[ОГЛАВЛЕНИЕ]
| [Иосиф Флавий]
| [Библиотека «Вехи»]
Иосиф Флавий
Иудейские
древности
1. В первый год правления Кира[1]
(т. е. в семидесятый со дня выселения нашего народа из родины в Вавилон) Господь
Бог сжалился над пленом и страданием тех несчастных, сообразно тому, как он
накануне разрушения города [Иерусалима] предсказал им через Иеремию-пророка[2],
а именно, что после семидесятилетнего рабства Навуходоносору и его потомкам он
вернет их назад на родину, а они отстроят храм и будут наслаждаться прежним
благополучием. И вот Господь теперь даровал им все это, внушив Киру написать и
разослать по всей Азии следующее воззвание: "Так говорит царь Кир: после того,
как всемогущий Бог даровал мне царствование над всей землей, я убедился, что он
то же самое Божество, которому поклоняется народ израильтян. Он устами пророков
предвещал имя мое и объявил, что я отстрою храм Его в Иерусалиме в стране
Иудейской".
2. Это Кир узнал при чтении книги, в
которой за двести десять лет до этого пророк Исаия оставил свои предвещания.
Последний тайно сообщает, что Предвечный сказал: "Сделав Кира царем над многими
великими народами, Я желаю, чтобы он вернул народ Мой на его родину и построил
Мой храм"[3].
Это предсказал Исаия за сто сорок лет до уничтожения храма. И вот, когда Кир
прочитал это, то преклонился перед Божеством, и необычайное рвение и усердие
обуяли его к исполнению предначертанного. Созвав поэтому наиболее выдающихся из
вавилонских иудеев, он сообщил им о своем разрешении отправиться им на родину и
восстановить там город Иерусалим и храм Господа Бога. К этому царь присовокупил,
что помощником в том деле будет им сам Предвечный, он же лично напишет своим
начальникам и сатрапам пограничных [с Иудеею] областей, чтобы они доставили
евреям необходимое для постройки храма золото и серебро, а также материал для
жертвоприношений[4].
3. После того, как Кир возвестил это
израильтянам, начальники колен Иудова и Веньяминова, равно как левиты и
священнослужители, собрались в Иерусалим. При этом многие, не желая бросить свое
имущество, остались в Вавилоне. А когда [уехавшие] прибыли [на родину], то все
друзья царя стали оказывать им поддержку и доставлять для сооружения храма одни
золото, другие серебро, третьи стада скота и лошадей. Тогда прибывшие
возблагодарили Господа Бога и принесли издревле установленные жертвоприношения,
так как город теперь должен был вновь возникнуть и снова должны были ожить
прежние формы культа и богопочитания. Вместе с тем Кир прислал им обратно
храмовые сосуды, которые некогда увез с собой Навуходоносор в Вавилон после
разгрома храма. Утварь эту царь поручил своему казначею Митридату для
доставления [в Иудею], причем поручил ему отдать ее на сохранение Авассару до
тех пор, пока не окончится постройка храма, дабы он затем, по окончании
сооружения, передал ее священнослужителям и начальникам народа для постановки в
храм. Вместе с тем Кир отправил к сирийским сатрапам письмо следующего
содержания:
"Царь Кир шлет привет Сисину и Саравасану.
Я позволил тем из живущих в стране моей иудеям, которые того пожелали, вернуться
на родину и вновь отстроить город и соорудить в Иерусалиме храм Божий на том же
самом месте, на котором он был раньше. Вместе с тем я отправил [с ними] моего
казначея Митридата и начальника над иудеями Зоровавеля, дабы они заложили
фундамент храма и соорудили всю постройку, вышиной в 60 локтей и столько же в
ширину, сделав три части здания из отесанных камней и одно отделение из дерева[5],
равным образом как и жертвенник, на котором они приносили бы жертвы Господу
Богу. Расход на сей предмет я желаю принять на свой счет. Сосуды же, которые
[некогда] похитил из храма царь Навуходоносор, я им послал, передав их казначею
Митридату и начальнику над иудеями Зоровавелю, дабы они перевезли их в Иерусалим
и поместили в храме Господнем. Число же сосудов этих следующее: чаш пятьдесят
золотых и пятьсот серебряных, кубков золотых сорок, а серебряных пятьсот,
пятьдесят золотых и пятьсот серебряных кадок, тридцать золотых и триста
серебряных чаш для возлияний, тридцать золотых и две тысячи четыреста серебряных
фиалов[6]
и еще тысяча других больших сосудов[7].
Позволю иудеям вернуться к прежним почитаемым ими обычаям своих предков; пусть
они получат на обзаведение скотом, вином и маслом двести пятьдесят тысяч пятьсот
драхм и пшеничной муки двадцать тысяч пятьсот артабов[8].
Все эти расходы я повелеваю отнести на счет податей с Самарии. Из этого
иерусалимские священнослужители принесут жертвы сообразно законоположениям
Моисеевым и при этом будут молить Предвечного о спасении царя и его рода, дабы
царство персидское пребывало нерушимым. Всех же, кто ослушается этого повеления
или станет противодействовать ему, я повелю распять, а имущество конфисковать в
пользу царской казны".
Таково было содержание [царского] письма;
число же вернувшихся в Иерусалим из плена было сорок две тысячи триста
шестьдесят[9]
человек[10].
1. Пока [иудеи] клали фундамент храма и
особенно усердно занимались постройкой последнего, соседние племена,
преимущественно же хуфейцы[11],
которых царь ассирийский Салманасар[12]
вывел из Персии и Мидии и поселил в Самарии, когда покорил себе народ
израильский, стали просить сатрапов и прочих [царских] уполномоченных
воспрепятствовать иудеям в восстановлении города и постройке храма.
Уполномоченные, будучи подкуплены хуфейцами, в угоду последним стали относиться
нерадиво и беспечно к сооружению евреями построек. Между тем Киру было некогда
думать об этом ввиду того, что он был занят войной; во время же своего похода на
массагетов[13]
он умер[14].
Когда же на царский престол вступил Камбиз[15],
сын Кира, то жители Сирии, Финикии, Аммонитиды, Моавитиды и Самарии отправили
Камбизу письмо следующего содержания: "Владыка! Рабы твои, Рафим-историограф,
Семелий-книжник и члены сирийского и финикийского суда [шлют тебе привет]. Знай,
царь, что [некогда] уведенные в Вавилон иудеи прибыли теперь в нашу страну,
отстраивают свой отступнический гнусный город с его площадями, сооружают стены и
вновь восстанавливают храм. Будь, однако, уверен, что, если они закончат эти
постройки, они не станут ни платить податей, ни пожелают повиноваться, но
восстанут на царей и предпочтут сами властвовать, чем повиноваться. А так как
они очень энергично и усердно принялись за отстройку своего храма, то мы, о
царь, решили написать тебе и не упустить случая напомнить тебе, чтобы ты [сам]
пересмотрел летописи своих предков. Тут ты найдешь указания на то, что иудеи с
их городом изменники и враги [персидских] царей и что по этой именно причине
город их теперь разрушен. Вместе с тем мы сочли нужным обратить твое внимание
еще на один, несомненно тебе также неизвестный предмет, а именно что, когда
город таким образом будет вновь отстроен и повсюду окружен стенами, тебе будет
отрезан доступ в Келесирию и Финикию".
2. Когда Камбиз прочитал это письмо, то,
будучи человеком подлого характера, весь проникся указанным наветом и написал
следующий ответ:
"Царь Камбиз историку Рафиму, Велсему,
книжнику Семелию и всем остальным своим подчиненным, живущим в Самарии и
Финикии, сообщает следующее: прочитав присланное мне вами письмо, я повелел
справиться в летописях моих предков и узнал, что [указанный вами] город искони
был враждебен [персидским] царям и что жители его [постоянно] были заняты
возмущениями и войнами. Вместе с тем мы узнали, что цари их (иудеев) были
могущественны и деспотичны и налагали дань на Келесирию и Финикию. Поэтому я
распорядился не разрешать иудеям вновь отстраивать их город, дабы еще более не
возросла их постоянно проявлявшаяся по отношению к царям [персидским]
ненависть".
По прочтении этого письма Рафим, книжник
Семелий и их подчиненные немедленно сели на коней и поспешили в Иерусалим,
собрали там большую толпу народа и объявили иудеям запрещение отстраивать город
и храм. Таким образом эти сооружения приостановились вплоть до второго года
правления персидского царя Дария, т. е. в течение целых девяти лет.
Процарствовав шесть лет и подчинив себе тем временем Египет, Камбиз по
возвращении своем умер в Дамаске[16].
1. После избиения магов[17],
овладевших после смерти Камбиза правлением над персами и державших власть в
своих руках в течение года, так называемые семь персидских домов[18]
выбрали царем Дария Гистаспа. Еще в бытность свою частным человеком Дарий дал
обет Богу, что если он станет царем, то пошлет в иерусалимский храм все
священные сосуды Предвечного, которые еще находились в Вавилоне. Как раз в это
время прибыл к Дарию из Иерусалима Зоровавель, который некогда был назначен
начальником над пленными иудеями. Дело в том, что Зоровавель издавна был связан
дружбою с царем и благодаря этой дружбе он теперь вместе с двумя другими лицами
удостоился чести, которой раньше добивался, а именно стал телохранителем царя[19].
2. В первый же год своего правления Дарий
устроил блестящий и крайне торжественный прием всем своим приближенным, своим
сородичам, начальникам мидийским, персидским сатрапам, всем наместникам стран от
Индии до Эфиопии и управляющим ста двадцати семи сатрапий[20].
Когда все напились до пресыщения и каждый направился к себе домой для отдыха и
сна, царь Дарий также отправился спать, но, немного подремав, уже более не мог
заснуть; проснувшись и потеряв надежду на дальнейший сон, он вступил в разговор
со своими тремя телохранителями. Тут он обещал того из них, который даст ему на
его вопросы наиболее правдивые и откровенные ответы, наградить следующим
образом: разрешит ему носить багряницу, пить из золотых чаш, спать на золотом
вытканном ложе, подарить ему золотом украшенную колесницу, чалму из виссона и
золотую цепь на шею, а также посадить его на почетное место рядом с собой.
"Кроме того,- сказал царь,- он получит титул моего родственника".
Обещав им указанные награды, царь спросил
первого, что самое могущественное [на свете] - не вино ли, второго - не цари ли,
третьего - не женщины ли, или не сильнее ли всего этого истина? Предложив им
разрешить эту задачу, он снова заснул. На утро же он пригласил [всех] вельмож,
сатрапов и топархов Персии и Мидии и, сев на свое обычное председательское
место, повелел каждому из своих телохранителей в присутствии всех высказать его
мнение по поводу предложенных им вопросов.
3. Тогда первый телохранитель стал
следующим образом описывать силу вина: "Господа,- сказал он, свидетельствуя
могущество вина,- я могу сказать, что, по моему мнению, оно превосходит в этом
смысле все существующее и притом потому, что оно обманывает и вводит в
заблуждение разум пьющих его, равняет царя с сиротой и жалким нищим, побуждает
раба к легкому обращению свободнорожденного и уравнивает бедняка с богачом.
Вникая в людей, вино изменяет и перерождает их настроения, подавляет печаль
людей, впавших в несчастье, дарует забвение неоплатным должникам и вызывает в
них убеждение, что они богаче всех прочих, так что они уже и не говорят более о
мелочах, но упоминают о талантах и тому подобных приличествующих лишь богачам
суммах. Кроме того, оно делает полководцев и царей не чувствительными ни к чему
и заставляет их забывать о друзьях и родных. Это же вино вооружает людей против
наиболее преданных им друзей и заставляет их относиться к последним как к
совершенно чуждым им лицам. Когда же люди протрезвятся и винные пары покинут их
за время ночного сна, то они просыпаются в полном неведении того, что они
совершили во время своего опьянения. Основываясь на всем сказанном, я нахожу,
что вино могущественнее и властнее всего существующего".
4. Когда первый [телохранитель],
прославлявший указанным образом мощь вина, закончил свою речь, за ним стал
говорить тот, который взялся отстаивать царское могущество. Последнее он
характеризовал как наивысшую и наимогущественную силу среди всех, превосходящую
интенсивностью силу физическую и интеллектуальную. Вот каким образом он повел
свое рассуждение.
Сказав, что над всем доминируют люди,
подчиняющие своей воле землю и пользующиеся по своему усмотрению морем, он
продолжал: "А над людьми властвуют цари и распоряжаются ими. Поэтому
естественно, что, кто владычествует над наиболее сильным и мощным существом
(человеком), тот сам недосягаем по силе и могуществу. Постоянно слышишь, как они
поручают своим подданным ведение войн и подвергают их опасностям; посылая этих
подданных в походы на врагов, они не встречают со стороны этих подданных, именно
благодаря своему могуществу, ни малейшего отпора в этом. По их мановению
сносятся горы, разрушаются стены и башни. Люди по царскому приказанию идут сами
на смерть, равно как убивают других, лишь бы не навлечь на себя подозрения в
ослушании царских повелений. После победы эти же люди доставляют своему царю всю
военную добычу. Равным образом и не участвующие в походах, но обрабатывающие
землю и вспахивающие ее впоследствии, несмотря на свои труды и перенесение всех
тягостей работы, после жатвы и сбора плодов обязаны доставлять царю подати. Что
бы царь ни сказал и ни повелел, все это по необходимости немедленно исполняется.
Когда же затем он, вдоволь насытившись и преисполнившись удовольствия, засыпает,
его охраняют бодрствующие [за него] стражи, как бы скованные страхом; ибо никто
не дерзает покинуть спящего и уйти от него ради своих собственных дел, но
остается при нем, считая единственной своей обязанностью - охрану царя. Разве
ввиду всего этого царь очевидно не превосходит всех могуществом своим, царь,
приказаниям которого повинуется такое множество людей?"
5. Когда смолк и этот оратор, слово
перешло к третьему из них, Зоровавелю, и он следующим образом стал объяснять
свое мнение насчет [могущества] женщин и истины: "Сильны, конечно, и вино, и
царь, которому все повинуются, но могущественнее того и другого женщины. Ведь и
царя произвела на свет женщина, равно как и виноградарей, насаждающих лозы,
которые дают вино, рождают и вскармливают женщины. Вообще же у нас нет ничего,
чего бы мы не привели в связь с женщинами. Они ткут нам наши одежды, все
домашние дела наши поручены их заботливости и наблюдению; поэтому-то мы и не
можем отдалиться от женщин; даже если нам удается заработать множество золота
или серебра или добиться каких-нибудь других драгоценных и достойных стремления
вещей, мы готовы при виде красивой женщины бросить все это, глазеть на нее и
даже готовы отдать все наше состояние, лишь бы наслаждаться красотой ее и
назвать ее своей. Мы покидаем отцов и матерей своих и даже вскормившую нас землю
и часто предаем забвению наиболее дорогих друзей своих ради женщин, а иногда
отдаем за последних даже жизнь свою. Вот поэтому-то вы и можете судить о
могуществе женщин. Разве мы не приносим и не отдаем охотно нашим
владычицам-женщинам всего того, ради чего мы трудились и, когда нужно было,
подвергались бедствиям на суше и на море? Ведь я сам однажды видел этого нашего
столь могущественного царя получающим побои от своей наложницы Апамы, дочери
фавмасийца Равезака; видел, как он терпеливо сносил, что она сняла с его головы
диадему и надела ее на себя; видел, как он радовался ее веселости и был омрачен
ее гневом; видел, как он потакал всем внезапным капризам этой женщины; замечал,
как он примирялся с ней путем страшнейших личных своих унижений, видя ее
разгневанной".
6. Когда же [при этих словах] сатрапы и
военачальники переглянулись между собой, Зоровавель стал говорить об истине.
"Итак,- сказал он,- я показал, какова власть женщины. А между тем и они и царь
являются все-таки бессильными сравнительно с истиной. Ибо если земля весьма
велика, небо высоко, солнце быстроподвижно, то все это движется по воле Господа
Бога; он же справедлив и любит истину, а по этой причине следует и истину
считать наиболее могущественным [в мире] началом и притом таким, против которого
ничего не может поделать несправедливость. К тому же в то самое время, как все,
обладающее известной силой, является смертным и скоропреходящим, истина остается
бессмертной и вечной. Она дает нам не красоту, увядающую с течением времени, не
изобилие, пропадающее благодаря какой-либо случайности, но дарует нам все
принципы справедливости и законности, отделяя и удаляя от них все
несправедливое".
7. Зоровавель таким образом закончил речь
свою об истине, и когда толпа собравшихся с восторгом воскликнула, что он
говорил лучше всех, так как действительно одна лишь истина обладает несокрушимой
и вечной мощью, царь предложил ему просить себе в награду еще чего-нибудь помимо
того, что ему уже обещано; ибо, сказал царь, он охотно наградит его за его
мудрость и за выдающуюся перед всеми другими рассудительность.
"Итак,- продолжал он,- ты будешь восседать
рядом со мной и именоваться моим сродником!" При этих словах царя телохранитель
напомнил ему об обете, данном им некогда по поводу вступления на престол, а
именно - вновь отстроить Иерусалим, воздвигнуть в нем храм Предвечного и вернуть
туда похищенные и привезенные Навуходоносором в Вавилон [священные] сосуды. "В
этом и будет заключаться,- сказал он,- та моя просьба, исполнение которой ты мне
предложил за выказанную мною мудрость и рассудительность"[21].
8. Царю это понравилось, и он, поднявшись
[с трона], обнял Зоровавеля; затем он написал топархам и сатрапам повеление
оказывать поддержку Зоровавелю и всем тем, кто захочет вместе с ним отправиться
[в Иерусалим] для участия в построении храма. Вместе с тем он поручил своим
сирийским и финикийским наместникам распорядиться рубкой кедровых стволов и
отправкою их с Ливана в Иерусалим, а также приказал им оказывать Зоровавелю
помощь при восстановлении города. При этом царь издал указ, коим даровалась
свобода всем пленным иудеям, отправляющимся в Иудею, и запретил своим
наместникам и сатрапам взимать с иудеев царскую дань. Вместе с тем он наперед
освободил все земли, которые иудеи смогли бы обрабатывать, от каких бы то ни
было податей. Кроме того, он повелел идумеянам, самарянам и келесирийцам вернуть
иудеям отнятые у них деревни и вдобавок доставить им еще пятьдесят талантов на
сооружение храма. Равным образом он разрешил иудеям приносить установленные
жертвы, распорядился дать им всю нужную для богослужения обстановку, велел на
свои личные средства заготовить нужные для первосвященника и иереев[22]
облачения, равно как необходимые левитам для прославления Предвечного
музыкальные инструменты. Страхе городской и храмовой он велел нарезать земельные
участки, а также отпускать им ежегодно определенное денежное содержание, и
распорядился отправить [в город] священные сосуды. Одним словом, Дарий привел в
исполнение все то, что до него Кир желал сделать для возвращения иудеев на
родину.
9. Достигнув от царя таких результатов,
Зоровавель вышел из дворца и, взглянув на небо, стал благодарить Господа Бога за
[дарованную ему] мудрость и за ту победу, которой он, благодаря ей, достиг в
отношении Дария; "...ибо,- сказал он,- я никогда не добился бы этого, если бы
Ты, Господь, не оказал мне поддержки".
Возблагодарив таким образом в присутствии
всех Предвечного и присоединив к этому молитву, дабы Господь и впредь являл ему
свои милости, Зоровавель отправился в путь, прибыл в Вавилон и объявил своим
единоплеменникам радостную весть о распоряжениях царя. Еврейское население,
узнав об этом, также вознесло благодарственные молитвы Господу Богу за то, что
он вновь вернул им их отчизну, и затем в течение семи дней предавалось полному
широкому веселью, празднуя восстановление и возрождение своего отечества. Затем
они выбрали из родных колен первых, которые с женами, детьми и скотом должны
были вернуться в Иерусалим. Эти, получив от Дария охрану до Иерусалима,
отправились в путь с радостью и весельем, с песнями, под звуки флейт и кимвалов.
А за ними с торжеством двинулась и остальная масса иудеев.
10. Таким образом все эти люди покинули
[Вавилонию], причем из каждого рода двинулось известное число их. Я, однако, не
считаю нужным переименовать здесь все отдельные семьи, дабы не отвлекать
внимания читателей от связи событий и не затруднять ему возможности следить за
рассказом. Общее число выступивших евреев, свыше двенадцатилетнего возраста,
было 4 628 000[23] из колен Иудова и Веньяминова и
семьдесят четыре левита; кроме того, ушло сорок тысяч семьсот сорок две женщины
с детьми. Кроме упомянутых, тут было еще сто двадцать восемь певцов из левитов,
сто десять привратников и триста девяносто два служителя. К ним присоединялись
еще шестьсот шестьдесят два человека, выдававших себя за евреев, но не бывших в
состоянии доказать свое [иудейское] происхождение. Равным образом и из сословия
священников пришлось исключить нескольких за то, что они взяли себе в жены таких
лиц, относительно происхождения которых ни они сами не могли дать нужные
указания, равно как таковые не могли быть найдены в родословных таблицах левитов
и священников. Таких набралось пятьсот двадцать пять человек. За отправившимися
в Иерусалим последовало множество рабов, а именно в количестве 7337 человек;
кроме того, тут же было двести сорок пять арфистов и арфисток. Верблюдов было
четыреста тридцать пять, а вьючного скота 5525.
Предводителями всей указанной толпы
являлись сын Салафиила, Зоровавель, происходивший из колена Иудова и являвшийся
одним из потомков Давида, и Иисус, сын первосвященника Иоседека. Кроме них,
народом были избраны в качестве руководителей еще Мардохей и Серевей, т. е. те,
которые пожертвовали [на дело] сто мин золотых и пять тысяч серебряных. И вот
таким-то образом священнослужители, левиты и часть всего иудейского народа,
сколько его было в Вавилоне, переселились в Иерусалим. Остальные же иудеи
вернулись на свое прежнее местожительство[24].
1. На седьмой месяц после выселения
[иудеев] из Вавилона первосвященник Иисус и руководитель [всего дела] Зоровавель
разослали приглашения всем без исключения жителям с просьбой прибыть немедленно
и безотлагательно в Иерусалим и соорудили затем жертвенник на том самом месте,
где он некогда был поставлен, дабы принести на нем, сообразно законоположениям
Моисеевым, Господу Богу установленные жертвы. Этим, однако, они отнюдь не
снискали себе расположения соседних племен, так как все они относились [к
иудеям] неприязненно.
Тем не менее евреи отпраздновали Кущи как
раз в положенное на то законодательством время и вновь ввели после этого жертвы
всесожжения и так называемые "непрерывные" жертвоприношения[25],
субботние и все праздничные жертвы; поставленные с этой целью священнослужители
возносили при этом [установленные] молитвы и стали приносить жертвы с новолуния
седьмого месяца. Вместе с тем они приступили и к постройке храма, дав каменщикам
и строителям значительные суммы денег, равно как отпустив нужные средства на
содержание рабочего скота. При этом сидонянам не представляло никакого
затруднения сплавлять с Ливана стволы кедров, связав их в плоты и спустившись на
последних в гавань Иопы[26].
Так некогда повелел еще Кир; в исполнение же приведено это было лишь теперь, по
указу Дария.
2. На второй год после возвращения иудеев
в Иерусалим, когда они считали второй месяц, было собрано все необходимое для
постройки храма. В новолуние этого второго месяца второго года был заложен
фундамент, и затем было приступлено к дальнейшей постройке, причем во главе
всего дела евреи поставили левитов свыше двадцатилетнего возраста, Иисуса с его
сыновьями и братьями, а также Зодмиила, брата Иудова, и сына Аминадава с его
сыновьями. Благодаря тому, что все, на кого было возложено это поручение,
выказывали необыкновенное рвение и заботливость к делу, постройка храма
окончилась гораздо скорее, чем первоначально можно было предполагать.
Когда святилище было готово, то
священнослужители, одетые в установленное облачение и с трубами в руках, в
сопровождении левитов и сыновей Асафовых стали возносить Господу Богу хвалебные
песнопения сообразно тому, как это некогда впервые показал Давид. Между тем те
священники, левиты и патриархи различных семей, которые еще помнили прежний
огромный и драгоценнейшим образом убранный храм, глядя на ныне отстроенный,
столь по бедности своей отличавшийся от прежнего, были очень удручены при мысли,
насколько далеки от них их былое счастие и слава старого храма, и не могли в
своей по этому поводу печали воздержаться от жалоб и слез. Народ тем временем
радовался настоящему положению вещей и тому обстоятельству, что был по крайней
мере отстроен хоть какой-нибудь храм; при этом ни одним словом не было упомянуто
о прежнем храме, так как народ, по-видимому, не хотел мучиться сравнениями,
молча признавая настоящее сооружение менее крупным, чем прежнее. Между тем звук
труб и ликования народа заглушались рыданиями старейшин и священников, в глазах
которых настоящий храм значительно уступал разрушенному.
3. Когда же самаряне, бывшие во враждебных
отношениях с коленами Иудовым и Веньяминовым, услышали звук труб, то сбежались,
чтобы узнать о причине такой шумной радости. Узнав, что иудеи, некогда
отправленные в Вавилон в качестве военнопленных, теперь вновь сооружают свой
храм, они явились к Зоровавелю, Иисусу и начальникам колен с просьбой поручить и
им работу при сооружении храма и дать им возможность участвовать в постройке.
"Ведь мы не менее тех [иудеев] почитаем Господа Бога,- сказали они,- Его мы
почитаем и с тех пор особенно усердно поклоняемся Ему, как царь ассирийский
Салманассар привел нас сюда из страны хуфейской и из Мидии"[27].
На эту речь самарян Зоровавель,
первосвященник Иисус и начальники колен отвечали, что им принимать участие в
постройке [храма] невозможно, ибо именно они (иудеи) получили повеление
построить храм, раз еще от Кира, а ныне от Дария, но что они разрешают им
молиться в этом храме, буде они того пожелают, в чем единственно и выразится все
общение [иудеев] с ними, равно как со всеми прочими людьми, которые вздумали бы
прийти в храм на поклонение Предвечному.
4. Услышав это, хуфейцы (так иначе
называются самаряне) сильно рассердились, стали уговаривать сирийские племена
добиться от сатрапов таким же точно образом, как они то сделали при Кире, а
затем и при его преемнике Камбизе, задержки в построении храма и стали сильно
интриговать в этом направлении, чтобы затянуть или даже совершенно
воспрепятствовать иудеям окончить сооружение храма. Как раз в это время прибыли
в Иерусалим эпарх[28]
Сирии и Финикии Сисин и Саравазан, с некоторыми другими [сановниками]. Они
спросили начальников над иудеями, кто им позволил таким образом строить храм,
что он скорее походит на крепость, чем на святилище, и почему они окружают город
столь мощными портиками и стенами. На это Зоровавель и первосвященник Иисус
отвечали, что [евреи] слуги Господа Всевышнего и что сей храм, который воздвиг
Предвечному счастливейший и добродетельнейший царь их, стоял тут многие годы.
"Затем же,- продолжали они,- когда предки наши оскорбили Предвечного, а
вавилонский и халдейский царь Навуходоносор взял город силой, разрушил его и,
разграбив храм, поджег его, а народ увел в плен в Вавилон, преемник его на
вавилонском и персидском престоле, Кир, сделал письменное распоряжение об
отстройке храма, причем вручил Зоровавелю и казнохранителю Митридату все
похищенные некогда из святилища Навуходоносором жертвенные приношения и сосуды и
поручил названным лицам отвезти всю эту утварь назад в Иерусалим и вновь
поместить ее в храм, который должен быть сооружен там. Привести все это в
исполнение царь повелел как можно скорее, почему и распорядился послать в
Иерусалим Авассара с поручением заняться сооружением святилища. Авассар, получив
от Кира письменное полномочие, тотчас же приехал и заложил фундамент здания. С
того времени, однако, до сих пор это здание, благодаря проискам враждебных
[иудеям] лиц, остается неоконченным. Итак, если вам благоугодно будет и вы
считаете это нужным, отпишите обо всем этом Дарию, чтобы он мог, справившись в
царском архиве, убедиться, что мы рассказали сущую правду".
5. Ввиду этого объяснения Зоровавеля и
первосвященника, Сисин и его товарищи не решились остановить дальнейшую
постройку храма, пока об этом не будет донесено царю Дарию, но вместе с тем
немедленно отписали последнему обо всем. Иудеи тем временем сильно пали духом,
испугавшись, как бы царь не передумал относительно восстановления Иерусалима и
храма. Но в то же самое время среди них находилось двое пророков, Аггей и
Захария, которые стали ободрять их уверениями, что иудеям нечего опасаться
никаких новых бедствий со стороны персов и что Господь Бог предвещал им это.
Поэтому евреи, полагаясь на пророков, неуклонно продолжали свои постройки, не
теряя в этом деле ни одного дня.
6. Между тем самаряне послали Дарию
письменное обвинение иудеев в том, что последние укрепляют город и придают храму
вид скорее крепости, чем святилища, причем уверяли царя, что эти начинания
[иудеев] не принесут ему пользы; для вящего доказательства они указывали
вдобавок на письменные распоряжения Камбиза, путем которых последний
приостановил постройку храма. Когда Дарий таким образом был самарянами наведен
на мысль, что восстановление Иерусалима может быть небезопасным для его власти,
да к тому же прочитал еще тем временем доставленные ему донесения Сисина и его
товарищей, он приказал навести справки по всему этому делу в царских архивах. И
вот в Экбатанах, в мидийском дворце, была найдена запись следующего содержания:
"В первом году своего царствования царь
Кир повелел отстроить Иерусалимский храм и воздвигнуть жертвенник, причем здание
должно было иметь шестьдесят локтей в вышину и столько же в ширину, три стены из
хорошо обтесанных камней, а четвертую деревянную. Расходы на это сооружение царь
приказал покрыть из царской казны. Вместе с тем он предписал возвратить
иерусалимцам и сосуды, которые некогда похитил Навуходоносор и отвез в Вавилон.
Озаботиться приведением всего этого в исполнение было поручено эпарху и
начальнику Сирии и Финикии с его подчиненными; вместе с тем им было предписано
воздерживаться от активного участия в деле, но способствовать служителям
Предвечного, иудеям и их старейшинам, в построении храма. При этом царь
распорядился устроить всенародный сбор на задуманное дело и предписал
начальникам областей доставить иудеям из доходов подначальных стран нужных для
жертвоприношений быков, баранов, овец и козлов, а также муку, масло и вино,
равно как все то, что потребуют священнослужители. Евреи же пусть молятся за
здравие царя и персидского народа. Кто же вздумал бы ослушаться этих
предписаний, того царь приказал схватить и казнить путем пригвождения к кресту,
имущество же его отбирать в царскую казну. Кроме того, царь воззвал к
Предвечному, прося Его поражать всякого, кто бы решился воспрепятствовать
построению храма, молниею и тем наказывать его за ослушание".
7. Найдя такие данные в архиве Кира, Дарий
отписал Сисину и его товарищам следующее: "Царь Дарий посылает привет свой
эпарху Сисину, Саравазану и их товарищам. Посылаю вам при сем копию письма,
которое я нашел в архиве Кира, и желаю, чтобы все было сделано так, как сказано
в том письме. Будьте здоровы". Прочитав это послание и ознакомившись из него со
взглядом царя на данное дело, Сисин и его товарищи решили во всем слепо
последовать его желаниям. Поэтому они присоединились к старейшинам иудеев и к
начальствующим старцам и [вместе с ними] стали руководить священною постройкою.
И вот при таком-то большом усердии удалось [наконец] сооружение храма, по
пророчеству Аггея и Захарии, сообразно велению Господа Бога и желанию царей Кира
и Дария. Все сооружение было закончено в течение семи лет. В девятом году
царствования Дария, двадцать третьего числа двенадцатого месяца, носящего у нас
название адара, а у македонян имя дистра, священники, левиты и вся остальная
масса израильского народа принесли в жертву, в честь возобновления прежнего
благосостояния после возвращения из плена и в честь нового освящения храма, сто
быков, двести баранов, четыреста овец и двенадцать козлов, сообразно числу колен
израильских (ибо столько колен) для отпущения грехов. Сообразно законам
Моисеевым, священнослужители и левиты поставили привратников при каждом входе в
храм. Это было сделано потому, что иудеи вновь соорудили также некогда
окружавшие самый храм пристройки с колоннами.
8. Так как был первый месяц, называющийся
у македонян ксанфиком, а по нашему нисаном, и наступал праздник опресноков, то
весь народ стал стекаться из деревень в город. Затем народ приступил к
празднованию, очистившись предварительно по установленному древнему обычаю
вместе с женами и детьми, и, принеся в четырнадцатый день того же месяца жертву,
именуемую пасхальною, предавался в течение семи дней радостному празднованию.
При этом не было пощажено ничего для вящего празднества; все приносили
Предвечному жертвы всесожжения и заказывали благодарственные моления с
жертвоприношениями за то, что Господь Бог привел их обратно на родину, вернул их
к прежним законам и расположил к ним сердце царя персидского. Таким-то образом
иудеи, наперерыв друг перед другом стараясь за все эти благодеяния выразить
Предвечному свою благодарность обильными жертвоприношениями и усердным Его
почитанием, жили в Иерусалиме, введя у себя полуаристократический,
полуолигархический строй правления[29].
Дело в том, что во главе их, вплоть до воцарения потомков Асмонея, стояли
первосвященники. До своего пленения и удаления [из Палестины] евреи находились
под властью царей, начиная с Саула и Давида, в продолжение пятисот двадцати двух
лет шести месяцев и десяти дней. Раньше этих царей ими правили так называемые
судьи и правители, и этот род правления сохранялся у них в течение более пятисот
лет после смерти Моисея и начальствования Иисуса [Навина][30].
9. Таково-то было положение иудеев,
освободившихся из плена во времена Кира и Дария. Между тем самаряне причиняли
иудеям много зла, относясь к ним враждебно и отвратительно, полагаясь на свое
богатство и опираясь на родство свое с персами, тем более, что они происходили
из страны персидской. Так, например, они ни за что не хотели платить из своих
податей ничего евреям для их жертвоприношений, несмотря на точный указ царя; при
этом они ссылались на то, что у них были солидарные с ними и потворствовавшие им
в том эпархи. Напротив, жители Самарии не переставали прилагать всевозможные
усилия к тому, чтобы либо лично, либо чрез других вредить сколь возможно более
иудеям. Тогда наконец иерусалимцы решили отправить к царю Дарию посольство с
жалобою на самарян; послами явились Зоровавель и еще четверо других начальников.
Когда царь узнал от послов причину их
жалоб и обвинения, взведенные ими на самарян, он отправил посольство домой,
снабдив его предварительно письмом на имя эпархов Самарии и тамошнего верховного
совета. Содержание же данного письма было следующее:
"Царь Дарий эпархам самарянским, Тангане,
Самваве, Садраку, Вавилону и прочим подчиненным их в Самарии. Иудейские
посланцы, Зоровавель, Анания и Мардохей, обвинили вас в том, что вы
препятствовали им при построении храма и не доставляли им предписанных мною
средств для совершения жертвоприношений. Поэтому предписываю вам немедленно по
прочтении сего письма доставить им из царского казнохранилища по счету доходов
из Самарии все необходимое иудеям для жертвоприношений, сообразно требованиям
священнослужителей, дабы они не пропускали ни единого дня без жертв и без молитв
Предвечному за меня и народ персидский".
Таково было содержание письма.
1. Тогда умер Дарий, и сын его Ксеркс[31]
вступил на престол; последний унаследовал [от отца] его благочестие и уважение к
Всевышнему. Ксеркс неусыпно следовал отцу своему в богопочитании и был очень
расположен к иудеям. В это самое время первосвященником был сын Иисуса, Иоаким.
В самом Вавилоне тогда жил праведный человек, очень высокопочитаемый народом и
бывший его первым священником. То был Ездра, отличный знаток Моисеевых
законоположений и личный друг царя Ксеркса. Решив вернуться в Иерусалим и взять
туда с собою несколько живших в Вавилоне иудеев, Ездра обратился к царю с
просьбою выдать ему на имя сирийских сатрапов письмо, для удостоверения своей
личности. Царь дал ему на имя сатрапов письмо следующего содержания:
"Царь царей Ксеркс приветствует
священнослужителя и знатока божественных законов, Ездру. Считая долгом
врожденного мне человеколюбия разрешить возвратиться в Иерусалим тем из еще
остающихся в моей столице иудеям, священникам и левитам, которые бы того
пожелали, я решил следующее:
Согласно желанию моему и моих советников,
пусть всякий желающий [из иудеев] отправляется [в Иерусалим] , чтобы там
непреклонно управлять Иудеею по законам Предвечного; пусть они возьмут с собою
те дары израильскому Богу, которые я и друзья мои дали обет пожертвовать Ему.
Равным образом пусть все то серебро и золото, которое было посвящено Господу
Богу и еще находится в стране вавилонской, будет доставлено целиком в Иерусалим
и употреблено на жертвоприношения Предвечному. Тебе разрешается со своими
братьями сделать из серебра и золота все то, что вам вздумается. Те священные
сосуды, которые тебе при сем вручаются, ты поставишь [вновь в храм], но вместе с
тем тебе позволено соорудить, кроме того, еще все, на твой взгляд, нужное; ты
можешь взять необходимые для того денежные средства из царского казнохранилища.
Я также дал сирийским и финикийским казначеям повеление озаботиться снабжением
всем необходимым священнослужителя и знатока божественных законов Ездры при всех
его начинаниях. А для того, чтобы Предвечный не имел никакого повода гневаться
на меня или на моих потомков, я требую, чтобы в честь Господа Бога было
доставлено все, предписанное законом, вплоть до ста коров пшеницы. Вам же еще
раз настоятельно напоминаю освободить от всяких налогов, поборов или поставок
священнослужителей, левитов, певчих, привратников, прислужников и писцов храма.
Ты же, Ездра, по божьему указанию, назначь следующих в законах твоих судей,
которые могли бы творить суд по всей Сирии и Финикии и обучить этим законам всех
тех, которые их еще не знают, дабы всякий твой единоплеменник, который вздумал
бы преступить закон Всевышнего или царский, получил должное возмездие по
заслугам, а не мог бы отговариваться неведением. Ибо если он сознательно нарушит
законы, то он дерзкий ослушник и человек, презрительно относящийся к
постановлениям. Такие люди да будут наказываемы либо смертной казнью, либо
денежным взысканием. Будь здоров".
2. Получив это письмо, Ездра очень
обрадовался и тотчас же вознес молитву к Предвечному, приписывая только Ему
причину расположения к себе царя и желая поэтому одному Ему быть всецело
благодарным. Когда же он прочитал это письмо всем жившим в Вавилоне иудеям, то
оставил его у себя, а копию с него разослал ко всем единоплеменникам своим в
Мидии. Последние, узнав таким путем о благочестии царя и о его расположении к
Ездре, все очень обрадовались, а многие из них, собрав свои пожитки, отправились
в Вавилон, желая оттуда перебраться в Иерусалим. Большинство израильтян, однако,
осталось на месте. Вот чем и объясняется то обстоятельство, что в пределах Азии
и Европы лишь два [иудейских] колена подчинены римлянам, тогда как остальные
десять колен до сих пор живут по ту сторону Евфрата, представляя из себя
многотысячную и прямо неподдающуюся точному подсчету массу народа.
К Ездре примкнуло значительное количество
священников, левитов, привратников, певчих и прислужников храмовых. Затем Ездра,
переведя всех собравшихся к нему бывших пленных на ту сторону Евфрата, установил
там для них трехдневный пост, дабы они предварительно помолились Господу Богу о
своем спасении и о том, чтобы им не подвергаться в пути никаким бедствиям и
опасностям ни от врагов, ни от каких-либо превратностей. Дело в том, что перед
своим выступлением Ездра сказал царю, что Господь Бог охранит их, и поэтому
отказался просить у царя конной охраны.
И вот, по совершении молитвенных обрядов,
евреи двинулись от Евфрата на двенадцатый день первого месяца седьмого года
правления Ксеркса и прибыли в Иерусалим на пятый месяц того же года. Тут Ездра
немедленно вручил казначеям, принадлежавшим к священническому роду,
предназначенные для святилища средства, именно шестьсот пятьдесят талантов
серебра, серебряных сосудов на сто талантов, золотых на двадцать и на двенадцать
талантов сосудов из такого металла, который дороже золота. Эти средства были
подарены царем, его советниками и всеми оставшимися в Вавилоне израильтянами.
Передав все это священникам, Ездра повелел принести Господу Богу в виде
установленных жертв всесожжения двенадцать волов за здравие всего народа,
девяносто баранов, семьдесят две овцы и двенадцать козлов в виде жертв отпущения
грехов. Потом он вручил царским чиновникам и эпархам Келесирии и Финикии царское
послание. Последние были принуждены исполнить заключавшиеся в письме
предписания, выражая при этом полное уважение к народу и снабжая его всем ему
необходимым.
3. На это-то и сам Ездра рассчитывал, и
сообразно с этим ему [все] и удавалось, так как, по моему мнению, Предвечный
удостоивал его исполнением всех его желаний за его добропорядочность и любовь к
справедливости.
Спустя немного времени к Ездре явилось
несколько человек, которые стали обвинять некоторых лиц из простонародья, из
священников и из левитов в том, что последние нарушили государственные
установления и древние законы, взяв себе в жены иностранок и осквернив тем самым
[весь] священнический род. При этом обвинители просили Ездру оказать поддержку в
деле соблюдения законов, дабы Господь Бог вновь не разгневался на весь народ и
не вверг его снова в несчастье. Ездра в великом горе разодрал свои одежды, стал
рвать себе волосы на голове и бороду и пал ниц на землю, будучи в полном
отчаянии, что повод ко всему этому подают первые представители народа; а так как
он отлично понимал, что, если он потребует от них изгнания жен и родившихся от
последних детей, они не послушаются его, то он [в полном отчаянии] оставался на
земле. К нему сбежались все благомыслящие, обливаясь слезами и тем выражая свое
сочувствие к постигшему его горю. Затем Ездра поднялся с земли, простер руки к
небу и воскликнул, что ему совестно глядеть на небо вследствие греховности
народа, который совершенно забыл все постигшее предков за их беззакония. Вместе
с тем он стал умолять Предвечного, спасшего горсть евреев от постигшей их гибели
и от плена, вновь вернувшего их в Иерусалим и на родину и вселившего в сердце
царей персидских жалость к ним, простить им и эти их прегрешения и не взыскивать
с них, хотя они своими поступками и заслужили смерть; ведь у Господа Бога
довольно милости, чтобы не подвергать даже таких людей [заслуженному] наказанию.
4. Так закончил он свою молитву. Все те,
которые явились к нему с женами и детьми, обливались слезами. Некий же Ахоний,
один из первых граждан иерусалимских, подошел к нему и заявил, что, так как они
согрешили, живя с чужеземцами, он теперь клянется, что все они изгонят жен и
родившихся от них детей, и просил его подвергнуть наказанию тех, кто ослушается
закона. Убежденный этими уверениями, Ездра, сообразно совету Ахония, взял клятву
от начальников над священниками, левитами и прочими израильтянами в том, что они
удалят от себя жен и детей своих. Приняв это клятвенное обещание, он тотчас
удалился из храма в помещение[32]
Иоанна, сына Елиасина, и пробыл там целый день, с горя вовсе не прикасаясь к
пище. Затем им было издано распоряжение, в силу которого все возвратившиеся из
плена приглашались собраться в Иерусалим, причем все те, которые в течение двух
или трех дней не явились бы, исключались из списков народа, а имущество их, по
постановлению старейшин, секвестровалось в пользу храма. Ввиду этого [в город]
собрались в течение трех дней представители колен Иудова и Веньяминова; так
наступил двадцатый день девятого месяца, носящего у евреев название кислева[33],
а у македонян - апеллея. И вот, когда во дворе храма сел народ вместе со своими
старейшинами и, безмолвствуя от волнения, ожидал, что будет, тогда поднялся
Ездра и стал обвинять евреев в нарушении закона потому, что они взяли себе жен
не из числа единоплеменниц своих. Ныне же, продолжал он, они смогут совершить
богоугодное дело, правда, очень тяжелое для них самих, а именно - отослать жен
обратно на их родину. Все громко выразили свое согласие сделать это, но
прибавили, что сделать это не так легко, потому что народу много, время года
зимнее и дело это таково, что его не исполнишь в день или в два. "однако,-
решило собрание,- пусть виновники всех этих передряг и те, кто живет с
иностранками, объявятся для получения известной отсрочки и назначат каких угодно
старейшин, на обязанности которых будет лежать следить за выполнением
обязательства со стороны давших его". Так и было решено поступить. Когда же с
новолуния десятого месяца стали разыскивать тех, кто жил с иностранками (эти
поиски продолжались до новолуния следующего месяца), то нашлись многие из
потомков первосвященника Иисуса, многие священнослужители, левиты и прочие
израильтяне, которые, ставя соблюдение законов выше любви к близким людям,
немедленно удалили от себя как жен, так и родившихся от них детей и принесением
Господу Богу в жертву баранов постарались вновь снискать Его расположение.
Назвать здесь всех их поименно я не считаю необходимым. Искупив таким образом
грех относительно вышеупомянутых браков, Ездра сделал новые на этот счет
постановления, дабы на будущее время не было повторения старых ошибок[34].
5. Когда на седьмой месяц наступил
праздник Кущей и почти весь народ собрался на это празднество, то все взошли в
верхний этаж храма вблизи восточных ворот и просили Ездру прочитать им законы
Моисеевы. Ездра стал среди народа и начал читать; употребил он на это все время
от утра до полудня. Народ же, внимая чтению законов, узнал, чего ему держаться,
дабы теперь впредь быть справедливым; при этом люди очень опечалились, вспомнив
все прошлое, и дошли даже до слез при мысли о том, что они не испытали бы
никаких прежних своих бедствий, если бы соблюдали закон.
Когда Ездра увидел такое их настроение, то
повелел им разойтись и более не плакать, ибо был праздник, в который печаль
неуместна и не дозволена. Напротив, он стал побуждать их предаваться радости,
соответственным образом, как следует отнестись к празднику, и соединить с
раскаянием и печалью о совершенных прегрешениях также полную готовность
остерегаться впадения в подобные прежним ошибки. Ввиду такого увещевания Ездры,
народ приступил к празднованию и, проведя восемь дней в кущах, вернулся затем со
славословием Предвечному домой, чувствуя живую благодарность к Ездре за то, что
он исправил все совершенные ими нарушения законов.
Ездра затем умер в преклонном возрасте,
снискав себе великое уважение в глазах народа, и был при большом стечении
последнего погребен в Иерусалиме. А так как около того же самого времени умер
также и первосвященник Иоаким, то преемником последнего стал его сын Елиасив.
6. Один из оставшихся в плену евреев,
некий Неемия, виночерпий царя Ксеркса, однажды прогуливался пред воротами
персидской столицы Сузы и заметил нескольких чужеземцев, которые, видимо,
возвращались из дальнего путешествия и разговаривали между собою по-еврейски.
Подойдя к ним, Неемия спросил их, откуда они. А когда те ответили, что пришли из
Иудеи, то он продолжал дальше расспрашивать их о житье-бытье тамошнего населения
и о том, в каком положении находится [теперь] главный город страны, Иерусалим.
На это путники отвечали, что дела там вообще плохи, так как стены города
сровнены с землею, а окрестные племена сильно обижают иудеев, потому что днем
они носятся по стране и предают все разграблению, а ночью позволяют себе такие
насилия, что множество сельского населения, да и самих жителей Иерусалима,
уведено ими в плен, днем же дороги полны трупов. Тогда Неемию обуяло сострадание
к бедственному положению своих единоплеменников, он заплакал и, подняв очи к
небу, воскликнул: "Доколе, Господи, будешь Ты [безучастно] взирать на страдания
нашего народа, который таким образом стал добычею и игрушкою всех?"
И вот, пока Неемия находился еще у ворот,
погруженный в свои мрачные думы о всем слышанном, к нему пришли с известием, что
царь уже собирается сесть за стол. Тогда Неемия поспешил так скоро, как только
мог, к царю, чтобы исполнить при нем свои обязанности виночерпия, и даже забыл
при этом совершить омовение. Когда после обеда царь развеселился и расположение
духа его стало значительно лучше, он взглянул на Неемию и, видя его таким
мрачным, спросил его, чем тот так подавлен. Тогда Неемия мысленно обратился к
Господу Богу с молитвою явить ему милость и подсказать, что ему следует
говорить, и ответил: "Царь, как мне не казаться таким [мрачным] и как не
печалиться мне в душе, когда я слышу, что в Иерусалиме, на родине моей, где
находятся могилы и надгробные камни моих предков, стены сровнены с землею?
Умоляю тебя, окажи мне милость и разреши мне отправиться туда, дабы восстановить
стены и окончить постройку святилища".
Царь согласился оказать ему эту милость и
повелел отправить к сатрапам грамоты, чтобы последние оказывали ему всевозможный
почет и доставляли ему, по его желанию, все нужное. "А теперь,- сказал он,-
прекрати печаловаться и весело продолжай служить мне остальное время своего
здесь пребывания". Тогда Неемия возблагодарил Господа Бога и царя за милостивое
обещание, и в радости от всего возвещенного ему удрученное и омраченное лицо его
опять прояснилось. На следующий же день царь велел позвать Неемию и дал ему к
наместнику Сирии, Финикии и Самарии, Адею, письмо, в котором сделал нужные
распоряжения относительно почестей, долженствующих быть оказанными Неемии, и
касательно доставления последнему всех материалов для постройки.
7. Достигнув Вавилона и приняв там к себе
множество единоплеменников, пожелавших добровольно последовать за ним, Неемия
прибыл затем в Иерусалим на двадцать пятом году правления Ксеркса. Тут он с
Божьего помощью передал свои письма Адею и прочим наместникам, а затем, созвав
весь народ в Иерусалим, стал посреди храма и обратился к собравшимся со
следующими словами: "Мужи иудейские! Вы знаете, что Господь Бог все еще памятует
о праотцах наших, Аврааме, Исааке и Иакове, и вследствие праведности их не
покидает Своей о нас заботливости. Он, несомненно, содействовал мне при
получении от царя разрешения на восстановление стены нашей и на окончание
постройки храма. Так как вам отлично известно враждебное к нам отношение
окрестных племен, которые, при известии об оказанной нам в деле постройки
поддержке, восстанут против этой постройки и приложат все усилия, чтобы
воспрепятствовать ей, то мне хотелось бы, чтобы вы уповали первым долгом на
Предвечного при отражении их нападений; вы также не должны ни днем ни ночью не
покидать дела своей постройки, но торопиться со всем своим усердием, потому что
теперь наступил благоприятный для этого момент".
Сказав это, он немедленно повелел
старейшинам размерить землю под стены и распределить работу между народом по
селам и деревням, соответственно силам каждого. Обещав затем и лично со своими
домашними принять участие в этой постройке, он распустил собрание. Потом
принялись за дело и [все прочие] иудеи. Это имя свое они стали носить с того
дня, как они вышли из Вавилона, взяв его от колена Иудова, которое первое
прибыло в ту местность, откуда как народ, так и сама страна получили свое
название.
8. Узнав об ускорении постройки стен,
аммонитяне, моавитяне, самаряне и все кочевники Келесирии отнеслись к этому
крайне несочувственно и не переставали строить иудеям козни, мешая осуществлению
их предприятия. При этом они убили множество иудеев и пытались умертвить самого
Неемию, наняв с этою целью нескольких чужеземцев. Таким путем они нагнали страх
и смятение на иудеев, причем распространили среди последних еще молву о
готовящемся будто бы на них совместном походе целого ряда племен. Вследствие
этого иудеи некоторое время оставили свою постройку.
Однако все это не ослабило энергии Неемии
в предпринятом им деле. Он окружил себя, в видах личной безопасности, отрядом
(телохранителей] и неизменно пребывал в своем усердии, не обращая ни малейшего
внимания на все эти невзгоды ввиду воодушевления своего к начатому делу. Однако
он относился столь внимательно и предупредительно к своей личной безопасности не
потому, что боялся смерти, но вследствие глубокого убеждения, что с его смертью
граждане уже более не примутся за восстановление [городских] стен. Поэтому он
распорядился, чтобы работавшие были всегда вооружены. Таким образом, всякий
каменщик имел при себе меч, равно как и всякий, подвозивший бревна. При этом
Неемия повелел, чтобы вблизи них были положены щиты, а также расставил на
расстоянии пятисот футов друг от друга трубачей с повелением немедленно дать
знать народу, если бы показались враги, дабы последним пришлось вступить в бой с
людьми вооруженными, а не напали бы на безоружных. Сам он по ночам обходил
город, невзирая на свое утомление от трудов, от сурового образа жизни и от
недостатка сна; теперь он питался и спал лишь постольку, поскольку это было
крайне необходимо. Такие труды нес он в течение целых двух лет и четырех
месяцев, ибо в такой промежуток времени была выстроена иерусалимская стена, а
именно закончена она была на девятый месяц двадцать восьмого года царствования
Ксеркса. Когда же постройка стены пришла к концу, Неемия и весь народ с ним
принесли Предвечному благодарственную жертву и в течение восьми дней предавались
веселью.
Когда населявшие Сирию племена услышали,
что постройка стен приходит к концу, они очень взволновались. Тогда Неемия,
видя, что в городе население слишком незначительно, предложил священнослужителям
и левитам покинуть страну и, перебравшись в город, остаться здесь на постоянное
жительство, причем построил им жилища на свои собственные средства.
Народу же, занимавшемуся земледелием, он
повелел доставлять в Иерусалим десятину от плодов своих, чтобы священники и
левиты имели достаточно средств к жизни и не пренебрегали богопочитанием. Народ,
в свою очередь, охотно повиновался предписаниям Неемии. Таким образом и
Иерусалим стал населеннее.
Заслужив себе общую любовь еще целым рядом
других похвальных мероприятий, Неемия достиг преклонных лет и умер. То был
отличного нрава справедливый человек, отличавшийся необыкновенною любовью к
своим единоплеменникам и оставивший после себя вечный памятник в виде стен
иерусалимских[35].
1. Все это произошло при царе Ксерксе.
Когда же Ксеркс умер, то царство перешло к его сыну Асвиру[36],
которого греки называют Артаксерком. В его правление над персами весь народ
иудейский подвергся опасности погибнуть с женами и детьми. О причине этого мы
сейчас расскажем. Дело в том, что сперва мне надлежит сообщить о делах царя, а
затем уже о том, как он женился на еврейке из царского рода, которая, по
преданию, и спасла наш народ.
Вступив на престол и назначив правителей в
свои сто двадцать семь сатрапий от Инда до Эфиопии, Артаксеркс на третьем году
своего правления пригласил к себе однажды своих друзей, представителей
персидских племен и их начальников и устроил им столь блестящее угощение, какое
подобало царю, желавшему выставить на показ все свое богатство. Это пиршество
длилось сто восемьдесят дней. Затем он в течение семи дней увеселял отдельные
племена и их посланцев в Сузах. Пир происходил следующим образом.
Велев соорудить шатер на золотых и
серебряных столбах, царь распорядился покрыть его льняными пурпуровыми тканями.
Шатер был таких размеров, что в нем могло расположиться много тысяч человек.
Гости пользовались золотыми чарками, усыпанными драгоценными камнями, и из них
было так же приятно пить, как и приятно смотреть на них. Вместе с тем он
запретил служителям беспрерывно подносить гостям вино и тем самым принуждать их
пить, как то обыкновенно принято у персов, но предоставил каждому из возлежащих
за пиром свободный, по его вкусу, выбор. Вместе с тем царь разослал по всей
стране распоряжение прекратить все работы и в течение целого ряда дней
праздновать его вступление на царство.
Равным образом и царица Васти[37],
в свою очередь, устроила во дворце пиршество для женщин. Вдруг царь, желая
показать царицу гостям своим и доказать, что она превосходит красою своею всех
женщин, послал за нею и приказал ей явиться к нему на пир. Царица же, соблюдая
персидские законы, в силу которых женщинам не дозволено показываться
посторонним, не пошла к царю и, несмотря на то, что последний несколько раз
посылал за нею евнухов, тем не менее упорно отказывалась предстать перед царем.
Тогда царь в сильном гневе распустил гостей, поднялся со своего места и приказал
призвать тех семерых персов, которым поручено истолкование законов. Когда они
затем явились, он обвинил пред ними жену свою и объявил, что она ослушалась его,
ибо, будучи неоднократно приглашаема им на пир, ни разу не повиновалась ему.
Ввиду этого он потребовал [от законоведов] указать ему, какой закон они думают
применить к ней. И вот тогда один из законоведов, некий Мухей, заявил, что
оскорбление тут нанесено не одному ему (Артак-серксу), но и всем персам, которым
отныне, вследствие презрительного к ним отношения жен их, угрожает опасность
влачить крайне позорную жизнь ("ибо ныне не будут обращать внимание на мужа,
видя такой пример царицы по отношению к тебе, верховному властелину над всеми"),
а поэтому он предложил применить к ее проступку высшее наказание и объявить это
постановление касательно царицы всему народу. Именно было решено изгнать Васти и
возвести в ее сан другую женщину.
2. Однако царь был очень расположен к
Васти и не хотел примириться с мыслью о разводе, но он и не мог, ввиду закона,
переменить свое решение и потому впал в печаль по поводу им самим вызванного
постановления, отменить которое было уже невозможно. Видя его в таком
подавленном настроении, друзья царя посоветовали ему выбросить из головы
совершенно теперь бесполезное воспоминание о любви своей к этой женщине,
разослать по всей земле людей искать красивых девушек и из последних выбрать
наилучшую себе в жены. Они указывали при этом на то, что лишь замена прежней
царицы новою утешит страсть его к первой и что он вскоре перенесет все свое
чувство на новую супругу, позабыв о Васти. Царь послушался этого совета и
приказал нескольким лицам выбрать наиболее красивых девушек во всем царстве и
представить их ему. И вот, когда было набрано уже много девиц, нашлась в
Вавилоне еще одна, очень рано лишившаяся отца и матери и воспитывавшаяся у
своего дяди Мардохея. Этот Мардохей принадлежал к колену Веньяминову, происходя
из одного из лучших иудейских семейств. Эсфирь (так звали девушку) отличалась
необычайною красотою и этим всегда останавливала на себе взгляды всех видевших
ее. Ее передали на попечение одному из евнухов; она пользовалась полнейшею его
заботливостью и была снабжена в изобилии лучшими косметиками и самыми
драгоценными благовониями для ухода за своим телом. Такими же попечениями
пользовались в течение шести месяцев и все остальные девушки, числом четыреста.
Когда же евнух счел указанное время достаточным в смысле ухода за девушками и
полагал, что они уже могут удостоиться царского ложа, он ежедневно стал посылать
царю по одной для сожительства. Но царь, лишь только сходился с нею, тотчас
отсылал ее обратно. Когда же царю была доставлена Эсфирь, она понравилась ему и
он полюбил эту девушку так сильно, что сделал ее своею законною женою и
отпраздновал свою с нею свадьбу на двенадцатый месяц седьмого года своего
царствования, а именно в месяце адаре. Он разослал ко всему народу конных
глашатаев с предложением принять участие в свадебном торжестве его. Когда Эсфирь
вошла во дворец, Артаксеркс возложил ей на голову диадему. Таким образом Эсфирь
стала его женою и жила с ним, но не объявляла ему, к какому племени она
принадлежит.
Затем и дядя ее перебрался из Вавилона в
персидский город Сузы и поселился тут. Ежедневно он наведывался во дворец и
узнавал о времяпрепровождении девушки, потому что любил ее, как родную дочь
свою.
3. Между тем царь издал распоряжение, в
силу которого никто из его приближенных не смел без особого разрешения являться
к нему, когда он восседал на троне. Ввиду этого вокруг его трона были поставлены
вооруженные секирами люди, которым было вменено в обязанность карать всякого,
кто без зова являлся бы к царскому престолу. Сам царь, однако, восседал, держа в
руке золотой скипетр, который он простирал в сторону того, кого он желал
помиловать, если бы тот приблизился к нему без приглашения. Всякий, к кому таким
образом прикасался царь, был уже вне опасности.
4. Однако пока об этом довольно.
Когда некоторое время спустя евнухи
Вагафой и Феодест составили против царя заговор, то слуга одного из них,
Варнаваз, родом иудей, узнав о заговоре, сообщил об этом дяде царицы. Мардохей
же при посредстве Эсфири известил царя о заговорщиках. Царь пришел в сильное
смущение и скоро разузнал всю истину. Затем он приговорил евнухов к смертной
казни через пригвождение к кресту, а Мардохею, виновнику своего спасения, не дал
в награду ничего: он велел лишь своим секретарям внести имя его в летописи, а
самому ему приказал остаться при дворце в качестве весьма необходимого и
преданного царю человека.
5. В то время все чужестранцы и персы, по
распоряжению самого Артаксеркса, обязаны были падать ниц пред амалекитянином
Аманом, сыном Амадафа, когда тот являлся к царю.
И вот, когда Мардохей по своей мудрости и
ввиду запрещения своего закона не стал падать ниц перед человеком, Аман обратил
на него свое особенное внимание и стал узнавать, откуда он. Когда же Аману
доложили, что Мардохей - иудей, он разгневался и стал недоумевать, почему
Мардохей, будучи рабом, не считает нужным поклоняться ему, тогда как это делают
же свободнорожденные персы. Поэтому, желая ему отомстить и считая
исходатайствование от царя наказания одного лишь Мардохея слишком недостаточным,
Аман решил уничтожить весь народ его, тем более, что он искони питал вражду к
иудеям за то, что ими некогда было истреблено племя амалекитян, к которому
принадлежал он сам.
Ввиду всего этого он отправился к царю и
обратился к нему с жалобою, указывая ему на распространение в его царственных
владениях некоего гнусного народа, который держится особняком, не входит в
общение с прочими жителями страны, имеет различное от прочих богопочитание и
пользуется другими законами. "Это племя,- сказал Амин,- как по своим взглядам,
так и по своему образу жизни враждебно твоему народу, да и всем людям. Если ты
желаешь оказать своим подданным истинное благодеяние, то прикажи с корнем
уничтожить это племя, дабы и следа его не оставалось, ни в качестве рабов, ни
военнопленных". А для того, чтобы царь не лишился получаемых с евреев в виде
налогов денег, Аман обещался выплатить ему, по его требованию, сорок тысяч
талантов серебра из собственных своих средств. Деньги эти, прибавил Аман, он
охотно готов заплатить, лишь бы избавить царство от этих негодяев.
6. В ответ на это предложение Амана царь
отказался от его денег и предоставил ему поступить с евреями по личному его
усмотрению. Тогда Аман, добившись своего, немедленно разослал якобы от имени
царя ко всем народам царства распоряжение следующего содержания:
"Великий царь Артаксеркс, правящий землями
от пределов Индии до границ Эфиопии, повелевает сатрапам ста двадцати семи своих
сатрапий следующее: став правителем множества народов и овладев сообразно своему
желанию землею, причем я отнюдь не злоупотреблял своею властью для стеснения или
обиды моих подданных, но всегда выказывал себя государем мягким и общедоступным,
я, заботясь о том, чтобы среди подданных моих царили мир и законность, всегда
старался найти средства, как бы навеки закрепить за этими подданными указанные
блага. Но так как Аман, по доброжелательству и справедливости своим занимающий в
моем сердце первое место и являющийся, благодаря своей мне верности и
постоянному ко мне благожелательству, вторым после меня человеком в стране, в
заботливости своей указал мне на то, что повсюду в стране среди прочего
населения живет злонамеренный и подчиняющийся лишь своим собственным законам
народ, который не повинуется царям, не принимает наших обычаев, ненавидит
единодержавие и вообще относится крайне враждебно ко всем нашим начинаниям, то
сам я повелеваю всех этих указанных мне вторым отцом моим, Аманом, людей
перебить с их женами и детьми без всякой пощады, дабы никто, движимый
состраданием, не осмелился ослушаться сего моего письменного указа. Я желаю,
чтобы указанное истребление [евреев] совершилось в четырнадцатый день
двенадцатого месяца текущего года и чтобы мы, повсюду подвергнув в один день
поголовному истреблению врагов наших, впредь могли жить мирно и спокойно".
Когда этот указ прибыл во все города
страны, все [персы] очень обрадовались предстоявшей в указанный день резне среди
евреев. В Сузах уже заранее распределялись жертвы. Между тем царь с Аманом
предавались веселым попойкам, а городское население находилось в крайнем
возбуждении.
7. Когда Мардохей узнал о случившемся, он
разорвал на себе одежду, облачился во вретище, посыпал главу свою пеплом и
побежал по городу с воплем, что губят ни в чем не повинный народ. Так добрался
он до царского дворца и здесь остановился, потому что в таком виде ему нельзя
было войти туда. То же самое делали все иудеи во всех прочих городах, где был
получен злополучный указ. Со слезами и воплями они жаловались на постановленное
относительно их решение.
Когда кто-то сообщил царице, что Мардохей
стоит пред воротами в таком жалком виде, то она, испугавшись лишних разговоров,
выслала к нему нескольких людей с другим платьем. Однако Мардохея нельзя было
уговорить снять с себя вретище, ибо, сказал он, не кончилось еще бедствие,
бывшее для него поводом к такому облачению. Тогда царица позвала евнуха своего
Ахрафея, который как раз случился тут при ней, и послала его к Мардохею с
расспросом, какая беда постигла его, что он явился к ней в таком одеянии и не
снимает его даже по ее предложению. Мардохей указал евнуху, как на причину
всего, на разосланный по всей стране царем указ относительно иудеев и на деньги,
путем обещания которых Аман купил себе у царя распоряжение об истреблении всего
иудейского племени. Вместе с тем Мардохей передал ему копию вывешенного в Сузах
указа для Эсфири и поручил ему передать ей, что он просит ее ходатайствовать по
данному делу пред царем и не стыдится ради спасения своего народа явиться пред
царем в виде просительницы, ибо только таким путем она сможет отвратить грозящую
иудеям гибель, на которых царь разгневался вследствие обвинения их со стороны
Амана, занимающего в государстве второе место после самого царя. Узнав об этом,
Эсфирь снова послала сказать Мардохею, что ее [давно уже] не призывали к царю и
что всякий, входящий к повелителю без приглашения с его стороны, подвергается
смертной казни, исключая того случая, когда царь, имея в виду помиловать его,
протянет по направлению к нему свой жезл. Только тот, с которым, если он вошел к
нему без зова, царь поступит так, не подвергается казни, но получает
помилование.
Когда евнух этот ответ Эсфири сообщил
Мардохею, последний просил его передать ей, чтобы она не столько заботилась о
личной своей безопасности, сколько об общем благе народа. Если она теперь
оставит этот народ без поддержки, то помощь ему во всяком случае придет от
Господа Бога, сама же она со всем домом своим погибнет от руки тех, кем она
пренебрегла. Тогда Эсфирь поручила Мардохею через того же служителя вернуться в
Сузы и, собрав тамошних иудеев на сходку, предложить им наложить на себя
трехдневный строгий пост за нее; сама она обещала сделать то же самое вместе со
своими прислужницами и затем прямо, вопреки закону, отправиться к царю, хотя бы
ей и пришлось поплатиться за это жизнью.
8. Сообразно поручению Эсфири, Мардохей
побудил народ наложить на себя пост и вместе с народом стал молить Предвечного
не допустить ныне угрожающей Его племени гибели, но подобно тому как он и раньше
неоднократно заботился об этом народе и прощал ему его погрешения, и ныне
избавить его от грозящей ему беды. Ведь народу теперь приходится погибать
совершенно безвинно, так как известно, что вся причина гнева Амана заключается в
том, что он, Мардохей, не поклонился ему и не воздал Аману почести, которую он
привык воздавать одному только Предвечному. На это-то Аман рассердился и
постановил решение против тех, кто в данном случае вовсе не преступил божеских
законов.
Такие же точно молитвы возносил к Господу
Богу и весь народ, умоляя Его позаботиться спасением и избавлением от
надвигающейся на всех в стране израильтян гибели, которую они уже видели воочию
и быстрое приближение которой отлично сознавали. Равным образом Эсфирь умоляла
Господа Бога, пав, по обычаю своих предков, ниц наземь, облачившись в траурную
одежду и в течение трех дней воздерживаясь от пищи, питья и всяких развлечений.
Она просила Предвечного сжалиться над нею и даровать ей, когда она предстанет
пред царем и начнет упрашивать его, убедительность речи, а телу ее еще большую
прелесть, дабы этими двумя средствами она смогла умерить гнев царя, когда она
предстанет пред ним, и смогла бы спасти своих единоплеменников, уже стоящих на
краю гибели. Вместе с тем она молила Бога вселить царю ненависть против врагов
еврейских, которые, если бы евреи были покинуты Предвечным, добились бы грозящей
теперь иудеям погибели.
9. После такой трехдневной молитвы к
Господу Богу, Эсфирь сняла с себя траурное одеяние и надела другой наряд,
украсившись как подобало царице. Затем она в сопровождении двух прислужниц, на
одну из которых она слегка опиралась, причем другая несла за нею влачившийся по
земле шлейф ее платья, пошла к царю, причем по лицу ее разлился густой румянец и
вся она сверкала необычайно величавою красотою. С трепетом вошла Эсфирь к царю,
который как раз восседал на своем троне. Когда она предстала пред лицом царя,
бывшего в своем царственном облачении, которое представляло пеструю одежду,
затканную золотом и украшенную драгоценными камнями, то он ей показался грознее
обыкновенного. Когда же она взглянула на него и, увидев устремленный на нее
взгляд его, заметила, что лицо его омрачилось и на нем вспыхнул румянец гнева,
она от страха лишилась чувств и безмолвно пала в объятия своих прислужниц.
Однако царь, вероятно по решению Предвечного, вдруг совершенно преобразился, и,
боясь, как бы не случилось какой-нибудь беды с его женою вследствие обуявшего ее
страха, сошел ' со своего трона, и, заключив ее в объятия, стал ласкать и нежно
уговаривать ее бросить страх и не бояться, что она пришла к нему без
приглашения. При этом он сказал, что соответствующее распоряжение сделано им
лишь относительно подчиненных и что Эсфирь, как полноправная с ним царица, может
ничего не бояться. С этими словами он вложил в ее руку скипетр, сообразно закону
предварительно прикоснувшись им к ее шее, чтобы избавить Эсфирь от всякого
сомнения. Эсфирь же, придя в себя от всего случившегося, сказала: "Владыка! Я не
легко смогу объяснить тебе причину столь внезапно постигшего меня припадка.
Когда я узрела тебя столь величественным, прекрасным и вместе с тем грозным, у
меня сразу захватило дух и я чуть не лишилась жизни". Так как царица
выговаривала все это с трудом и крайне слабым голосом, самого царя обуяли страх
и смятение; поэтому он стал уговаривать Эсфирь успокоиться и не бояться ничего,
так как, если бы она захотела, он готов уступить ей даже половину своего
царства. Тогда Эсфирь пригласила его вместе с его другом Аманом пожаловать к ней
на обед, который она для них приготовила. Царь принял это приглашение и явился к
ней [с Аманом]. Во время здравицы он предложил Эсфири высказать ему свое
желание, причем присовокупил, что он не пожалеет для нее ничего, даже если бы
она запросила половины его царства. Эсфирь же обещала высказать ему свое желание
на следующий день, когда он снова придет к ней обедать с Аманом.
10. Царь обещал прийти, Аман же ушел,
преисполненный радости, что он один удостоивается чести принимать участие в
царском обеде у Эсфири, чести, которой никто еще из царских приближенных пока не
удостоивался. Однако ему пришлось вновь разгневаться, когда увидел на дворе
Мардохея: последний при виде его опять не поклонился. Придя к себе домой, Аман
призвал жену свою Зарадзу и своих друзей и, когда те явились, рассказал им о
чести, которой он удостоивается не только у царя, но и у царицы: он-де сегодня
обедал у нее один с царем, а также получил приглашение и на завтрашний день. При
этом он присовокупил, что, однако, все это не может радовать его, пока он видит
во дворе [дворца] иудея Мардохея. На это жена Амана, Зарадза, посоветовала ему
распорядиться срубить дерево в пятьдесят локтей вышины и на следующий день
добиться разрешения царя повесить на этом дереве Мардохея. Аману этот совет
понравился, и он приказал своим слугам выбрать и поставить такую виселицу во
дворе для казни Мардохея. Это вскоре было исполнено. Предвечный, однако,
посмеялся над гнусными расчетами Амана и, зная то, что должно было случиться, с
удовольствием ожидал ближайшего события. Дело в том, что Господь Бог в эту ночь
лишил царя сна. Царь не желал праздно проводить время своей бессонницы, но
чем-нибудь рассеяться, помимо общества с царицею, и поэтому, повелев позвать
своего секретаря, он поручил ему громко читать летописные данные о своих
предшественниках на престоле и о деяниях своего собственного царствования. Когда
явился секретарь и началось чтение, то царь услышал о некоем человеке, который
за доблестное деяние получил в награду управление целою областью, имя которой
тут же было прописано; затем, после того как было упомянуто о другом человеке,
также получившем награду за [выказанную царю] верность, царь дошел до
повествования о слугах царских, Вагафое и Феодесте, устроивших заговор против
него, о чем донес Мардохей. Когда секретарь упомянул об этом без дальнейших
подробностей и хотел затем перейти к другому эпизоду, царь остановил чтеца и
спросил его, разве не записано ничего о том вознаграждении, которое получил за
свое деяние Мардохей. Когда же секретарь ответил отрицательно, то царь велел ему
приостановить чтение и узнать от специально для того приставленных лиц, который
теперь час ночи. Узнав, что уже наступает утро, царь приказал сообщить ему, нет
ли уже кого-нибудь из его приближенных во дворе. И вот оказалось, что явился
Аман, потому что он пришел сегодня раньше обыкновенного, имея в виду просить у
царя разрешения казнить Мардохея. Когда слуги доложили царю, что Аман на дворе,
царь велел позвать его. При появлении Амана царь обратился к нему со следующими
словами: "Я знаю, что ты единственный благорасположенный ко мне друг мой.
Поэтому прошу тебя, посоветуй, как мне почтить некоего весьма любимого мною
человека, чтобы награда вышла достойною моего царского великодушия". Тогда Аман,
полагая, что ему приходится говорить тут за самого себя (так как он один только
пользовался любовью царя), назвал такую награду, которую сам считал наилучшею.
Поэтому он сказал: "Если ты желаешь достойно возвеличить человека, тобою
любимого, то вели посадить его на лошадь в подобном твоему царском облачении с
золотою цепью на шее и в предшествовании одного из твоих ближайших друзей
провезти по всему городу с громогласным объявлением, что этой чести
удостоивается царский любимец". Аман посоветовал ему в полной уверенности, что
сам удостоится сказанной награды. Царю понравился этот совет, и потому он
сказал: "Так как у тебя [мой] конь, мое облачение и цепь, то пойди и разыщи
иудея Мардохея и, дав ему все указанное, объяви о нем, ведя его лошадь под
уздцы. Ведь ты,- продолжал он,- один из ближайших друзей, и поэтому ты лучше
всего [сам] сможешь привести в исполнение то, что ты мне посоветовал. Этой чести
да удостоится [Мардохей] за то, что спас мне жизнь". Услышав столь неожиданное
решение царя, Аман был совершенно подавлен и уничтожен и в смятении своем вышел
[из дворца], ведя за собою лошадь и неся порфиру[38]
и золотую цепь. Тут пред воротами он встретил Мардохея во вретище и велел ему
облачиться в порфиру. Мардохей же, не понимая, в чем дело, и предполагая со
стороны Амана глумление, воскликнул: "о ты, сквернейший из людей! Так тебе еще
нужно смеяться над нами в нашем несчастии?" Когда же он убедился, что царь
награждает его таким образом за то, что он спас ему жизнь, донеся о некогда
направленном против него заговоре царедворцев, он облачился в порфиру, которую
обыкновенно носил царь, возложил на себя цепь и, сев на коня, объехал кругом
города, причем впереди него шел Аман и возглашал, что такова награда царя
всякому, кого он полюбит и кого удостоит публично почтить. Затем, когда они
объехали весь город, Мардохей отправился к царю [во дворец], Аман же со стыдом
вернулся к себе домой и там со слезами на глазах рассказал все случившееся жене
своей и друзьям. Последние признались, что ему не удастся отомстить Мардохею,
так как ему покровительствует сам Предвечный.
11. И вот пока об этом шла речь, пришли
слуги Эсфири, чтобы пригласить Амана на обед к ней. Между тем один из евнухов,
именно Савухад, увидя в доме Амана виселицу, которую готовили для Мардохея, и
узнав от кого-то из слуг, что она предназначается для дяди царицы (ибо Аман
хочет-де испросить у царя разрешения казнить Мардохея), не сказал пока об этом
никому ничего.
Когда же царь, пообедав вместе с Аманом,
предложил царице сказать ему, какого дара она желает от него, причем заметил,
что он дарует ей все, чего бы она ни пожелала, Эсфирь стала жаловаться на
опасность, которой подвергается ее народ, и указала на то, что и она
подвергнется вместе с единоплеменниками своими гибели, почему и решается
говорить теперь об этом; тут она прибавила, что не стала бы беспокоить царя
просьбами, если бы он продал всех их в тяжелое рабство (ибо то было бы еще
сносным горем), теперь же принуждена умолять его избавить евреев от смертной
казни.
Когда затем царь спросил, кто постановил
такое решение, то Эсфирь уже более не стеснялась, но открыто стала обвинять в
том Амана, указывая на то, что последний, восстановленный против иудеев, повел
против них столь гнусную интригу. В сильнейшем волнении царь вскочил из-за стола
и бросился в сад, Аман же стал умолять Эсфирь простить ему его проступок, так
как он понял, что сам попал в беду. И вот, когда он бросился на ложе царицы и
стал умолять ее, царь вошел в комнату и, еще более рассвирепев вследствие
представившегося глазам его зрелища, закричал:
"Теперь, мерзкий негодяй, ты еще пытаешься
изнасиловать мою жену?"
Амана окончательно сразили эти слова, и он
уже не мог ничего сказать. Тогда вошел евнух Савухад и стал изобличать Амана,
говоря, что он нашел в его доме виселицу, предназначенную для Мардохея, что это
сообщил ему в ответ на его расспросы один из слуг Амана, когда он пришел к
последнему, чтобы пригласить его на обед, и что виселица имеет пятьдесят локтей
вышины.
Услышав это, царь решил, что Амана следует
подвергнуть именно тому самому наказанию, которое тот имел в виду для Мардохея.
Поэтому он повелел немедленно повесить его на той же виселице. Здесь мне опять
приходится отметить поразительную мудрость и справедливость Предвечного, который
не только наказал Амана за его гнусность, но и уготовал ему тот самый способ
казни, который тот предназначал для другого, причем Господь указал и на то, что
если кто-либо готовит что-нибудь другому, то сам первый, не ведая того,
направляет это против себя же.
12. Таким-то образом погиб Аман,
первоначально пользовавшийся столь неограниченным почетом у царя. Имущество его
перешло к царице. Затем царь призвал Мардохея, о своем родстве с которым ему уже
успела сообщить Эсфирь, и передал ему перстень, который он раньше поручил Аману.
Царица отдала Мардохею все имущество Амана и просила затем царя избавить племя
иудейское от того трепета за свою жизнь, который был следствием разосланного по
всей стране указа Амана, сына Амадафа. При этом она сказала, что, если отечество
ее подвергнется разграблению, а единоплеменники ее - гибели, она сама покончит с
собою. На это царь обещал ей, что не будет сделано ничего не угодного ей и
ничего, что было бы ей неприятно. Вместе с тем он предложил ей написать от имени
его все, что угодно будет решить касательно иудеев, скрепить это его печатью и
разослать письмо по всему царству: ведь никто, кто прочитает послание,
снабженное царскою печатью, не осмелится действовать против указа.
Когда затем было послано за царскими
писцами, она приказала им написать касательно иудеев следующее письмо,
адресованное всем [жившим в стране] народностям, всем управителям и
начальствующим, от пределов Индии до Эфиопии, сатрапам ста двадцати семи
сатрапий:
"Великий царь Артаксеркс приветствует
начальствующих лиц и всех благомыслящих и преданных ему людей. Многие
злоупотребляют обильными благодеяниями и почетом, которых они добились благодаря
щедрости своих правителей, и притом решаются оскорблять не только своих
подчиненных, но даже своих же собственных благодетелей; таким образом они
искореняют чувство благодарности среди людей и, вследствие наглости своей, не
умея пользоваться дарованными им сверх всякого ожидания дарами и не чувствуя
признательности к виновникам этого их обогащения, они верят слепо, будто все это
останется неизвестным Божеству и будто сами они сумеют избегнуть наказания.
Некоторые из таких людей, получив от дружески к ним расположенных лиц управление
делами и питая к некоторым особенную ненависть, путем ложных сообщений и
клеветнических наветов побудили правителей своих восстать и разгневаться на
совершенно невинных, которые в силу этого подверглись опасности погибнуть. Все
это мы знаем не понаслышке, и все это случилось не в древности, но такая
дерзновенная попытка произошла на наших же глазах. Ввиду этого мы впредь не
станем более слушать наветы и не будем более внимать клевете, кто бы в чем ни
старался убедить нас, но будем судить лишь по собственному личному опыту и
наказывать и награждать лишь по действительным заслугам, опираясь при этом на
факты, а не на доносы.
И вот ныне сын Амадафа, Аман, родом
амалекитянин, следовательно человек чуждый персам по происхождению своему, тут,
на чужбине, достиг у всех великого почета, настолько, что он впоследствии стал
носить титул "моего отца", ему все поклонялись и он занимал после меня второе
место в государстве и пользовался всем подобающим столь высокому сану почетом,
но не был в состоянии достойно отнестись к выпавшему на его долю счастью и не
сумел разумно пользоваться великими доставшимися ему благами; но он злоумышлял
против моей власти и моей жизни, стараясь загубить меня, виновника такой его
неограниченной власти. При этом он даже посягнул на моего благодетеля и
спасителя, Мардохея, и на мою подругу в жизни и на престоле, Эсфирь, злобно и
обманным образом добиваясь их гибели. Желая меня таким путем лишить преданных
мне людей, он рассчитывал передать власть другим лицам. Я же, поняв, что
обреченные этим негодяем на гибель иудеи отнюдь не преступники, но являются
наилучшими подданными и привержены тому Богу, Который сохранил за мною и моими
предками царскую власть, не только освобождаю этих иудеев от всякого
определенного им Аманом наказания, о котором вы лучше всего забудьте вовсе, но и
желаю, чтобы им был оказываем всевозможный почет. Того же, который повел против
них интригу, я повелел распять вместе со всем родом его пред воротами города
Сузы, ибо всевидящий Бог подверг его такому наказанию. Вам же я повелеваю
вывесить копию этого указа во всем царстве, оставить иудеев в покое и
предоставить им жить по их собственным законам, оказав им поддержку во всех тех
случаях, если бы им на тринадцатый день месяца адара пришлось отражать лиц,
которые вздумали бы их в этот день обидеть. Этот день, по желанию Господа Бога,
станет для них днем спасения вместо гибели. Да будет день сей днем радости для
всех преданных нам людей и днем памятным для злонамеренных, дабы они вспомнили о
наказании. При этом я желаю, чтобы мне было донесено о всяком городе и всяком
племени, которые вздумали бы ослушаться в чем-либо моего указа, дабы я мог их
истребить огнем и мечом. Этот указ пусть будет обнародован во всех частях
подвластной нам страны и пусть все достаточно приготовятся к тому вышеуказанному
дню, чтобы отразить врагов своих".
13. Всадники немедленно развезли эти указы
по всем направлениям. Когда же Мардохей в царском одеянии, золотом венке и с
цепью на груди появился на улицах, то все жившие в Сузах иудеи, видя, какого
почета он удостоился от царя, разделяли с ним его радость. Когда же указы были
получены на месте, то радость и веселье по поводу спасения охватили всех иудеев,
живших как в городе, так и в прочих частях страны. Дело дошло до того, что
многие другие племена из страха пред иудеями подвергли себя обрезанию, чтобы
таким путем гарантировать себе личную безопасность. Когда же наступил
тринадцатый день двенадцатого месяца, известного у евреев под именем адара, а у
македонян под названием дистра, лица, привезшие царский указ, объявили, что
теперь, в тот день, когда евреям суждено было подвергнуться такой опасности, они
сами могут предаться избиению своих врагов. Правители над сатрапиями,
начальствующие лица и царские писцы стали теперь относиться к иудеям с
уважением, ибо страх пред Мардохеем побуждал их быть дипломатичными. В силу
царского разосланного по всей стране указа иудеи в одних только Сузах перебили
около пятисот врагов своих. Когда же царь сообщил Эсфири о числе перебитых в
городе [персов] с присовокуплением, что ему пока еще неизвестно число павших в
прочих частях страны, и спросил, что она думает делать дальше, так как ей ни в
чем не будет отказа, царица испросила разрешения позволить иудеям продолжать и
окончить резню еще и на следующий день и распять на кресте также десять сыновей
Амана. Не желая ни в чем отказывать Эсфири, царь и на это дал свое согласие.
Ввиду этого евреи еще раз собрались четырнадцатого числа месяца дистра и
перебили до трехсот врагов, причем, однако, отнюдь не касались имущества этих
лиц.
В стране же и в других городах пало от рук
иудеев семьдесят пять тысяч врагов их. Эти люди пали в тринадцатый день того
месяца, а четырнадцатое число провинциальные евреи решили отпраздновать как день
радостный. Равным образом и жившие в Сузах иудеи отпраздновали четырнадцатый и
пятнадцатый день того месяца в радости и весельи. Отсюда произошел и доныне
сохранившийся среди евреев обычай праздновать эти дни и посылать друг другу
сласти. Дело в том, что Мардохей письменно предложил всем жившим в царстве
Артаксеркса иудеям отметить эти дни, праздновать их и поручить празднование их
также и потомкам, дабы этот обычай сохранился навсегда и не был предан забвению,
так как ввиду предназначенной им в эти дни Аманом гибели они, избегнув
угрожавшей им опасности и даже отметив врагам своим, сделают хорошо, если
выделят эти именно дни для принесения благодарности Господу Богу. В силу этого
иудеи празднуют указанные дни и называют этот праздник "Пурим".
Мардохей же достиг у царя высокого и
почетного положения, разделяя с ним власть его и живя при особе царицы. Дела
евреев, благодаря ему, значительно и сверх всякого ожидания поправились[39].
1. Таковы были происшествия,
ознаменовавшие правление Артаксеркса (по отношению к евреям).
Когда умер первосвященник Элиасив, то сын
его Иуда стал преемником его по сану, а после смерти Иуды первосвященство
перешло в свою очередь к его сыну Иоанну. Благодаря последнему, военачальник
Артаксеркса II, Вагой,
осквернил храм и заставил евреев при принесении каждой жертвы ежедневно платить
в размере пятидесяти драхм за каждого ягненка. Причиною этого послужило
следующее обстоятельство. У Иоанна был брат Иисус. Будучи в дружеских с
последним отношениях, Вагой обещал ему достать первосвященство. Уповая на это
обещание, Иисус затеял в храме ссору со своим братом Иоанном; последний страшно
рассердился и в гневе своем убил Иисуса. Это было со стороны Иоанна гнусным
преступлением, особенно же вследствие того, что убитый был его брат, и ни у
греков, ни у варваров никогда не совершалось подобного гнусного и страшного
преступления. Господь Бог, однако, не оставил этого дела без возмездия, и по
этой-то причине народ впал в рабство у персов, а храм был последними осквернен.
А именно полководец Артаксеркса, Вагой, узнав об убиении Иисуса в храме его
родным братом, еврейским первосвященником Иоанном, немедленно налег на иудеев и
гневно закричал на них:
"Так вы дерзнули совершить смертоубийство
в вашем храме?" А когда он захотел войти в храм, то евреи оказали ему
сопротивление при этом, на что тот спросил: "Разве я не чище убийцы в храме?" С
этими словами Вагой ворвался в святилище.
Пользуясь этим случаем, Вагой в течение
семи лет притеснял евреев за смерть Иисуса.
2. Когда же умер Иоанн, первосвященство
перешло к сыну его, Иаддую. У последнего был брат по имени Манассия. Ему-то
посланный последним Дарием[40]
в Самарию в качестве сатрапа хуфеец родом, т. е. того же племени, из которого
происходят и самаряне, Санаваллет, охотно отдал в жены дочь свою Никасо. Дело в
том, что сатрап знал о могуществе города Иерусалима и о том, что жители его
причиняли немало хлопот царям ассирийским и правителям Келесирии. Поэтому-то он
и рассчитывал путем такого брака более расположить к себе весь народ иудейский.
1. Около этого времени умер от руки
коварного сына Кераста Павсания, происходившего из рода ореста, македонский царь
Филипп в городе Эги[41].
Тогда сын последнего, Александр, вступил на престол и, перейдя через Геллеспонт,
разбил полководцев Дария при Гранике; затем он двинулся на Лидию и на Ионию,
подчинил их себе и, сделав набег на Карию, ворвался в пределы Памфилии, как о
том рассказано в других сочинениях[42].
2. Тем временем старейшины иерусалимские,
раздраженные тем, что к первосвященству имеет отношение женатый на иностранке
брат Иаддуя, восстали против него (т. е. против Манассии). Дело в том, что они
боялись, как бы этот брак не стал удобным предлогом для всех, кто надумал бы
преступить законоположение о смешанных браках, и как бы этот случай не положил
начало слишком близкому общению с иноплеменниками, тем более, что они
располагали живым примером: смешанные браки с иностранками были некогда причиною
их плена и различных других бедствий. Поэтому они предложили Манассии либо
развестись с женою, либо не прикасаться к жертвеннику вовсе. Когда же и
первосвященник сочувственно отнесся к требованию народа и запретил брату своему
доступ к алтарю, Манассия отправился к своему тестю Санаваллету и заявил ему,
что хотя он и любит его дочь Никасо, но он, благодаря ей, не желает лишаться
священнического сана, который являлся верховным в глазах его народа и составлял
постоянное достояние его рода. Однако Санаваллет не только не хотел лишать его
священства, но даже обещал доставить ему сан и могущество первосвященника и
сделать его верховным правителем всей области, которая была в его распоряжении,
лишь бы Манассия не прекращал своего сожительства с его дочерью. Он заявил зятю,
что построит для него на высочайшей из всех самарянских гор, именно на
возвышенности Гаризим, такой же храм, какой имеется в Иерусалиме, и обещал
сделать это с особого разрешения царя Дария.
Уповая на эти обещания и возгордившись
вследствие их, Манассия, в надежде получить от Дария первосвященство, остался
при Санаваллете, который был тогда уже довольно пожилых лет. А так как подобные
браки были заключены у значительного числа священников и [прочих] израильтян, то
этот случай вверг иерусалимцев в немалое смущение, потому что все эти лица
перешли к Манассии, тем более, что Санаваллет предоставил им денег и земли для
обработки и наделил их участками для поселения, всяческим образом оказывая
поддержку своему зятю.
3. Узнав около этого времени, что
Александр переправился через Геллеспонт, что он разбил его сатрапов в битве при
Гранике и что он наступает все ближе и ближе, Дарий решил выступить навстречу
македонянам и предупредить вторжение их и разгром всей Азии и [с этой целью]
стал собирать конную и пешую рать. Поэтому он перешел через реку Евфрат и,
перевалив через киликийские[43]
горы Тавра, стал ожидать врагов при киликийском городе Иссе, чтобы тут вступить
с ними в бой[44].
Санаваллет был очень доволен прибытием Дария и обещал Манассии немедленное
исполнение всего сказанного, лишь только Дарий победит врагов и вернется
обратно. Дело в том, что Санаваллет, подобно всем прочим жителям Азии, был того
убеждения, что македоняне не решатся вступить в борьбу с персами вследствие
многочисленности последних. Однако это ожидание не оправдалось, ибо, сразившись
с македонянами, царь потерпел поражение, потерял большую часть своего войска и
бежал в Персию, оставив в плену у македонян свою мать, жену и детей[45].
Затем Александр двинулся в Сирию, овладел
Дамаском[46]
и, взяв Сидон, принялся за осаду Тира[47].
Отсюда он отправил к первосвященнику иудейскому письмо с просьбою прислать ему
подкрепление и продовольствие для войска и предложением снискать себе дружбу
македонян тем, что станет платить ему (Александру) все те суммы, которые раньше
получал от него Дарий. При этом царь македонский особенно подчеркнул то
обстоятельство, что он не изменит своих требований (и будет настаивать на них).
Когда же первосвященник ответил лицам, принесшим послание Александра, что он
присягнул Дарию не поднимать против последнего оружия, и еще раз подтвердил, что
он не нарушит своего обещания, пока будет жив Дарий, Александр страшно
разгневался и, так как ему не казалось удобным оставлять теперь Тир, который все
еще не хотел сдаваться, грозно заявил, что он по взятии Тира пойдет войною на
иудейского первосвященника и в его лице покажет всем, кому они должны оставаться
верны относительно своих клятв. Затем он еще настойчивее повел осаду города и
взял [наконец] Тир[48].
Потом, распорядившись делами этого города, он направился к Газе и осадил ее с
начальником ее гарнизона, Вавимисом[49].
4. Считая этот момент удобным для своих
коварных замыслов, Санаваллет отпал от Дария и с восемью тысячами подчиненных
прибыл к Александру. Последнего он застал как раз при начале осады Тира и заявил
ему, что передаст ему приведенных воинов как представителей подчиненной ему
провинции, причем заметил, что скорее готов признать над собою власть
македонского царя, чем Дария. Александр охотно принял его, и вследствие этого
Санаваллет уже смело повел с ним речь о своих планах и рассказал ему, что у него
есть зять Манассия, брат иудейского первосвященника Иаддуя, и что многие из
соотечественников этого его зятя готовы теперь приступить к постройке своего
храма в подчиненной ему (Санаваллету) области. Попутно было указано, что это
обстоятельство, т. е. распадение иудеев на два лагеря, может быть полезно и царю
македонскому: таким образом, если даже это племя вздумает в полном между собою
согласии и общими усилиями предпринять отпадение, то это не представит царям
затруднения, как это однажды уже было сделано им по отношению к ассирийским
правителям. Получив соответственное разрешение Александра, Санаваллет с крайним
усердием приступил к построению храма и сделал верховным священником Манассию в
полной уверенности, что это будет для потомства его дочери наилучшею наградою.
Между тем по прошествии семи месяцев осады Тира и двух месяцев осады Газы
Санаваллет умер, Александр же, взяв Газу[50],
поспешил по направлению к Иерусалиму[51].
Когда известие об этом дошло до первосвященника Иаддуя, он совершенно растерялся
от страха, не зная, как встретить ему македонян, ввиду того, что царь гневался
на прежнее его неповиновение. Вследствие этого первосвященник поручил народу
молиться и, принеся вместе с народом жертву Предвечному, стал умолять Господа
защитить иудеев и оградить их от надвигающейся опасности. И вот, когда Иаддуй
после жертвоприношения прилег отдохнуть, Предвечный явился ему во сне и повелел
ему не робеть, а украсить ворота города венками, открыть эти ворота, всем
облачиться в белые одежды, ему же и прочим священникам встретить царя в
установленных ризах и не бояться при этом ничего, так как Господь Бог заботится
о них. Восстав от сна, первосвященник был очень рад и, объявив всем о полученном
предвещании и поступив сообразно полученному им во сне повелению, стал
готовиться к прибытию царя.
5. Когда он узнал, что царь недалеко от
города, он пошел ему навстречу к местности, носящей название Сафа, вместе со
своими священниками и толпою горожан, чтобы сделать встречу царя как можно
торжественнее и отличною от встреч, оказанных царю другими народами; имя Сафа в
переводе значит "вышка", ибо оттуда возможно обозреть весь Иерусалим и тамошний
храм.
Между тем финикийцы и следовавшие [за
Александром] хуфейцы полагали, что наверное гнев царя падет на иудеев и он решит
предать город разграблению, а первосвященника со всею семьею гибели. Однако на
деле вышло совсем не то: Александр еще издали заметил толпу в белых одеждах и во
главе ее священников в одеяниях из виссона, первосвященника же в гиацинтового
цвета и золотом затканной ризе с чалмою на голове и золотой на ней дощечкой, где
было выгравировано имя Господне, и потому один выступил вперед, преклонился пред
именем Божиим и первый приветствовал первосвященника. Когда же иудеи единогласно
громко приветствовали Александра и обступили его, цари сирийские и все прочие
были поражены поведением его и подумали, не лишился ли царь рассудка. Тогда
Парменион[52]
подошел к царю и на вопрос, почему он теперь преклоняется перед первосвященником
иудейским, когда обыкновенно все преклоняются пред Александром, получил
следующий ответ: "Я поклонился не человеку этому, но тому Богу, в качестве
первосвященника которого он занимает столь почетную должность. Этого [старца]
мне уже раз привелось видеть в таком убранстве во сне в македонском городе Дии,
и, когда я обдумывал про себя, как овладеть мне Азией, именно он посоветовал мне
не медлить, но смело переправляться [через Геллеспонт]. При этом он обещал мне
лично быть руководителем моего похода и предоставить мне власть над персами. С
тех пор мне никогда не приходилось видеть никого в таком облачении. Ныне же,
увидав этого человека, я вспомнил свое ночное видение и связанное с ним
предвещание и потому уверен, что я по Божьему велению предпринял свой поход, что
сумею победить Дария и сокрушить могущество персов и что все мои предприятия
увенчаются успехом".
Сказав это Пармениону и взяв
первосвященника за правую руку, царь в сопутствии священников пошел к городу.
Тут он вошел в храм, принес, по указанию первосвященника, жертву Предвечному и
оказал при этом первосвященнику и прочим иереям полное почтение. Когда же ему
была показана книга Даниила, где сказано, что один из греков сокрушит власть
персов[53],
Александр был вполне уверен, что это предсказание касается его самого. В великой
радости отпустил он народ по домам, а на следующий день вновь собрал его и
предложил требовать каких угодно даров. Когда же первосвященник испросил
разрешения сохранить им старые свои законы и освобождения на седьмой год от
платежа податей, царь охотно согласился на это. Равным образом в ответ на
просьбу разрешить также вавилонским и мидийским иудеям пользоваться прежними
законами он охотно обещал им исполнить все их просьбы. Когда же он сам обратился
к народу с предложением принять в ряды своих войск всех, кто того захочет,
причем им будет предоставлено право не изменять своих древних обычаев, но жить,
не нарушая их, многим очень понравилось это, и они согласились участвовать в его
походах.
6. Устроив таким образом дела свои в
Иерусалиме, Александр двинулся дальше к другим городам и всюду, куда бы он ни
являлся, ему оказывали радушный прием. Тогда самаряне, главный город которых был
в то время Сихем, лежащий у подножия горы Гаризим и построенный отщепенцами
иудейского народа, видя, как Александр отличает иудеев, решили также и себя
выдать за иудеев. Как мы выше уже имели случай показать, самаряне имеют такую
привычку: когда иудеев постигает бедствие, тогда они отказываются от родства с
ними и говорят в таком случае правду; когда же иудеев постигает удача, они
тотчас готовы примкнуть к ним, опираясь якобы на свое право и выводя свое
происхождение от потомков Иосифа, Ефраима и Манассии. Таким-то образом они и
теперь вышли с блеском и выражением полнейшей преданности навстречу царю, почти
вплоть до Иерусалима. Когда же Александр похвалил их за это, сихемиты пришли к
нему со всеми воинами, которых послал ему некогда Санаваллет, и просили его
посетить также их город и почтить своим приходом и их храм. Царь обещал
исполнить их желание на обратном пути. Когда же они стали просить его избавить и
их от платежа повинности каждый седьмой год (ибо у них тогда не производится
посева), царь спросил, кто они такие, что обращаются к нему с подобными
просьбами. Когда же те ответили, что они евреи и что жители Сихема известны
также под именем сидонян, царь еще раз спросил их - иудеи ли они. Получив
отрицательный ответ, он сказал: "однако эту привилегию я даровал иудеям; поэтому
я, по возвращении своем и получении более точных о вас сведений, сделаю нужные в
этом деле распоряжения".
Простившись таким образом с сихемцами, он
повелел солдатам Санаваллета идти вместе с ним походом на Египет, где он
намеревался предоставить им земельные наделы, что он вскоре и сделал в Фиваиде,
велев им охранять границы страны.
7. По смерти Александра[54] власть его была распределена между
диадохами[55].
Храм на горе Гаризим оставался там по-прежнему. И всякий, кто среди иерусалимцев
обвинялся в нарушении предписаний касательно пищи, или в осквернении субботы,
или в каком-либо другом нарушении этого рода, бежал к сихемцам и уверял, что его
без вины изгнали. Около того же времени умер также и первосвященник Иаддуй, и
сан его перешел к его сыну Хонию.
Таковы были в те времена дела
иерусалимцев.
[ОГЛАВЛЕНИЕ] |
[Иосиф
Флавий] |
[Библиотека «Вехи»]
©
2002, Библиотека «Вехи»
[1] Кир -
основатель державы Ахеменидов. Здесь имеется в виду 539 г. до н. э., когда после
завоевания Вавилона он стал и местным царем.
[2] Ср.:
Иер. 25:12; 29:10.
[3] Ср.:
Ис. 44:28.
[4] Действительно,
Кир II
издал эдикт о восстановлении Иерусалимского храма, который сохранился в
библейской книге Ездры в двух версиях: на древнееврейском и арамейском языках.
См. 1 Езд. 1:2-4 и 6:3-5.
[5] Это
место, в котором отсутствуют данные о длине здания, безусловно испорчено.
Заметка в Первой книге Ездры (6:4), где говорится: "рядов из камней больших три,
и ряд из дерева один; издержки же пусть выдаются из царского дома", привела к
неправильному пониманию Иосифом Флавием этого места. Здесь имеются в виду отнюдь
не стены храма, а лишь стена, окружавшая его внутренний двор (Ср.: 3 Цар. 6:36).
(Перев.)
[6] Фиал
- у древних греков - чаша в виде широкой бутылки с узким горлышком; позднее -
чаша, кубок.
[7] Только
общая сумма предметов сходится у Иосифа Флавия с библейскими данными, в
частностях есть большие отклонения. Ср.: 1 Езд. 1:9-11. (Перев.)
[8] По
Геродоту (I,
192), артаба, персидская мера сыпучих веществ, равна одному аттическому медимну
и трем аттическим хеникам.
[9] Иные
рукописи Иосифа Флавия приводят здесь число 42 462. В этом случае сохранено
число, упомянутое в Библии. (Перев.)
[10] В
основу содержания этой главы легли данные Первой книги Ездры (1:1-11; 2:1-15) и
Книги пророка Исаии (44:28).
[11] Ср.
выше, IX. 14,
3 и X, 9,
7.
[12] Это
Салманасар V
(726-722 гг. до н. э).
[13] Индо-иранский
союз племен в бассейне Амударьи.
[14] О
смерти Кира II,
последовавшей в 529 г. до н. э., древние авторы свидетельствуют различно. Самый
распространенный рассказ сохранился у Геродота (III,
201-214).
[15] Камбиз
правил с 529 по 522 г. до н. э.
[16] В
основу рассказанного легли данные Первой книги Ездры (4:4-21).
[17] Геродот
(I,
101) считает магов особой кастой жрецов, отличавшихся особенным искусством в
астрологии и волшебстве.
[18] Это
представители семей из персидского царского рода Ахеменидов. См. Геродот,
III,
68-88.
[19] Рассказанное
в этом месте является дополнением самого Флавия.
[20] Число
сатрапий не превышало, по данным документальных источников, двадцати
пяти.
[21] Этот
рассказ, с некоторыми изменениями и дополнениями, взят из Второй книги Ездры
(3:1-4:46), которой нет на древнееврейском и древнегреческом языках. Она
известна только по латинскому тексту Вульгаты. (Перев.)
[22] Т. е.
священников.
[23] Это
явно преувеличенное число объясняется, вероятнее всего, ошибкой в тексте.
(Перев.)
[24] Ср.:
1 Езд. 2:64-67; 3 Езд. 3:1-24; 4:1-64; 5:41.
[25] Т. е.
утренние и вечерние жертвы. (Перев.)
[26] Т. е.
Яффы.
[27] Ср.
выше, IX, 14,
3.
[28] Начальник
области.
[29] Олигархия
(греч.) - власть немногих, чаще - государство с таким правлением.
[30] До
сих пор рассказ этой главы соответствует содержанию Первой книги Ездры (3:1-13;
4:1-4; 5:3-5; 6:5-22).
[31] Ксеркс
правил в 486-464 гг. до н. э.
[32] У
Иосифа Флавия в этом случае поставлено слово "постофорион", что означает
маленькую часовню при храме.
[33] Здесь
точное чтение не установлено: различные рукописи приводят различные написания.
(Перев.)
[34] Ср.:
1 Езд. 9:2-15; 10:3 и Неем. 13:4-31.
[35] В
основу рассказанного легли данные Первой книги Ездры (7:1-26), Третьей книги
Ездры (8). Первой книги Ездры (9:1-15; 10:1-44), Третьей книги Ездры (9:1-56),
Второй книги Ездры (8:1-18; 1:1; 2:19-7:73).
[36] Подобно
тому как выше (5, 6) упоминается Ксеркс вместо Артаксеркса II
(404-359 гг. до н. э.), так и этот Асвир, или, по Библии, Агасфер, есть
известный в истории Ксеркс, сын Дария III.
(Перев.)
[37] В
Библии - Астин.
[38] То
же, что и багряница - царственные пурпурные одежды.
[39] Ср.:
Есф. 1:1 -9:32.
[40] Имеется
в виду последний персидский царь (336-330 гг. до н. э.) из династии Ахеменидов -
Дарий III.
[41] Филипп
II,
царь Македонии в 356-336 гг. до н. э., был убит во время свадебных торжеств,
устроенных в г. Эги в связи с браком его дочери Клеопатры с эпирским царем.
Убивший царя Павсаний был придворным гвардейцем. Относительно мотивов этого
загадочного убийства высказывались различные версии: личная месть Павсания за
надругательство над ним, происки македонской аристократии, недовольной
возрастающим всевластием Филиппа, месть терявшей свое положение супруги царя
властолюбивой олимпиады и ее желание утвердить на престоле Александра, заговор
самого Александра с целью обретения власти. Убийство произошло накануне
выступления Филиппа (завершившего объединение Македонии и подчинившего Грецию) в
грандиозный поход "возмездия" против Персии. Поэтому существует также
предположение, что убийство македонского царя было инспирировано
персами.
[42] Александр,
сын Филиппа и олимпиады, был провозглашен македонским царем в 336 г. до н. э.,
когда ему было 20 лет. Укрепив свое положение в Македонии и Греции, он весной
334 г. со своим войском переправился через Геллеспонт (пролив Дарданеллы) и
вскоре у реки Граник одержал блестящую победу над персами. Затем двинулся в
Лидию, бывшую персидской сатрапией. Главный город Лидии Сарды сдался Александру
без боя. Греческие города Ионии (области на западном побережье Малой Азии) также
не оказали ему сопротивления (за исключением Милета) - действуя под лозунгом
освобождения греков от персидского владычества, Александр снискал там симпатии
демократов. В Карий (юго-восток Малой Азии) при осаде Галикарнаса он одержал
победу над силами местного персидского сатрапа и греческими наемниками,
находившимися на службе у персов. Зимой 334/333 г. до н. э. Александр вторгся в
Памфилию (область на юге Малой Азии). Основная часть его войска добралась туда
через труднодоступные горы, сам же Александр со свитой прибыл в Памфилию по
узкой тропе, с одной стороны которой были отвесные скалы, с другой - бушующее
море. То обстоятельство, что ветер с моря в это время стих (хотя тропа и была
залита водой), послужило для ряда античных историков основанием для легенды о
чудесном успокоении моря у ног великого завоевателя.
[43] Киликия
- область на юго-восточном побережье Малой Азии (к востоку от
Памфилии).
[44] К
этому времени Александр, покорив Памфилию, двинулся во Фригию (центр Малой
Азии). Там в г. Гордии он соединился с остальными силами своего войска,
действовавшими ранее в центральных областях Малой Азии. В этом городе
македонский царь, по сообщениям ряда античных историков, разрубил так называемый
гордиев узел, которым были связаны поводья древней колесницы фригийских царей.
По преданию, тот, кто сможет развязать этот узел, должен стать царем Фригии (или
всей Азии), но это не удавалось никому. Потерпев неудачу в попытках развязать
узел, Александр разрубил его мечом (по другой версии - просто вынул из хомута
заклепку, крепившую поводья). Из Фригии Александр двинулся к югу - в Киликию.
Задержавшись там на некоторое время из-за болезни в г. Тарсе, он направился в
Сирию. В пути Александр получил известие, что противник оказался у него в тылу -
в недавно покинутом им киликийском городе Иссе.
Персидское
войско, в два или три раза превосходившее по численности силы Александра, на сей
раз возглавил сам царь Дарий III. Он
отказался от своего первоначального плана не вступать в крупные сражения с
македонянами в Малой Азии и попытаться перенести военные действия в тыл
противника - в Грецию и Македонию. Неудачи заставили Дария перейти к более
решительным действиям.
[45] Битва
при Иссе произошла глубокой осенью 333 г. да н. э. Александр разгромил
персидское войско. В ходе боя цари едва не встретились лицом к лицу, но Дарий
бежал. Александр захватил лагерь персов, мать, жену и детей Дария. Но к
родственникам Дария он проявил великодушие и не унизил их царского
достоинства.
[46] Сразу
после победы при Иссе Александр направил в Дамаск своего полководца Пармениона
для захвата находившегося там обоза персидского царя. Македонянам досталась
огромная добыча - в обозе находилась походная казна Дария III.
[47] Город
Сидон (так же как Арад и Библ) подчинился Александру без боя. Занимая
финикийские города, Александр лишал баз морские силы Дария III (в
значительной степени персидский флот состоял из финикийских кораблей). Только
самый могущественный город Финикии Тир оказал македонскому завоевателю упорное
сопротивление. Осада его длилась семь месяцев.
[48] Тир
был взят в июле или августе 332 г. до н. э. По приказу Александра к городу,
расположенному на острове в полутора километрах от берега, была насыпана дамба,
с окружавших же его кораблей и плотов действовали метательные машины, были
подвезены тараны и другая осадная техника. Сквозь пролом в стене македоняне
ворвались в город. Расправа Александра с жителями Тира была жестокой - после
ужасной резни оставшихся в живых продали в рабство, а тех, кто был способен
носить оружие, распяли на крестах (по сведениям Квинта Курция, к крестам были
пригвождены две тысячи человек).
[49] Оборону
Газы, расположенной на юге Палестины, возглавлял преданный Дарию перс Бетис
(Квинт Курций. История Александра Македонского. IV,
6).
[50] Расправа
над защитниками Газы была не менее жестокой, чем в Тире. Во время осады
Александр был ранен в плечо стрелой - на него совершил покушение
араб-перебежчик. После взятия города женщины и дети были проданы в рабство,
всех, кто сопротивлялся с оружием в руках, убили. Попавшего в плен Бетиса по
приказу Александра привязали за ноги к колеснице, и кони проволокли его тело
вокруг разрушенного города.
[51] По
сообщению Квинта Курция (История Александра Македонского. IV, 7),
после взятия Газы Александр сразу двинулся в Египет и прибыл туда через 7
дней.
[52] Парменион
(400-330 гг. до н. э.) - выдающийся македонский полководец, представитель высшей
знати. Его высоко ценил Филипп II.
После убийства Филиппа Парменион был среди тех, кто добился провозглашения
Александра царем. Опытный полководец принял деятельное участие во многих походах
Александра в качестве его первого помощника. В 330 г., после казни заговорщиков,
среди которых был сын Пармениона Филота, престарелого полководца убили по
приказу Александра.
[53] Вероятно,
речь идет о видении, изложенном в восьмой главе Книги пророка Даниила, где
аллегорически повествуется о гибели "царя Персидского" (овен) от руки "царя
Греции" (козел, идущий над землей). Однако если иудео-христианская традиция
относит время создания Книги пророка Даниила к VI в.
до н. э., то еще с античных времен существует мнение (имеющее многих
приверженцев и в наши дни), что эта книга была написана в середине II в.
до н. э., и ее пророчества в действительности являются аллегорическим изложением
уже произошедших событий. Это доказывается, в частности, лингвистическим
анализом, истолкованием числовой символики и т. д.
Вообще
рассказ Иосифа Флавия о посещении Александром Иерусалима выглядит крайне
сомнительным.
[54] Александр
Македонский скончался 13 июня 323 г. до н. э. От малярии в Вавилоне в возрасте
33 лет.
[55] Диадохи
- полководцы Александра Македонского, разделившие после его смерти территорию
огромной державы. Преемников диадохов обычно называют эпигонами.