[А.Мень] | [Библиотека "ВЕХИ"]
Под
знаком террора не может быть раскрыта правда.
Николай Бердяев
Недавно, где-то в ноябре 1998 г.,
появилось “Православное книжное обозрение”, в редакционном совете которого видим
следующих: архимандрит Тихон (Шевкунов), прот. Димитрий Дудко, главный редактор
В. Аверьянов). Авторы газеты удостоили погибшего о. Александра Меня серии
демагогических статей. Первым помещено “Открытое письмо священнику Александру
Меню” за подписью Митрополита Ленинградского Антония (Мельникова), затем “О
‘наследии’ прот. Александра Меня” прот. Димитрия Дудко и еще есть нечто без
заголовка от мирянина Н. Сардонникова. Одобрительно также охарактеризована
старая грязная брошюра “О ‘наследии’ прот. Александра Меня” (М.: Правило веры,
1993), где напечатали того, кто все еще скрывается под именем “прот. Сергия
Антиминсова”, а также разный другой сомнительный материал. Патриаршее
благословение нигде не обозначено - очевидно, редакционный совет и авторы в нем
не нуждаются.
Указанная брошюра, изданная тогда
“Правилом веры” вместе с газетой “Град Китеж”, похоже, стала чем-то непререкаемо
авторитетным, каноном для тех, кому нужно чернить имя погибшего. Например,
украинская газета “Запорожье православное” в N 1 (17) за январь 1998 г. поместила материал прот.
Димитрия Винника “Протоиерей Александр Мень: анализ творчества”, где дан,
собственно, краткий реферат этой брошюры. Уважаемый украинский протоиерей
воспроизвел многократно повторенную раньше ложь, что для о. Меня Библия - это
всего лишь литературное произведение, что он противопоставляет науку Слову
Божию, чтобы последнее дискредитировать: “На наших глазах разворачивается
разрушение Библии... Это уже по сути дела разрушение веры” и т.п. (с.7).
Под конец автор пишет: “Пусть эта статья
не покажется читателю попыткой опорочить невинно убиенного священника нашей
Церкви. Он жил и умер православным христианином и активнейшим проповедником
Слова Божия” (с.7). Увы, содержание статьи идет вразрез с этим благим
пожеланием. Автор, вдобавок, предлагает читателям “вознести свои молитвы об
упокоении его души в селениях праведных”. Нет, уж лучше это делать не вместе с
такими авторами. Украинский автор мог бы здесь по-украински недоверчиво
отнестись к тем “москалям”, которые упорно, из года в год, распространяют свою
клевету повсюду и явно ввели его в заблуждение. Уместно здесь напомнить и стихи
Даниила Андреева:
-
Гневный град, соперник Рима,
Вероломная Москва!
Кровью жертв ненасытима!
Верой двойственной жива!
Суровые и неприятные слова. Проще всего от
них отмахнуться. Разумнее сказать, что это все было, но было также и другое -
верность правде Божией вопреки всем, кто жаждал крови свидетелей Христовых.
Москву нужно оценивать по тому лучшему, что в ней было, но нельзя закрывать
глаза и на худшее.
Поскольку указанная брошюра считается
чем-то образцовым, придется и о ней сказать несколько слов. Она посвящена памяти
Феликса Карелина. В нее включены две публикации: “Протоиерей А. Мень как
‘комментатор’ Священного Писания”, за подписью указанного прот. Сергия
Антиминсова, и “О домостроительных пределах богоизбранности еврейского народа”
Ф. Карелина. Брошюра продавалась во многих киосках православной литературы, надо
полагать, с высокого благословения.
Разбирать ее содержание здесь незачем.
Прот. Сергий Антиминсов - псевдоним автора из Сергиева посада, который уже два
года публикует свою беззастенчивую халтуру и клевету без благословения
священноначалия Русской Православной Церкви. Ходят слухи, что его зовут о. Исайя
(Белов), ныне уже архимандрит. Ответ на его писания был уже давался в “Русской
Мысли” № 3942 за 1992 г. и в № 164 “Вестника РХД”, а также в небольшой книге
“Вокруг имени отца Александра” (М., 1993), подготовленной обществом “Культурное
возрождение”. Все сказанное было оставлено без внимания, а сами эти издания не
предлагались верующим в православных храмах и киосках, кроме двух-трех мест.
(Впрочем, никто из авторов, писавших ответы, пока еще не пострадал). Не
предлагались почти нигде в храмах, заметим, и книги самого О. Александра, а
вместо этого в разных епархиях, бывало, собирали священников, чтобы они
послушали разъяснения важных лиц из Троице-Сергиевой Лавры о том, что Мень - это
еретик и зловредный экуменист. Было ли на эту кампанию клеветы благословение
архипастырей, мы, наверное, со временем узнаем.
Из опубликованных в ответ псевдо-Сергию
материалов ясно, что этого закулисного “критика” нельзя считать ни компетентным
специалистом, ни честным человеком. Статья Ф. Карелина - нечто другое. Для
автора невыносима непреложность Божия избрания евреев, и он решил его по-своему
ограничить. Карелин не постеснялся присвоить себе Божие право судить, кто из
избранных должен быть отвергнут по причине неверности призванию. В результате -
статья антисемитской направленности и с высокомерными поучениями духовного
банкрота о. Александру. Вся брошюра переполнена цитатами из Священного Писания,
ее авторы могут показаться людьми знающими, благочестивыми и ревнующими за
верность Правде, но само это “благочестие” - фальшивое и
агрессивно-наступательное, оно отдает запахом тления, в нем звучит какой-то
угрюмый рев, требующий тупого послушания и принесения в жертву того, что свято и
дорого сердцу.
О Феликсе Карелине следует немного сказать
на основании свидетельств хорошо знавших его людей. Сын расстрелянного чекиста,
он в годы войны работал в СМЕРШ’е, а после войны стал штатным провокатором и был
заслан в группу богоискательской молодежи. Там он настолько увлекся религиозными
вопросами, что покаялся и сам раскрыл себя как агента. Его неустойчивая и буйно
увлекавшаяся натура не годилась для такой “работы”. Всех, включая Феликса,
однако, посадили. В лагере странностями своего поведения он возбудил подозрения
других заключенных, и они предложили ему убить ранее раскрытого ими провокатора
и этим доказать, что он - не стукач. В противном случае смертью грозили ему
самому. Феликс стал убийцей и получил второй срок. После освобождения
реабилитирован не был.
Ф. Карелин принес много зла о. Александру
и его приходу, а также покойному о. Николаю Эшлиману и ряду других священников и
мирян. В 60-е годы Феликс создал в Москве ряд абсурдных ситуаций: разгоряченно
убеждая многих, что вот-вот поднимется весь православный мир и все изменится,
Феликс увлекал на крайние и необдуманные действия - на неоправданную
конфронтацию с церковной иерархией, на уход с приходской работы. Он же вовлек
целую группу в панический отъезд из Москвы в Абхазию в Новый Афон в ожидании
скорых эсхатологических бедствий, отнесенных к вычисленному им дню снятия пятой
печати, и пр. (Подробнее см.: О. Александр Мень. Воспоминания. - Континент,
1996, N 2 (88)). Однако, в
70-е годы он переориентировался на русский православный национализм. Посмертная
публикация этой статьи Феликса Карелина, написанной им еще в 1978 году для нужд
антисемитского самиздата, показывает, что православные “патриоты” по-прежнему
считают его своим.
* * *
Редакция и авторы “Православного книжного
обозрения” изобразили в своей газете что-то вроде “соборности” - тут и
Митрополит, и священник, и мирянин, и еще кто-то на горизонте, и все заодно
против Меня, убиенного за свидетельство Христово. Не соборность это, а
солидарность во грехе. Почему? Нет правды, а есть ложь, осуждение и ненависть.
Что мы видим в “Письме” за подписью Митрополита? Политическое обвинение в том,
что о. Мень - “постовой” сионизма в Православии. Обоснования - никакого, факты -
не нужны, главное - оклеветать самоуверенным, не терпящим никаких возражений
тоном и как можно крепче и наглее. В качестве “факта” предъявляется
идеологическая обработка автором старого интервью о. Меня (Вестник РХД, 1976,
N 117), по поводу которого о.
Меню по-советски беззастенчиво приписано намерение если не включить Православие
в иудаизм и сионизм, то открыть сионизму канал для проникновения и разложения
его изнутри.
В сталинские времена такого обвинения было
достаточно, чтобы поставить к стенке. Все подано в обычном стиле
коммунистических идеологов и работников КГБ брежневских и более ранних времен.
Тот, кому предъявлялись такие обвинения, уже никогда бы не отмылся в глазах
обвинителей и исполнителей их приказов и был обречен - его не защитил бы ни
закон, ни личная невиновность, ни поддержка общественности. И тот, кто
расправился бы с таким “врагом”, сделал бы, очевидно, правое дело - исполнил
долг перед Родиной.
Такое обвинение нужно оценить не иначе,
как санкцию на убийство. А те, кто теперь публикуют его, тем самым предлагают
православным стать солидарными с убийцами о. Александра Меня, а значит - быть
совсем не христианами, а только православными по имени, каковы и сами
обвинители. Бежать прочь от всего, что связано с именем о. Александра, как от
чумы, отрекаться от него публично или на частной исповеди, присоединиться к хору
тех, кто будет и дальше обливать грязью не только о. Меня, но и многих других, -
вот что нам фактически предлагает газета. Будьте предателями, как бы говорят
нам, и мы вас снисходительно примем, правда, как людей второго или третьего
сорта.
Пастырским словом это свидетельство
ненависти никак нельзя назвать. Да и писал, вероятнее всего, какой-нибудь
оголтелый мирянин или просто нецерковный человек, оставшийся за кадром. То, что
Митрополит Антоний, случалось, ставил свою подпись под текстами, которые кто-то
для него готовил, - вещь известная. И я думаю, что он позволил и здесь
использовать свое имя. Письмо ведь ходило по рукам задолго до его смерти в 1986
г., и не слышно было, чтобы кто-либо, включая самого Митрополита, возражал
против такого понимания авторства этого письма.
Впрочем, некоторые не хотят так думать о
Митрополите и говорят, что его подпись поставили другие люди уже после его
смерти. Я понимаю думающих так и хотел бы к ним присоединиться, но вот
публикаторы не дают. Не случайно теперь письмо ассоциируется с именем этого
Митрополита. Публикаторы тем самым свидетельствуют, что ненависть к о.
Александру Меню была давно не только среди мракобесов от монашества, мирян или
рядового клира, но и среди некоторых иерархов нашей Церкви. А сейчас этой
ненависти, надо полагать, стало еще больше, и ненавидящие выступают открыто,
привлекая на свою сторону и тех, кто раньше был от них в стороне.
Слава Богу, что есть возможность выбора,
кому из иерархов верить. Есть известное пастырское слово Митрополита Антония
Сурожского, доброе об о. Александре. Есть слово и Митрополита Крутицкого и
Коломенского Ювеналия. Архиепископ Вологодский (ныне на покое) Михаил (Мудьюгин)
недавно сказал на одной из радиостанций Санкт-Петербурга, что Церковь со
временем канонизирует о. Александра Меня. Возблагодарим Бога, что есть иерархи,
которые не унижают достоинства епископа.
“Требуется особая изощренность во лжи,
чтобы и здесь [т.е. в Православии] вести разлагающую деятельность”, - пишет
автор этого письма. Ну что ж, идеологической техникой этой “изощренности” он сам
вполне овладел. Беспринципность марксистской демагогии узнается сразу.
Посмотрим, например, как этот автор обращается с ап. Павлом. Ап. Павел пострадал
в свое время от иудеев-антихристиан, очевидно, намного больше, чем автор письма,
но болел сердцем за свой народ. Ап. Павел писал ясно: “Итак, спрашиваю: неужели
Бог отверг народ Свой? Никак. Ибо и я Израильтянин, от семени Авраамова, из
колена Вениаминова. Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал”
(Рим.11.1-2). Павел ссылается даже на свое собственное обращение из иудаизма в
христианство, чтобы убедить: Израиль не отвергнут и его богоизбранность не
отменена. Будь народ полностью отвергнут, не было бы и обращений в христианство
из иудеев.
Высшее достоинство Церкви Христовой вовсе не унижено тем, что Израиль остается богоизбранным народом - единственным на все времена, несмотря на падения и измены иудеев, претендующих говорить от имени всего Израиля. И нужно истолковать ап. Павла не иначе, как “с точностью до наоборот”, чтобы заявить: “После распятия Христа богоизбранность более не принадлежит еврейскому народу как нации - богоизбранность осталась во Христе, для тех, кто подлинно в Нем и с Ним без различия наций, т.е. в Церкви Христовой. Богоизбранный народ - это теперь Церковь Христова” (с.2).
Получается у автора письма, что Бог
непостоянен - то избирает евреев, то отвергает, в общем, меняет решения, как
если бы вовремя не предусмотрел, каким будет нрав тех, кого он возлюбил, и как
напористо они сумеют свои законнические амбиции поставить выше правды Божией.
Автор письма тоже требует, и притом весьма нагло, чтобы его антисемитскую
“правду” безоговорочно ставили выше правды Божией. Но ведь воля Божия
непреложна. И любить Бог может даже тех, к кому у автора письма нет ничего,
кроме черной ненависти и злобы. Но сурова любовь Божия, весьма сурова и
требовательна. И есть наказание Божие за неверность Его воле, но наказание во
вразумление. У Павла нет скидок в оценке духовного состояния
иудеев-антихристиан, но есть предупреждение неевреям: не превозноситесь над
иудеями, иначе и вас ждет наказание. И, если вспомнить историю христианства,
немало было случаев сурового наказания тех церковных общин, которые изменяли
правде Христовой.
Автор письма утверждает также следующее:
“Известно, как на протяжении истории в определенных кругах Израиля еще до
пришествия Христа Спасителя начиналось, сперва духовно, поклонение дьяволу, а
затем это поклонение князю тьмы стало вполне определенным и осознанным. Правда,
такое сознательное дьяволопоклонение было и остается уделом весьма немногих
особо посвященных духовных вождей и учителей Израиля” (с.1). Такие обвинения
надо подтверждать надежными фактами. Но их у автора нет. Есть, помимо демагогии,
ссылки на известные новозаветные тексты: иудеи - “сборище сатанинское”, “ваш
отец диавол” и др. Ссылки эти, однако, говорят не о сатанинском культе, а о
дьявольском духе противления Богу среди иудеев-антихристиан, который, если он
утвердился, вообще говоря, может обойтись и без такого культа, чтобы действовать
антихристиански.
Автор письма сам приводит слова Христовы:
“Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя
свое, его примете” (Ин.5.43). Но эти слова тоже не означают именно культа
Сатаны. По смыслу этих слов, решительное и ни с чем не считающееся горделивое
самоутверждение против Бога - это и есть антихристов дух. Гордец может и не
поклоняться Сатане, а действовать только во имя свое, чтобы фактически совершать
угодное Сатане. И совсем не обязательно быть для этого евреем: любой националист
и антисемит тоже действует во имя свое, тоже противится Высшей правде, а значит
делает то, что угодно Сатане, не совершая при этом сатанинского культа. К
примеру, Милошевич, делая свое черное дело, явно не втягивается в культовое
поклонение Сатане.
Ап. Павел обвинял иудеев в том, что свое
законничество они поставили выше правды Божией (Рим.10.3). И если внимательно
посмотреть недавно вышедшую книгу св. Иоанна Златоуста “Против иудеев” (М.:
Лодья, 1998), мы и там найдем упреки и обвинения иудеям-антихристианам, столь же
суровые, как и у ап. Павла, ап. Иоанна и в речи первомученика Стефана, но я не
нашел в этой книге обвинения в приверженности культу Сатаны в собственном смысле
слова. Так что автор письма использует не названные им источники, которые не
относятся к традиции апостолов и Отцов Церкви, и предлагает слепо верить своим
источникам больше, чем церковным.
С точки зрения ряда нынешних христианских
демократов всякий, кто говорит об антихристианстве иудаизма, рискует заработать
клеймо “антисемита”, “совка”, “фашиста” или кого-то еще. Было бы ошибкой
утверждать, что все иудеи - антихристиане. Но возьмем недавнюю публикацию из
демократической прессы за подписью члена “двадцатки” Московской еврейской
религиозной общины Йошуа (Евгения) Розенцвейга “Последователи ‘мессианского
иудаизма’ - не евреи” (НГ-религии, 18.11.98, с.13). Это - свидетельство
какого-то безмерного презрения к евреям, принявшим крещение: “последние не имеют
никакого права претендовать на то, чтобы называться евреями” (с.13). Ну что ж,
демократический плюрализм позволяет теперь иудею публично выражать презрение к
еврею-христианину. Но христианин-нееврей, видя такое свидетельство ненависти,
должен выбирать, с кем ему быть.
А вот еще одно, сравнительно давнее
свидетельство такого же презрения и ненависти. Натан Файнгольд в брошюрке
“Диалог или миссионерство?” (Иерусалим, 1977) писал: “Судя по ряду признаков,
советские неоиудеохристиане в Израиле используют стратегию дальнего прицела.
Пользуясь индифферентностью и попустительством политического сионизма в нынешней
администрации, прибегая к обману путем сокрытия фактов, скрывая свое
христианство там, где считается это целесообразным, они ‘вкореняются’ в
израильское общество, посещают не только церковь, но и синагогу, и ... ждут
своего часа. Понятно, что они обладают исключительными преимуществами перед
обычными миссионерами: настораживает миссионерствующий поп, но как не довериться
‘еврею’, которого в Йом-Кипур ты видел в синагоге?” (с.45).
С именем о. Александра Меня данный автор
связывает “патологический процесс крещения евреев, имеющий тенденцию к
расширению” (с.48). “Миссионерство представителей русской православной церкви,
направленное на крещение евреев в СССР, черпает человеческий материал из
огромного резерва ассимилированного, атеизированного еврейства, резерва, как бы
специально подготовленного для церкви советской властью за 60 лет ее
существования. Таким образом, поиск объектов не составляет проблемы для
миссионеров. Несомненно также, что за последние годы они приобрели немалый опыт
обработки еврейского атеизированного сознания. Виртуозы, подобные священнику
Александру М., не просто обращают, они воспитывают соратников, которые активно
включаются в процесс обращения все новых еврейских душ, жаждущих веры” (с.47).
Не похожи ли друг на друга оба этих автора
- Натан Файнгольд и псевдо-Митрополит? Националистическая озабоченность,
высокомерие, презрение к служителю Христову и его свидетельству высшей правды,
политические и демагогические обвинения, не имеющие фактического основания, а
также требование принять, наконец, жесткие меры - все это делает их симметрично
подобными друг другу, несмотря на все их резкое идеологическое взаимное
противостояние. Таких, как Мень, надо брать на мушку - этот вывод сделает из
близких себе по духу публикаций как русский нацист, как и воинствующий
иудей-антихристианин.
Еще одна тема этого письма - нападки на
Меня в связи с вопросом о деканонизации бл. Евстратия постника и Гавриила. Но
сам-то вопрос в каком состоянии? Их общецерковной официальной канонизации не
было. А пока не было убедительного решения Церкви, могут быть разные мнения.
Известно, к примеру, мнение Митрополита Московского Филарета, недавно
канонизированного, об истории почитании мощей младенца Гавриила и о внесении его
в “Словарь святых”. 30 лет спустя после смерти его мощи были, как известно,
принесены поначалу в один церковный погреб, а затем перенесены архимандритом
Казачинским в Слуцкий монастырь. “Но ни сия история, ни архимандрит Казачинский,
ни церковный погреб не имеют права причитать к лику святых” (См.: Вестник РХД,
1992, № 166, с.18). Нужны более серьезные основания.
Относительно блаженного Евстратия постника
нужно сказать, что Киево-Печерский патерик описывает его кончину как
мученичество за веру, как свидетельство Христово перед лицом врагов веры, одним
из которых в этой истории оказался иудей, отличившийся особенной жестокостью.
Антисемитизма в изложении этой истории нет. Рядом помещен рассказ о черноризце
Никоне, который пострадал в половецком плену, но ненависти к половцам в
изложении тоже нет. Патерику я склонен в целом доверять. Но форма изложения этих
историй относится скорее к благочестивым сказаниям, чем к исторически
обоснованному рассмотрению. Те, кто отдает должное существующим нормам
критического анализа текстов, оценят эти истории как недостаточно убедительные.
Как бы там ни было с исторической
точностью наших знаний о святых и о тех, чья святость вызывает сомнения,
особенно важен вопрос о духовном качестве их почитания. Если автор, вроде
данного псевдо-Митрополита, соединяет свою защиту почитания с наглой клеветой в
адрес того, кто сам погиб за свидетельство Христово, никакого доверия к себе он
вызвать не может. Такие люди не должны влиять на решения Церкви, кого считать
святым, а кого нет.
О. Александру Меню приписано также и то,
что он имел намерение организовать особую еврейско-христианскую церковь вне
православия и внутри иудаизма. Быть может, на раннем этапе своей деятельности он
мог думать о воспроизведении традиции древней общины св. Иакова брата Господня
на земле Палестины, предполагая какие-то благоприятные возможности. Но
процитируем зрелую оценку самого о. Александра, чтобы исчерпать вопрос:
“Я не думаю, что такие опыты, какие
предпринимал Иосиф Рабинович (основатель существовавшей когда-то давно
иудеохристианской общины - Л.В.) и другие проповедники, имели смысл... Сейчас в
Израиле люди верующие составляют меньшинство. Большинство людей вообще отпало от
веры, живет в бездуховности. Мы должны считать добром, если этим людям будет не
навязана какая-то официальная религия, как бывало в прошлые века, а будет открыт
свободный путь выбора. Если они вернутся к иудаизму - хорошо, если они будут
искать другие выходы - хорошо. Если они придут к христианству, они от этого не
перестанут быть евреями, а только прочнее свяжутся со своей традицией. Но это
будет уже традиция не в архаическом смысле, не в замкнуто-национальном, а в
широком, всемирном, могучем, как сама основа Церкви” (Свящ. Александр Мень.
Возможно ли иудеохристианство? - Континент, 1998, N 95, с.268).
* * *
Сравнительно с этим письмом текст свящ.
Димитрия Дудко производит не столь жуткое впечатление. Помнится, раньше он
говорил хорошо об о. Мене. Например: “Отец Александр - истинно православный
священник... Он поступал как апостол Павел: с эллинами говорил как эллин, с
иудеем как иудей, с учеными как ученый, с простыми людьми как простой человек.
Он был очень добрый. Когда церковные власти запрещали мне служить, он приглашал
меня в свой храм, чтобы служить вместе с ним” (“Вокруг имени отца Александра”.
М.: Культурное возрождение, 1993, с.44).
А теперь мы видим иное. Прежде всего,
Мень, оказывается, рационалист. Он без конца проверяет религию наукой и пр. А
раз так, то мы, православные, будем иррационалистами, апеллирующими просто к
духовному опыту. Просто и ясно, да только соглашаться с этим можно лишь по
невежеству. Литургию Мень служил, оказывается, так же быстро, как и католики, а
вот проповедовал - долго. Для сравнения: будничная месса укладывается в полчаса,
а литургия св. Иоанна Златоуста - не меньше полутора часов, даже если служить
быстро, а вот проповедь о. Александра редко когда была больше 12-15 мин. При
венчании Мень, читаем в тексте у Дудко, по-протестантски “требовал от
бракосочетавшихся” каких-то обещаний Богу. Но ведь протестанты отвергли учение о
таинствах и давным-давно не венчают, а обязательство любви, верности и
супружеского уважения, надеюсь, и у о. Димитрия пока еще не перестали брать на
себя при венчании.
И еще: “Последователи его [т. е. Меня],
Борисов, Кочетков и другие пошли еще дальше - просто говоря, стали реформировать
Церковь”. Сам о. Александр Мень никаких реформ, как известно, не затевал. То,
что он не так, как другие, проповедовал и свидетельствовал свою веру, - это еще
не реформа в собственном смысле слова. О. Георгий Кочетков в одном из интервью
подчеркнул, что не относит себя к последователям Меня. А о. Александр Борисов,
если и считать его последователем, в свое время писал о желательности некоторых
реформ, но сам к ним не приступал, уважая церковную дисциплину.
“Прогрессивных же ‘реформаторов’ наших
поддерживают западные богословы, такие как Мейендорф, Шмеман”, - читаем дальше.
Во-первых, это наши, светлые по духу православные богословы и священнослужители
Церкви, свидетели веры, а, во-вторых, они давно умерли и не успели бы
поддержать, если бы, конечно захотели, что, впрочем, не очевидно. Например, на
вопрос о реформе богослужебного языка о. Мейендорф однажды ответил: “Осторожно
отношусь. Осторожно, но я думаю, что она в какой-то мере стоит. Думаю, что,
бесспорно, она стоит” (Протопресвитер Иоанн Мейендорф. Православная Церковь в
современном мире. Чтения памяти прот. Всеволода Шпиллера. М., 25-27 мая 1992,
с.26).
Все эти рассуждения автора можно было бы
воспринимать с юмором, если бы не их конец, который сразу дает понять: здесь не
до шуток. А именно, его заявление: “мы - духовные антисемиты”. Для сравнения:
когда-то папа Павел VI
сказал, что христиане - семиты по духу. Любому православному, решительно
отвергающему зловредный католицизм, понятно, что нужно сделать наоборот. Но
сравним еще вот с чем. Допустим, появятся какие-нибудь непривлекательные
субъекты и заявят: “мы - духовные русофобы”, “мы - духовные антимоскали”, “мы -
духовные антитюрки”, и тогда все будет ясно. Прибавляя слово “духовный” к любой
дряни, получаем ту же самую дрянь в “духовной” упаковке, какими бы оговорками
это ни сопровождалось.
Совсем не до юмора, когда о. Димитрий
фактически отрекается от оо. Шмемана и Мейендорфа. Николай Бердяев упрекал в
начале нашего века о. Павла Флоренского за то, что он отрекся от Алексея
Хомякова, а еще раньше многие другие отрекались от Владимира Соловьева. Ну,
теперь еще и публичное отречение от оо. Мейендорфа, Шмемана и Меня. Да еще и о.
Валентин Асмус недавно фактически отрекся от матери Марии
(Кузьминой-Караваевой). Сколько же еще будет отречений?
Приведем еще характерные слова о. Димитрия
из другой его публикации: “Сегодняшние коммунисты - не те, что были раньше. Те,
скорее, числятся антикоммунистами. Коммунисты сейчас - патриоты, так называемые
фашисты - тоже патриоты, любящие свой народ, отзывчивые к горю народному. Вот
это главное, если посмотреть на все глазами жалости и любви. Все станет на свои
места, и мы, русские и евреи, коммунисты и верующие, обнимемся как православные
люди. Об этом говорю не только я, но и лидер коммунистов Зюганов, поэтому я так
хорошо отношусь к нему. И потому он избрал меня своим доверенным лицом. Ведь это
чудо: коммунист и священник заодно. Более того, и чекисты заодно, они даже
просили прощения за то, что арестовали меня. И берут благословение” (Свящ.
Димитрий Дудко. Причина всему - золотой телец. - “Русь державная”, 1999,
N 1, с.3).
Я где-то могу понять, какие мысли и эмоции
возникают у обычного человека по еврейскому вопросу, когда он видит, каково
окружение Ельцина. Не исключено, что именно фашисты или национал-коммунисты
возьмут в свои руки дело сохранения России как национально-политического
организма, если все прочие окажутся несостоятельны. Но как и какой ценой?
Очевидно, восхваляемое о. Дудко единство осуществимо лишь на антихристианской
основе. Не отрекаются ведь его доверенные лица ни от Ленина, ни от Сталина, да и
от Гитлера, если указать на тех, кого Дудко вроде бы не назвал своими
доверенными лицами. Какое же тут православие? И где же здесь пастырство?
Приносить в жертву своим идолам чужие
жизни, попирать и уничтожать все святое, доброе и прекрасное их учить не надо. Я
не могу забыть, что мой отец воевал с фашистами, как и того, что среди моих
родственников, как-то не рвавшихся в колхоз, погибли в те годы от рук
коммунистов все мои дяди, а отец не погиб только потому, что ему вовремя сказали
о предстоящем аресте. Фашизм, как и коммунизм, - это воинствующее неоязыческое
антихристианство. Здесь - ситуация бескомпромиссного выбора. И понимают это
также и некоторые авторы того же “Православного книжного обозрения”. На с.12
следующего его декабрьского номера за 1998 г. под портретом архимандрита Иоанна
(Крестьянкина) помещен довольно длинный ответ на вопрос “Так совместимы или нет
христианство и идеи коммунизма?”, где можно прочитать, например, следующее:
“Главная тайна советского времени - в том, что за словами о ‘социализме и
коммунизме’, о ‘власти рабочих и крестьян’ скрывалось совсем иное - ‘борьба
пентаграммы с крестом’, ... извечное желание дьявола властвовать над душами
людей с целью обречь их на вечную гибель”.
Согласимся со сказанным. И обратим
внимание еще вот на что. Главный редактор этого издания Виталий Аверьянов
поместил в указанном декабрьском номере свою рецензию на книгу о. Димитрия
“Преодоление соблазнов” (М.: Храм Успения Божией Матери, 1997), где отнес эту
книгу к жанру “Опавших листьев” В.В. Розанова: “О. Димитрий не выстраивает какой
бы то ни было единой смысловой системы, а как бы освещает целое с разных концов,
дает проявиться разным сторонам одного и того же явления” (с.3). Дескать,
пастырски правильное решение - охватить отеческой любовью всех, кого только
можно. Ну что ж, если это листья, уже опавшие, то и относиться к ним можно не
самым серьезным образом. Сам автор - вроде бы и вне этих листьев.
Как бы там ни было,
ненависти к погибшему о. Александру Меню и желания втоптать его имя в грязь у о.
Димитрия я не вижу. Но те, кто окружает о. Димитрия и с кем он связал себя на
позднем этапе своего жизненного пути, хотят, конечно, своего. Так что
всеохватывающая пастырская любовь здесь означает согласие отдавать таких, как
Мень, а затем Мейендорфа и Шмемана на заклание идолам своего круга. Ну что ж, о.
Мейендорф высказывался об о. Мене хорошо и ему еще не раз, наверное, припомнят
его слова: “...Все, что я читал из произведений о. Александра Меня, мне очень
нравилось. И я думаю, что он сыграл большую роль в приведении многих ко Христу.
У Меня есть такое дарование - говорить современному образованному человеку,
приходящему в Церковь. Таких писателей больше нужно было бы иметь, ему это очень
хорошо удавалось” (Указ. соч., с.23).
[А.Мень] |
[Библиотека "ВЕХИ"]
©
2000.Библиотека "ВЕХИ"