуществу, и оно глубоко противоположно
всякому аристократизму. В буржуа нет изначальности, он плохо помнит своё
происхождение и своё прошлое в отличие от аристократа, который слишком хорошо
помнит. Это он, главным образом, создал бесстильную роскошь и поработил ей
жизнь. В буржуазной роскоши гибнет красота. Роскошь хочет сделать красоту
орудием богатства, и красота от этого погибает. В буржуазном обществе,
основанном на власти денег, роскошь развивается, главным образом, благодаря
женолюбию буржуа. Женщина, предмет вожделения буржуа, создает культ роскоши, не
знающей предела. И это есть также предел обезличивания, утери личного
достоинства. Человеческое существо в своем внутреннем существовании исчезает и
заменяется окружением роскоши. Даже телесный образ человека делается
искусственным, и невозможно различить в нем человеческого лица. Буржуазная
женщина, во имя которой буржуа создает фиктивный мир роскоши и совершает
преступления, напоминает куклу, это искусственное существо. Тут нужно вспомнить
философию одежды Карлейля. Маркс видел в буржуа положительную миссию — развитие
материальных производительных сил — и отрицательную, даже преступную роль —
эксплуатацию пролетариата. Но для него буржуа был исключительно социальной
категорией, и он не видел большей глубины. Буржуа имеет непреодолимую тенденцию
создавать мир фиктивный, порабощающий человека, и разлагает мир подлинных
реальностей. Буржуа создает самое фиктивное, самое нереальное, самое жуткое в
своей нереальности, царство денег. И это царство денег, в котором исчезает
всякое реальное ядро, обладает страшным могуществом, страшной властью над
человеческой жизнью; оно ставит и свергает правительства, создает войны,
порабощает рабочие массы, порождает безработицу и нищету, делает все более
фиктивной жизнь людей, оказавшихся удачниками в этом царстве. Леон Блуа был
прав. Деньги есть мистерия, во власти денег есть что-то таинственное. Царство
денег, предел безличности, делает и самую собственность фиктивной. Маркс верно
говорит, что капитализм разрушает личную собственность.
§
Буржуа имеет особенное отношение к собственности. Проблема буржуа есть
проблема отношения между «быть» и «иметь». Буржуа определяется не тем, что он
есть, а тем, что у него есть. По этому критерию он судит о других людях. У
буржуа есть собственность, деньги, богатство, орудия производства, положение в
обществе. Но эта собственность, с которой он так сросся, не составляет его
личность, то есть того, что он есть. Личность есть то, что человек есть, она
остается, когда он уже ничего не имеет. Личность не может зависеть от
собственности, от капитала. Но собственность должна зависеть от личности, должна
была бы быть личной собственностью. Отрицание буржуазного капиталистического
строя не есть отрицание всякой собственности, есть, скорее, утверждение личной
собственности, которая в этом строе уже утеряна. Но личная собственность есть
собственность трудовая и реальная. Недопустима собственность, которая делается
орудием порабощения и угнетения человека человеком. Собственность в своем
реально-личном ядре не может быть созданием государства или общества.
Государство и общество не может быть субъектом собственности, ибо вообще не
может быть субъектом. Перенесение на них собственности есть объективация.
Государство и общество есть лишь посредник, регулятор и гарант, они должны
препятствовать тому, чтобы собственность стала орудием эксплуатации. Абсолютным
собственником не может быть ни отдельный человек, ни общество, ни государство.
Собственность в этом походит на суверенитет. Нельзя перенести абсолютный
суверенитет монарха на народ, нужно ограничить и преодолеть всякий суверенитет.
Нельзя перенести абсолютную собственность с частного лица на государство и
общество. Это значило бы создать новую тиранию и рабство. Собственность
ограничена и относительна по своей природе, она имеет лишь функциональное
значение в отношении к личности. Единственно допустимая и реальная собственность
есть владение. Утверждать можно собственность только как владение, не более.
Собственность всегда относительна к человеку, функциональна, человечна, для
человека существует. Собственность совсем не священна, священен человек.
Буржуазный мир перевернул собственность, он её обесчеловечил, он порабощает
человека собственности, он по собственности определяет отношение к человеку. И
тут мы встречаемся с поразительным явлением. Противники социализма, апологеты
капиталистического строя, любят говорить, что свобода и независимость каждого
человека связана с собственностью. Отнимите от человека собственность, передайте
собственность обществу и государству, и человек станет рабом, утеряет всякую
независимость. Но если это верно, то это страшный приговор над
буржуазно-капиталистическим строем, который лишает собственности большую часть
народа. Этим признается, что пролетарии находятся в рабском состоянии и лишены
всякой независимости. Если собственность есть гарантия свободы и независимости
человека, то все люди, все без исключения, должны иметь собственность, то
недопустимо существование пролетариата. Это есть осуждение несоответственной
буржуазной собственности, которая является источником рабства и угнетения. Но
буржуа хочет собственности лишь для себя, как источника своей свободы и
независимости. Он не знает иной свободы, чем та, которая дается собственностью.
Собственность играет двойственную роль. Личная собственность может быть
гарантией свободы и независимости. Но собственность же может сделать человека
рабом, рабом материального мира, рабом объектов. Собственность все более и более
теряет свой индивидуальный характер. Таков характер денег, великого поработителя
человека и человечества. Деньги — символ безличности, деньги есть безличная мена
всего на все. Даже субъектом собственности перестает быть буржуа с именем
собственным и заменяется анонимом. В царстве денег, совершенно не реальном, а в
бумажном царстве цифр, бухгалтерских книг, банков, неизвестно уже, кто
собственник и чего собственник. Человек все более переходит из реального царства
в царство фиктивное. Ужас царства денег двойной: власть денег не только обида
бедному и неимущему, но и погружение человеческого существования в фикции, в
призрачность. Царство буржуа кончается победой фикции над реальностью. Фикция
есть крайнее выражение объективации человеческого существования. Реальность
связана не с объектностью, как часто думают, а именно с субъектностью. Субъект
первороден, а не объект. Что с собственностью обстоит очень неблагополучно, это
видно уже из того, что у людей странно бегают глаза, когда речь заходит об их
собственности и деньгах, они испытывают неловкость. Было бы несправедливо
сказать, что буржуа всегда корыстный и только и думает о наживе. Буржуа может
быть совсем не корыстным и не эгоистическим человеком, у него может быть
бескорыстная любовь к буржуазному духу, возможна даже бескорыстная любовь к
деньгам и наживе. Макс Вебер достаточно показал, что в первоначальной стадии
капитализма лежало то, что он называет Innerweltliche Askese[1].
Буржуа может быть аскетом и совсем не думать о личных наслаждениях и удобствах
жизни, он может быть человеком идеи. Неверно также сказать, что жизнь буржуа
счастливая. Мудрецы всего мира во все времена говорили, что богатство, деньги не
дают счастья, это стало общим местом. Для меня наиболее важно, что буржуа сам
раб и делает рабом других. Порабощает безличная сила, во власти которой
находятся и буржуа и пролетарий, сила, выбрасывающая человеческое существование
в объектность. Буржуа может быть очень добродетельным, может быть, и обыкновенно
бывает, хранителем норм. Но господство деморализует буржуа. Всякий
господствующий класс деморализуется. Более всего деморализует господство через
богатство.
Наивно думать, что буржуа может быть побежден и уничтожен одним
изменением социального строя, например, капиталистического строя
социалистическим или коммунистическим. Буржуа вечен, он останется до конца
времен, он трансформируется и приспособляется к новым условиям. Буржуа может
стать и коммунистом, или коммунист может стать буржуа. Это вопрос душевной
структуры, а не социальной структуры. Отсюда, конечно, не следует, что не нужно
менять социальной структуры. Но нельзя верить, что социальная структура
автоматически создает нового человека. Социализм и коммунизм могут быть духовно
буржуазны, могут осуществлять справедливое и уравнительное распределение
буржуазности. Буржуа не верит серьезно в существование иного мира, не верит даже
в том случае, если он формально исповедует какую-нибудь религиозную веру.
Качество религии для него измеряется услугами, которые она оказывает для
устройства этого мира и для сохранения его положения в этом мире. Буржуа не
рискнет пожертвовать чем-либо в этом мире во имя иного мира. Буржуа любит
говорить, что мир гибнет и кончается, когда наступает конец его экономическому
могуществу, когда колеблется его собственность, когда рабочие требуют изменения
их положения. Но это лишь условная риторика. Буржуа не чувствует конца и
страшного суда. Ему чужда эсхатологическая перспектива, он не чувствителен к
эсхатологической проблематике. В эсхатологии есть что-то революционное,
извещение о конце серединного буржуазного царства. Буржуа верит в бесконечность
своего царства и с ненавистью относится ко всему, что напоминает об этом конце.
И, вместе с тем сам буржуа — эсхатологическая фигура, в его фигуре один из
концов мировой истории. Мир кончится отчасти оттого, что существует буржуа, если
бы его не было, то мир мог бы перейти в вечность. Буржуа не хочет конца, он
хочет остаться в некончающейся середине, и именно потому конец будет. Буржуа
хочет количественной бесконечности, но не хочет бесконечности качественной,
которая есть вечность. Реализация буржуа, происходящая различными путями,
противоположна реализации личности. Но буржуа остается человеком, в нем остается
образ Божий, он просто грешный человек, принявший свой грех за норму, и к нему
нужно относиться, как к человеку, как к потенциальной личности. Нечестиво
рассматривать буржуа исключительно как врага, подлежащего истреблению. Это
делают те, которые хотят стать на его место и превратиться в новых буржуа, в
социальных нуворишей. Необходимо бороться с господством буржуа, с буржуазным
духом, где бы он ни проявлялся. Но не должно походить на него, рассматривать
его, как средство. Буржуа изменяет своей человечности, но не должно изменять
человечности в отношении к нему.
[Н.А.Бердяев]
| [«О
рабстве и свободе человека» - СОДЕРЖАНИЕ] |
[Библиотека «Вехи»]
ã 2001, Библиотека
«Вехи»