[ОГЛАВЛЕНИЕ]
| [Иосиф Флавий]
| [Библиотека «Вехи»]
Иосиф Флавий
Иудейские
древности
1. Захватив, как мы несколько выше
рассказали, ковчег завета, филистимляне отправили его в город Азот и в виде
трофея поставили там рядом со своим идолом, носящим название Дагона[1].
На следующий день рано утром, когда филистимляне пошли в храм поклониться своему
богу их взорам представилась следующая картина: идол упал с того постамента, на
котором раньше стоял, и лежал у подножия ковчега завета. В сильном смущении
филистимляне вновь поместили своего бога на его постамент. Но всякий раз, когда
они затем являлись к Дагону, они находили его лежащим на земле перед ковчегом
завета, как бы в преклонении перед ним, и это повергало их в страшное уныние и
смущение. В конце концов Господь Бог наслал на город Азот и на всю страну
филистимлян необычайное бедствие и болезнь. Люди умирали в страшных мучениях от
дизентерии, причем перед смертью у них ужасно вздувались животы, чувствовалась
крайне острая резь и выпадали все внутренности, успевшие во время болезни
перейти в гниение. В то же время на страну совершило нашествие огромное
количество мышей, которые, не щадя ни посевов, ни древесных плодов, нанесли
населению необычайный вред. Не имея в таком бедственном положении более сил для
борьбы с постигшею их напастью, жители города Азота поняли, что вся беда исходит
от находящегося у них кивота завета, и что их победа над евреями и захват кивота
не послужили им к добру. Ввиду этого они послали к жителям города Аскалона с
предложением взять к себе кивот завета. Те охотно исполнили просьбу азо-тийцев и
даже выразили им за это свою благодарность; но лишь только они приняли в свой
город кивот завета, как и их постигли те же бедствия, потому что кивот принес с
собою от азотийцев те же страдания и для тех, кто теперь принял его к себе.
Тогда аскалонцы отправили его от себя в другое место, но и тут он оставался
недолго, потому что, лишь только обнаруживались связанные с присутствием кивота
напасти, его отправляли дальше в другие города. Таким образом кивот завета
перебывал в пяти городах филистимлян, повсюду требуя себе за свое пребывание у
них как бы дани в виде приносимых им с собою бедствий.
2. Испытав такие бедствия и тем самым
служа предметом предостережения для всех, кто об этом слышал,- не принимать к
себе за такую цену кивот завета, филистимляне наконец стали искать способа, как
бы удобнее избавиться от этого кивота. С этой целью правители пяти городов,
Гитты, Аккарона, Аскалона, Газы и Азота, сошлись вместе и стали обсуждать
дальнейший образ действий. Сперва было решено отослать кивот назад на родину,
так как очевидно, что Бог насылает на них и их города бедствия в виде наказания
за присвоение ими кивота. Но тут раздались голоса, что этого делать не следует,
так как мнение, будто кивот является причиною всех бедствий, безусловно
неосновательно; ведь у кивота, говорили они, не может быть такой силы и
могущества, тем более что если бы Господь Бог дорожил этим ящиком, то Он не
допустил бы до того, чтобы кивот попал в руки врагов. Поэтому лица, державшиеся
такого мнения, советовали успокоиться и стойко переносить постигшие их напасти,
считая причиною последних исключительно какие-нибудь физические условия, которые
случайно в это именно время вызывают такие перемены во внутренностях людей, в
земле, в плодах и прочих отношениях. В конце концов над обоими приведенными
мнениями восторжествовало третье, которое исходило от людей, уже и раньше
отличавшихся особенною сообразительностью и испытанною сметкою. Оно и теперь,
при данных условиях, показалось наиболее целесообразным. Совет этот сводился к
тому, что не следует ни отсылать кивот обратно, ни держать его у себя, а
принести пять золотых статуй, от имени каждого города по одной. Господу Богу в
благодарственную жертву за то, что Он позаботился об их избавлении и спас от
напастей, которым они не могли бы при своих собственных силах противостоять.
Равным образом, советовали они, должно сделать столько же золотых изображений
тмышей наподобие тех, которые напали на них и опустошили их страну. Затем нужно
поместить все эти изображения в особый ящик и, поставив его на кивот завета,
соорудить для последнего новую колесницу и впрячь в нее недавно отелившихся
коров, телят же оставить дома и запереть в хлевах, чтобы они не мешали коровам в
пути и не побуждали последних вернуться как можно скорее домой. Наконец,
советовали они, должно оставить везущих колесницу с кивотом коров на перепутье и
предоставить им самим по собственному желанию выбрать дорогу: если они
направятся в страну евреев, то будет очевидно, что именно кивот является
причиною всех постигших их бедствий. "Если же коровы пойдут другою дорогою,-
говорили они,- то мы вернем кивот назад, потому что будем уверены, что он не
обладает никакою сверхъестественною силою".
3. Этот совет был очень охотно принят
всеми, и тотчас было решено привести его в исполнение. После того как все было
приготовлено вышеуказанным способом, филистимляне привели коров к перепутью,
оставили их тут и вернулись домой. Между тем коровы, как будто их кто-то вел,
двинулись прямым путем вперед, а начальники филистимлян следовали за ними, желая
узнать, где они остановятся и куда придут. В колене Иудовом есть деревня по
имени Вифсама. Сюда прибыли коровы и здесь остановились с колесницею, не желая
идти дальше, хотя пред ними расстилалась и манила их к себе обширная и
прекрасная равнина. Когда увидели это жители деревни, то это необычайное зрелище
вызвало во всех них неописуемую радость. Дело в том, что была как раз пора жатвы
и все население находилось на полях, занятое сбором плодов. Когда они увидели
ковчег завета, то великая радость обуяла всех их; побросав свои работы, они
немедленно кинулись к колеснице. Тут они схватили кивот завета вместе с ящиком,
в котором лежали статуя и изображения мышей, и поместили его на большой камень,
возвышавшийся на равнине. Затем они принесли Господу Богу богатую жертву и
устроили пиршество, причем сожгли колесницу и коров в виде жертвы всесожжения.
Увидя это, начальники филистимлян вернулись назад восвояси.
4. Между тем Господь Бог разразился гневом
над семьюдесятью жителями деревни Вифсамы за то, что они, не имея на то права
(т. е. не будучи священнослужителями), решились прикоснуться к священному кивоту
и дерзнули приблизиться к нему. Предвечный поразил их за это молниею насмерть.
Остальные жители деревни стали оплакивать потерпевших, везде была печаль о Богом
посланном горе, каждый оплакивал какого-нибудь сородича. Вместе с тем жители
деревни решили, что они недостойны дольше держать у себя кивот завета, и потому
они послали к еврейскому народу посланцев с извещением, что филистимляне вернули
священный кивот. Евреи же немедленно по получении этого сообщения отвезли кивот
в Кариафиарим, соседний с Вифсамою город, где тогда жил славившийся своею
справедливостью и благочестивым образом жизни левит Аминадав. В дом его, как в
место, угодное Господу Богу, потому что тут жил человек праведный, привезли они
кивот завета, а сыновья Амина-дава служили при кивоте и несли эту обязанность в
продолжение двадцати лет: столько именно лет находился священный кивот в
Кариафиариме, пробыв в руках филистимлян четыре месяца[2].
1. Все то время, в продолжение которого
кивот завета находился в городе Кариафиариме, народ усердно предавался молитвам
и жертвоприношениям Господу Богу, выказывая дотоле небывалое благочестие и
религиозность. Видя такое настроение народа и считая момент подходящим для того,
чтобы поговорить о свободе и о сопряженных с нею благах, пророк Самуил обратился
к евреям с такою речью, которую считал наиболее целесообразною и в настоящем
случае убедительною. А именно он сказал следующее: "Людям, которые хотя все еще
имеют жестоких врагов в лице филистимлян, но к которым начинает вместе с тем
благосклонно и дружественно относиться сам Господь Бог, не должно
останавливаться на одном только желании свободы, но они обязаны исполнить также
все, чем возможно было бы на деле добиться этой желанной свободы. Итак, вы не
должны только желать освободиться от ига чужеземных господ, держась при этом
прежнего своего образа жизни, совершенно бездеятельного. Напротив, вам следует
жить совершенными праведниками, вполне изгнать из сердца своего всякие дурные
помыслы и от всей души обратиться к служению Господу Богу, неукоснительно
пребывая в почитании Его. Если вы будете поступать таким образом, то вы
достигнете и всевозможных благ, и освобождения от рабства, и победы над врагами:
добиться всего этого невозможно ни физическою силою, ни оружием, ни большим
количеством войска, потому что не за такие данные Предвечный обещал даровать все
названное, а лишь за вашу добродетель и справедливость. Поручителем же
непреложности Его обещаний являюсь пред вами я сам". Эту речь Самуила народ
встретил восторженно и обещал ему во всем творить угодное Господу Богу. Тогда
Самуил повел народ в один город, носящий название Масфаты, что на еврейском
языке означает далеко видимое место[3].
Здесь евреи черпали воду, делали возлияния Господу Богу, пропостились целый день
и молились Предвечному.
2. От внимания филистимлян не скрылось то
обстоятельство, что израильтяне собрались здесь. Узнав об этом их собрании, они
немедленно двинулись на евреев с большим войском в надежде застигнуть их
совершенно врасплох и не приготовленными к отпору. Действительно, евреев
испугало и даже повергло в крайний ужас это нашествие, и поэтому они побежали к
Самуилу, говоря, что, ввиду первого их поражения, страх обуял их и что они
вследствие этого готовы поддерживать мир с врагами, чтобы, как говорили они, не
вызывать гнева могущественных неприятелей своих. "Ведь ты сам повел нас сюда для
молитвы, жертвоприношений и заключения клятвенного договора [с Господом Богом],
а между тем враги теперь напали на нас, совершенно к тому неприготовленных и
безоружных. Поэтому у нас остается одна лишь надежда на спасение, это - на тебя
и на Господа Бога, Которого ты сможешь молитвами склонить к дарованию нам
средства укрыться от филистимлян". Самуил уговорил их успокоиться и возвестил им
помощь от Господа Бога. Затем он взял ягненка-сосуна, принес его от имени всего
народа в жертву и обратился к Господу Богу с молитвою поддержать евреев Своею
десницею в битве с филистимлянами и не ввергать их вторично в несчастие.
Предвечный внял этим мольбам его, благосклонно принял жертвоприношение и обещал
им при Своем содействии полную победу над врагами. В то время, как жертва еще
находилась на алтаре Господнем и не успела еще совершенно сгореть, из стана
врагов вышло войско филистимлян и стало строиться к бою в твердой надежде
непременно разбить иудеев в их теперешнем положении, когда у них не было
никакого оружия и они вовсе не были приготовлены к сражению. Но исход боя
оказался таким, какому бы не поверил никто, если бы ему даже раньше предсказали
это. Дело в том, что сперва Господь Бог поразил врагов землетрясением, заставил
почву колебаться под их ногами, так что они не были в состоянии твердо стоять на
ногах, но пошатывались во все стороны, причем то тут, то там под ними
разверзалась бездна, поглощавшая многих. Затем Предвечный нагнал ужас на
филистимлян раскатами грома и ярко сверкавшими молниями, которые как будто
ежеминутно были готовы поразить их прямо в лицо, так что оружие выпадало из рук
воинов и они, побросав все, наконец обратились в бегство. Тогда Самуил с народом
бросились за ними в погоню и, перебив многих, преследовали остальных до места,
носившего название Коррея[4].
Здесь он воздвиг в знак победы над врагами и в память их бегства камень, который
назвал "сильным", для того чтобы он мог служить символом дарованной евреям от
Господа Бога силы над врагами.
3. Филистимляне после этого поражения уже
более не воевали с израильтянами, но хотели жить с ними в мире, боясь их и
памятуя постигшее их несчастие. В то же самое время прежняя отвага филистимлян,
которую они выказывали по отношению к евреям, перешла теперь, после победы, к
последним. Ввиду этого Самуил предпринял поход на филистимлян, перебил большое
множество их, совершенно сломил их прежнюю гордость и снова отнял у них всю ту
страну, которою раньше овладели филистимляне, насильно отторгнув ее от иудеев.
Это была именно местность, простирающаяся от города Аккарона до пределов Гитты.
В это же самое время остатки хананейских племен жили в дружбе с израильтянами[5].
1. Затем пророк Самуил разделил весь народ
на отдельные части и назначил каждой свой город, куда и велел обращаться за
разрешением всех могущих возникнуть среди них тяжб и споров. Сам же он дважды в
год объезжал все эти города и творил там суд, чем надолго укрепил тамошнее
судоустройство.
2. Затем, когда Самуил достиг преклонных
лет, которые мешали ему делать обычную его работу, он передал начальствование и
предводительствование народом своим сыновьям, из которых старший назывался
Иоилом, имя же другого было Авия. Самуил распорядился, чтобы один из них творил
суд в Вифиле, а другой в Варсуве, причем каждому из них точно определил ту часть
народа, на которую должна была распространяться его юрисдикция. Но именно эти
сыновья явили на себе непреложный пример и подтверждение того, что дети не
всегда похожи на родителей своих, подобно тому как, впрочем, и хорошие и дельные
сыновья бывают у совершенно негодных родителей. В этом же случае сыновья хороших
родителей оказались вполне дрянными людьми: отвратясь от образа действий отца
своего и выбрав путь, как раз противоположный отцовскому, они за подарки и
гнусные взятки стали нарушать справедливость, постановляя судебные решения не
сообразно истине, а сообразно личной своей выгоде; при этом они вели роскошный,
дорого стоивший образ жизни, нарушая таким путем, с одной стороны, повеления
Господа Бога, а с другой - поступая вопреки желаниям отца своего, пророка,
который обращал всегда особенное внимание и заботливость на развитие в народной
массе чувства справедливости.
3. Так как сыновья пророка своим
глумлением над справедливостью вносили повсюду прежнюю смуту и грозили подорвать
все основы гражданственности, то народ, не будучи долее в состоянии выносить
такой режим, явился к Самуилу (он жил тогда в городе Арамафе[6])
и стал жаловаться ему на беззакония его сыновей. А так как он сам уже стар и
вследствие своего преклонного возраста более не в состоянии лично заведовать
всеми делами, то евреи настойчиво просили его назначить им какого-нибудь царя,
который взялся бы править народом и достойным образом отомстил бы филистимлянам
за прежние их гнусности, которые до сих пор еще составляли для них источник
различных выгод.
Такие речи глубоко огорчили Самуила
вследствие врожденного ему чувства справедливости, с одной стороны, и отвращения
к царской власти - с другой, так как он отдавал предпочтение аристократической
форме правления, как единственной, которая была установлена самим Господом Богом
и потому была в состоянии доставить полное удовлетворение принявшим ее. Заботы и
страх относительно сделанного ему предложения лишили его пиши и сна, и всю ночь
он мучился тяжелыми думами о печальном положении вещей.
4. При таких грустных условиях явился
Самуилу Господь Бог и стал уговаривать его не печалиться столь сильно
относительно требования народа, который ведь оскорбил не Самуила, а Его,
Предвечного, не желая, чтобы Он один был у них царем. При этом Он знает, что
евреи добиваются этого с самого того дня, как Он вывел их из Египта, но что,
впрочем, они в непродолжительном уже времени успеют раскаяться в своем желании.
"Конечно, от этого,- сказал Предвечный,- раз сделанное уже не изменится, но зато
им придется убедиться в необычайной виновности их предо Мною, когда они
презрительным своим отношением к Моим желаниям выказали полную свою
неблагодарность как ко Мне, так и к твоему пророческому сану. Ввиду всего этого
повелеваю тебе выбрать им царем того человека, на которого Я укажу тебе; но при
этом ты предваришь евреев о том, каким бедствиям подвергнет их царская власть, и
объяснишь им, какие перемены ожидают их впереди".
5. Услышав такое повеление, Самуил на заре
созвал иудеев и выразил свое согласие на избрание царя, причем указал на
необходимость раньше всего представить им все будущие условия их жизни при царях
и указал на все ожидающие их в таком случае затруднения. "Знайте,- сказал он
народу,- что раньше всего цари лишат вас сыновей ваших для того, чтобы сделать
одних из них возницами на колесницах, других всадниками или телохранителями,
третьих скороходами; других цари сделают тысяцкими и сотниками или же
ремесленниками, оружейниками, каретниками и строителями, а также полевыми
рабочими, управителями над царскими владениями или сборщиками винограда, и не
будет такого дела, которого бы им не дали, как будто бы они наемные слуги.
Равным образом и дочери ваши будут обращены в горничных, кухарок и стряпух, и на
них будет навалена всякая такая работа, за которую берутся лишь рабыни, и то
лишь из страха перед плеткой или другим наказанием. К тому же цари начнут
отнимать у вас имущество ваше и произвольно будут раздавать его своим евнухам и
телохранителям, а стада ваши перейдут в руки царских служителей. Одним словом,
вы вместе с вашими близкими будете рабами царя, а также и его слуг. И когда вы
подвергнетесь такому унижению и станете вспоминать об этих словах моих, то с
раскаянием в сердце обратитесь с мольбою к Господу Богу смилостивиться над вами
и даровать вам поскорее избавления от таких царей. Но Предвечный не внемлет
мольбам вашим, а, напротив, заставит вас понести заслуженное наказание за ваше
дурное решение".
6. Однако народ все-таки оставался
равнодушен к этим предсказаниям ожидающих его бедствий и упорно отказывался
переменить свое раз уже утвердившееся в нем на этот счет мнение. Он не уступал
Самуилу и не обращал никакого внимания на убедительные доводы его, но твердо
стоял на своем, требуя немедленного избрания царя и прося не заботиться о
будущем. При этом евреи указывали на необходимость иметь царя уже для того,
чтобы отплатить врагам войною, а также подчеркивали всю уместность иметь такое
же государственное устройство, какое было у соседних народов, управлявшихся
царями. Тогда Самуил, видя, что речь его не разубеждает народ, но даже
заставляет его еще более упорствовать в исполнении этого желания, сказал: "В
таком случае разойдитесь теперь пока все по домам, а затем я опять соберу вас,
когда Господь Бог сообщит мне, кого Он даст вам в цари"[7].
1. Существовал тогда некий человек из
колена Веньяминова, знатного рода и доброго нрава, по имени Кис. У него был сын,
юноша необычайной красоты и исполинского роста. При этом он еще более отличался
своею отвагою и сообразительностью. Его звали Саулом. Когда у этого Киса однажды
заблудилось во время пастьбы несколько хороших ослиц, которыми он особенно
дорожил пред всем скотом своим, то он послал искать их своего сына в
сопровождении одного слуги. Обойдя в поисках ослиц всю область родного своего
колена и придя также в соседние местности, но нигде не найдя животных, Саул
решился наконец вернуться домой, чтобы своим отсутствием не возбуждать в отце
опасений за себя самого. Когда он достиг города Арамафы и сопровождавший его
слуга указал ему на то, что здесь живет пророк, который предсказывает сущую
правду, причем дал Саулу совет отправиться к нему и узнать от него об участи
пропавших ослиц, то Саул ответил, что у них, однако, нет при себе ничего, чем бы
они могли отблагодарить пророка за его предсказание, так как все свои запасы они
уже успели израсходовать в пути. На это слуга возразил, что у него есть еще
четверть сикла и что ее они отдадут пророку (при этом им было совершенно
неизвестно, что пророк обыкновенно не взимает платы за свое предсказание). Решив
ввиду всего этого отправиться к пророку, они продолжали путь свой и, встретив у
[городских] ворот девушек, шедших за водою, спросили их о местожительстве
пророка. Те указали им требуемый дом и советовали поспешить, чтобы застать
пророка раньше, чем он сядет за обед, потому что у него как раз собралось
большое общество и он скоро займет председательское место среди приглашенных.
Самуил же устроил у себя обед на
многочисленное общество по следующей причине: после того как он целый день
умолял Господа Бога указать ему того, кого следует избрать в цари, Предвечный
объявил ему, что Он сам пошлет ему на следующий день в этот же час одного юношу
из колена Веньяминова. И вот, ввиду этого, Самуил оставался дома и выжидал
наступления означенного времени, а когда оно миновало, он принялся за устройство
обеда. И лишь только Самуил увидел Саула, как Господь Бог послал ему откровение,
что именно это и есть будущий правитель евреев. Когда Саул предстал перед
Самуилом и приветствовал его, то просил ему указать дом пророка, извиняясь в
своем неведении тем, что он чужестранец. Тогда Самуил ответил, что он сам и есть
искомый пророк, и, пригласив Саула принять участие в обеде, сказал, что ослицы,
на поиски за которыми он послан, не пропали, а что лично ему, Саулу, будет
предоставлено пользование всякими благами. На это Саул возразил: "Однако,
владыка, я далек от всякой подобной надежды, тем более, что и колено мое слишком
ничтожно, чтобы выделять из своей среды царей, а род мой вдобавок ничтожнее всех
прочих родов. Ты, конечно, шутишь и, говоря о вещах, которые слишком возвышенны
для меня, подымаешь меня на смех". Но пророк повел его к себе на обед, поместил
Саула вместе со спутником его выше всех приглашенных, которых было семьдесят
человек, и повелел слугам подавать Саулу поистине царские блюда. Когда же
наступило время отхода ко сну, то гости поднялись со своих мест и разошлись все
по домам, Саул же со своим слугою остались ночевать у пророка[8].
2. С наступлением утра Самуил разбудил
своих гостей и пошел провожать их. Когда они вышли за город, он предложил Саулу
послать слугу вперед, а самому остаться несколько позади, так как он имеет нечто
сообщить ему без посторонних свидетелей. Тогда Саул отослал своего спутника, а
пророк вынул сосуд со священным елеем, полил им голову юноши и, обняв его,
сказал: "Знай, что ты рукоположен Господом Богом в цари на страх филистимлян и
на защиту евреев. Вот тебе знак, который послужит тебе подтверждением истинности
.слов моих: когда ты уйдешь отсюда, то встретишь на пути трех людей, которые
отправились поклониться Господу Богу в Вефиль; первый из них, как ты увидишь,
будет нести три хлеба, второй - козленка, а третий пойдет за ними с мехом вина.
Эти люди будут приветствовать тебя, ласково поговорят с тобой и дадут тебе два
хлеба, которые ты прими от них. Когда ты затем отправишься оттуда дальше и
придешь к так называемай гробнице Рахили[9],
то ты там встретишь человека, который обрадует тебя известием, что ослицы [отца
твоего] нашлись, а когда отсюда придешь в город Гавафу, то найдешь там собрание
пророков и, войдя в толпу их, будешь пророчествовать вместе с ними, так что все,
которые это увидят, будут крайне поражены этим и скажут: "Откуда такое счастье
сыну Киса?" И вот, когда все это случится с тобою, то знай, что Господь Бог с
тобою, пойди затем к отцу своему и родственникам своим и приветствуй их. После
этого я пришлю за тобою и ты явишься ко мне в Галгал, чтобы тут принести
благодарственную за все это жертву Господу Богу". С этим предвещанием старец
отпустил юношу, а с Саулом произошло действительно все то, что предсказал ему
Самуил.
3. Когда же Саул прибыл в дом родственника
своего Авинара, которого он любил больше всех других родных своих, то на вопрос
Авинара о подробностях путешествия и о своих в продолжение его приключениях он
не скрыл от него ни своего посещения пророка Самуила, ни того, как последний
сообщил ему, что ослицы нашлись. Что же касается миропомазания его на царство и
всего, к тому относящегося, то Саул умолчал об этом, с одной стороны, чтобы не
вызывать своим рассказом зависти к себе, а с другой - боясь встретить недоверие.
Таким образом, хотя они и были близкие друг другу люди и Саул знал, что кровное
родство их укрепляется еще личным расположением, он тем не менее считал
небезопасным и неблагоразумным сообщить обо всем Авинару, относясь, на мой
взгляд, совершенно правильно к человеческой природе, как она того требует, а
именно отлично понимая, что нельзя рассчитывать вполне ни на одного близкого
друга или родственника, которые, лишь только Господь Бог дарует нам особенное
счастье, тотчас становятся недружелюбны и завистливы к нам.
4. Между тем Самуил созвал народ в город
Масфафу и обратился к евреям с речью, которую объявил исходящею от самого
Господа Бога и содержанием которой было то, что, хотя Предвечный даровал евреям
свободу и поверг в рабство врагов их, они все-таки забыли обо всех оказанных Им
благодеяниях и отказались от царя своего. Господа Бога, как будто не знают, что
для них нет высшего счастья, как быть в подчинении у лучшего из властелинов,
самого Господа Бога; что теперь они предпочитают иметь царем своим человека,
который будет, сообразно собственному произволу и собственным нередко гнусным
страстям, обходиться со своими подчиненными, как с вещью, и безмерно увлекаться
сознанием своей власти. Конечно, такой царь не будет заботиться, как то делает
Господь Бог, о благе человеческого рода: этот последний ведь не его собственное
творение и создание. "Но раз это у вас уже решено и такое презрительное к
Предвечному отношение обуяло вас, то станьте все по отдельным коленам и семьям и
метайте жребий".
5. Когда евреи последовали этому
приглашению, то жребий выпал на колено Веньяминово, затем жребий упал на род
Матрис и наконец на Саула, сына Киса, как на избранника на царство. Лишь только
юноша узнал об этом, как он поспешил скрыться, не желая, по моему мнению, подать
виду, будто он охотно принимает бразды правления. И в то время как большинство
людей не в состоянии бывают скрыть свою радость даже при сравнительно ничтожных
жизненных успехах и стараются навлечь на себя всеобщее внимание, Саул выказал
столько сдержанности и самообладания, что не только не выступил вперед, как
подобает царю и властелину такого большого и славного народа, но даже бежал от
взоров своих будущих подданных и тем доставил последним немало затруднений,
заставив разыскивать себя. Так как евреи совершенно не были в состоянии отыскать
его и в их сердца уже вкралось беспокойство насчет этого, то пророк Самуил
обратился к Господу Богу с молитвою, прося Его указать местопребывание юноши,
чтобы можно было бы показать его народу. Узнав наконец от Предвечного о месте,
где скрывается Саул, он послал людей привести его и, когда это было сделано,
поставил его посреди народа. Саул оказался такого высокого, истинно царского
роста, что возвышался головою над всеми присутствовавшими.
6. Затем пророк обратился к народу со
следующими словами: "Этого человека Господь Бог назначил царем над вами. Вы
видите, что он действительно лучше всех и перед всеми другими достоин власти".
Затем, когда народ громкими возгласами приветствовал вновь избранного царя и
пожелал ему благоденствия, Самуил прочитал в присутствии царя то, что он записал
относительно будущих судеб народа, и положил эту книгу в скинию завета, для
подтверждения истины своих пророчеств для грядущих поколений. Сделав это, Самуил
распустил народ по домам, а сам отправился в города Арамафу. С Саулом же,
который вернулся в родной свой город Гавафу, отправились туда многие
благонамеренные мужи, оказывавшие царю подобающие почести, но еще больше гнусных
людей, которые относились к нему с презрением, насмехались над остальными и не
приносили (?му даров, отказывая ему как на деле, так и на словах в подобающем
ему почете[10].
1. Спустя месяц после этого Саул снискал
себе всеобщее уважение путем войны с амманитским царем Наасом, который с
огромным и отлично вооруженным войском двинулся на живших по ту сторону Иордана
иудеев, причинил им массу зла и разрушил и покорил их города, причем не
удовольствовался этими насилиями и жестокостями, но сумел коварною хитростью
лишить этих евреев и в будущем возможности стряхнуть с себя его иго; дело в том,
что он велел выкалывать правый глаз всем тем, которые сдавались ему на слово или
которые попадали к нему в качестве военнопленных. Делал он это для того, чтобы
лишить этих людей раз навсегда способности к военной службе, потому что левый
глаз оставался у них в бою прикрытым щитом. Поступив таким образом с жившими по
ту сторону Иордана евреями, царь амманитский пошел походом также против
галаад-цев. Расположившись станом вблизи главного города последних, Иависа[11],
он послал к ним послов с требованием немедленно сдаться ему на условии, в силу
которого у каждого из них должен быть выколот правый глаз, и под угрозой, что в
противном случае они подвергнутся осаде, а города их полнейшему разрушению;
итак, им предоставляется выбор, желают ли они потерпеть ничтожное увечье или же
совершенно погибнуть. В страшном смятении галаадцы не решались дать
окончательный ответ, не зная, сдаться ли им или воевать с врагами, и просили о
предоставлении им семидневного срока для того, чтобы они могли послать к своим
единоплеменникам с просьбою о помощи: если последняя будет им оказана, говорили
они, они готовы вступить в борьбу, если же они получат отказ, то сдадутся ему на
требуемых им условиях.
2. Наас, не придавший большого значения
силам галаадцев и их ответу, предоставил им просимую отсрочку и разрешил им
обратиться за помощью к союзникам. Ввиду этого галаадцы отправили посольства во
все города израильтян с извещением об условиях Нааса и о том затруднительном
положении, в котором они очутились. Евреев это известие о стесненном состоянии
жителей Иависа повергло в печаль и слезы, но страх пред врагами лишал их
возможности, помимо этого, что-нибудь сделать в пользу своих соотечественников.
Когда послы прибыли в город царя Саула и рассказали об опасности, угрожающей
жителям Иависа, то и здесь население почувствовало такое же сострадание к
печальному положению своих сородичей. И вот Саул, возвращаясь в город со своих
полевых работ, нашел среди населения стон и вопль и, спросив о причине этой
печали и такого смятения, узнал от послов все подробности. Тогда дух Божий обуял
его, и он отпустил послов восвояси, обещав прийти к ним на помощь на третий день
и разбить врагов еще до восхода солнца, для того чтобы дневное светило озарило
их уже победителями и освобожденными от всяких страхов. Вместе с тем он оставил
у себя нескольких послов для того, чтобы они могли ему послужить в качестве
проводников в пути.
3. Желая побудить своих подданных к войне
с амма-нитянами и хотя бы страхом наказания заставить их собраться поскорее в
поход, Саул велел перерезать у своих быков жилы и послал их по всей стране с
угрозою, что он сделает то же самое со всем скотом тех ослушников, которые
вздумали бы не явиться к Иордану на следующий день вооруженными и не последовать
за ним и пророком Самуилом туда, куда последние поведут их. Когда из страха пред
угрожающим наказанием народ стал действительно во множестве стекаться [к
Иордану] в назначенное время, то Саул сделал в городе Вале[12]
подсчет вооруженным силам, и оказалось, что, помимо колена Иудова, выставившего
семьдесят тысяч воинов, численность его войска доходила до семисот тысяч
человек. С этими силами Саул переправился через Иордан, успел в продолжение всей
ночи пройти расстояние в десять схойнов[13]
и еще до восхода солнца достиг цели своего похода. Разделив затем войска свои на
три части, он со всех сторон неожиданно ударил на врагов и в ожесточенном бою
перебил множество их и в том числе также амманитского царя Нааса.
Этот славный подвиг Саула стал скоро
известен всем евреям и немало способствовал распространению его славы, как
человека удивительной храбрости. Даже те немногие, которые раньше относились к
нему с недоброжелательством, теперь изменили свое о нем мнение, стали уважать
его и считать самым выдающимся среди всех евреев. Однако Саул не удовлетворился
только тем, что спас жителей Иависа от угрожавшей им опасности; он напал также
на страну амманитян, совершенно опустошил ее и затем уже, захватив богатую
добычу, увенчанный славою возвратился домой. Народ ликовал от радости по поводу
успехов Саула, а также от восторга, что избрал себе такого царя. В то же время
по адресу людей, раньше относившихся презрительно к Саулу и уверявших, что его
избрание не поведет к добру, стали теперь раздаваться крики: "Где такие господа?
Пусть они ныне поплатятся за свои слова!" - и многое подобное, что чернь
обыкновенно говорит, когда удача вызовет в ней особенно сильное самомнение и
возбудит ее ярость против тех, кто раньше решался презрительно отзываться о ее
вожде.
Хотя Саул и отнесся благосклонно к
выражению народного восторга, столь явно свидетельствовавшего о его личной
популярности, однако он в тот же день дал клятвенное обещание не лишать жизни
никого из своих единоплеменников, так как, по его мнению, было бы неуместным
запятнать кровью и насильственным избиением соплеменников Господом Богом
дарованную победу, тогда как веселое празднество в кругу лиц, которых соединяло
бы дружеское между собою чувство, казалось ему гораздо более подходящим.
4. Ввиду того что Самуил требовал
вторичного избрания Саула на царство путем всеобщего голосования, весь народ
собрался еще раз в город Галгал, куда именно евреям велел направиться Самуил.
Тут на глазах народной толпы пророк вновь помазал Саула священным елеем и
вторично провозгласил его царем. Таким только образом страна евреев окончательно
приняла монархическое устройство, потому что при Моисее и ученике его Иисусе,
который был [лишь] предводителем войска, правление находилось в руках нескольких
представителей знати, а после смерти Моисея и Иисуса, в продолжение восемнадцати
лет, народ совершенно не имел правителей. После этого евреи вернулись к прежнему
своему образу правления, предоставляя право судить народ тому, кто, по общему
отзыву, оказывался наиболее храбрым и мужественным на войне. В силу этого и весь
тот период получил название "времен судей".
5. Затем пророк Самуил созвал евреев в
народное собрание и обратился к ним со следующею речью: "Заклиная вас всемогущим
Богом, пославшим вам столь благородных братьев, Моисея и Аарона, которые вырвали
предков наших из-под власти египтян и их ига, прошу сказать мне без робости, без
потворства, без страха и без всякого лицеприятия, совершил ли я по отношению к
вам что-нибудь недостойное или какую-нибудь несправедливость ради выгоды своей
или корысти или в угоду другому. Если вы сможете доказать, что я присвоил себе
какую-нибудь чужую собственность, либо теленка, либо овцу, которых можно
употребить в пищу и безвозбранно принять их в подарок, или огорчил кого-нибудь,
отняв себе на пользование принадлежавший ему вьючный скот, то заклинаю вас
высказать это здесь в присутствии царя вашего прямо и открыто". В ответ на это
народ заволновался и громко удостоверил, что ничего такого Самуил никогда не
делал, но, напротив, всегда свято охранял права народа, во главе которого стоял.
6. После того как Самуил удостоился
получить от лица всех собравшихся столь лестное удостоверение своей честности,
он следующим образом продолжал свою речь: "Так как очевидно, что вы отныне уже
более не в состоянии обвинить меня в каких-нибудь неблаговидных поступках, то
выслушайте теперь спокойно мое откровенное вам заявление: вы избранием себе царя
совершили большой грех относительно Господа Бога. Вам не следует забывать, что
прародитель наш Иаков явился вследствие наступившего в его стране голода только
с семьюдесятью членами семьи своей в Египет. И когда здесь потомство его
достигло количества многих десятков тысяч человек, которых затем египтяне
ввергли в тяжелое и позорное рабство, то Господь Бог, вняв мольбам ваших
предков, дал народу, помимо всякого царя, возможность избавиться от этого ига и
послал евреям братьев Моисея и Аарона, которые и привели вас в ныне занимаемую
вами страну. И несмотря на все эти благодеяния Предвечного, вы теперь все-таки
отвращаетесь от поклонения Ему и от истинного благочестия! И несмотря на это,
ведь Он избавил Вас от власти врагов ваших, так как именно Он первый помог вам
стряхнуть с себя владычество ассирийцев и совладать с их могуществом, а затем
даровал вам ряд побед над амманитянами, моавитянами и, наконец, филистимлянами.
И все это совершили вы не под предводительством царя, но благодаря своим
военачальникам Иефее и Гедеону. Что же за безрассудное желание обуяло вас, когда
вы захотели избавиться от власти Господа Бога и подчиниться власти царя? Между
тем мне пришлось указать вам на того, кого Предвечный Сам назначил вам в цари.
Но для того, чтобы наглядно доказать вам все недовольство и весь гнев
Предвечного на ваше избрание, я постараюсь сделать так, что сам Господь Бог
покажет вам это наиболее наглядным образом. Ввиду этого я упрошу Предвечного
наслать на вас теперь, среди самой середины лета, такую непогоду, какой до сих
пор никто из вас никогда еще и не видывал".
Лишь только Самуил закончил эту свою речь
к народу, как Господь Бог уже подтвердил всю истину, заключавшуюся в словах
пророка: загремел сильный гром, сверкнули молнии и пошел страшный град. Всех
обуял страх и ужас, народ в смятении своем признал себя виновным, хотя и
бессознательно согрешившим, и стал умолять пророка, как доброго и
снисходительного отца, вымолить им прощение у всемилосердого Бога за то великое
прегрешение, которое они дерзнули присовокупить к большому числу прочих своих
проступков и беззаконий. На это Самуил обещал евреям вымолить для них у Господа
Бога помилование и прощение, но вместе с тем увещевал их, если они вообще
дорожат своим собственным при наличности царя благополучием и спасением, быть
всегда справедливыми и добродетельными, вечно помнить, что нарушение этих
условий повлечет за собою ряд бедствий для них, и не забывать о проявлениях
могущества Господа Бога и о законодательстве Моисеевом. Если они упустят это из
виду, то, говорил он, их вместе с царем постигнет от Господа Бога тяжкое
несчастье. Предсказав это евреям, Самуил отпустил их домой, вторично подтвердив
избрание на царство Саула[14].
1. Затем Саул выбрал из народа около трех
тысяч человек, из которых две тысячи назначил своими телохранителями в
резиденции своей, Вифиле, а сыну своему Ионафу предоставил в виде почетной
стражи остальных, с которыми и отправил его в город Гаву. Сам же он затем
занялся осадою одной крепости филистимлян, находившейся невдалеке от Галгала.
Дело в том, что жившие вблизи Гавы
филистимляне покорили себе окрестных иудеев, отняли у них все оружие, заняли
своими гарнизонами их наиболее укрепленные пункты и запретили им раз навсегда
всякое железоделательное производство. Ввиду такого ограничения еврейские
земледельцы, нуждаясь в каких-либо сельскохозяйственных орудиях, как, например,
плугах, заступах и т. п. необходимых в земледельческом обиходе предметах, должны
были каждый раз отправляться к филистимлянам и там заказывать себе все нужное.
Когда филистимляне узнали о взятии
крепости, то они страшно рассердились и в гневе на эту обиду двинулись с
тремястами тысячами пехоты, тридцатью тысячами боевых колесниц и шестью тысячами
конницы походом на иудеев. Лагерем расположились они вблизи города Махмы[15].
Когда же весть об этом нашествии достигла еврейского царя Саула, он отправился в
город Галгал, разослал по всей стране посланцев и стал сзывать народ на бой за
свою свободу против филистимлян, умаляя при этом действительные силы последних и
уверяя, что они ничтожны и потому не могут внушить никому никакого опасения.
Между тем, узнав о численности войска филистимлян, приверженцы Саула совершенно
пали духом;- одни из них стали прятаться в пещерах и подземных ямах, большинство
же бежало на ту сторону Иордана в область, которую занимали колена Гадово и
Рувилово.
2. Тогда Саул послал за пророком
[Самуилом] и пригласил его к себе для обсуждения дальнейшего образа действий и
вообще положения дел. Самуил ответил, что приедет, а пока велел заготовить все
нужное для жертвоприношений, обещая прибыть к Саулу по истечении шестидневного
срока, чтобы на седьмой день приступить к жертвоприношениям, а затем уже начать
бой с врагами. Саул стал ждать пророка так, как тот ему велел, но при этом не
вполне точно исполнил предписания Самуила: видя, что последний медлит со своим
прибытием и что тем временем войско у него разбегается, Саул сам приступил к
жертвоприношению. Когда же ему возвестили о приезде Самуила, Саул вышел к нему
навстречу; тут ему пришлось выслушать со стороны старца упрек в ослушании, что
он не дождался его прибытия, но беззаконно и самовольно совершил
жертвоприношение, право на которое, равно как на молитвы за народ, по точному
желанию Господа Бога, принадлежит ему, Самуилу. Когда же Саул стал
оправдываться, ссылаясь на то, что он прождал условленное число дней и что затем
необходимость заставила его приступить к жертвоприношению, потому что его
собственное войско обуял страх и оно стало самовольно расходиться, тогда как
силы врагов в то же самое время покинули Махму и, по дошедшим к нему слухам,
двинулись на Галгал, Самуил перебил его словами: "А все-таки, если бы ты был
добросовестен, ты не ослушался бы меня, исполнил бы приказание, данное мною тебе
от имени Господа Бога, и не поторопился бы совершенно неуместно, то как тебе
самому, так и твоим будущим потомкам пришлось бы удержать в руках своих царскую
власть дольше, чем это будет теперь". Затем Самуил, недовольный всем
случившимся, вернулся назад к себе домой, Саул же в сопровождении сына своего
Ионафа только с шестьюстами воинами, из которых у большинства не было даже и
оружия, потому что в этой местности, благодаря вышеупомянутому запрещению
филистимлян, не имелось вовсе железа, да и совершенно не было оружейников,
направился к городу Гаваону. Между тем филистимляне разделили войска свои на три
части и двинулись по трем направлениям по стране еврейской, все предавая на пути
своем разрушению, причем царю еврейскому Саулу и сыну его Ионафу, вследствие
невозможности оградить с горстью из шестисот воинов страну, пришлось быть
беспомощными свидетелями этого опустошения. Заняв со своим сыном и с
первосвященником Ахией, потомком первосвященника Илия, возвышенный холм, Саул
поневоле должен был с глубокою скорбью взирать на всеобщее опустошение, не имея
возможности помочь беде. Между тем сын Саула решился вместе со своим оруженосцем
тайно пробраться в лагерь врагов и произвести там переполох и смятение. Так как
оруженосец, ввиду беззаветной храбрости юноши, обещал ему охотно пойти за ним,
куда бы он его ни повел и хотя бы это им стоило даже жизни, Ионаф спустился с
холма и отправился к врагам.
Лагерь последних был расположен на крутом
утесе, с трех сторон почти совершенно отвесном, и кругом его венком тянулись,
наподобие искусственных укреплений, большие скалы, служившие ему достаточною
защитою против всякого рода нападений. Ввиду последнего обстоятельства, именно
природной укрепленности и безопасности этого места, филистимляне, считая его
совершенно неприступным, не обращали большого внимания на охрану его. Когда
Ионаф со своим товарищем приблизились к вражескому стану, то первый стал
ободрять своего оруженосца словами: "Итак, мы пойдем на врагов; если при этом
они, увидя нас, пригласят нас к себе, то усмотри в этом признак нашей победы над
ними; если же они не станут зазывать нас к себе, то нам придется воротиться
назад". И вот, когда на рассвете следующего дня Ионаф со своим спутником
приблизились к лагерю врагов, то филистимляне, увидев их, стали указывать друг
другу, что вот и евреи выползли из своих нор и пещер, и обратились к Ионафу и
его оруженосцу с приглашением: "Придите сюда к нам, чтобы мы могли вас
хорошенько наказать за вашу смелость". Видя в этих словах предзнаменование
победы, сын Саула очень обрадовался, немедленно удалился с того места, где он
был замечен врагами, и пробрался тайком к одной скале, которая по крутизне своей
не была охраняема стражею. Взобравшись на этот представлявший необычайные
трудности утес и достигнув таким образом вражеского стана, юноши напали на
филистимлян, еще не успевших хорошенько проснуться, и перерезали их до двадцати
человек. На остальных же они нагнали своим внезапным появлением такой ужас, что
некоторые побросали свое оружие и обратились в бегство, большинство же, не
узнавая друг друга вследствие принадлежности своей к разным племенам и видя в
товарищах неприятелей (тем более, что им не могла прийти в голову мысль, что на
них напало только двое евреев), взялось за оружие и стало рубить своих же. Таким
образом многие были убиты, другие же, обратившись в бегство, попадали с кручи
утеса и убились до смерти.
3. Между тем соглядатаи Саула объявили
царю, что в лагере филистимлян заметно необычайное смятение. Тогда Саул спросил,
не ушел ли кто-нибудь из его людей. Узнав об уходе собственного сына своего в
сопровождении оруженосца, он приказал первосвященнику облечься в священническую
одежду и совершить гадание об исходе этого предприятия. Когда же последовал
ответ, гласивший о победе над врагами, то Саул немедленно выступил против
филистимлян и напал на них во время всеобщей сумятицы и взаимной резни. Услыша о
том, что победа склоняется в сторону Саула, к последнему стали опять стекаться
те евреи, которые перед тем искали спасения в бегстве, в подземельях и пещерах.
Когда у него таким образом составилось уже десятитысячное войско, Саул бросился
с ним в погоню за врагами, которые между тем успели рассеяться по всей стране. В
то же самое время, под влиянием ли необычайной радости по поводу неожиданной
победы, как это часто случается, что люди при больших удачах теряют рассудок,
или по несообразительности, но Саул впал в страшную, имевшую роковые последствия
ошибку, а именно: желая отомстить филистимлянам и примерно наказать их, он
призвал проклятие на главу каждого еврея, который бы вздумал поесть чего-нибудь
раньше наступления ночи, когда само собою прекращается погоня и резня врагов;
таким образом он хотел предупредить возможность слишком раннего прекращения
резни. Не успел Саул произнести это проклятие, как евреи попали в дремучий,
принадлежавший колену Ефремову лес, в котором водилось множество пчел, и сын
Саула, не слыхавший проклятия отца и ничего не знавший о том, что народ
согласился с последним, достал себе из улья меду и стал его есть. Узнав тем
временем о сопровождавшемся страшным проклятием запрещении отца своего принимать
до заката солнца какую бы то ни было пищу, Ионаф, правда, бросил свой мед, но и
не мог удержаться от замечания, что запрещение отца совершенно неосновательно,
потому что, по его личному мнению, евреи стали бы с большею энергией и рвением
преследовать врагов и захватили бы и перебили бы их гораздо большее количество,
если бы они подкрепили свои силы пищею.
4. Когда евреи таким образом перебили
много десятков тысяч филистимлян, они вечером принялись за разграбление
вражеского лагеря, нашли там богатую добычу и множество скота. Последний они
перерезали и принялись его есть, не выпустив предварительно крови. Царю было
тотчас же донесено его чиновниками, что народ грешит против божественных
предписаний, зарезав и употребляя в пищу убоину, из которой не выпущена в
достаточной мере кровь и которая таким образом является ритуально нечистою[16].
Тогда Саул велел немедленно притащить в самую середину стана огромный камень и
приказал народу на этом камне убивать скот установленным в ритуале образом,
причем было запрещено употреблять в пищу мясо вместе с кровью, так как это не
угодно Господу Богу. Когда затем все поступили согласно повелению царя, то Саул
воздвиг на том месте алтарь и принес на нем Предвечному жертву всесожжения. Это
был первый построенный им жертвенник.
5. Имея в виду еще до рассвета повести
войско свое на место новой стоянки врагов, чтобы разграбить и ее, и видя, что
воины его готовы следовать за ним и обнаруживают полную готовность исполнять все
его приказания, царь призвал к себе первосвященника Ахитува[17],
приказал ему узнать (путем гадания), разрешил ли Господь Бог евреям напасть на
лагерь врагов и перерезать всех, кто им там попадется. Когда же первосвященник
возразил, что от Предвечного не получается определенного ответа, то Саул сказал:
"Видно, не без основания отказывает нам в ответе Господь Бог, который раньше
Сам, даже без специального к Нему обращения, сообщал нам о своей воле.
Следовательно, причиною такого Его молчания является, без сомнения, какой-нибудь
еще не обнаруженный проступок с нашей стороны. Поэтому я сим клянусь убить
виновного, хотя бы это прегрешение совершил даже собственный сын мой Ионаф,
которого да постигнет такое же наказание, какое постигло бы всякого чужого и
постороннего мне человека".
Так как народ громкими криками выразил
Саулу свое сочувствие, то он немедленно собрал всех в одно место, сам отошел со
своим сыном в сторону и стал метать жребий,- чтобы таким образом изобличить
виновного. Когда же жребий пал на Ионафа, то отец спросил его, что такое
совершил он, в каком неправильном или безбожном поступке чувствует он себя
виновным. На это юноша отвечал: "Отец мой! Я не совершал ничего недозволенного,
разве то, что, совершенно не зная о твоей клятве и твоем проклятии, отведал меду
во время погони за врагами". Несмотря на это, Саул все-таки предпочел исполнение
обета дорогим узам родства и природы и тут же дал слово убить Ионафа. Последний,
однако, не устрашился предстоящей ему казни, но вошел в толпу народа и, полный
благородства и мужества, воскликнул:
"Отец! Я не стану умолять тебя пощадить
мою жизнь, потому что сладка для меня смерть, являющаяся последствием твоего
благочестия и постигающая меня при одержании столь славной победы. Для меня
является величайшим утешением то, что я покидаю евреев победителями
филистимлян". При этих словах юноши весь народ обуяла скорбь и жалость, и евреи
тут же поклялись, что не допустят казни виновника этой победы, Ионафа. Таким
образом войско избавило отца от приведения в исполнение его страшной клятвы и
стало молиться Господу Богу за юношу, прося Предвечного простить ему его
невольное прегрешение.
6. После этого Саул, успев истребить
приблизительно шестьдесят тысяч врагов, вернулся в свою резиденцию. Тут он
правил счастливо, подчинив себе путем войны все окрестные народы, а именно
амманитян, моавитян, филистимлян, идумеян, амалекитян и царя Совы[18].
У Саула было трое сыновей: Ионаф, Иосус и Мелхис - и Дочери Мерова и Михала.
Военачальником у него был его двоюродный брат Авинар, сын Нера, Нер же и отец
Саула, Кис, были родными братьями, сыновьями Авиила. В распоряжении Саула
находилось также множество боевых колесниц и конницы. С кем ему приходилось
воевать, того он побеждал и затем отпускал на свободу. Евреям он помог
достигнуть полного благополучия и счастья, сделав их могущественнее всех прочих
народов. Всех юношей, отличавшихся статным ростом и красивым телосложением, он
зачислял в состав своей личной почетной стражи[19].
1. Явившись к Саулу, Самуил объявил
последнему, что он послан к нему Господом Богом, чтобы напомнить ему, что, хотя
Предвечный и избрал его царем над всеми евреями, он именно в силу такого
избрания должен повиноваться Господу Богу и не отказывать последнему в
послушании: хотя сам он и правит народами, но верховная власть над ним самим и
над всем существующим все-таки находится в руках Божьих. При этом Самуил сообщил
также о том, что повелел ему сказать Господь Бог, а именно: "Так как амалекитяне
причинили много зла евреям во время их странствований по пустыне, когда они,
выйдя из Египта, направлялись в ныне им принадлежащую страну, то Я повелеваю
Саулу отомстить амалекитянам, объявить им войну и, одержав над ними победу, не
щадить никого из них, но перерезать всех, какого бы возраста они ни были,
начиная с женщин и кончая грудными младенцами. Таким образом враги получат
должное возмездие за все гнусности, совершенные ими над вашими предками. При
этом запрещаю вам щадить также крупный и мелкий скот их, не оставлять его в свое
собственное пользование, но повелеваю посвятить все Мне, Господу Богу вашему,
дабы, сообразно желанию, высказанному еще Моисеем, было истреблено даже самое
имя амалекитян".
2. Саул обещал исполнить повеление Божие и
счел нужным выказать свое повиновение Предвечному не только самим фактом похода
на амалекитян, но главным образом тою готовностью и поспешностью, с которыми он
принялся за сборы к этому походу. Он быстро собрал все свои вооруженные силы и,
подвергнув их в Галгале исчислению, нашел, что они достигают количества
четырехсот тысяч человек, не считая представителей колена Иудова, которое одно
выставило тридцать тысяч воинов. Ворвавшись с этими войсками в область
амалекитян, Саул поместил множество отдельных отрядов по ложбинам около одной
реки в засаде, так что таким образом ему представилась возможность не только
нанести урон врагам в открытом бою, но и неожиданно напасть на них во время
переходов, окружить их и затем подвергнуть беспощадной резне. И действительно,
уже в первой битве ему удалось побить врагов, уничтожить множество их и
броситься в погоню за обратившимися в бегство. И так как, сообразно предвещанию
Господа Бога, дело пошло у Саула с самого начала столь удачно, то он набросился
на города амалекитян, взял одни из них с помощью осадных орудий, другие путем
подкопов или насыпей в уровень со стенами, третьи путем голода и жажды,
явившихся последствием прекращения подвоза съестных припасов или отрезанности от
воды, прочие, наконец, иными насильственными способами. При этом он беспощадно
избивал женщин и детей, не считая этого ни жестокостью, ни бесчеловечным,
во-первых, потому, что имел дело с врагами, а, во-вторых, также оттого, что
основывался при этом на повелении Господа Бога, не повиноваться Которому он
все-таки считал опасным.
Однажды ему попался в руки даже сам царь
неприятельский, Агаг. Пораженный красотою и статным ростом последнего, Саул
решил не убивать его. Тут уже он поступил наперекор ясно выраженной воле
Предвечного, поддавшись собственной слабости и некстати дав обуять себя чувству
жалости, которое могло сказаться для него самого в высшей степени роковым:
Господь Бог настолько был возбужден против народа амалекитского, что запретил
щадить даже детей, к которым вообще всякий бывает более сострадателен, Саул же
теперь спас от смерти самого царя и виновника всех постигших евреев бедствий,
предпочтя красоту своего врага исполнению повеления Господа Бога. А вместе с
царем в грех впал и народ, который щадил крупный и мелкий скот и оставлял его
себе, несмотря на запрещение Предвечного делать это; равным образом войско
похищало и присваивало себе также остальные вещи и деньги, уничтожая только то,
чего не стоило оставлять за собою.
3. Таким образом Саул победил все народы,
жившие от Пелузия[20]
в Египте до Чермного моря, и опустошил их владения; пощадил он лишь население
сикимитское[21],
жившее в центре страны Мадианской. Раньше, чем пойти на них войною, он отправил
к ним посольство с предложением добровольно удалиться из страны, чтобы не
подвергнуться печальной участи, ожидающей амале-китян. При этом Саул видел
достаточную причину для оказания им пощады в их родственных отношениях с
Рагуилом, тестем Моисея.
4. Победив врагов своих и как будто в
точности и свято исполнив все предписания, данные ему пророком Самуилом перед
началом войны с амалекитянами, Саул вернулся домой в глубокой радости по поводу
постигшей его удачи. Между тем Господь Бог был недоволен тем, что царю
амалекитскому была оказана пощада и что народ присвоил себе скот врагов, так как
во всем этом было нарушение Его повелений. Он считал гнусною дерзостью
одерживать победы над врагами, пользуясь поддержкою Его, Предвечного, и вместе с
тем оставлять без внимания Его требования и оказывать Ему такое ослушание,
которого не посмеешь выказать даже по отношению к обыкновенному царю. Ввиду
этого Он заявил пророку Самуилу о том, что уже жалеет об избрании Саула царем,
так как сей последний не только не думает повиноваться Его предписаниям, но и во
всем поступает согласно личному своему усмотрению. Услышав это, Самуил глубоко
огорчился и в продолжение целой ночи пытался вымолить у Господа Бога для Саула
прощение и не гневаться на него. Но Господь Бог не внял мольбам пророка Самуила
за Саула, считая несправедливым потворствовать греху только ввиду заступничества
за грешника, потому что ничто так не развивает греховности, как мягкое отношение
к провинившимся: ища какого-то удовлетворения в снисходительности и мягкости к
лицу провинившемуся, сам не замечаешь, как тем самым лишь вызываешь новые
прегрешения. Итак, ввиду того что Господь Бог отказал пророку в исполнении его
просьбы и было очевидно, что Предвечный не изменит своего решения, Самуил на
рассвете отправился к Саулу в Галгал. Увидев старца, царь выбежал ему навстречу
и, приветствовав его, сказал: "Я возношу благодарность Господу Богу, даровавшему
мне победу". При этом он присовокупил, что исполнил все, приказанное Господом
Богом. Но Самуил перебил его словами: "Почему мне слышится речь и блеянье
всякого скота в лагере?" Саул ответил, что народ оставил у себя этот скот для
жертвоприношений, и присовокупил, что, сообразно повелению, весь род амалекитян
подвергся избиению, так что от него не осталось и следа, а что пощажен только
один царь амалекитский, которого он держит еще при себе, желая посоветоваться с
Самуилом, как следует поступить с ним. На это пророк возразил, что Господь не
удовлетворяется жертвоприношениями, но требует добродетели и справедливости;
добродетельными же и справедливыми людьми являются лишь те, которые повинуются
желаниям и повелениям Предвечного и признают лишь тогда свою деятельность
правильною, если она согласуется с предписаниями Господними: презрительное
отношение к Господу Богу не выражается в непринесении жертв, но в неповиновении
Ему. "От тех людей, которые не повинуются Ему и не отправляют этой единственной
Ему угодной и уместной службы. Предвечный неблагосклонно принимает
жертвоприношения, хотя бы такие люди предлагали Ему и обильные и богатые жертвы
и представляли в Его распоряжение самые изысканные золотые или серебряные
жертвенные дары; напротив, Господь питает даже отвращение к такого рода
приношениям, считая таковые признаком людской гнусности, а отнюдь не
благочестия. К тем же людям, которые свято хранят в своей памяти все речи и
повеления Его и предпочитают смерть нарушению этих постановлений, только
единственно к таким людям благоволит Предвечный, не требуя от них даже и
жертвоприношений; и если такие люди и жертвуют какие-нибудь, хотя бы очень
скромные приношения, Он считает такое к Себе почтение бедняков гораздо более
приятным, нежели блестящие жертвоприношения отъявленных богачей. Знай, что
именно ты навлек на себя гнев Божий, потому что пренебрег повелениями
Предвечного и не дал себе труда исполнить их. И как же ты можешь рассчитывать на
то, что Господь Бог благосклонно примет твою жертву, когда она принесется из
того, что Предвечный предназначил к уничтожению? Или ты, может быть, считаешь,
что принести что-либо в жертву Господу Богу равносильно уничтожению этой вещи?
Поэтому готовься лишиться царства и власти, данных тебе Господом Богом, за то,
что ты безумно обратил эту же данную тебе власть против самого Предвечного".
Тогда Саул признался в неблаговидном своем поступке и, не отрицая всей
греховности его, согласился, что преступил повеления пророка, хотя и поступил
так из страха пред своими воинами, которых не посмел удержать от насильственного
присвоения добычи. "Прости меня и будь милостив ко мне!" - сказал он, обещая при
этом на будущее время избегать греха. Вместе с тем он стал умолять пророка
принести за него примирительные жертвы Господу Богу. Самуил же, зная, что
Предвечный не изменит своего решения, собрался в обратный путь. Тогда Саул,
желая удержать Самуила, схватился за плащ его, и при этом насильственном
задержании Самуила плащ последнего разорвался. На это пророк сказал, что точно
таким же образом будет отторгнута у Саула царская власть, которая затем перейдет
к человеку достойному и праведному, потому что Господь Бог непреклонен в своих
решениях и что не в Его природе, подобно человеку, изменять свои решения и
постановления. Тогда Саул еще раз выразил свое раскаяние по поводу совершенного
им богопротивного поступка и сказал, что не в состоянии изменить совершившегося
факта. Вместе с тем он стал просить пророка не позорить его, а пред лицом всего
народа вместе с ним помолиться Господу Богу. Самуил склонился на его просьбу и
вместе с ним совершил богослужение. Затем к нему был приведен и амалекитский
царь Агаг, и хотя тот выразил ему глубокую свою скорбь по поводу ожидавшей его
смерти, Самуил сказал: "Подобно тому как ты заставил множество еврейских матерей
проливать слезы и печалиться над смертью детей их, так пусть и казнь твоя
вызовет скорбь в груди твоей собственной матери". После этого он велел
немедленно казнить его в Галгале, а сам возвратился в город Арамафу[22].
1. Между тем Саул, поняв, что он своими
преступлениями стал во враждебные к Господу Богу отношения, возвратился в
резиденцию свою Гаву (это слово в переводе означает "холм") и с тех пор уже
более не показывался на глаза пророку. Так как Самуил тем временем очень
печалился о Сауле, то Господь Бог велел ему оставить о нем заботу, захватить
священного елея и, отправившись в город Вифлеем к Иессею, сыну Овида, помазать в
качестве будущего царя того из сыновей Иессея, которого Он ему укажет. Но Самуил
заявил, что боится сделать это, так как Саул сможет узнать обо всем и умертвить
его либо исподтишка, либо совершенно открыто. Когда же Предвечный уверил старца
в Своей поддержке и в полной безопасности, тот отправился в путь и прибыл в
названный город. Все население последнего с восторгом приветствовало его и стало
расспрашивать о причине его прибытия, на что Самуил отвечал, что прибыл, чтобы
принести жертву Господу Богу. По совершении затем, действительно,
жертвоприношения, пророк пригласил к участию в жертвенной трапезе Иессея с его
сыновьями, и когда он увидел его старшего сына, юношу статного роста и красивой
наружности, он счел его по этим признакам будущим царем. Однако в этом он
ошибся, не предугадав решения Предвечного, потому что, вопросив Господа Бога, не
следует ли ему помазать юношу, который в нем самом вызвал удивление своею
внешностью и которого он поэтому счел достойным царской власти, пророк получил в
ответе, что суждения Господа Бога не сходятся с воззрениями людскими. "Ты,
конечно,- сказал Предвечный,- взираешь лишь на телесную красоту юноши и только
на основании ее считаешь его достойным царствовать, тогда как Я предоставлю
царскую власть не в награду за физическую красоту, а за достоинства духовные,
выискивая того, кто бы был совершенством в этом отношении и отличался бы
благочестием, любовью к справедливости, мужеством, повиновением, что все вместе
составляет душевную красоту". Ввиду таких слов Предвечного, Самуил приказал
Иессею показать ему всех своих сыновей, на что тот позвал и прочих, из которых
старший назывался Елиавом, второй - Аминадавом, третий - Самалом, четвертый -
Нафанаилом, пятый - Раилом, а шестой - Асамом. Взглянув на них и увидев, что
никто из них по красоте своей не уступает старшему, Самуил вопросил Господа
Бога, кого из них выбрать в цари. Когда же был получен ответ, что ни один из них
недостоин царствовать, то старец спросил Иессея, нет ли у него еще каких-нибудь
других сыновей. Тот ответил, что есть еще один, Давид, служащий у него в
пастухах и смотрящий за мелким скотом. Самуил велел немедленно позвать и его,
так как, по его словам, без него нельзя приступить к трапезе. Когда же явился
Давид, за которым послал отец, и перед старцем предстал красивый юноша с русыми
волосами, загорелым лицом и живыми глазами, то Самуил подумал про себя:
"Это именно и есть избранник Божий". Затем
он сам сел за стол, усадил рядом с собою юношу Давида, а дальше поместил Иессея
с остальными его сыновьями. Потом он на глазах Давида вынул сосуд с елеем и,
помазав его, шепнул ему тихо, что Господь Бог избирает его на царство[23].
При этом он наставлял его бить всегда справедливым и покорно исполнять повеления
Предвечного, ибо только под этим условием царская власть останется долгое время
в руках его, дом его будет славным и знаменитым, он победит также филистимлян,
равно как и другие народы, с которыми вступит в борьбу, стяжает себе прочную
славу своими военными подвигами не только при жизни, но и передаст эту славу
своим потомкам.
2. После таких наставлений Самуил вернулся
домой, Давида же обуял дух Божий, покинувший тем временем Саула, и он начал, с
этим переходом на него духа Господнего, предвещать будущее. Саул с этих пор
почувствовал себя одержимым какою-то странною болезнью, выражавшеюся у него в
ощущении, будто его душат злые демоны. Против этого врачи не были в состоянии
придумать какое-нибудь средство, кроме того, что следовало найти человека,
который бы был отличным певцом и виртуозом на арфе и мог бы всякий раз, как злые
духи обуяют и начнут мучить царя, стать у изголовья больного и начать свою игру
и пение. Саул принял этот совет к сведению и тотчас же велел отыскать
подходящего человека. Когда же один из царских приближенных заявил, что он знает
в городе Вифлееме сына Иессея, еще совсем молодого мальчика, благонравного и
красивого, который, помимо всяких других преимуществ, отличается уменьем играть
на арфе и складывать песни, да и вдобавок является еще и отличным воином, Саул
отправил к Иессею послов с требованием отпустить к нему сына его, пастуха
Давида, так как он столь много слышал о красоте и мужестве юноши, что теперь
захотел увидеть его лично. Иессей отправил сына с почетными подарками к Саулу.
Увидев его, Саул сразу почувствовал к нему расположение и, сделав его своим
оруженосцем, стал оказывать ему всякие почести, так как юноша очень нравился
ему. При этом всякий раз, как злые духи приводили царя в смятение, Давид являлся
единственным врачом этого недуга: он пел царю свои песни, играл на арфе и тем
приводил Саула в себя. Ввиду этого последний отправил к отцу юноши, Иессею,
послов с просьбою совершенно предоставить в его распоряжение Давида, потому что
один вид и присутствие последнего уже доставляют ему облегчение. Иессей не
считал возможным отказать Саулу в просьбе и согласился предоставить ему Давида[24].
1. Некоторое время спустя филистимляне
вновь окрепли, собрали большое войско для войны с израильтянами и, заняв
местность между Сохо и Азикою[25],
расположились там лагерем. Саул вывел против них войска свои и, раскинув свой
стан на одной горе, тем самым принудил и филистимлян покинуть место своей
первоначальной стоянки и расположиться лагерем на горе, лежавшей против той,
которая была занята Саулом. Таким образом оба стана разделялись лишь ложбиною
между двумя горами. И вот однажды из лагеря филистимлян вышел исполинского роста
человек, по имени Голиаф, из города Гитты. Ростом он был четырех аршин с
половиною и вооружение его вполне соответствовало его исполинским размерам; так,
например, на нем был панцирь весом в пять тысяч сиклов; шлем и медные поножи его
также соответствовали размерам такого огромного человека; копье его не
представляло собой легкой игрушки в правой руке, но по тяжести своей всегда
лежало у него на плече; один наконечник его был весом в шестьсот сиклов. За
Голиафом следовала толпа оруженосцев. Затем Голиаф, став между обоими лагерями и
обратившись к Саулу и евреям, закричал громким голосом: "Я готов освободить вас
от необходимости биться в бою и подвергать себя опасностям. К чему вашему войску
сходиться с нашим и терпеть урон? Выставите из своей среды человека, который бы
взялся сразиться со мною, и пусть будет ускорен конец войны победою одного из
нас: та сторона, на которой окажется победитель, пусть будет признана
повелитель-вицею противной стороны. По моему мнению, гораздо 'дучше и
благоразумнее добиться этого, подвергнув опасности одного человека, чем всех".
Сказав это, исполин вернулся назад в свой лагерь. На следующий день он впять
вышел из своего стана и вновь обратился к евреям .с тою же речью, и таким
образом он в продолжение сорока дней не переставал вызывать своих противников на
единоборство, так что это очень испугало самого Саула и его войско. Между тем
обе стороны готовились к бою, но ни та ни другая не решалась начать его.
2. Когда началась война евреев с
филистимлянами, Саул отпустил Давида домой к отцу его Иессею, а сам
удовлетворился присутствием трех других сыновей, которых последний выслал в
войско. Тем временем Давид по-прежнему стал пастухом и пас родительский скот.
Однажды ему пришлось по поручению отца
отправиться в еврейский лагерь, чтобы доставить братьям съестных припасов и
узнать, что они поделывают. В то время Голиаф как раз опять вышел со своим
вызовом на единоборство и стал поносить евреев, среди которых не находится
храбреца, решившегося бы вступить с ним в бой. Когда Давид, в то время
разговаривавший с братьями и передававший им поручения отца, услышал, как
филистимлянин поносит еврейское войско и укоряет его в трусости, он страшно
рассердился и заявил своим братьям о своей готовности вступить с врагом в
единоборство. На это старший из братьев, Елиав, закричал на него, что это, при
его молодости, было бы безумною смелостью, и велел ему немедленно вернуться
назад к стадам и отцу. Боясь брата, Давид собрался уходить к отцу, но при этом
заявил нескольким воинам о своем желании принять вызов на бой. Когда последние
тотчас донесли об этом желании юноши Саулу, царь немедленно послал за ним и на
расспросы свои получил от Давида ответ: "Не падай, царь, духом и не сомневайся,
мне удастся отнять у врага его самомнение, вступив с ним в бой и поразив
огромного исполина. Тогда он навлечет на себя насмешки, твое же войско покроет
великая слава, когда Голиафу придется пасть от руки не человека, уже испытанного
в бою и знакомого с военным делом, но от мальчика моего возраста, по которому я
кажусь вам еще ребенком".
3. Хотя Саул и выразил удивление по поводу
смелости и бесстрашия юноши, однако он не рассчитывал на него вследствие его
молодости, считая его слишком слабым для такого боя. Когда он сказал Давиду об
этих своих сомнениях, последний ответил: "Обещание свое я исполню, почерпая
смелость, в уповании на Господа Бога, который поддержит меня и помощь которого я
уже раз испытал на себе. Дело в том, что когда однажды лев напал на мои стада и
утащил у меня овцу, то я погнался за ним, настиг его, вырвал у него из пасти
овцу и, когда он бросился на меня, схватил его за хвост, повалил на землю и
умертвил зверя. То же самое я сделал в другой раз и с напавшим на меня
медведем[26].
И так как этого врага, который теперь так поносит наше войско и глумится над
Богом нашим, нельзя считать сильнее тех диких зверей, то я и теперь уповаю на
Господа Бога, который даст мне возможность осилить его".
4. Ввиду такого мужества и бесстрашия
юноши Саул призвал на него благословение Божие, пожелал ему удачи и отпустил со
словами: "Ну, вступай в бой". Вместе с тем он сам облек его в свой панцирь, дал
ему свой меч Я надел на него свой собственный шлем[27].
Но так как Давид не занимался раньше военными упражнениями и ве умел носить
оружия, то его стесняла тяжесть вооружения, и он сказал: "Царь! Эти военные
украшения принадлежат тебе, и ты один можешь носить их; позволь поэтому мне,
рабу твоему, сразиться, как это мне будет удобно". С этими словами он снял с
себя все вооружение, схватил дубину, сунул в свою пастушескую суму пять
подобранных в ближайшем ручье камней[28],
взял в правую руку пращу свою и с этим вышел на бой с Голиафом. Последний же,
увидев такого врага, стал глумиться над ним и говорить, что с таким оружием, как
у Давида, бьются обыкновенно не с людьми, а отгоняют от себя собак. Не считает
ли Давид поэтому и его за собаку? На это Давид отвечал, что считает его не
собакою, но еще гораздо более низким существом. Это привело Голиафа в ярость, он
стал изрыгать против него целый поток проклятий и грозно призывать в свидетели
своего бога, чтобы изрубить его в мелкие куски и бросить их на пищу зверям и
птицам. На это Давид возразил: "Ты вот выходишь на меня, вооруженный мечом,
копьем и панцирем, тогда как моим единственным оружием является Господь Бог,
который нашими руками уничтожит как тебя самого, так и все ваше войско: я еще
сегодня отрублю тебе голову и брошу твой труп на съедение родственникам твоим,
псам, и тогда все узнают, что Предвечвый наш оплот и наша сила и что всякая мощь
и всякое оружие оказываются ничтожными, если нет поддержки со стороны Господа
Бога". Тогда филистимлянин, не имевший, благодаря тяжести своего вооружения,
возможности двигаться свободно и быстро наступать на врага, медленно двинулся на
Давида, глумясь над ним и рассчитывая без труда уложить безоружного и в то же
время столь юного противника.
5. Давид же вышел ему навстречу под
охраной невидимого для врага союзника, самого Господа Бога. Затем он вынул из
своей сумки один из положенных туда речных валунов, метнул им из пращи в Голиафа
и попал ему прямо в лоб, так что камень пробил череп и проник до самого мозга.
Голиаф тотчас упал навзничь. Давид быстро приблизился к лежавшему на земле врагу
и, за неимением собственного меча, отрубил ему голову мечом исполина. Смерть
Голиафа вызвала смятение среди филистимлян, и они бросились бежать, потому что,
когда они увидели падение своего славнейшего воина, то потеряли всякую надежду
на победу и в ужасе уже более не хотели выжидать нападения евреев, пытаясь
избежать угрожающей опасности путем постыдного, беспорядочного бегства. Саул же
и все еврейское войско с военным кликом ударили на врагов, перерезали множество
их и преследовали остальных до пределов Гитты и ворот Аскалона. Таким образом из
числа филистимлян пало до тридцати тысяч человек, а вдвое большее количество их
было ранено. Саул вернулся затем к стану неприятелей, совершенно разграбил его и
поджег, тогда как Давид отнес голову Голиафа в свой шатер, а меч его посвятил
Господу Богу[29].
1. Между тем женщины вскоре возбудили в
душе Саула зависть и ненависть к Давиду. Дело в том, что навстречу
возвращавшемуся домой победоносному войску вышли женщины с песнями, кимвалами,
литаврами, всевозможными музыкальными инструментами и начали петь, что Саул
перебил много тысяч филистимлян, тогда как девушки стали воспевать славу Давида,
восклицая, что он погубил много десятков тысяч врагов. Когда царь услыхал, что
его ставят ниже юноши, приписывая последнему избиение большого числа
неприятелей, то он подумал, что для завершения славы Давида ему недостает только
царской власти, и потому начал бояться юноши и с недоверием относиться к нему.
Ввиду этого соображения он перевел Давида с его прежней должности своего личного
оруженосца, которую он, благодаря непосредственной к нему близости молодого
человека, считал слишком опасной, на место начальника над тысячью воинов, что
было несомненным повышением и вместе с тем, по мнению царя, покойнее для него
самого. Тут он рассчитывал иметь возможность почаще отправлять Давида в походы,
где тот подвергался бы беспрерывным опасностям и легко мог бы погибнуть.
2. Между тем Давида во всех его начинаниях
и за что бы он ни брался охраняла благодать Божия, и народ не только полюбил его
за его отменную храбрость, но к нему воспылала страстью даже дочь царя Саула,
еще не бывшая замужем. Не будучи в силах совладать с этой страстью, она не
скрывала ее; наконец об этом узнал также отец. Замышляя недоброе против Давида,
последний обрадовался, услыхав об этом, и сказал лицам, объявившим ему о любви
его дочери, что он с удовольствием выдаст ее за Давида замуж. Сам он рассчитывал
таким образом легче избавиться от опасного человека, подвергнув его такому делу,
которое могло бы окончиться для него верной гибелью. Поэтому Саул подумал: "Я
готов отдать за Давида дочь мою, если только он доставит мне головы шестисот
неприятелей. Ввиду значительности обещанной за это награды Давид наверное
возьмется за такое опасное и навряд ли исполнимое предприятие в расчете еще
более покрыть себя славой, при этом падет от руки филистимлян и тем отлично
оправдает мои относительно него намерения: я избавлюсь от него, причем смерть
его будет делом уже не моих, а других рук". Ввиду таких соображений Саул велел
нескольким приближенным хорошенько разузнать от Давида, как он смотрит на брак с
царской дочерью. Приближенные царя отправились к нему и стали рассказывать ему,
как его любит царь и весь народ и как Саул даже готов дать ему в жены дочь свою.
На это Давид отвечал: "Вам, пожалуй, покажется стремление стать царским зятем не
самонадеянным, тогда как я, наоборот, совершенно противоположного мнения, тем
более что я ведь человек небогатый, не обладаю славой и почетом". Когда же
посланные сообщили Саулу ответ Давида, царь сказал: "Передайте ему, что я вовсе
не нуждаюсь ни в деньгах, ни в выкупных свадебных подарках, потому что такого
рода брак мог бы быть назван запродажей девушки, а не выдачей ее замуж; но мне
хотелось бы иметь зятя храброго и вообще добродетельного, каким, как видно,
именно и является Давид. Поэтому я не требую от него взамен дочери ни золота, ни
серебра из родительского дома, но лишь того, чтобы он отомстил филистимлянам и
доставил мне головы шестисот убитых врагов. Более ценного, блестящего и
почетного дара он не может доставить мне, да и для дочери моей, чем получение
обыкновенных свадебных подарков, будет более лестно сознание, что она вышла
замуж за столь славного человека, доказавшего свою доблесть поражением врагов".
3. Когда этот ответ был передан Давиду,
последний очень обрадовался тому, что Саул хочет вступить с ним в столь близкое
родство, и, совершенно не рассуждая, возможно ли и удобоисполнимо ли возлагаемое
на него поручение, он немедленно отправился со своими товарищами на врагов и
взялся за совершение подвига, возложенного на него взамен брака. А так как
Господь Бог облегчал Давиду все его предприятия и делал ему даже невозможное
удобоисполнимым, то ему удалось убить множество врагов, отрубить у шестисот из
них головы, представить их царю и требовать себе за это условленное разрешение
вступить в брак с царевной. Саул не имел возможности уклониться от исполнения
данного обещания, считая гнусным обмануть Давида или коварно отказать ему, дабы
не обнаружилось, что он ему только посулил брак, чтобы на самом деле избавиться
от него путем почти неисполнимого поручения. Поэтому он выдал за него дочь свою
Михалу[30].
1. Однако и после этого Саул успокоился
ненадолго: видя, что Давид пользуется благоволением Господа Бога и расположением
простонародья, он стал еще больше бояться его, и так как вопрос сводился к двум
весьма серьезным пунктам - к сохранению царства и жизни, из которых потеря того
или другого представляла бы страшное несчастье, он не был в состоянии подавить в
себе ужас перед этим. Ввиду этих соображений Саул решил избавиться от Давида и
поручил сыну своему Ионафу и вернейшим своим приближенным умерщвление его. Ионаф
был страшно поражен столь странной к Давиду переменой отношений отца, который
прежде отличался таким к нему благоволением, а теперь готов был даже убить его,
и, так как он очень любил юношу и относился с глубоким уважением к его
добродетелям, Ионаф выдал ему намерение и решение Саула убить его. При этом
Ионаф посоветовал Давиду принять меры предосторожности и не показываться Саулу в
течение следующего дня. Сам же он хотел пойти к отцу, под предлогом осведомления
о его здоровье, а на самом деле для того, чтобы в удобную минуту навести
разговор на Давида, узнав о причине, побуждающей Саула к такому решению, и затем
постараться представить эту причину несовместной со справедливостью, в силу
которой нельзя убивать человека, оказавшего столько благодеяний не только
народу, но и самому царю.
Этим путем он рассчитывал добиться от
Саула помилования Давида, даже если бы последний был виновен в самых тяжких
преступлениях. "Затем,- заключил Ионаф свою речь,- я уведомлю тебя о решении
отца". Следуя дружескому совету, Давид избегал показываться на глаза царю.
2. Когда на следующий день Ионаф явился к
Саулу, то нашел его бодрым и в отличном расположении духа и потому решился
немедленно завести разговор о Давиде. "Какую малую или большую вину,- сказал
он,- нашел ты, отец, в Давиде, что отдал приказ убить его, человека, который
оказал тебе такую услугу, выручив тебя самого, а еще большую народу, наказав
филистимлян и избавив народ еврейский от постоянных в продолжение сорока дней
насмешек и поношений. Ведь он один решился принять вызов врага. Затем он
доставил тебе требуемое количество голов филистимлян и в награду за это получил
в жены сестру мою. Ввиду этого его смерть должна бы быть для всех нас большим
несчастием, не только потому, что мы потеряли бы заслуженного человека, но и
оттого, что этот человек наш родственник. Смерть его была бы страшною
несправедливостью и по отношевию к дочери твоей, которая, не успев насладиться
брачной жизнью, уже должна будет овдоветь. Приняв все Это во внимание, смягчи
свое решение и не губи человека, который сослужил нам всем великую службу,
во-первых, тем, что, когда ты был одержим злым недугом беспокой-ства, вернул
тебе душевный мир, а во-вторых, отомстив за вас врагам; по-моему, было бы
совестно забывать о таких вещах". Эти речи убедили Саула, и он поклялся сыну
своему не причинять Давиду зла, так как справедливый довод сильнее вспышки гнева
или чувства страха. Ионаф послал тотчас же за Давидом, известил его о
миролюбивом настроении отца и затем привел его к Саулу. С этих пор Давид
оставался при царе, как и раньше.
3. Когда около того же времени
филистимляне вновь вошли войною на евреев, Саул выслал против них Давида
j& войском. В сражении с
ними Давид перебил множество врагов и, одержав полную победу, возвратился к
царю. Саул, однако, принял зятя не так, как тот рассчитывал после столь
счастливого исхода войны, а с нескрываемым по поводу удачи его неудовольствием,
так как опять усматривал в его победе опасность лично для себя. Когда же вскоре
затем злой дух снова обуял и стал терзать его, то царь велел Давиду явиться к
нему в опочивальню, где он лежал на постели, держа копье свое в руке. Затем Саул
приказал ему играть на цитре и петь, и в то время как зять стал исполнять
требование, Саул пустил в "него копье. Но Давид, предвидя это, уклонился от
Удара, тотчас бежал к себе домой и оставался там целый день.
4. Ночью царь послал к его дому стражу с
приказом стеречь Давида до зари, чтобы он не убежал и не вздумал скрыться: затем
он хотел предать его суду и казнить. Между тем жена Давида, царская дочь Михала,
узнав о происках отца своего против ее мужа, стала очень беспокоиться за его
участь, а также и за себя, потому что смерть мужа лишила бы и ее радостей жизни.
Поэтому она пришла к Давиду и сказала ему: "Берегись, чтобы восходящее солнце не
застало тебя здесь, так как иначе ты его больше уже не увидишь вовсе. Беги, пока
эта ночь предоставляет тебе возможность бегства, и да продлит для тебя Господь
Бог эту ночь. Знай, что, если тебя найдет отец, ты погиб". Затем она спустила
его на канате из окна и таким образом спасла его. После этого она устроила
кровать так, как будто в ней лежит больной, а под одеяло сунула печень козы[31].
Когда на следующее утро явились посланцы
Саула, чтобы схватить Давида, то Михала сказала им, что муж ее провел очень
беспокойную ночь, что он болен, и показала им прикрытую кровать и двигавшуюся в
ней печень, уверяя, что это Давид так тяжело дышит. Посланцы вернулись к царю и
объявили ему, что Давид ночью заболел. Саул, однако, велел доставить к нему
Давида хотя бы и в таком состоянии, потому что непременно хотел умертвить его.
Когда посланные вернулись в дом Давида, то, открыв кровать, увидели, какую
хитрую штуку устроила с ними Михала, и сообщили об этом царю. Последний осыпал
дочь упреками за то, что она обманула его и спасла врага; она же придумала в
свое оправдание довольно правдоподобное объяснение, а именно сказала, что Давид
пригрозил ей умертвить ее, если она не изыщет средства к его спасению; ввиду
этого она просит простить ее, так как обманула царя по принуждению, а не по
доброй воле. "Мне кажется,- сказала Михала в заключение,- тебе следует не
столько заботиться об умерщвлении своего врага, сколько быть довольным, что я
осталась жива". Этим она добилась от Саула помилования. Давиду между тем удалось
избегнуть опасности и прибыть в Арамафу к пророку Самуилу, которому он и
рассказал о кознях царя, о том, как тот чуть не убил его копьем, несмотря на то
что он, Давид, ничем пред ним не провинился, всегда храбро сражался за него в
битвах с врагами я с Божьею помощью постоянно удачно и счастливо трудился за
царя. Но оказывается, что это-то именно и было причиною враждебного настроения
Саула против Давида.
5. Когда пророк Самуил узнал о такой
несправедливости царя, он вместе с Давидом покинул город Арамафу и отправился с
ним в местность, носящую название Галваафа[32].
Тут он прожил с ним некоторое время. Когда же Саула известили о том, что Давид
находится у пророка, то царь отправил туда воинов с приказанием схватить его и
привести во дворец. Придя к Самуилу и застав у него собрание пророков, царские
посланцы также преисполнились духа Божьего и тоже начали пророчествовать. Когда
Саул узнал об этом и выслал для поимки Давида других воинов, то и с ними
произошло то же самое, а также и с третьими посланцами, которые тоже стали
пророчествовать. В сильном гневе Саул сам в конце концов отправился к Самуилу,
который, при его приближении, заставил и его в свою очередь пророчествовать.
Поэтому, лишь только Саул прибыл к Самуилу, дух Божий обуял его и он совершенно
потерял рассудок сорвав с себя одежду, Саул упал наземь и в продолжение целых
суток лежал без движения на глазах у Самуила и Давида.
6. Отсюда Давид прибыл к Ионафу, сыну
Саула, пожаловался ему на преследования со стороны отца его в рассказал ему, как
Саул, несмотря на отсутствие какой-нибудь с его стороны провинности или какого
бы то ни было упущения, так и старается поскорее умертвить его. Однако Ионаф
стал умолять Давида не доверять таким предположениям и не полагаться на всякую
клевету, которую сообщат ему, но успокоиться и полагаться на нeгo, потому что невероятно, чтобы отец мог так
злоумышлять против него; иначе он, наверное, сообщил бы oб этом ему, Ионафу, и посоветовался бы с ним, как
он обыкновенно поступал во всех прочих делах. Давид же стал клятвенно уверять
Ионафа, что дело обстоит все-таки так, как говорит он, Давид, и вместе с тем
умолял Ионафа лучше положиться на верность высказываемых предположений, чем
относиться к ним без внимания и убедиться в правильности их лишь тогда, когда он
либо увидит его, Давида, мертвым, либо услышит о его смерти. Отец же, по его
мнению, потому не делится с Ионафом своими на этот счет планами, что отлично
знает его дружбу и расположение к нему, Давиду.
7. Ионаф тем не менее не был вполне уверен
в том, что Давид не ошибается относительно намерений Саула, и с печалью в сердце
спросил его, чем бы он мог помочь ему. На это Давид отвечал: "Я отлично знаю,
что ты захочешь по силе возможности оказать мне услугу и помошь. Завтра
наступает новолуние, когда я обыкновенно принимаю участие в царском обеде. Так
вот что: я уйду из города и скроюсь где-нибудь в низменности. Когда же твой отец
начнет спрашивать обо мне, то скажи ему, что я, с твоего разрешения, отправился
в свой родной город Вифлеем, где семья моя справляет празднество. Если он
ответит на это тем, что обыкновенно принято говорить при отъезде близких людей,
т. е. пожелает мне счастья в пути, то знай, что он не замышляет против меня
ничего недоброго. Если же ответит иначе, то будет ясно, что он злоумышляет
против меня. Во всяком случае сообщи мне о настроении отца твоего, хотя бы из
чувства сострадания ко мне и в знак дружбы нашей, доказательств которой ты,
господин мой, имеешь от меня, раба твоего, достаточное количество. Если же
находишь, что я в чем-нибудь действительно провинился, то лучше убей меня сам и
тем предупреди мою казнь от руки отца твоего".
8. Последние слова Давида кольнули Ионафа
в самое сердце, и он обещал другу сделать для него все, чего бы тот ни пожелал,
во всяком же случае немедленно уведомить его, если бы отец дал ему зловещий или
опасный для Давида ответ. А для того, чтобы еще более уверить Давида в своей
поддержке, он пошел с ним в поле и тут под открытым небом поклялся ему, что
сделает все возможное для его спасения. "Тот Господь Бог, Который, как тебе
известно, вездесущ, наполняет Собою все и знает мои помыслы даже раньше, чем я
облеку их в форму слов, да будет свидетелем моего с тобою уговора, в силу
которого я не упущу случая выведать планы отца моего и настроение его
относительно тебя. И когда я узнаю это, я не только не скрою этого от тебя, но
немедленно извещу тебя, невзирая на то, расположен ли к тебе отец, или
злоумышляет против тебя. Тот же самый Предвечный и Сам знает, как умоляю я Его
всегда быть с тобою. Он и теперь с тобою, и не только не покинет тебя, но даст
тебе возможность осилить врагов, хотя бы то был отец мой или я сам. Ты помни эти
слова мои; а если мне придется умереть, спаси детей моих и отплати им добром за
то добро, которое оказал тебе я". Поклявшись ему таким образом, Ионаф расстался
с Давидом, указав ему первоначально также и место, где он, Ионаф, обыкновенно
занимается телесными упражнениями. Сюда он обещался прийти с сыном, лишь только
узнает о намерениях отца своего. "Когда я выпущу три стрелы,- сказал он,- и велю
мальчику своему принести их, потому что они лежат перед ним, то знай, что тебе
ничего не угрожает от отца; если же я скажу как раз обратное[33],
то пойми, что тебе предстоит все дурное от царя. Во всяком случае рассчитывай на
меня в смысле личной твоей безопасности: ты не подвергнешься никаким
притеснениям. Когда дал тебя снова наступят счастливые времена, вспомни об этом
и позаботься о моих сыновьях".
9. После таких со стороны Ионафа уверений
в преданности Давид отправился в условленное место. На следующий день (в
новолуние) царь Саул, совершив, по установленному обычаю, ритуальное очищение,
сел за обеденный стол, причем место с правой от него стороны занял сын его
Ионаф, а с левой - военачальник Авеннир. Когда Саул увидел, что место Давида
осталось незанятым, он сперва промолчал, предполагая, что Давид не успел
совершить ритуального очищения. Когда же он и на второй день не заметил Давида,
то обратился к сыну своему Ионафу с вопросом, почему как накануне, так и сегодня
не видно за столом в числе обычных гостей cынa Иессея. Ионаф ответил по уговору, что Давид, с
его разрешения, отправился к себе на родину ввиду семейного празднества и
пригласил и его, Ионафа, направиться вместе с ним для участия в
жертвоприношении. "Поэтому, если ты разрешишь мне это,- прибавил он,-и я
отправлюсь [в Вифлеем]".
Тут только пришлось Ионафу воочию
убедиться во враждебном настроении отца своего против Давида и явно увидеть все
его козни, потому что Саул не смог скрыть гнев свой, но стал поносить и Ионафа,
называя его развратником и врагом, сообщником и пособником Давида, говоря, что
Ионаф, при таких своих взглядах, не стыдится ни отца, ни матери своей и не
желает понимать, что, пока жив Давид, их собственная царская власть подвергается
крайней опасности. "Поэтому пошли за ним,- сказал Саул,- чтобы я [достойным
образом] наказал его". Когда же Ионаф возразил: "За какие преступления
собираешься ты наказать Давида?" - то Саул окончательно рассвирепел и перешел от
упреков и ругательств к делу: схватив копье, он бросился с ним на сына,
намереваясь убить его. Однако ему не удалось сделать это, потому что он вовремя
был остановлен друзьями. Ионафу же стало вполне очевидною вся ненависть царя к
Давиду и страстное его желание погубить последнего, так как он из-за этого чуть
было не поднял руки на собственного сына.
10. Так как Ионаф с горя уже больше не был
в состоянии участвовать в обеде, то он вышел из-за стола и всю ночь не мог
сомкнуть глаз от печальных размышлений, что сам он чуть не погиб и что гибель
Давида решена бесповоротно. На рассвете он же вышел в поле, за город, как будто
для упражнения в стрельбе, а на самом деле для того, чтобы, по уговору,
известить друга своего о решении отца. Сделав все, как было условлено, Ионаф
отправил сопутствовавшего ему отрока назад в город, сам же пошел в более скрытое
место, где находился Давид, чтобы свидеться и переговорить с последним. Увидев
его, Давид бросился к ногам Ионафа и со слезами на глазах благодарил его за
спасение ему жизни. Ионаф же поднял его с земли, крепко обнял его, и оба долго
плакали, вспоминая вместе прожитую юность, свою взаимную дружбу, служащую
предметом столь великой зависти, и предстоящую им теперь разлуку, которая
казалась им хуже смерти. Оправившись наконец несколько от своей печали, они дали
друг другу слово не забывать о клятвенном своем обещании и затем расстались[34].
1. Убегая от царя и смерти от руки его,
Давид прибыл в город Наву[35]
к первосвященнику Ахимелеху, который очень удивился, видя, что Давид пришел один
без спутника и даже без слуги, и потому тотчас же спросил о причине такого
странного явления. Давид известил, что царь дал ему тайное поручение, при
исполнении которого присутствие посторонних лиц было нежелательно. "Впрочем,-
сказал Давид,- я приказал слугам съехаться со мною здесь, в этом городе". Затем
он попросил у первосвященника несколько припасов на дорогу, говоря, что своею
помощью он окажет ему дружескую услугу и поспособствует исполнению предприятия.
Получив припасы, Давид попросил также какого-нибудь оружия, бывшего случайно под
рукою, меча или копья. В то время там находился один из сяугСаула, сириец Доик[36],
которому были поручены табуны царских мулов. Первосвященник ответил на просьбу
Давида, что у него нет никакого оружия, кроме Голиафова меча, который, после
убиения филистимлянина, Давид сам посвятил Господу Богу.
2. Взяв себе этот меч, Давид бежал из
пределов еврейской земли в филистейский город Гитту, где тогда царем был Анхус.
Тут его увидали и узнали слуги царя си тотчас донесли последнему, что это тот
самый Давид, который перебил много десятков тысяч филистимлян. Тогда, боясь быть
убитым и подвергнуться здесь той же самой опасности, от которой он бежал из
владений Саула, Давид притворился сумасшедшим и юродивым, говорил с пеной у рта
и всякими другими способами старался убедить царя Гитты в своей душевной
болезни. Действительно, царь очень рассердился на своих слуг за то, что они
привели к нему сумасшедшего, и потому приказал им поскорее выпроводить Давида.
3. Спасшись таким образом из Гитты, Давид
направился в область колена Иудова, поселился тут в пещере вблизи города
Адуллама[37]
и послал своим братьям известие о своем местопребывании. Братья явились к нему в
сопровождении всей родни, а также стали стекаться к Давиду все те, которые были
в бедственном положении или должны были почему-либо бояться царя Сеула, и охотно
стали предлагать ему свои услуги. Таким образом вокруг Давида вскоре собралось
около четырехсот человек. Ободренный такою массою товарищей, Давид покинул
пещеру, отправился к моавитскому царю и просил его разрешить родителям его
жительство в стране до тех пор, пока не выяснится его положение. Царь не только
с радостью оказал Давиду эту услугу, но и оказывал родителям его в продолжение
всего их пребывания в его стране всяческое почтение...[38]
4. Между тем сам Давид, по приказанию
пророка, векинул пустыню, отправился в область колена Иудова - поселился там в
городе Саре[39].
Когда Саул услышал, что Давида видели
окруженным большою толпою [вооруженных], он впал в необычайный страх, и ужас
обуял его при мысли, что, при знакомой ему храбрости и отваге Давида, здесь
угрожает такая опасность, которая совершенно сокрушит его или по крайней мере
представит серьезные затруднения. Ввиду этого Саул созвал своих приближенных,
военачальников и представителей того колена, из которого он сам был родом, к
себе на ту гору, где помещался его дворец, сел на месте, носившем название
Аруры[40],
и, окруженный множеством высокопоставленных лиц и отрядом телохранителей,
обратился к собранию со следующими словами:
"Товарищи и сородичи мои! Думаю, что вы не
забыли о тех благодеяниях, которые я оказал вам, предоставив в ваше владение
земельные участки и удостоив вас почетными должностями и званиями. Теперь я
спрашиваю вас, рассчитываете ли вы на более щедрые знаки милости и на большее
число подарков со стороны сына Иессея? Я ведь знаю, что вы все расположены к
нему, так как даже собственный сын мой Ионаф держит его сторону и склоняет вас к
тому же. Мне отлично известен факт заключения клятвенного договора Ионафа с
Давидом, и я прекрасно знаю, что Ионаф является товарищем и сообщником Давида в
происках против меня. Между тем никому из вас нет до этого дела; напротив, вы
спокойно ожидаете грядущих событий".
Царь смолк, но никто из присутствующих не
ответил на его речь. Один лишь сириец Доик, заведовавший царскими мулами,
сказал, что он видел, как Давид явился в город Наву к первосвященнику Ахимелеху,
как тот предсказывал ему будущее и как Давид, получив от него припасы на дорогу
и меч Голиафа, отправился дальше, куда хотел, предварительно обезопасив себя
указанным образом.
5. Ввиду этого Саул тотчас послал за
первосвященником и всеми его родственниками: "Что я сделал тебе такого ужасного
и неприятного, что ты принял к себе сына Иессея и снабдил того, который
злоумышляет против моей царской власти, припасами и оружием? Какие предсказания
относительно будущего дал ты ему? Ведь тебе было небезызвестно, что он бежал от
меня и прятался, злоумышляя против всего моего дома". Первосвященник и не думал
отпираться, но прямодушно отвечал, что он все это дал Давиду, думая тем оказать
услугу не последнему, но царю, так как не мог предполагать в нем врага Саула,
но, напротив, считал его наиболее верным его слугою, тысяцким, а главное, видел
в нем царского родственника, зятя. В родство же обыкновенно не вступают с
людьми, враждебно настроенными, но, наоборот, с теми, к кому питаешь
благоволение и кого хочешь почтить этим. Что же касается предсказания, то он
делал это с Давидом уже не в первый раз, но часто и раньше при разных случаях.
"Так как Давид заявил,- продолжал первосвященник,- что он послан тобою со
спешным поручением, то отказ ему в его просьбе я считал бы скорее неповиновением
именно тебе, чем ему. Поэтому ты не имеешь права обвинять меня в каком бы то ни
было неблаговидном поступке и не можешь подозрительно относиться к тому, что я
помог тогда Давиду, когда думал этим исполнить повелеваемую мне чувством
преданности обязанность относительно тебя; я помог твоему другу, зятю и
тысяцкому, а не врагу твоему"
6. Однако такими доводами первосвященнику
не удалось убедить Саула, потому что страх последнего был так велик, что он не
поверил даже столь правдивому объяснению. Царь приказал своим воинам схватить
первосвященника вместе с его родственниками и убить их. Но так как стража не
решалась прикоснуться к особе первосвященника, предпочитая оказать неповиновение
скорее царю, чем Господу Богу, то Саул поручил это дело сирийцу Дойку. Тот в
сообществе нескольких подобных же негодяев перебил Ахимелеха и всю его родню,
состоявшую приблизительно из трехсот пяти человек. Затем Саул послал отряд также
в священнический город Наву с повелением перебить там всех, не щадя даже женщин
и малых детей. Самый же город был предан пламени. Спасся из этой резни один лишь
сын Ахимелеха, по имени Авиафар. Таким образом оправдалось предсказание, данное
Господом Богом первосвященнику Илию, а именно, что беззакония его двух сыновей
повлекут за собою истребление всего рода[41].
7. Этот бесчеловечный поступок царя Саула,
который перерезал целую первосвященническую семью, не пожалел и не устыдился
поднять руку на старцев, разрушил город, который сам Предвечный назначил
местопребыванием и владением священнослужителей и пророков, где Только и могли
являться такие пророки, дает возможность лишний раз понять людские наклонности.
Пока люди остаются лицами частными и живут на скромных условиях, они не имеют
возможности предаваться влечениям всей природы и не решаются поступать сообразно
своим прихотям. В таком положении они бывают скромны и умеренны, думают об одной
лишь правде и направляют исключительно на нее все свои помыслы и стремления.
Только тогда они твердо убеждены в том, что Господь Бог присутствует при всех
случаях жизни, не только видя все дела людские, но даже зная все помыслы,
которые будут руководить поступками людей. Лишь же только люди достигают власти
и силы, они немедленно снимают, подобно актерам на сцене, маску своих прежних
привычек и обычаев и заменяют последние наглостью, чванством, презрительным
отношением ко всему человеческому и божественному. И в то время как им в
теперешнем их положении, когда все завистливо смотрят на них и вся их
деятельность и помыслы на глазах у всех, следовало бы быть особенно
благочестивыми и праведными, теперь-то именно они и кичатся своею деятельностью,
как будто бы Господь Бог не видит или даже трепещет пред их властью. И если они,
на основании какого-нибудь слуха, начинают по собственному своему усмотрению
бояться чего-либо, или ненавидеть, или без причины любить кого-нибудь, то они
уже считают это вполне правильным, неоспоримым, точным, угодным людям и Господу
Богу. При этом они не дают себе труда даже подумать о будущем. Напротив, они
сперва осыпают почестями тех, кто много постарался за них, а затем начинают
завидовать им; доведя кого-нибудь до какого-либо высокого общественного
положения, они затем лишают его не только этого положения, но ради последнего
даже и жизни, основываясь при этом на каких-нибудь гнусных и по своей
преувеличенности совершенно невероятных доводах и соображениях. При этом они не
только не наказывают таких деяний, которые действительно заслуживают наказания,
но и, по возможности, убивают невинных на основании доносов и нерасследованных
обвинений. Правильность всего этого подтвердил нам сын Киса, Саул, первый царь
после периода патриархов и эпохи еврейских судей: из-за одного подозрения на
Ахимелеха он перебил триста священнослужителей и пророков, совершенно до
основания разрушил их город и в известном смысле приложил все старания, чтобы
лишить храм священников и пророков, перерезав такое количество их и не оставив
им даже родного города, откуда могли бы впоследствии выйти новые
священнослужители и новые пророки.
8. Между тем сын Ахимелеха, Авиафар,
единственный, которому из всего числа умерщвленных Саулом членов священнического
рода удалось спастись, бежал к Давиду и рассказал ему о бедствии, постигшем его
родню, а также о гибели отца своего. Давид же возразил ему, что сам он, увидев
Дойка, предугадал такой исход дела, потому что подозревал, что этот Доик
наклевещет царю на первосвященника. При этом он обвинял самого себя, как
виновника всего этого несчастия. Затем он предложил Авиафару остаться здесь и
жить при нем, потому что он нигде, как именно тут, не будет в такой
безопасности[42].
1. Около этого времени Давид узнал, что
филистимляне вторглись во владения килланцев[43]
и предали их разграблению. Поэтому он решил просить Господа Бога чрез пророка о
разрешении начать борьбу и затем вступить в войну с филистимлянами. Когда
получился благоприятный ответ, предвещавший победу, Давид двинулся со своими
товарищами на филистимлян, учинил среди них страшную резню и захватил крупную
добычу. Затем он остался у килланцев для их охраны в продолжение всего времени,
пока они могли бы безопасно собирать свою жатву с полей. Между тем царю Саулу
было донесено, где находится Давид, потому что удачный исход его военного
предприятия не остался неизвестным, но молва о нем распространялась повсюду и
дошла через множество людей и до ушей царя, а вместе с тем и подробности о
положении победителя. Саул очень обрадовался, когда узнал, что Давид находится в
Килле, и подумал: "Наконец-то Предвечный дал мне его в руки, так как принудил
Давида засесть в городе со стенами, воротами и засовами". Поэтому Саул приказал
всему народу пойти походом на Киллу, осадить ее и, схватив Давида, убить его.
Когда Давиду было сообщено об этом, а также стало известно от Господа Бога, что,
если он останется у жителей Киллы, они выдадут его Саулу, то он вместе со своими
четырьмястами товарищами покинул город и удалился в пустыню, расположенную выше
так называемой степи Энгедаин[44].
Когда же царь узнал, что Давид удалился из города килланцев, то отменил свое
распоряжение относительно похода на него.
2. Затем Давид отправился дальше и прибыл
в местность, носящую название Кены[45]
в области Зиф[46].
Сюда явился к нему и сын Саула, Ионаф. После сердечного приветствия последний
просил Давида не терять бодрости духа и смело смотреть в глаза будущему, потому
что ему, Давиду, суждено впоследствии быть царем и иметь в своем распоряжении
все военные силы евреев. При этом Ионаф указал, что подобные результаты
достигаются только путем больших усилий.
Обменявшись еще раз клятвенными обещаниями
всю жизнь свою любить друг друга и призвав Господа Бога в свидетели того, что он
никогда не нарушит этой клятвы и не поступит против нее, Ионаф расстался с
Давидом, успев несколько утешить друга и успокоить его в его опасениях. Между
тем жители города Зифа, желая угодить Саулу, послали последнему извещение, что
Давид в настоящую минуту находится у них, и присовокупили о своей готовности
выдать ему Давида, если бы царь пожаловал к ним: придется лишь занять несколько
ущелий их страны, и тогда Давиду не представится ни малейшей возможности убежать
куда бы то ни было. За такое их предложение выдать врага Саул выразил жителям
Зифа свою признательность и обещал им в недалеком будущем награду за их к нему
расположение. Вместе с тем он выслал к ним отряд для обыска всех потайных мест
пустыни и для поимки Давида и сообщил при этом, что он сам вскоре явится вслед
за своим передовым отрядом. При этом зифитяне предложили царю свои услуги не
только в качестве проводников при отыскании и поимке Давида, но и обещали
выказать царю свое особенное расположение и свою преданность тем, что изо всех
сил поспособствуют поимке врага. Однако злому и гнусному намерению зифитян не
суждено было осуществиться. Они ничего не потеряли бы, если бы не открыли Саулу
местопребывания Давида. Но так как они из угодливости к царю и из желания наживы
изменили человеку, особенно угодному Господу Богу и совершенно напрасно
подвергавшемуся смертельной опасности, тогда как он мог отлично укрыться у них,
и обещали Саулу выдать его, то Давид, узнав о гнусности зифитян и о нашествии
царя, тотчас покинул ущелья их страны и бежал на высокую скалу, находившуюся в
пустыне Маонской[47].
3. Саул тем временем продолжал свое
преследование. Узнав в пути, что Давид ушел из теснины, он направился к другой
стороне утеса. Давид едва было не попал во власть Саула, когда последнего
отвлекло от его преследования известие, что филистимляне вновь вторглись в
страну еврейскую. Ввиду этого Саулу пришлось пойти на этих природных врагов
евреев, так как он считал более необходимым отразить нападение их, чем гнаться
за личным врагом, дальнейшее преследование которого могло бы при данных
обстоятельствах повлечь за собою разорение и гибель всей страны.
4. Неожиданно избегнув таким образом
опасности, Давид снова вернулся в ущелья Энгедаина. Между тем Саул успел
прогнать филистимлян и получить извещение, что Давид вновь находится в пределах
Энгедаина. Царь тотчас отправился на поиски за врагом, став во главе отборного
отряда из трех тысяч тяжеловооруженных. Подойдя уже близко к цели своего похода,
Саул увидал в стороне от дороги обширную и глубокую пещеру, которая далеко
входила в гору. В этой пещере случайно спрятался как раз в то время Давид со
своим отрядом в четыреста человек. Побуждаемый естественной нуждою, Саул один
ушел в эту пещеру. Когда один из людей Давида заметил Саула и, сказав об этом
Давиду, указал на то, что сам Господь Бог дает случай отомстить врагу, причем
советовал отрубить Саулу голову и тем самым раз навсегда избавиться от всех
беспокойств и несчастий, то Давид подошел к Саулу сзади и отрезал ему только
край плаща, в который был облачен Саул; в эту минуту в голове его немедленно
мелькнула мысль, что безнравственно было бы умертвить своего властелина, да еще
вдобавок признанного царем самим Предвечным. "Ведь если,- подумал Давид,- этот
человек поступает гнусно по отношению к нам, то из этого еще не следует, чтобы и
мне поступать так же относительно его". Когда же затем Саул вышел из пещеры,
Давид вышел вслед за ним и закричал громко, прося выслушать его. Царь обернулся,
Давид пал пред ним ниц, как подобало пред царем, и сказал:
"О царь, не следует тебе слушаться гнусных
клеветников, выдумывающих небывальщины и сплетни, а также благосклонно верить им
и подозревать во всем скверном наиболее преданных тебе людей, но следовало бы на
основании фактов судить о расположении к тебе всех тех лиц, с которыми ты
приходишь в соприкосновение. Навет ведь обманчив, тогда как истинным показателем
отношения являются лишь факты; ведь слово в одинаковой мере может быть верным и
ложным, тогда как одни поступки раскрывают голую истину. И вот из всего этого
вывод: тебе следует наконец убедиться, что я предан тебе и дому твоему, а не
доверять людям, обвиняющим меня в таких деяниях, о которых я даже не помышлял и
не мог помышлять, и столь натравливающим тебя на меня, что ты И днем и ночью
помышляешь только о том, как бы лишить меня жизни; а между тем ты совершенно
неосновательно домогаешься моей смерти. Как могло прийти тебе на ум совершенно
ложное подозрение, будто я ищу случая убить тебя? Как тебе не грешно пред Богом
считать своим врагом и домогаться смерти человека, который сегодня вполне легко
мог наказать и умертвить тебя, но не захотел этого, как не пожелал
воспользоваться представившимся случаем, тогда как, если бы тебе выдался такой
случай по отношению ко мне, ты никоим образом не упустил бы его? Ведь раз я
отрезал край твоей одежды, я мог бы отрубить тебе и голову". При этих словах
Давид, для подтверждения истинности их, показал царю отрезанный лоскуток и
продолжал: "Тем не менее я воздержался от справедливого отмщения тебе, тогда как
ты не гнушаешься питать ко мне совершенно необоснованную ненависть. Пусть же
будет Господь Бог судьею между нами и пусть Он постановит решение относительно
образа действий каждого из нас".
Саул был поражен своим неожиданным
спасением, сдержанностью и силою воли юноши и громко зарыдал; когда же и Давид
заплакал, то царь сказал, что плакать приходится одному ему, Саулу. "Ведь ты,-
заметил он Давиду,- стал моим благодетелем, тогда как я причинял тебе одно
только горе. Сегодня ты показал, что в тебе еще живо чувство справедливости
наших предков, которые требовали спасения врагов своих, застигнутых в
безвыходном положении. Теперь я убеждаюсь, что Предвечный приуготовляет тебя к
царской власти и что ты будешь править над всеми евреями. Посему [прошу тебя]
дай мне клятвенное обещание не губить моего потомства и не умерщвлять, в
воспоминание о моих злодеяниях, моего рода, но пощадить меня и принять весь дом
мой под свое покровительство".
Давид поклялся ему в этом, сообразно его
желанию, и затем отпустил Саула в его владения, сам же со своими товарищами ушел
в теснины масферонские[48].
5. Приблизительно в это же время умер и
пророк Самуил, человек, пользовавшийся среди евреев совершенно необычайным
почетом. О его добродетели и о расположении к нему народа свидетельствовали как
продолжительный траур, который носил по нем народ, так и общее ревностное
участие, которое все приняли в сооружении в честь его соответствующего
памятника. Похоронили его в его родном городе Арамафе и в течение очень
продолжительного времени оплакивали его, причем эта общая скорбь не походила на
траур, который носят по чужому человеку, но была такова, как будто бы каждый
оплакивал своего собственного, близкого родственника. И правда, Самуил был
человеком праведным и добрым и по этой причине особенно мил Господу Богу. Он
один правил и руководил народом после смерти первосвященника Илия в продолжение
двенадцати лет, а затем при воцарении Саула еще восемнадцать. Такова была
кончина Самуила.
6. Вблизи Зифа жил происходивший из города
Еммы[49]
зажиточный и даже богатый человек, имевший стадо в три тысячи голов овец и в
тысячу коз. Давид приказал своим товарищам не трогать этих стад и не наносить им
вреда и строго наказывал им не поддаваться искушению из нужды или из
соображения, что в пустыне их поступок легко мог бы остаться незамеченным, но
выше всего этого ставить безукоризненную честность, в силу которой даже
прикосновение к чужому добру является правонарушением, противным Господу Богу.
Эти наставления дал Давид своим товарищам в уповании, что тем самым угодит
порядочному и достойному такой заботливости человеку. Между тем Навал (так звали
владельца стада) оказался человеком грубым и непорядочным, с собачьими
наклонностями и привычками; впрочем, его жена была женщиною добродетельною,
разумною и вдобавок миловидною. К этому-то Навалу Давид как раз в то время,
когда происходила стрижка овец, послал десять товарищей своих для того, чтобы
они передали Навалу привет Давида и пожелание благополучия еще на долгие годы.
При этом Давид наказал своим людям попросить Навала дать им, если возможно,
несколько штук овец, потому что Навал должен знать от своих пастухов, что люди
Давида не только не трогали его стада, но даже охраняли последнее, равно как и
пастухов его, несмотря на то, что уже долгое время скитались по пустыне.
Поэтому, говорили они, Навалу не придется раскаяться, если он подарит Давиду
несколько куюв скота.
Когда посланцы в точности исполнили
возложенное на них поручение, то Навал отнесся к ним крайне нелюбезно и даже
грубо; спросив, кто такой Давид, и получив в ответ, что это сын Иессея, он
сказал: "Теперь я вижу, как нахальны и дерзки беглецы и рабы, удравшие от своих
господ". За такие слова Давид страшно рассердился на Навала, взял с собою
четыреста вооруженных, а двести оставил для охраны имущества (у него было тогда
уже шестьсот человек войска) и пошел походом на Навала, поклявшись этою же еще
ночью разрушить до основания его дом и захватить все его имущество. Давид был
возмущен не только тем, что Навал оказался человеком неблагодарным и
непризнательным по отношению к тем людям, которые обошлись с ним столь
деликатно, но и главным образом тем обстоятельством, что он позволил себе
оскорбление и сквернословие по отношению к людям, не причинившим ему ни
малейшего вреда.
7. Между тем один из рабов, служивших у
Навала в пастухах, рассказал жене своего хозяина, как Давид послал к ее мужу и
как тот не только не отнесся сочувственно к его желанию, но и оскорбил его
страшными поношениями, несмотря на то что люди Давида всегда относились
дружелюбно к его пастухам и даже оберегали их. Это, продолжал раб, не пройдет
хозяину даром. Услыхав все это, Авигея (так звали жену Навала) распорядилась
немедленно оседлать ослов и нагрузить их различными подарками и, не сказав мужу,
который в то время был совершенно пьян, ни слова, сама отправилась к Давиду. С
последним она встретилась в одном ущелье, куда тот вошел со своими четырьмястами
воинами во время похода на Навала. Увидев Давида, Авигея сошла с мула и пала на
землю, прося не относиться слишком строго к словам ее мужа, который ведь, как
известно, недаром носит свое имя (Навал означает по-еврейски - дурак), и
извиняясь за себя лично тем, что сама она даже не видала посланцев Давида.
"Поэтому прости меня,- сказала она,- и благодари Господа Бога за то, что Он
удержал тебя от обагрения рук твоих человеческою кровью. Ведь если ты останешься
незапятнанным. Предвечный сам накажет всех людей, обижающих тебя. То возмездие,
которого избегнет теперь Навал, да падет на главу врагов твоих. Поэтому будь
милостив ко мне, удостой меня принятия этих моих подарков и оставь ради меня
свою злобу и гнев свой на моего мужа и на весь дом его. Ведь тебе, раз ты
собираешься быть царем, и без того следует быть мягкосердечным и
человеколюбивым". Давид принял подарки и сказал: "Тебя, женщина, привел сегодня
ко мне всемилосердый Господь Бог. Ты не увидала бы завтрашнего дня, потому что я
поклялся еще сегодняшнею ночью разрушить дом Навала и никого из вас не пощадить
за такую гнусную неблагодарность мужа твоего ко мне и моим товарищам. Но теперь
Господь Бог оберег тебя, надоумив предупредить мое нашествие и смягчить мой
гнев. Впрочем, хотя Навал, благодаря тебе, теперь и избегнет заслуженного
наказания, оно все-таки в другой раз постигнет его, потому что его погубит по
какому-нибудь другому поводу его же собственный тяжелый характер".
8. С этими словами Давид отпустил женщину
домой. Когда она вернулась к себе и нашла своего мужа за вином и уже пьяным в
большой компании, она ему пока ничего не рассказала о случившемся; на следующий
же день, когда Навал успел протрезвиться, она сообщила ему обо всем, и этот
рассказ так на него подействовал и так поразил его, что у него онемели все члены
тела. Прожив затем еще не более десяти дней. Навал скончался. Узнав о его
смерти, Давид сказал, что его совершенно справедливо постигла кара Божия, потому
что смерть Навала явилась следствием его собственной испорченности. При этом
Давид был доволен, что наказание постигло его врага, не осквернив рук Давида
кровью. При этом случае Давиду еще раз пришлось убедиться в том, что грешники
преследуются Господом Богом, Который не оставляет без должного возмездия ни
одного человеческого проступка, воздавая людям добродетельным добром за добро и
жестоко наказывая провинившихся.
Вскоре затем Давид отправил к вдове Навала
посланных с предложением вступить с ним в брак. Авигея на это ответила
посланным, что считает себя недостойною прикоснуться даже к ногам Давида, но
все-таки прибыла к нему со всею своею челядью и вступила в брак с ним. Этой
чести удостоилась Авигея не только за свое разумное отношение к делу Навала и за
врожденное ей чувство справедливости, но и за свою красоту. Кроме нее, у Давида
раньше была и другая жена, которую он взял из города Ависара. Бывшую же жену
Давида, Михалу, дочь царя Саула, последний выдал за происходившего из города
Геелы Фелтия, сына Лиса.
9. После этого несколько жителей Зифа
явились к Саулу и заявили ему, что Давид опять находится в пределах их владений
и что они могут, если царь желает оэомочь им в этом, поймать его. Тогда Саул
выступил иротив Давида с тремя тысячами вооруженных и с наступлением ночи
расположился лагерем в местности, носившей название Секелы[50].
Когда Давид узнал, что Саул идет на него, он выслал лазутчиков с поручением
выведать, куда успел пройти Саул. Получив ответ, что Царь расположился на
ночевку в Секеле, Давид спрятал своих воинов, а сам в сопровождении своего (от
сестры Саруи) племянника Ависея и хеттеянина Ахимелеха пробрался в лагерь Саула.
Царь уже спал, и вокруг него спали воины его и полководец Авеннир. Однако Давид,
узнавший ложе царя по копью, которое было воткнуто рядом с ним, ни сам не убил
Саула, ни позволил сделать это собиравшемуся уже придушить его Ависею, мотивируя
такое запрещение тем, что большой грех убивать поставленного самим Господом
Богом царя, хотя бы это был даже очень гнусный человек (потому что Тот, Который
даровал ему царскую власть, со временем успеет и наказать его). Ввиду таких
соображений они воздержались от всяких насильственных действий, а в знак того,
что, хотя им представлялась полная возможность убить Саула, они все-таки не
сделали этого, они захватили его копье и флягу с водою, которая стояла около
ложа Саула; затем они незаметно, так как все в стане спали глубоким сном, вышли
из лагеря, несмотря на то что Давид имел возможность сделать с царем все, что
угодно, так как к тому представлялся удобный случай, да и смелости было довольно
у Давида. Перейдя затем на другую сторону ручья и взобравшись на вершину горы,
откуда его голос мог бы быть слышен, Давид громко кликнул воинов Саула и
полководца Авеннира по имени и разбудил этим всех от сна. Когда полководец
услышал, что его зовут по имени, и спросил, кто зовет его, то получил в ответ:
"Это - я, Давид, сын Иессея, ваш беглец. Но почему ты, занимающий столь важное и
почетное место при царе, так небрежно исполняешь свои обязанности телохранителя
и отчего тебе сон приятнее охраны царя и заботы о нем? Ведь то обстоятельство,
что вы не заметили, как только что проникли в лагерь к царю вашему некоторые из
врагов ваших, а за ними могли бы последовать и все остальные, достойно смертной
казни. Поищи-ка копье царя и его флягу с водою, и ты увидишь, что за ужасная
вещь случилась внутри вашего стана без того, чтобы вы ее заметили". Когда Саул
узнал голос Давида, а также то, что он застиг его в глубоком сне и тем не менее,
несмотря на отсутствие охраны, не только не умертвил его, но пощадил его, хотя
имел полное право убить его, то воскликнул, что он отблагодарит Давида за это, и
стал просить последнего не бояться его больше и смело возвращаться домой. Царь
при этом сказал, что теперь он вполне убедился в том, что Давид любит его
больше, чем любит себя он сам, потому что в то время, как он мог бы иметь его
при себе и пользоваться неоднократными проявлениями к нему преданности, он
прогнал от себя Давида, заставил его прожить столько времени в изгнании и в
постоянном душевном волнении, без друзей и родственников, причем не только
неоднократно был пощажен им, но даже обязан ему своею жизнью, хотя он, очевидно,
мог его лишить ее. Давид в свою очередь просил прислать человека за копьем и
флягою и сказал, что судьею в их взаимных отношениях будет сам Господь Бог,
"Который знает, что я и сегодня не убил тебя".
10. Избежав таким образом вторично смерти
от руки Давида, Саул вернулся домой в свою резиденцию, тогда как Давид, все-таки
опасавшийся, как бы Саул не велел схватить его, если бы он еще оставался в этом
месте, считал более благоразумным уйти в пределы владений филистимлян и жить
там. Поэтому он отправился со своими шестьюстами сподвижниками к царю Гитты,
одного из пяти филистейских городов, Анхусу. Так как этот царь принял его с
войском дружелюбно и предоставил ему у себя право жительства, то Давид поселился
вместе со своими двумя женами, Ахимою и Авигеею, в Гитте. Когда Саул узнал об
этом, он уже более не думал высылать против Давида свое войско или самому
выступать против него, потому что ему уже дважды пришлось самому подвергнуться
большой от него опасности в то время, как он рассчитывал поймать Давида. Но и
Давид не захотел оставаться в городе Гитте и просил поэтому царя, уже раз
оказавшего ему любезность и радушный прием, сделать ему еще одно удовольствие, а
именно - предоставить ему для жительства какую-нибудь местность внутри его
страны, потому что Давид боялся, живя в городе, стать царю как-нибудь в тягость
или затруднить его. И вот Анхус предоставил ему селение Секелу, которое Давид
так полюбил, что впоследствии, когда он достиг царской власти, как он сам, так и
его потомки смотрели на Секелу, как на свою любимую личную собственность. Но об
этом мы будем говорить ниже, в другом месте.
Время, которое Давид прожил в филистейском
селении Секеле, обнимало четыре месяца и двадцать дней. В течение этого периода
Давид предпринимал внезапные походы на соседей филистимлян, серритян и
амалекитян, разграблял их владения, забирал в виде добычи множество волов и
верблюдов и возвращался затем домой. Людям он при этом не причинял никакого
насилия, боясь, как бы не извратили в донесениях царю Анхусу об этих походах
истинного смысла последних. Впрочем, Давид всегда посылал при этом часть добычи
в дар Анхусу. Когда же царь осведомлялся, откуда у Давида такая добыча, то тот
отвечал, что она взята им у евреев, живших к югу от него и на равнине. Этому
Анхус охотно верил, потому что надеялся, что Давид будет всегда и впредь
ненавидеть свой народ и что он, Анхус, со своей стороны будет иметь в нем
верного слугу в продолжение всего того времени, в течение которого он останется
в пределах его владений[51].
1. В то же самое время филистимляне опять
решили пойти походом на израильтян и стали поэтому рассылать всем своим
союзникам приглашение собраться на войну в Ренгу[52],
чтобы уже оттуда напасть объединенными силами на евреев. Царь Гитты, Анхус,
предложил и Давиду с его собственными воинами принять в качестве союзников
участие в походе против евреев. Когда Давид охотно выразил свое согласие,
указывая на то, что теперь наступил наконец момент, когда ему будет возможно
отблагодарить Анхуса за его доброе к нему отношение и за гостеприимство, царь
обещал Давиду сделать его после удачного исхода войны своим телохранителем, имея
в виду обещанием такой почетной и доверенной должности еще более расположить его
к себе.
2. Между тем случилось, что царь еврейский
Саул изгнал из страны своей всех прорицателей, чревовещателей и лиц,
занимавшихся подобными профессиями, за исключением пророков[53].
Узнав, что филистимляне уже успели вторгнуться в его пределы и расположились
станом в непосредственной близости к городу Суне[54],
расположенному в низменности, он выступил против них во главе всех своих войск.
Достигнув горы, известной под именем Гелвуи[55],
Саул стал лагерем как раз против врагов своих и страшно испугался, не того,
впрочем, что очутился в столь близком соседстве с неприятелем, но того, что
войска последнего были многочисленнее и очевидно сильнее его собственных.
Поэтому Саул вопросил при посредстве пророков Господа Бога относительно исхода
боя. Когда же ответа от Предвечного не последовало вовсе, то Саул испугался еще
более и совершенно пал духом, ясно предвидя неизбежное поражение, если Господь
Бог не окажет ему поддержки. Поэтому он приказал отыскать себе какую-нибудь
прорицательницу и вызывательницу душ усопших, чтобы таким образом узнать, что
ожидает его впереди. Дело в том, что лица, принадлежащие к разряду
предвещателей, умеют вызывать души умерших и при помощи последних предсказывать
желающим будущее. Саулу было сообщено кем-то из приближенных, что в городе
Эндоре[56]
имеется такая женщина. Тогда он переоделся в простую одежду, захватил с собою
двух вполне преданных ему слуг и тайно от всех находившихся в лагере явился в
Эндор к прорицательнице с просьбою погадать ему и вызвать для него душу того
усопшего, которого он ей сам укажет. Но волшебница стала отказываться, говоря,
что она не станет нарушать приказания царя, изгнавшего из пределов своей страны
весь класс прорицателей, и что он сам, хотя она и не подавала ему повода к тому,
желает ее гибели, подбивая ее к такому нарушению, которое запрещено и за
которое, если ее накроют, придется отвечать жизнью. Но Саул поклялся ей, что об
этом никто не узнает, так как он о ее гаданье не сообщит никому, и что она может
быть на этот счет вполне спокойна. Уговорив ее путем таких клятвенных уверений,
Саул потребовал вызова тени Самуила. Гадалка, не зная, кто такой Самуил, стала
вызывать тень его из преисподней, и когда эта тень появилась и женщина с ужасом
увидала величественную боговдохновенную фигуру, то, пораженная этим зрелищем,
обратилась к Саулу с вопросом: "Не ты ли царь Саул?" Так поступить повелел ей
дух Самуила. Когда Саул ответил на вопрос заклинательницы утвердительно и вместе
с тем спросил, почему она так испугана, женщина отвечала, что видит подымающуюся
из земли величественную фигуру. На приглашение описать внешность и указать
возраст видения, она сказала, что это горделивой осанки старик, облаченный в
священническую одежду. Царь тотчас узнал Самуила, которого он почтительно
приветствовал, пав ниц на землю. Когда же дyx Самуила спросил, почему его потревожили и ради
чего заставили подняться из преисподней, Саул стал жаловаться на то, что сделал
это в крайности: жестокие враги напали на него, сам же он совершенно потерял
голову в своем бедственном положении, так как Господь Бог покинул его и он не
может от Него добиться предсказания ни чрез пророков, ни путем сновидений. "Вот
нечему я и решился прибегнуть к тебе за советом",- сказал Саул в заключение.
Самуил же, зная, что уже наступает конец Саулу, ответил, что последний
совершенно напрасно желает от него узнать о будущем, раз сам Господь Бог покинул
его. "Впрочем, услышь от меня,- сказал он,- что царствовать придется Давиду,
которому и суждено удачно закончить эту войну. Ты же потеряешь власть и жизнь,
сообразно тому, как я предсказал тебе это еще при своей жизни, за то, что ты
ослушался Господа Бога во время войны с амалекитянами и не поступил сообразно с
Его повелениями. Поэтому знай, что народ твой будет побит врагами, ты сам с
сыновьями своими падешь в битве и завтра же будешь там же, где я теперь"[57].
3. Когда Саул услышал это, то онемел от
горя, а затем упал в обморок, от которого легко мог бы умереть, потому что на
него столь сильно повлияло скорбное предсказание, или даже оттого, что он
страшно отощал (за все предшествовавшие сутки он не брал в рот пищи). С трудом
приведя его наконец в чувство, женщина стала упрашивать Саула поесть немного,
прося об этом, как об единственном вознаграждении за ее труд по вызову тени,
труд опасный и предпринятый ею только из чувства страха, при полном неведении,
кто такой Саул. Итак, в виде возмездия за свою работу, она просила его лишь
присесть к столу и отведать пищи, чтобы подкрепить хоть немного силы и иметь
возможность благополучно добраться до своего лагеря. Хотя Саул и отклонил это
предложение и в своем унынии положительно отказывался от всякой пищи, она его
наконец все-таки уговорила и склонила исполнить ее просьбу. Она была бедна, жила
трудом рук своих и имела одного только теленка, которого очень любила и которого
вскормила в своем доме. Этого-то именно теленка она теперь зарезала и, зажарив,
предложила его мясо Саулу и его слугам. Затем Саул отправился в обратный путь и
еще тою же ночью прибыл в свой лагерь[58].
4. Здесь будет вполне уместным подчеркнуть
доброту и человеколюбие этой женщины; хотя царь запретил и ей занятие гаданием,
которым она была бы в состоянии снискать себе лучший заработок и лучше устроить
жизнь свою, и хотя она его раньше никогда не видала, она тем не менее не питала
к нему злобы за причиненный ей таким запрещением убыток и не только не отказала
ему, чужому и совершенно незнакомому ей человеку, но даже почувствовала
сострадание к нему и старалась утешить его в постигшем его чрезмерном горе и
убеждала его, несмотря на его к этому отвращение, принять несколько пищи, причем
охотно предложила ему для этого единственное, что имелось в ее убогом доме. Все
это сделала она с чрезвычайной готовностью, нисколько не рассчитывая ни на какое
за то вознаграждение и не стараясь снискать тем благоволение царя на будущее
время, потому что слышала, что ему придется скоро умереть. Так поступила она
вопреки обычаю других людей, которые оказывают услуги либо в расчете получить
воздаяние за это, либо в уповании на возможность как-нибудь иначе иметь выгоду
от своего образа действий в настоящую минуту. Поэтому поступок этой женщины
заслуживает полного сочувствия, и хорошо, если, по ее примеру, мы станем
оказывать поддержку всем, кто впал в стесненное, бедственное положение. Нет
ничего лучшего и более человечного, чем этот ее поступок, и ничем мы не смогли
бы снискать себе большего благоволения и расположения со стороны Господа Бога.
Но сказанного об этой женщине довольно.
Зато я здесь скажу еще нечто, что может быть полезно для государств, народов и
отдельных лиц, что понравится всем хорошим людям и что в состоянии, быть может,
заставить всех стремиться к добродетели и искать того, что сможет доставить
человеку истинную славу и добрую по себе память. Это указание мое, быть может,
придаст царям над народами и управителям государств больше рвения и стремления к
совершению таких славных подвигов, ради которых они готовы будут подвергнуться
величайшим опасностям и предпочтут всему другому даже смерть за родину, так как
это указание заставит их презрительно относиться ко всяким ужасам. Поводом к
этому является у меня личность еврейского царя Саула. Хотя последний, благодаря
предсказанию пророка, и Знал, что случится и что ему угрожает неминуемая смерть,
он все-таки не только не захотел спастись бегством и для личной безопасности
предоставить своих товарищей на избиение врагам,- этим было бы запятнано также
его собственное царское достоинство,- но и ринулся всем домом, вместе с
сыновьями своими в самый центр опасности, считая своим долгом пасть вместе с
детьми в честном бою за своих подданных и предпочитая видеть доблестную смерть
сыновей своих, чем оставить ях после себя на неопределенную в будущем участь. Он
предпочитал оставить вместо потомства и наследников славу и непорочную по себе
память. Поэтому-то я полагаю, что Саул был человеком исключительным:
справедливым, храбрым и рассудительным, и если кто-нибудь другой явится с его
качествами, то он, за свою добродетель, будет достойным всеобщего почитания. Я
никак не могу согласиться с мнением историков, повествующих в своих сочинениях о
необычайной храбрости тех людей, которые, выступив на войну с наилучшими
обещаниями (относительно удачного ее окончания), победив врагов и вернувшись
домой целыми и невредимыми, будто бы совершили из ряда вон выходящий подвиг.
Конечно, и такие люди достойны похвалы, но истинными героями, храбрецами и
бесстрашными воителями могли бы по праву быть названы лишь те, которые походят в
этом отношении на Саула; не служит еще доказательством чрезмерной храбрости,
хотя бы и пришлось совершать значительные подвиги, если человек в неведении, что
его ожидает на войне, выступает на нее наугад; но я считаю доказательством
положительного геройства, если человек, не только не ожидая удачного исхода боя,
но в твердой заранее уверенности, что ему придется пасть в битве, все-таки
ничего не боится, ни перед чем не отступает и смело идет навстречу ожидающей его
опасности. Между тем именно таким-то образом и поступил Саул, показав, что все
те, кто добивается почетной известности после своей смерти, должны поступать
именно таким образом, чтобы оставить по себе заслуженную славу, особенно цари,
так как, вследствие значительности их власти, им приходится не только ни в чем
не отставать от своих подданных, но и подавать им в особенно значительной
степени наилучшие во всем примеры.
Я мог бы еще дольше остановиться на
прекрасных чертах характера Саула, так как нет недостатка в его заслугах, но
чтобы не казалось, будто мы уже чрезмерно превозносим его своими похвалами, я
вернусь к вышепрерванному дальнейшему повествованию.
5. Когда филистимляне, как я уже упомянул,
расположились станом, подсчитав свои набранные из разных народов, царств и
провинций силы, то наконец к ним примкнул и царь Анхус со своим собственным
войском и в сопровождении Давида с его шестьюстами тяжеловооруженными
товарищами. Увидев Давида, военачальники филистимлян стали расспрашивать царя
[Анхуса], откуда явились эти евреи и кто призвал их. Тот ответил, что это Давид,
который бежал от своего властелина, Саула, и, придя к Анхусу, был принят им, а
теперь, желая отблагодарить его за оказанную услугу и отметить Саулу, примкнул к
их войску. Но Анхус этим объяснением навлек на себя неудовольствие
военачальников, которые стали укорять его за то, что он принял к себе в качестве
союзника врага, и советовали ему отослать Давида обратно, потому что под видом
помощи у того может скрываться тайное желание оказать своим друзьям большой вред
и таким образом иметь предлог для примирения со своим государем. Ввиду таких
соображений, военачальники требовали немедленной отсылки Давида с его
шестьюстами товарищами назад в то место, которое Анхус предоставил им для
жительства, потому что ведь это тот самый Давид, который, по хвалебным гимнам
девушек, убил множество десятков тысяч филистимлян. Услышав эти соображения и
признав их вполне правильными, царь Гитты призвал к себе Давида и сказал ему: "Я
со своей стороны могу тебе заявить, что верю в полную твою ко мне преданность и
любовь; ввиду этого я и взял тебя с собою на войну в качестве союзника. Но не
так смотрят на дело остальные полководцы. Поэтому возвратись еще сегодня в то
место, которое я предоставил тебе для жительства, не подозревай меня ни в чем
дурном и охраняй там страну мою, чтобы в нее не вторглись какие- нибудь враги.
Такого рода дело тоже достойно союзника".
Поэтому Давид, по приказанию царя Гитты,
возвратился в Секелу; между тем в то самое время, как Давид отправился на помощь
к филистимлянам, на Секелу нагрянули амалекитяне, взяли ее силою, подожгли ее и,
захватив здесь и в других филистейских владениях богатую добычу, вернулись
домой.
6. Найдя Секелу совершенно разрушенною и
разграбленною и видя, что обе его жены, равно как жены и дети его товарищей,
захвачены в плен, Давид с горя разорвал свою одежду и предался ввиду постигшего
его бедствия такому отчаянию и так заплакал, что вскоре у него не хватило и
слез. Вместе с тем он чуть было не подвергся опасности со стороны своих
товарищей, которые, в отчаянии, что их жены и дети уведены в рабство, готовы
были побить его камнями на смерть, потому что считали виновником всего несчастия
именно Давида. Придя несколько в себя от постигшего его горя и вознесясь мыслью
к Господу Богу, Давид предложил первосвященнику Афиафару надеть на себя
облачение и, вопросив Предвечного, сказать, даст ли Он евреям возможность при
погоне настичь амалекитян, отбить у них захваченных ими жен и детей и наказать
врагов. Так как со стороны первосвященника последовал ответ положительный, то
Давид бросился во главе своих шестисот воинов в погоню за неприятелями.
Достигнув ручья, носившего название Васела, и совершенно случайно найдя там
какого-то заблудившегося египтянина, совсем истощенного лишениями и голодом (так
как человек этот в продолжение трех дней блуждал без пищи по пустыне), Давид
сперва подкрепил его силы пищею и питьем, а затем стал расспрашивать его, кто он
и откуда. Тот ответил, что он египтянин и был брошен тут своим господином, так
как по болезни не мог дальше следовать за ним; при этом он пояснил, что
находился в числе тех, которые подожгли и разграбили Секелу и другие иудейские
поселения, Давид тотчас употребил этого человека в качестве проводника к месту
расположения амалекитян и напал на них в то время, как они лежали на земле
отчасти за едою, отчасти уже пьяные от вина, отчасти наслаждаясь обществом
захваченных в виде добычи пленниц. Давид нагрянул на них совершенно неожиданно и
учинил среди них страшную резню, что было тем легче, что все они были безоружны,
не ожидали ничего подобного и направили все свои помыслы исключительно на
пьянство и на разгул. Некоторые из амалекитян были перерезаны в то самое время,
как они сидели еще за столом, так что кровь их обагрила стоявшие на столе
кушанья, другие были перебиты в тот момент, когда они пили за здоровье своих
собеседников, третьи, наконец, пали под ударами мечей, погруженные в глубокий
сон от чрезмерного употребления вина. Все те же, которым второпях удалось надеть
на себя оружие и которые стали оказывать Давиду сопротивление, были убиты также
без труда, как и безоружные, лежавшие на земле. Спутники Давида провели за этою
резною весь день, с утра до наступления вечера, так что от всей массы амалекитян
не уцелело более четырехсот человек, которым удалось вскочить на своих верблюдов
и спастись бегством. Таким образом Давид вернул назад все то имущество, которое
захватили у евреев враги, а также освободил своих жен и жен товарищей.
Когда на возвратном пути евреи прибыли на
то место, где они оставили двести товарищей своих для охраны имущества, то
остальные четыреста не хотели отдать последним известной части добычи, мотивируя
это тем, что они не согласились вместе с ними преследовать врагов, но предпочли
спокойное безделье, и предоставляя им теперь удовлетвориться лишь получением
обратно своих освобожденных из плена жен. Но Давид вмешался в это дело и заявил,
что такое решение гнусно и несправедливо, потому что, раз Господь Бог даровал им
победу над врагами и дал им возможность вернуть свое имущество, следует
разделить всю добычу поровну как между участвовавшими в походе, так и между
теми, которые остались для охраны остального добра. С тех пор установился среди
них закон, в силу которого одинаковую часть добычи получали как участники
походов, так и охранители имущества. Прибыв в Секелу, Давид разослал часть
добычи всем своим сородичам и приверженцам в области колена Иудова.
Так произошло разрушение Секелы и избиение
амалекитян.
7. Между тем филистимляне сошлись с
израильтянами в очень ожесточенной битве, победили евреев и перебили множество
их. Царь же израильский, Саул, и его сыновья сражались доблестно и с полнейшим
самоотвержением, потому что вся их слава заключалась в том только, чтобы
доблестно умереть, нанеся врагам своим по возможности больший урон. Другого они
ничего не добивались. Поэтому они ринулись в самый центр врагов, были немедленно
окружены со всех сторон и, умертвив множество филистимлян, пали как доблестные
воины. То были сыновья Саула, Ионаф, Аминадав и Мелхис.
Когда они пали, войска евреев дрогнули,
произошли страшное смятение и свалка, наконец, бегство и смерть от руки
налегавших на них неприятелей. Бежали также и Саул с толпою своих приближенных
и, так как филистимляне выслали в погоню за ними всех своих копейщиков и
стрелков, то почти все спутники Саула были убиты. Сам же Саул бился отчаянно и
получил такое множество ран, что он не был более в состоянии выдерживать натиск
и даже стоять на ногах. Не имея сил убить самого себя, царь приказал оруженосцу
извлечь меч и поразить им его раньше, чем он попался бы в руки врагов; но так
как оруженосец не решался убить своего господина, то Саул взял свой собственный
меч и, укрепив его рукояткою в земле, бросился на него. Однако у него не хватило
сил пронзить себя насквозь. Поэтому царь обратился к тут же стоявшему юноше и,
узнав, что он амалекитянин, просил его прикончить его, так как он сам уже более
не в состоянии сделать это, и тем доставить ему тот род смерти, который в его
глазах являлся наиболее желательным. Юноша исполнил желание Саула, затем снял с
него золотое запястье и царскую корону и бежал с этим. При виде смерти Саула его
оруженосец убил самого себя Никому из телохранителей царя также не удалось
спастись, так как все они пали у горы Гелвуи.
Когда евреи, занимавшие долину по ту
сторону Иордана и жившие в городах на равнине, узнали, что Саул и его сыновья
пали и что погибло все их войско, то они покинули города свои и стали спасаться
бегством в укрепления. Филистимляне же между тем заняли покинутые и совершенно
опустевшие поселения их.
8. Когда на следующий день филистимляне
принялись обыскивать трупы врагов, то они натолкнулись также и на тело Саула и
его сыновей. Ограбив их, они отрубили им головы и послали затем по всей стране
извещение о том, что враги их пали в битве. Взятое оружие они принесли в дар
храму Астарты[59],
а трупы неприятелей пригвоздили к крестам около стен своего города Вифсана,
который теперь носит название Скифополя. Когда же жители галаадского города
Иависса услышали о поругании, которому подверглись трупы Саула и его сыновей, то
сочли невозможным и безобразным оставить эти трупы без погребения. Поэтому самые
храбрые и бесстрашные мужи города (а тут имелось множество силачей и людей
отчаянных) отправились в путь и, пройдя всю ночь, прибыли к Вифсану, подошли к
стенам вражеского города и, сняв тела Саула и его сыновей, повезли их к себе в
Иависс, без того, чтобы враги смогли или осмелились воспрепятствовать им в этом.
Затем жители Иависса устроили пышные похороны для этих трупов и погребли их в
самой красивой местности своих владений, в так называемой Аруре. В продолжение
семи дней они с женами и детьми глубоко скорбели и плакали о царе и его сыновьях
и не прикасались ни к пище, ни к питью.
9. Таков был конец Саула, сообразно предсказанию Самуила, за ослушание повелений Господа Бога, которые Предвечный дал ему относительно амалекитян, и за то, что он не только загубил семью первосвященника Ахиме-лека, но и его самого и разрушил город первосвященни-ческий. При жизни Самуила Саул царствовал восемнадцать лет, а после его смерти двадцать два года[60]. Так окончил жизнь свою Саул[61].
[ОГЛАВЛЕНИЕ] |
[Иосиф
Флавий] |
[Библиотека «Вехи»]
©
2002, Библиотека «Вехи»
[1] Даган
(Дагон) - западно-семитский бог растительности, бури и дождей, почитался в
Сирии, Палестине и Двуречье.
[2] В
основу рассказанного в этой главе легло содержание Первой книги Царств
(5-7:2).
[3] Собственно
"вышка" - находилась в области колена Вениаминова, к северо-западу от
Иерусалима. Сейчас, на месте предполагаемой гробницы Самуила, возвышается мечеть
Неби Самвил (т. е. пророка Самуила). (Перев.)
[4] В
Септуагинте - Вефхор, город в южной части Палестины.
[5] Ср.: 1 Цар.
7:3-14.
[6] См.
выше, IV, 7,
4, где этот город назван Ариманом.
[7] См. 1 Цар. 7:15-17;
8:1-22.
[8] Ср.: 1 Цар.
9:1-25.
[9] Рахиль,
по кн. Бытие (35:16-19), похоронена по дороге из Вефиля в Ефрафу.
[10] Ср.:
1 Цар. 9:1-26; 10:1-27.
[11] Об
этом городе см. выше, V, 2,
11.
[12] О
точном местоположении этого города ничего не известно.
[13] Схойнос
- египетская мера длины. Древние писатели сильно расходятся в определении этой
меры, которая, видимо, колебалась между 30 и 120 стадиями. (Перев.)
[14] Ср.: 1 Цар.
11-12.
[15] Библейский
Михмас (собственно - "потайной угол") - город в области колена
Вениаминова.
[16] Одним
из основных положений Моисеева законодательства является, как известно,
запрещение употреблять в пищу кровь. Ср.: книги Бытие (9 :4), Левит (3:17, 7:26,
17:10; 19:26) и Второзаконие (12:16, 23 и след.), из которых вытекает, что, по
древнему представлению, кровь - вместилище души, а у животных кровь заменяет
душу. (Перев.)
[17]
Здесь, очевидно, вкралась неточность. Имя первосвященника было Ахия, он был
сыном Ахитува. Вся его родословная до Илии дана в Первой книге Царств
(14:3).
[18] Во
Второй книге Царств (8:3 и след.; 10:6-15) также упоминается царь Совы, которого
Давид дважды победил. О положении государства, или города, Совы, имя которого
упоминается и в ассирийских текстах, пока ничего определенного сказать нельзя.
Вероятнее всего, он был расположен к северу от Палестины между Средиземным морем
и Евфратом.
[19] Ср.: 1 Цар. 13,
14.
[20] Этот
город находился в Нижнем Египте на восточном рукаве Нила. Будучи ключом к
Египту, он неоднократно был свидетелем военных действий (ср.: Геродот.
II, 14;
III, 10;
Диодор. 15, 42; 16, 48 и след.; Плутарх. Антоний. 74; Ливии. 45, 11 и др.).
(Перев.)
[21] В
Библии здесь названы не сикимитяне, а кенитяне.
[22] В
основу содержания этой главы положена Первая книга Царств (15:1-34).
[23] Предание
сообщает: "Когда Самуил захотел помазать на царство Елиава, то елей не стал
вытекать из сосуда (рога); то же самое странное явление повторялось и при
попытках пророка с другими братьями. Когда же очередь дошла до Давида, то елей
свободно потек из сосуда и окропил голову - юноши". (Перев.)
[24] События
в этой главе изложены по Первой книге Царств (15:34-16:23).
[25] Сохо
и Азика - города на иудейской низменности, где была дубовая роща - место
поединка Давида и Голиафа. (Перев.)
[26] Сохранился
рассказ об интересном приключении Давида. Когда тот был еще совсем маленьким
мальчиком, он уже пас стада отца. Однажды на пастбище Давид нашел какого-то
спавшего там зверя, влез на него и стал возиться на нем. От этого зверь
проснулся и поднялся на ноги. Каковы же были изумление и ужас мальчика, когда
зверь оказался мифическим гигантским Реемом, достигавшим головой неба. Давид
обратился с мольбой к Богу, который заставил зверя опуститься на колени и тем
самым спас мальчика. В связи с этим и выше-рассказанными эпизодами стоит и
сообщаемое арабским историком Табари предание о приключении со львом.
(Перев.)
[27] В
предании рассказывается, что когда Давид надел на себя панцирь Саула, то
последний пришелся ему как раз впору, несмотря на исполинский рост царя. В этому
чуде Саул усмотрел предзнаменование, что Давид займет его место на престоле,
юноша же заметил недоброжелательный взгляд царя и поэтому поспешил освободиться
от этого вооружения. (Перев.)
[28] По
данным околобиблейской литературы, эти камни были им взяты в расчете призвать во
время метания последовательно Бога, Аарона и патриархов Авраама, Исаака к
Иакова, что он и сделал на самом деле. Арабские писатели рассказывают, что камни
сами просили Давида взять их для борьбы с Голиафом, что три захваченных Давидом
и положенных им в пастушескую сумку камня сами собой слились воедино и
образовали одну огромную глыбу. (Перев.)
[29] Ср.:
1 Цар. 17:1-54.
[30] Ср.:
1 Цар. 18:6-27.
[31] Это
явная неточность у Иосифа Флавия. Первая книга Царств (19:16) рассказывает о
статуе и козьей шкуре. Михала положила под одеяло довольно большую статую
домашнего божества Терафима, а голову его покрыла козьею шкурою, чтобы издали
казалось, будто видны волосы спящего. (Перев.)
[32] В
Септуагинте это место названо Naiad (1
Цар. 19:18), где находились школы и общежития пророков, впервые строго и точно
организованные Самуилом. Здесь Самуил и Давид могли себя чувствовать в большей
безопасности от Саула, чем в любом другом месте. (Перев.)
[33] Напротив,
в Первой книге Царств (20:20-22) сказано: "А я в ту сторону пущу три стрелы, как
будто стреляя в цель; потом пошлю отрока, говоря: "пойди, найди стрелы"; и если
я скажу отроку: "вот стрелы сзади тебя, возьми их,- то приди ко мне, ибо мир
тебе, и, жив Господь, ничего тебе не будет; если же так скажу отроку: "вот,
стрелы впереди тебя", то ты уходи, ибо отпускает тебя Господь; а тому, что мы
говорили, я и ты, свидетель Господь между мною и тобою во веки".
(Перев.)
[34] Ср.:
1 Цар. 18:18-21:15.
[35] Нава,
или Нова,- город вблизи Иерусалима, откуда его можно было, благодаря недалекому
расстоянию, хорошо видеть. (Перев.)
[36] В
двух местах Ветхого Завета (1 Цар. 21:7 и Пс. 51:2) этот Доик назван
идумеянином. (Перев.)
[37] Библейский
Одоллам. Этот город относился к числу древнейших хананейских поселений и лежал в
низменности, известной под именем Шефелы. Пещере же Адуллам, по преданию,
соответствует огромная пещера к юго-западу от Вифлеема. (Перев.)
[38] В
этом месте греческий текст оригинала испорчен. (Перев.)
[39] В
еврейском оригинале (1 Цар. 22:5/ - Хорет, тогда как в Септуагинте, которой,
очевидно, и придерживался Иосиф Флавий, передано: "полис Сарик".
(Перев.)
[40] Иосиф
Флавий и здесь придерживался текста Септуагинты, а не подлинника Библии, где
сказано (1 Цар. 22:6), что "услышал Саул, что Давид появился и люди, бывшие с
ним. Саул сидел тогда в Гиве под дубом на горе, с копьем в руке, и все слуги его
окружали его".
[41] Ср.:
1 Цар. 21:1-22:20.
[42] Ср.:
1 Цар. 22:20-23.
[43] Город Килла, библейский Кеиль, находился
недалеко от Елевтерополя, на пути в Хеврон, на иудейской равнине на границе с
филистимлянами. Ныне это развалины под названием Кила.
(Перев.)
[44] Дословно
"козий колодец", находится в южной части Палестины на берегу Мертвого моря.
(Перев.)
[45] И
здесь Иосиф Флавий следует неверному переводу Септуагинты, где значение "лес",
"чаща" в Первой книге Царств (23:15, 16) интерпретировано как название города.
(Перев.)
[46] Современное
Телль Цифа недалеко от древнего Хеврона. (Перев.)
[47] Эта
пустыня находится к юго-западу от Хеврона, недалеко от горы Кармел, где был и
город Маон. (Перев.)
[48] Эти
теснины, очевидно, идентичны с указанными в Первой книге Царств (24:1-2) близ
Эн-Гадди. (Перев.)
[49] Этот
город известен под именем Маона и находился вблизи горы Кармел, сохранились его
развалины. (Перев.)
[50] Филистимлянский
город, развалины которого сохранились к востоку от Газы. (Перев.)
[51] В
основу рассказанного в этой главе легли данные Первой книги Царств
(23-27).
[52] Местность
неизвестная, о ней не упоминается в Библии. (Перев.)
[53] См. 1
Цар. 28:9.
[54] Ныне
это маленькая деревушка Сунем на склонах малого Гермона. (Перев.)
[55] Это
горный хребет Гилбоа близ Скифополя, ныне Джебель Факуа.
[56] Ендор
- маленькое, первоначально филистимлянское поселение на северной стороне Малого
Гермона, современный Эндур, или Хондурах.
[57] И
здесь Иосиф Флавий заметно отходит от библейского текста.
[58] Ср.: 1 Цар.
28:1-25.
[59] Астарта
- древнесемитская богиня плодородия, почитавшаяся в Финикии, была богиней любви
и брака.
[60] В
Библии нет указаний на продолжительность правления Саула.
[61] С
пятого параграфа этой главы содержание соответствует Первой книге Царств (29-31)
и Первой книге Паралипоменон (10:1-14)