[Н.О.Лосский] | [«История русской философии» - Оглавление] |  [Библиотека «Вехи»]

 

Н.О.ЛОССКИЙ

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

 

Глава XX

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНО-ЛОГИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ

В РОССИИ И ЕГО КРИТИКА, В. Ф. ЭРН

 

1. ПРЕДСТАВИТЕЛИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНО-ЛОГИЧЕСКОГО ИДЕАЛИЗМА

В течение всего XIX в. большинство русских философов, какими бы ни были их собственные взгляды, поддерживали контакт с немецкой философией послекантовского периода. Это интеллектуальное общение стало в особенности близким в XIX в., когда многие молодые русские люди работали в Германии в семинарах профессоров Виндельбанда, Риккерта, Германа Когена, Наторпа, Гуссерля — выдающихся предста­вителей той формы неокантианства, которая может быть на­звана трансцендентальным идеализмом. Главными русскими приверженцами этой теории были С. Гессен, Г. Гурвич, Ф. Степун, В. Сеземан, Б. Яковенко, Г. Ланц, В. Савальский, Н. Болдырев, Г. Шпет. Вернувшись в Россию, эти молодые люди основали в 1910 г. русскую секцию международного журнала «Логос» под редакцией Гессена, Степуна и Яковенко.

Трансцендентально-логический идеализм возник в Гер­мании на неокантианской основе и является весьма радикальной модификацией теории познания Канта. Он напоминает теорию Канта, поскольку также утверждает, что все объекты познания — предметы сознания, порожденного самим процессом восприятия. Подобно теории Канта, трансцендентально-логический идеализм есть форма гносеологического идеализма. Но в отличие от Канта философы трансцендентально-логического идеализма утверждают, что познающий субъект есть не индивидуальное человеческое л, а сверхиндивидуальный субъект; вместе с тем они истолковывают логические условия познания не как психические и физические, но как при­надлежащие сфере идеального бытия, впервые открытого Платоном. Однако они отличаются от Платона тем, что рас­сматривают идеальное бытие не как метафизическую реаль­ность, но лишь как логическое условие познания. Вот почему их лучше всего называть трансцендентально-логическими идеалистами. Различие между их теорией и теорией Канта подробно рассмотрено в книге Лосского «Введение в филосо­фию» (часть I, «Введение в теорию познания»). В этой книге Лосский излагает две версии критической теории Канта, имея в виду истолкование «Критики чистого разума» в духе психо­логизма и феноменализма, с одной стороны, и трансценден­тальной логики — с другой. Цель Лосского состоит в том, чтобы показать, что только первое истолкование дает пра­вильное представление о теории познания Канта, тогда как существенным видоизменением кантианства является транс­цендентально-логическое истолкование, освобождающее критику от всякого психологизма и  феноменализма, как это делает, например, Коген в своей «Kant's Theorie der Erfahrung» («Теория опыта Канта»).

Трансцендентально-логический идеализм был развитием неокантианства, стремящегося сблизить более тесно теорию познания с антологией и тем самым вызвать в конце концов оживление метафизики. Ценные размышления относительно этой переходной стадии трансцендентально-логического идеализма можно найти в статье С. А. Алексеева (Аскольдова) «Внутренний кризис трансцендентального идеализма» («Вопросы философии и психологии», № 125, 1915) и в статье С. Л. Франка «Кризис современной философии» («Русская мысль», сентябрь, 1916).

То же самое развитие совершалось и в русском транс­цендентально-логическом идеализме, как на это указывает один из его представителей, С. И. Гессен, в своей статье «Новейшая русская философия» (чешский журнал «Ruch filosoficky», I, 1923 — «Философское движение»).

Русская молодежь, изучая философию в Германии, тесно соприкасалась со своими учителями и с немецкими студента­ми и знакомила их с русской философией. Можно поэтому сказать, что в то время не только немецкая философия оказы­вала влияние на русскую, но и русский онтологизм и интуи­тивизм начинали оказывать влияние на немцев. Это, вероят­но, и послужило источником «эмоционального интуитивизма» в теории ценностей М. Шелера. Трудно оценить с какой-либо достоверностью влияние подобного рода, но не подлежит сомнению, что русские представители трансцендентально-логического идеализма находились под влиянием русского интуитивизма и идеал-реализма; это можно видеть из сравнения их более ранних и более поздних произведений. По мере их перехода от проблем теории познания к проблемам аксиологии, этики и социальной философии они все более и более выступали против вопроса о познании живой реаль­ности, против вопроса о конкретном идеальном реализме, ко­торый рассматривается в метафизике. Со времени Канта перед философией стоит следующая альтернатива: или суще­ствует интуиция как непосредственное созерцание объекта в себе, и тогда метафизика возможна, или, как думал Кант, нет никакой интуиции, и тогда, как он говорил, метафизика как наука невозможна. Стоило лишь русским трансценден­тально-логическим идеалистам почувствовать необходимость в метафизике, как они стали развивать тенденцию к интуи­тивизму. Некоторые из них разработали теорию о том, что существует много разнообразных форм познания и опыта; другие признавали существование практической интуиции, так же как и теоретической. Это изменение в точке зрения особенно проявляется в работах С. Гессена, Г. Гурвича, В. Сеземана, Ф. Степуна, Б. Яковенко.

Сергей Иосифович Гессен (1887—1950) получил фило­софское образование в Германии и вначале был привер­женцем нормативного критицизма Риккерта. Диссертация, представленная им на соискание ученой степени доктора фи­лософии, называлась «Ueber individuelle Kausalitat» («Об индивидуальной причинности»); в ней он рассматривал проблему индивидуальной причинности на основе различия между «идеографическими» и «номотетическими» науками. По возвращении в Россию он был профессором философии в Томске, а после революции жил в Варшаве и Лодзи.

Основные работы С. Гессена: «Философия наказания» («Логос», 1912—1913); «Основы педагогики», 19241; «Про­блема конституционного социализма» («Современные запис­ки», 1924—1928), «Трагедия добродетели в «Братьях Кара­мазовых» Достоевского» («Современные записки», 1928).

В своем исследовании, посвященном проблеме наказания, Гессен пишет: «Со своей формальной стороны преступление есть нарушение закона ответственным субъектом». Преступ­ление есть симптом дисгармонии между законностью и жизнью. Когда закон справедлив и поэтому должен оставать­ся в силе, справедливость, которая страдает от нарушения ее, восстанавливается, когда правовая норма подтверждается осуждением преступления. Это — чистая форма наказания. «Как и всякая деятельность, имеющая в виду установление справедливости в обществе, наказание служит закону и, следовательно, самому преступнику, который является существом, наказанным в качестве субъекта, обладающего законными правами. Наказание налагается на него в его же собственных интересах, ибо, обладая правами, он столь же заинтересован в восстановлении справедливости, как и его судьи». Как правило, материя наказания дополняется его формой, т. е. преступник лишается некоторых конкретных прав, как, например, права собственности, свободы передвижения и т, п.

Вопрос о том, «какие именно права должны быть изъяты в каждом отдельном случае, решается в силу материальных соображений. Решение определяется такими внешними целя­ми, как оборона государства и общества от опасных лиц, внушение страха, исправление и т. п. »; средства, которыми располагает государство, следует также принять во вни­мание, как равно индивидуальность конкретных психофизи­ческих личностей, совершающих преступление.

В силу определения наказания как акта правосудия, Гессен устанавливает его низший и высший пределы; выход за высший предел означает выход из сферы закона и превра­щение наказания в акт мести, меру общественной безопас­ности, а не в акт правосудия. Низшим пределом наказания служит публичное объявление приговора. Высший предел есть «лишение преступника всех прав, за исключением одного права, которое все еще позволяет рассматривать его как субъект права». Поэтому полное лишение всех прав, объяв­ление «вне закона» или «отказ преступнику в праве на лише­ние прав» не является актом правосудия. Подобным же образом, «какой бы мудрой иногда ни показалась бы с госу­дарственной точки зрения казнь человека, необходимо опре­деленно признать, что высшая мера наказания противоречит концепции правосудия». Смертная казнь уничтожает субъек­та права, и наказание перестает быть выражением справед­ливости. «Или, скорее, уничтожается не субъект права (как и всё, имеющее значение, он неразрушим), но уничтожается возможность реализации права» (228).

В своей книге «Основы педагогики» Гессен излагает фи­лософскую основу проблемы образования и воспитания, успешно применяя диалектический метод. С его точки зрения, цель образования состоит в том, чтобы приобщить личность к культурным ценностям науки, искусства, морали, права, экономики и превратить естественного человека в культур­ного человека. Свою книгу он заканчивает словами: «Преодо­ление прошлого через посредство связи его с вечным, состав­ляющим его реальный смысл, есть истинная цель образо­вания» (368).

При разработке проблемы этики и социальной философии С. И. Гессен, как и Г. Д. Гурвич, подходит вплотную к интуи­тивизму и стремится расширить его при помощи концепции практической волевой интуиции, которую называет «волезре-нием». В своих работах по этому вопросу он приближается все более и более к общему духу русского конкретного идеал-реализма. Например, это можно обнаружить в его очерке «Трагедия добродетели в «Братьях Карамазовых» Достоев­ского». Согласно интерпретации Гессена, три брата — Дмитрий, Иван и Алеша — являются воплощениями трех стадий добродетели и соответствующих трех искушений зла; само по себе зло, которое символизирует Смердяков, играет роль слуги трех искаженных образов добродетели. Дмитрий Карамазов символизирует «естественную основу нравствен­ности», выраженной полуинстинктивными чувствами стыда, жалости, благоговения (теория Соловьева). Иван символизи­рует добродетель, которая стала объектом размышления, и ищет рациональный смысл жизни. Это — кантианская авто­номная добродетель, состоящая в свободном исполнении дол­га без любви. Высшая степень добродетельности — добро­детель как любовь — воплощена в Алеше, который любит всякое живое существо в его индивидуальной целостности, «из-за ничего», и в любой данный момент творчески принимающий участие в жизни других людей. Гессен рассматривает отца Зосиму как представителя сверхэтической святой жизни. Гессен истолковывает мысль отца Зосимы о том, что «каждый является ответственным за каждого», как показатель того, что Царство Божие и принцип, на котором оно зиждется, выходит за пределы противоположности между до­бродетелью и пороком. С точки зрения Гессена, отец Зосима стоит выше сферы морали, а Федор Павлович Карамазов — ниже ее.

Обширная работа Гессена «Проблема конституционного социализма» заслуживает рассмотрения как попытка дать синтез ценных аспектов индивидуалистической структуры общества с ценными аспектами социалистического идеала. Гессен стремится показать, что такая линия развития при­ведет не просто к сохранению, но в действительности придаст более совершенное выражение ценностям религии, национальности, государства, правосудия, свободы и даже частной собственности.

Георгий Давидович Гурвич (родился в 1894 г. ) в молодос­ти был приверженцем трансцендентально-логического- идеализма. После большевистской революции уехал из России и был профессором философии в Страсбурге. В настоящее время живет в Париже и работает в области социологии. Основные работы Гурвича: «Fichtes System der konkreten Ethik» («Система конкретной этики Фихте»); «Социализм и собственность» («Современные записки», 1928); «Le temps present et l'idee du social», 1931 («Современность и идея общественного права»); "Morale theorique et science des moeurs", 1937 («Теоретическая мораль и наука о нравственности»).

Г. Д. Гурвич, как и С. И. Гессен, подпал под влияние инту­итивизма и конкретно идеал-реализма. Он отстаивает суще­ствование практической интуиции, которую называет "воле-зрением" или «l'intuition volitive» («волевой интуицией»). Он предпринял оригинальную попытку разработать концепцию собственности особого рода, называя ее «соборной собственностью». Этим термином он обозначает собственность, принадлежащую труппе членов, так что группа в целом и каждый сочлен есть субъект собственности; каждый сочлен (или несколько из них вместе) «обеспечил себе как неотъемлемую собственность некоторую идеальную часть объекта, и он имеет право требовать компенсацию за нее, если выходит из группы, что он свободно может сделать. Поскольку вся группа, как и каждый сочлен, является субъектом собствен­ности, в руках группы всегда остается собственность, от­дельный же член, выходя из группы, получает только денеж­ный эквивалент своей части».

Василий Эмильевич Сеземан (родился в 1884 г. ) был про­фессором философии в Ковенском университете в Литве, а теперь находится в Вильно. Основные его работы: «Плато­низм, Платон и современность» («Логос», 1925); «Zum Problem des reinen Wissens», «Philosophischer Anzeiger», 1927 («К проблеме чистого знания», «Философский указатель»); «Uebergegenstandliches und ungegenstantliches Wissen», Commeniationes ordinis philologorum (libr. II) Koвенского университета, 1927 («Сверхпредметное и непредметное знание», «Основные филологические трактаты», т, I); «Beitrage zum Erkenntnisproblem, Das Logisch Rationale», Eranus, Commentationes Societatis Philos, Lituanae, v. I, 1930; («К проблеме познания. О  логически-ращшнальном», «Трактаты Литовского философского общества»); «Die logischen Gesetz und das Sein», 1932 («Логический закон и бытие»). Разрабатывая учение о различных видах опыта, Сеземан различает объективное познание (Erkenntnis) и не­объективное познание (Wissen). При объективном познании не существует противоположности субъекта и объекта, раз­рыва между познающим и познаваемым; познание достигает­ся путем устранения всех субъективных элементов из реаль­ности, которая является предметом познания; логическая формулировка, которая ведет к объективизации (Vergegen-standlichtmg), выражает содержание познания посредством понятия и стремится, так сказать, отвердеть в своей словес­ной форме, т. е. стремится приобрести характер веществен­ности: объективизация вырождается в «иностасицированные абстракции». Мы находим в естествознании типичную форму объективного познания. Совершенно другой характер имеет необъективное познание духовных реальностей, например нравственного, религиозного и эстетического опыта. В нем нет никакого разрыва между субъектом и объектом; субъект принимает участие в реальности, которую он воспринимает; данное содержание опыта неизбежно связано с самосозна­нием и самопознанием; Такое познание опыта «в его перво­начальной форме никогда не может стать познанием, сформу­лированным посредством понятий».

Сеземан считает, что необъективное познание относится ко всей области субъективного, т. е. самому субъекту и всей его психической и духовной жизнедеятельности; необъективное познание включает также всякую деятельность со сто­роны других» все живые, творческие проявления реальности. Объективное познание посредством понятий имеет всеобщий характер, но оно оторвано от реальности, оно подвергает реальность перспективному искажению. Необъективное no-знание, напротив, погружено в реальность, но не является всеобщим. Абсолютный идеал познания мог бы быть до­стигнут только в абсолютном самосознании, в котором объект не был бы трансцендентным для субъекта и реальность была бы обнаружена непосредственно во всей своей полноте. Для нас, ограниченных существ, этот идеал недостижим; наше ограниченное самосознание может только служить основой и исходным пунктом познания мирового бытия (Dasein); но для того чтобы знать способ бытия (Sosein), мы вынуждены объективировать данные опыта. Философия, которая через посредство самосознания открывает недостатки этого объек­тивного познания, побуждает нас снова и снова выходить за его пределы и устанавливать новые, необъективные точки зрения. На этом пути мы и продвигаемся к идеалу абсолютного познания.

Критика «волезрения» и теорий Сеземена дана в статьях Лосского «Fichte's konkreti Ethik im Lichte der modernen Transcedentalismus», «Logos», 1926 («Конкретная этика Фихте в свете современного трансцендентализма», «Логос», 1926) и «Die intellectuelle Anschaung als Methode der Philo-sophie», «Der Russische Gedanke», № 1, 1929 («Интеллек­туальная интуиция как метод философии», «Русская мысль», № 1, 1929).

Федор Августович Степун (родился в 1884 г. ) после ре­волюции уехал из России и был профессором Дрезденского политехникума. Основные работы Степуна: «Трагедия твор­чества» («Логос», 1910); «Трагедия мистического сознания» («Логос», 1911); «Жизнь и творчество», 1923; «Основные проблемы театра»1, Берлин, «Слово», 1923.

Степун, подобно Сеземану, разработал собственную тео­рию о развитии к идеалу абсолютного познания посредством проведения различий между двумя типами опыта: опытами творчества и опытами жизни. Опыты творчества подчинены дуализму субъективно-объективного отношения, тогда как жизнь выражена идеей положительного всеединства. Про­цесс цивилизации характеризуется борьбой между творческими усилиями духа, отмеченной дуализмом, и стремлением открыть вновь первоначальное единство жизни.

Борис Валентинович Яковенко (1884—1949) жил в Ита­лии во время первой мировой войны и революции 1917 г., а за­тем поселился в Праге. В 1929—1938 гг. редактировал жур­нал «Der Russische Gedanke» («Русская мысль»), а позднее— отдельные тома «Bibliotheque Internationale do Philosophiе» («Международная библиотека философии»).

Основные работы Яковенко: «Что такое философия? Вве­дение в трансцендентализм» («Логос», 1911); «Имманентный трансцендентизм, трансцендентная имманентность и дуализм вообще» («Логос», 1912); «Vom Wesen des Pluralismus», 1928 («О сущности плюрализма»); «Die Grundvorurteile des menschlichen Denkens», «Der Russische Gedanke», 1929 («Основное предварительное суждение человеческого мышления», «Русская мысль»); «Zur Kritik des Psichologismus» («К кри­тике психологизма»); «Критика русского интуитивистического идеального реализма» («Труды русского народного университета в Праге», т. II, 1929); «Dejny Ruske filosofie», Praga, 1939 («История русской философии», Прага, 1939).

Подход Яковенко к онтологизму отличается от подхода Сеземана и Степуна. Его цель состоит в том, чтобы путем кри­тического анализа отвергнуть сеть догматического схематизма и предвзятых мнений, которая окутывает реальность в практической жизни в смысле осмысления, научного гипотетического мышления, «религиозной» веры и т. п., и подняться к интуиции, где «абсолютное разнообразное всё присутствует так, как оно есть в действительности, само по себе». Яковенко называет свою философию критическим или трансцендентальным интуитивизмом, а также философским абсолютизмом в отличие от всякого релятивизма и агностицизма. Обширная работа Яковенко «История русской философии» была опубликована на чешском языке в Праге.

Густав Густавович Шпет (родился в 1879 г. ) был профес­сором философии Московского университета. Его основные работы: «Явление и смысл», 1914; «История как проблема логики», 1916; «Эстетические фрагменты», 1922; «Очерк раз­вития русской философии», т. I, 1922; «Введение в этни­ческую психологию», 1927.

В своей книге «Явление и смысл» Шпет придерживается теорий Гуссерля, Шпет был первым, кто написал ценную и подробную работу по истории русской философии, но его презрительное отношение к ее источникам производит не­приятное впечатление. Был опубликован только первый том, а второй том был запрещен советским правительством.

Генрих Эрнестович Ланц (умер в 1946 г. ) оставил Россию после большевистской революции и был профессором Стан-фордского университета в США. Он написал книгу «Das Problem der Gegenstandlichkeit in der modernen logik», 1912 («Проблема предметности в современной логике») и статью «Умозрительный трансцендентализм у Плотина» («Журнал министерства народного просвещения», I, 1914).

Леонид Евгеньевич Габрилович (родился в 1878 г. ). оста­вил Россию после большевистской революции и в настоящее время живет в Нью-Йорке. Кроме многочисленных статей по различным проблемам культуры, литературной критики, по­литики и т. п., Габрилович опубликовал два чисто фило­софских очерка: «Понятия об истине и достоверности в теории познания» («Вопросы философии и психологии», IV, 1908); «Ueber Bedeutund und Wesen der Elementarbegriffe», Archiv fur Philos., XV, 4, 1910 («О значении и сущности эле­ментарного понятия», «Архив систематической философии»).

Познавательный акт, являющийся исходным пунктом по­знания и исключающий всякие сомнения, — это, но мнению Габриловича, утверждение об актуальных опытах. Такое словесное выражение их, как «мне тепло» или «этот круг есть желтый», имеет форму суждения, хотя поистине оно не суждение, а только утверждение об «актуальной  данности» (466, 468). Исследуя условия достоверности по отношению к суждениям о не имеющихся налицо опытах, Габрилович различает «условия конкретности» и «условия  реальности». Условие конкретности состоит в том, что противоположность не может быть представлена даже в воображении; так, на­пример» квадрат с нечетными диагоналями нельзя себе пред­ставить. Эти условия выражаются в суждениях чистой мате­матики и геометрии. Достоверность суждений, противопо­ложности которых можно себе представить, зависит от условий «вещественности, объективности или реальности»; эти суждения не должны противоречить принципу причин­ности.

Статья Габриловича — это введение в книгу, которая бы­ла задумана как исследование истины, конкретности и реаль­ности, но которая так и не была опубликована.


 

2. ИРРАЦИОНАЛИЗМ ШЕСТОВА

Лев Шестов (1866—1938), настоящая фамилия которого Шварцман, эмигрировал из Киева после большевистской революции и поселился в Париже.

Основные работы Шестова: «Достоевский и Ницше», 1903; «Апофеоз беспочвенности», 1905; «Добро в учении Толстого и Ницше», 1907; «Potestas clavium», 1923 ("Ключи власти"); «La nuit de Gethsemanie», 1925 ("Ночь в Гефсиманском саду"); «На весах Иова»1, 1929; «Афины и Иерусалим», 1938; см. также Н. Лосский, Философия Шестова («Русские записки», 1939).

Для Шестова характерен крайний скептицизм, источни­ком которого явился идеал нереализуемого сверхлогического абсолютного познания. В своей книге «Апофеоз беспочвенности» Шестов опровергает взаимно противоречивые научные и философские теории, оставляя читателя в неведении. В своей книге «Афины и Иерусалим» Шестов противопоставляет рациональное мышление, восходящее еще к греческой философии, сверхъестественному библейскому представлению о вселенной, которое отрицает закон противоречия. Идея всемогущества Бога приводит Шестова, как и средневекового философа Петра Дамиани, к утверждению, что Бог мог сделать так, чтобы никогда не было прошлого; например, в его власти предопределить, чтобы Сократ не выпил чашу с ядом в 399 г. до новой эры.

 

3. В. Ф. ЭРН

Владимир Францевич Эрн (1882—1917) работал в тесном общении с московскими профессорами С. Трубецким, Л. Ло-патиным, П. Флоренским. Его основные работы: «Борьба за Логос», М., 1911; «Г. С. Сковорода», М., 1912; «Розмини и его теория знания. Исследование по истории итальянской фи­лософии XIX столетия», 1914; «Философия Джоберти», 1916; см. также статью С. Аскольдова (Алексеева) об Эрне в «Русской мысли» (май, 1917).

В основном Эрн боролся с западноевропейским рациона­лизмом и тенденцией механизировать весь строй жизни и под­чинить ее технике. Он противопоставлял этим факторам ци­вилизации Логос древней и христианской философии. Этот Логос есть конкретное живое существо, вторая ипостась Троицы, воплощенная и присутствующая в историческом процессе. Эрн называет свою философию «логизмом». Его книга «Борьба за Логос» — это сборник очерков, в которых он противопоставляет две философские тенденции — рациона­лизм и свой «логизм». Рационализм исследует субъективные данные опыта и их разработку в соответствии с формальными правилами логики, т. е. понимания. Это мертвая философия, ибо она отрывает познающего субъекта от живой реальности. Логизм, напротив, есть учение о единстве познающего и по­знаваемого, видение живой реальности. У рационализма и эмпиризма современной философии нет концепции природы. В древней философии, в средние века и во времена Ренес­санса природу рассматривали как интегральное бытие, тво­рящее и получающее свою собственную внутреннюю жизнь. Таковы физика Аристотеля с ее принципом изменения, имею­щего творческую энтелехию; зародышевый Логос стоиков; natura creata creans Еригены[1]; archeus[2] Парацельса и Жана-Баптиста ван Гельмонта. Напротив, у Декарта материальная природа опустошена: у нее нет внутренней жизни; материя обладает только внешними свойствами; протяжение и движе­ние рассматриваются как изменение положения в простран­стве. Это является лишь только одним шагом к теории Беркли о том, что материя не существует и является просто субъек­тивной идеей. После него Юм также истолковывал душу только как пучок восприятий, а не как принцип жизни. Все это — меонический миф. Кант развил меонизм до его край­него предела: его имманентная философия превращает весь познаваемый мир в систему безжизненных представлений. Когда в 1910 г. молодые русские приверженцы трансцен­дентально-логического идеализма возвратились домой из Германии и основали русскую секцию международного периодического журнала «Логос», Эрн по поводу этого написал статью под названием «Нечто о Логосе, русской философии и научном духе». Он привлек внимание к тому факту, что на обложке журнала были помещены образ Гераклита и рисунок фриза Парфенона с надписью внизу по-гречески: «Логос». Появление такого журнала в России, которая исповедовала религию Логоса, т. е. слова, можно было бы приветствовать, если бы оно означало Логос, соответствующий истинно русской культуре, основанной на традиции отцов восточной церкви. Но, анализируя направление нового жур­нала, Эрн нашел, что его Логос глубоко отличался от древне­греческого и христианского Логоса. Под греческой маской мы можем увидеть знакомую фразу «сделано в Германии». Жур­нал поддерживает рационализм, меонизм, схематизм. Гре­ческое умозрение вело к личному, живому, божественному Логосу, в котором мысль и существование образуют нераз­дельное единство. Таким образом, самобытной русской фило­софии, связанной с православием, присущ онтологизм, а не гносеологический идеализм. На Западе философия католи­ческой церкви также является онтологической. Культура, основанная на божественном Логосе, вовсе не отвергает ло­гически последовательного мышления. Логос имеет три ас­пекта, выраженные в трех сферах культуры: 1) божественная сфера выражается в религии, которая подготовляет и укреп­ляет волю для реализации морального блага; 2) космическая сфера — в искусстве, цель которого раскрыть мир как единый в прекрасном; 3) дискурсивно-логическая — в философии, цель которой понять мир как целое в единстве теоретического мышления. Но в отличие от рационализма мышление в ло-гизме не оторвано от цельного разума: оно содержит внутри самого себя существование, добродетель и красоту.

Согласно Эрну, только философия, опирающаяся на бо­жественный Логос, может руководить жизнью и установить ее конечную цель; она впервые разработала истинную кон­цепцию прогресса. Позитивистская идея прогресса как коли­чественного возрастания материальных благ есть «дурная бесконечность». Истинная идея прогресса указывает движе­ние к абсолютному завершению» абсолютному благу, т. е. цар­ству Божиему. Вступление в это царство означает конец истории, совершающейся через катастрофические ката­клизмы, и переходит в качественно отличную сферу бытия.

Эрн формулирует основные пункты своей философии в следующих тезисах: логизм есть 1) не вещность (не система вещей), но персонализм; 2) не механизм или детерминизм, но органическое строение мира, свобода; 3) не иллюзионизм или меонизм, но онтологизм; 4) не схематизм, но реалистический символизм; 5) не отрицательная, но актуальная беско­нечность; 6) он — дискретный, катастрофический; 7) не ста­тичный, а динамичный.

Эрн интересовался философией Розмини и Джоберти, по­тому что их философия была той формой онтологизма, который вырастал из католической культуры. Преждевремен­ная смерть от туберкулеза воспрепятствовала Эрну разработать свою теорию в деталях, но его книга «Борьба за Логос» чрезвычайно ценна, ибо в ней он попытался определить специфические особенности русской философии.

 

[Н.О.Лосский] | [«История русской философии» - Оглавление] |  [Библиотека «Вехи»]

ã 2002, Библиотека «Вехи»



[1] «Природа сотворенная и творящая» — вторая (из четырех) стадия в учении Иоанна Скота Эуригены (ок. 810 — после 877 г.), которые проходят Бог и мир в своем развитии.

[2] Высший духовный принцип, регулирующий жизнедеятельность организмов.