[К общему Оглавлению] | [Библиотека «Вехи»]

[КНИГА ПЕРВАЯ] | [КНИГА ВТОРАЯ] | [КНИГА ТРЕТЬЯ]

Мовсес Каланкатуаци
«ИСТОРИЯ СТРАНЫ АЛУАНК»

(в 3-х книгах)

Перевод с древнеармянского Ш.В.Смбатяна[1]
(Институт древних рукописей им. Маштоца – Матенадаран, Ереван, 1984 г.)

КНИГА ВТОРАЯ
ИСТОРИИ СТРАНЫ АЛУАНК

ГЛАВА I
ПОВЕСТВОВАНИЕ, НУЖНОЕ СЕЙ КНИГЕ

Как небеса украшаются звездами, а земля – растениями, так и труд летописца украшается сведениями других [авторов].

Есть сказания о Восточном крае, которые не вошли в книги древних историков, но которые мы нашли нужным внести в наше повествование. Вспомним тут о Шапуhе сыне Ормизда, царе персидском, возгордившемся своим царствованием, который захотел проверить [и узнать], какой народ и [какие] племена имеют бардз и патив. И дал он большой обед всем вельможам древних родов нахарарских персидских азатов и всех в своем присутствии почтил чашей и веткой ивы, в соответствии с их гаhом. А мовбедан мовбеда возвеличил, посадив его на самое почетное место у царского стола.

Посоветовавшись со своими вельможами, он сказал: «О коренных персидских и парфянских паhлавиках и о рангах других мужей азатов я знаю хорошо. Однако о родословии армянских азатов (³½³ï³ïáÑÙ) и их рангах мы не смогли узнать [ничего] ни от наших отцов царей, ни от летописцев. И вот вам, армянским нахарарам, предстоит два возможных исхода: или представить древнюю грамоту и подтвердить ранг и патив каждого рода и снова от нас получить великие и пышные почести, или, если вы не сможете убедительно доказать перед арийским советом [ваши бардз и патив], тогда все ваше имущество, ваши бардз и патив, наделы земли и воду мы раздадим [нашим] азатам – мужам арийским, вас же отпустим, лишив почестей».

Тогда князья Великой Армении, посоветовавшись между собой, тут же предъявили царю желанную Историю Агафангела. Повелел [царь] прочитать ее и перевести на персидский язык. Узнав, что она [История] начинается от Арташира – от предка его, весьма обрадовался царь [Персидский], похвалил книгу и, взяв ее в руки, с благоговением приложил к очам своим.

Найдя в ней список семнадцати бардзов, он повелел в соответствии с ним распределить места за царским столом. Андоку, владетелю Сюника, достался четырнадцатый бардз. И тот, обидевшись, не дотронулся до еды. И хотя царю сообщили об этом, он не обратил на то никакого внимания.

В это самое время пришла весть царскому двору о том, что многочисленные полчища хазиров прошли через ворота Чора и вторглись в нашу страну. Собрал Шапуh многочисленное войско из сирийцев, хорасанцев, хорезмцев, в частности, из храбрых персов области Атрпатакан, из армян, иверов, алуанцев и различных диких племен Кавказских гор, говорящих на двенадцати разных языках, и с несметным войском своим выступил навстречу хазирам, чтобы дать им отпор.

Что же касается Андока, то он замыслил недоброе во вред себе и стране своей. Он двинулся к царскому двору и, изменив [Шапуhу], со своей дружиной в тысячу семьсот воинов, на добрых и быстроногих конях, достиг города Тизбона. Укрыв своих всадников за городом, он с небольшим отрядом въехал в город и с невинным видом спросил: «Где Шапуh, я к Шапуhу прибыл». И горожане оказали ему высокие почести. А на рассвете его войско неожиданно вторглось в город. Захватив несметное количество золота и серебра, драгоценных камней, жемчуга и бриллиантов, захватив все, что можно было вывезти из царского дворца, а также несметную добычу из домов всех вельмож [Андок возвратился к себе]. Все это он спрятал в Балаберде и приказал сжечь весь корм во всех своих гаварах, а все съестные припасы, а также оружие, доспехи, снаряжение и все необходимое всадникам собрал в [той же] крепости. Затем Андок приказал всем жителям Сюника поджечь свои дома и закрома и уходить из страны. Из всех церквей страны собрали [они] украшения и перевезли все в церковь Шалата. Перенесли туда и мощи святых и каждый в слезах целовал их. Восемь дней подряд [они] служили всенощную, а затем, наносив земли, засыпали ею церковь, и над ней образовался холм, сами же рассеялись по [всему] свету. Никто [с того дня] не смел произнести название области Сюник. Так, в течение двадцати пяти лет эта область была безлюдна и пустынна.

Закончив войну, вернулся Шапуh и, увидев эти бедствия, в гневе приказал всему войску своему идти на Сюник и всех жителей, а также весь скот угнать в плен. Но, прибыв в Сюник, они не нашли никого. И шли они [по области] и как-то добрались до холма, под которым находилась церковь Шалата, а когда поднялись на него, случилось сильное землетрясение. Перепуганное персидское войско во главе с военачальником Аташхода поспешно ушло с того места. Подойдя к [Балаберду], персы напали на крепость. Но [осажденные] стали скатывать сверху глыбы камней и истребили многих. Во второй и в третий раз яростно пошли они на приступ, однако ничего не сумели сделать, и многие из них погибли при этом. Тогда разгневанный царь решил усилить натиск, но все вельможи, пав ему в ноги, просили не нападать больше на крепость, но опустошить окрестности. И тогда, улучив подходящее время, Андок тайно оставил крепость и с огромной добычей перешел в страну ромеев, где ему были оказаны большие почести. Там он и умер. А сын его, Бабик тоскуя по родине, ибо как милы родители, так желанен и родной край, [через некоторое время] отправился ко двору царя персидского, Шапуhа и, встретив там некоего военачальника, остался у него. Много подвигов совершил он на персидских олимпиадах, но никто не знал, кто он на самом деле.

В то самое время выступил гунн из гуннов по имени hОнагур. Этот вначале стал грабить Персию, а затем послал к Шапуhу гонца и говорит: «Зачем это кровопролитие? Приди, поборемся мы с тобой, один на один – ты да я». Сам гунн был высок, исполинского роста и одет в кольчугу, на огромной голове носил клепаный шлем. Медная пластина защищала лоб в три пяди. Древко огромного копья было из крепкого кедрового дерева. Меч его сверкал пламенем и одним только видом своим наводил ужас. И вот назвали царю имя Бабика, мол, это дело лишь ему по плечу. Царь царей вызвал к себе Бабика и, вручив ему высочайшее повеление, скрепленное [царским] перстнем с изображением вепря, сказал: «Если ты исполнишь мою великую месть, то будешь удостоен великих наград». Тот обещал исполнить его просьбу и тотчас, уповая на помощь Всевышнего, воскликнул: «Церкви Сюника, придите мне на помощь». Затем взял он свое оружие, украсил стройный стан царскими доспехами, усыпанными блестящими жемчугами, надел на красивую голову тигровидный шлем, привязал меч, окованный золотом щит перебросил через левое плечо, взял в правую руку острое копье, [вскочил] на вороного коня и, пришпорив его, поскакал навстречу врагу. Они бросились друг на друга, и стук от ударов их копий гремел, как гром, и слышен был с утра до девяти часов [пополудни]. Иссякли тогда силы безобразного великана, и храбрый Бабик одолел его. Схватив поспешно однолезный палаш, он тут же прикончил кровожадного зверя.

Великой радостью возликовал Шапуh и призвал к себе Бабика, чтобы исполнить свое обещание. Тот попросил слово у царя и сказал: «[Вели] убрать эту медную ступу из зала твоего». А ступа эта была наполнена пеплом, и каждый, кто проходил мимо, ударял [пестом] и говорил: «Сюникское княжество, жизнь и таинства его, да унизятся, подобно этому пеплу». Весьма удивленный, царь велел убрать ступу с места. И тогда Бабик попросил вернуть ему его родную страну. И царь возвратил ему [отцовский удел] и с великими почестями отправил его в свою страну, пожаловав ему патив наравне с [нахарарами] Багратуни и Мамиконеанами.

Переправившись через реку Ерасх, [Бабик] тут же основал село [и назвал] его Накорз, т. е. первое [место] в отеческом владении, куда вступил он.

В первый же год своего правления, [как-то] выйдя на охоту, брел [Бабик], озирая свою безлюдную страну. Так он добрался до Шалата и взобрался на один из холмов. [Вдруг] откуда-то выскочил олень и побежал прямо к тому холму, под которым находилась церковь. Бабик стал преследовать оленя, но тот исчез на холме. [Когда он взобрался на холм], вдруг ноги его коня провалились в землю. Бабик слез с коня и еле вытащил его. Страх объял всех. Они стали копать землю и уносить, и обнаружили под холмом великолепную церковь, полную божественных сокровищ, из которой исходило благоухание. А случилось это в первый день месяца hори (ÑáéÇ). И день этот отметили как великий праздник. Собралось множество народу и многие из тех, кто присутствовал там в то время, получили исцеление. Увидев это, неверующие два брата знатных, Гор и Газан, прибывшие с многочисленным войском вместе с Бабиком [из Персии], уверовали [в Христа] и были крещены. Бабик бросил жребий между ними, и Гору достался аван Хот, а младшему, Газану – желанное село Шалат. Случилось это за двадцать лет до воцарения злодея Иазкерта, который желал упразднить веру Христа и заставить нас покориться маздеизму. От этого же Иазкерта приняли мученическую смерть Варданиды – тысяча шестьдесят шесть избранных мужей. С того события до начала армянского летосчисления прошло сто двадцать лет. Эти события знай так.

ГЛАВА II
ОБ ОПАСНОСТЯХ, КОТОРЫЕ НАВИСЛИ НАД АЛУАНКОМ ОТ БЕЗЗАКОННИКА ИАЗКЕРТА, И О СПАСЕНИИ, КОТОРОЕ ПРИШЛО БЛАГОДАРЯ ПОЛКОВОДЦУ АРМЕНИИ ВАРДАНУ

Во времена надменного Иазкерта дьявол возжег и все раздувал в нем мысль упразднить христианскую религию. Строжайшее повеление пришло в Алуанк: отречься от христианской веры и повиноваться учению могов – огнепоклонству. Эти же бедствия разразились и над Арменией от того же царя. Но воспротивились hазарапет Алуанка и святой епископосапет страны нашей, вместе прибыли они в Армению, к объединившимся армянам, чтобы рассказать об этих бедствиях. С великой тревогой торопили они отправку [в Алуанк армянского] войска и говорили: «Персидское войско, которое находилось в стране гуннов, возвратилось оттуда и вторглось в нашу страну. А также [прибыла] и другая многочисленная конница от [персидского] двора. И кроме всего этого, они привели с собой еще и триста наставников [могов] и разобщили страну. Некоторых они переманили на свою сторону и хотели дотянуться и до церквей. По велению царя они принуждают всех, говоря: «Если вы по доброй воле примете нашу веру, то удостоитесь от него [царя] наград и почестей и будете освобождены от царских податей, но если вы не сделаете этого добровольно, то мы имеем повеление построить капища [во всех] селениях и агараках, возжечь в них врамский огонь и поставить могов и могпетов служителями веры в вашей стране. Тот, кто упрямится, будет казнен, а жена и дети его будут изгнаны [из страны]».

Услыхав это, армяне нисколько не отчаялись, но еще больше сплотились перед этой опасностью, и ободрив их, [посоветовали] вернуться к себе и хитростью на некоторое время удерживать [персов] от посягательств на церковь, пока они не найдут выхода из положения. Тогда армянские военачальники обратились к императору Феодосию за помощью перед великой опасностью. Тот [обещал помощь], но внезапно умер, а нечестивый Маркиан, воцарившись, не сдержал обещания [предшественника], но нравом своим был заодно с язычниками. Не получив помощи ниоткуда, храбрые армяне, уповая лишь на всемогущую силу Всевышнего, разделили армянское войско на три [части]. Первую часть дали Нершапуhу Рмбосеану [и отправили его] охранять [границы] с Атрпатаканом, вторую – полководцу Армении Вардану, чтобы он через Иверию двинулся на марзпана Чола, пришедшего разрушать церкви Алуанка.

Но блаженный Вардан не знал о коварстве проклятого Васака-отступника, который еще до прибытия армянских войск в Алуанк предупредил персидского марзпана Мерсебухта, о том, что армянское войско разделено и Вардан с небольшими силами направлен в его сторону. «Так будь же готов выступить против них и истребить всех». Таков был умысел нечестивого. Узнав об этом от Васака и ободренный им, Мерсебухт не стал выжидать в области Чора, но, собрав все свое огромное войско, поспешно перешел великую реку Куру и встретился с ним [Варданом] у границ Иверии, у города Халхала – зимовки царей Алуанка. Приготовившись к сражению, он окружил все великое поле. Вооруженные и в доспехах [его воины ждали начала] битвы с армянским войском.

Храбрый Вардан и войско, что было при нем, увидев, как многочисленны язычники и как малочисленны они сами, ибо [по сравнению с врагами] слишком уж незначительны были силы их, не устрашились нисколько множества [язычников], но еще теснее сплотились, взывая к небесам, говоря: «Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися с нами, сражайся с борющимися с нами. Помоги же нам оружием и щитом, поколеби и сокруши войско нечестивых» (Псалтырь, 34, 1-2).

Так помолились они, армянские храбрецы, и, сплотившись, бросились в атаку. Разгромив правое крыло врага, отбросили его влево, всех предавая мечу на поле том. И пустились в бегство они, желая укрыться в лесах или глубоком ущелье реки Лубнас, откуда навстречу преследователям вышли некоторые из сыновей царя Баласакана. Здесь они сбросили с коня и убили Муша, одного из армянских нахараров из рода Димаксеанов, а Газрика ранили [тяжело]. Тогда, [увидев это], Аршавир Аршаруни поднял глаза к небу, зарычал, как лев, набросился на них, как вепрь, и убил храброго Вурка – брата царя Лпинка и там же истребил многих его телохранителей. Так каждый воин и убивал противника [равного себе]. Столь дерзким было это нападение, что больше было тех, кого утопили в реке, нежели павших от меча на суше. Так много было сраженных, что прозрачные воды реки обратились в кровь, и не нашлось из них никого, кто спасся бы. Лишь одному из вражеских воинов, скрывавшемуся в густых лесах долины, удалось со своим оружием вскочить на доброго коня и переправиться через большую реку. Так чудом спасшись, он принес печальную весть о поражении главных сил, а оставшаяся часть войска [персидского] пустилась в бегство и укрылась в большом шаhастане.

Одержав победу в этом большом сражении, армянское войско захватило большую добычу, собрало много серебра и золота, оружия и украшений храбрых воинов и их добрых коней. Затем снова смело напали они на те крепости и города Алуанка, которые персы держали в своих руках. Сражаясь отважно и храбро, они сжигали их замки и темницы, а где только хватали могов-соблазнителей, там же их группами предавали мечу, оставляя трупы их на съедение птицам небесным и зверям земным. Очищали места от [остатков] всяких скверных жертвоприношений и освобождали церкви от неимоверных притеснений. Многие нахарары и шинаканы Алуанка, которые ради имени Бога покинули свои места и рассеялись по неприступным горам Капкоhа, узнав о великой победе армянского войска, возвращаясь и присоединясь к ним, становились сподвижниками их.

Вслед за тем двинулись они на укрепления при вратах гуннов, которыми персы завладели силой. Они взяли и разрушили укрепления, перебили войско, находившееся там, а охрану [ворот] поручили некоему Ваhану из царского рода Алуанка. При совершении всех этих доблестных подвигов никто из них не был убит, кроме Муша, удостоившегося венца подвижника.

А затем того же самого мужа [Ваhана], которому поручили охрану ворот, отправили послом в страну гуннов вести переговоры с ними, заключить союз и взять с них обещание хранить его нерушимо.

Выслушав его, те немедля пришли на место битвы и убедились в успехе [армян]. Согласно обычаям своим, они клятвенно установили союз и приняли христианскую клятву хранить с ними прочное согласие. Так все было сделано согласно их правилам.

И пока они еще находились там, прибыл гонец из Армении с печальной вестью об отступнике Васаке, о том, что опустошил он многие области Армении. Тогда Вардан с большой добычей отправился [в обратный путь] с беспечальной радостью и благодарностью к Богу и с верой в него и через тридцать дней прибыл в Армению. Узнав о возвращении храброго Вардана с победой и о союзе с гуннами и алуанцами, Васак сбежал и из-за злого нрава своего перенес много бедствий и не получил милости от Бога.

Все это произошло в годы царя Иазкерта с помощью Всевышнего в Армении и Алуанке.

ГЛАВА III
ПРИБЫТИЕ ВАРДАПЕТА МЕСРОПА К ЦАРЮ АЛУАНСКОМУ ЕСВАЛЕНУ, СОЗДАНИЕ ПИСЬМЕН, ВТОРИЧНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ШКОЛ, УКРЕПЛЕНИЕ ВЕРЫ В АЛУАНКЕ И ИСКОРЕНЕНИЕ ДРУГИХ ВЕРОВАНИЙ

В те времена, когда императором греческим был Феодосий Младший, царем Армении – Врамшапуh, царем Персии – Иазкерт, а царем Алуанка – Есвален, в Алуанке, к hайрапету нашему Иеремии и царю Есвалену прибыл муж, имеющий великие заслуги, блаженный Месроп, избранный сосуд Святого Духа. Они [Есвален и Иеремия] охотно согласились содействовать ему в наставнической деятельности, которую он вел благодаря Божьему дару – Святой Дух через него даровал письмена армянам и иверам, и с любовью дали ему отроков смышленных на обучение. Из Сюника пригласили переводчика Бениамина, которого, по просьбе епископа Анании, отпустил доблестный Васак [князь Сюника]. Прибыли они к Месропу и с ними вместе [Месроп] создал письмена для изобилующего гортанными, грубейшими, варварскими и труднопроизносимыми звуками языка гаргарийцев. Затем, оставив тут настоятелем ученика своего Иовнатана и назначив при царском дворе священников, [Маштоц] возвратился в Армению. Оттуда он отправился в [город] Византион, к императору Феодосию. [Затем], возвратившись со своими учениками, стал ездить [по Армении]. Тут он узнал, что в Гардмане еще сохранилась языческая вера, и из Сюника отправился к князю Гардмана Хурсу, и с его помощью обратил [язычников] на правильный путь, а потом пошел на зов бдешха Иверии Ашуша по тому же делу.

В это самое время появился проклятый Несторий, преданный анафеме двумястами [епископами] в Ефесе. На первом году царствования Иазкерта второго, в конце месяца навасарда, в городе Валаршапате преставился святой Саhак, а спустя еще шесть месяцев в [том же] Валаршапате почил и блаженный вардапет Месроп, присоединившись к святым.

Некий Хосров, нахарар из Гардмана, прибыл в Армению. Как-то он был у Шапуhа – царя трусливого и, охмелев на пиру, сладострастно пристал к одной женщине. Разгневанный Шапуh повелел бросить его в темницу, но тот, положив руку на рукоятку меча своего, [смело] удалился, и никто не посмел задержать его.

ГЛАВА IV
О ПЕРЕНЕСЕНИИ ПАТРИАРШЕГО ПРЕСТОЛА АЛУАНКА ИЗ ЧОЛА В ВЕЛИКИЙ ГОРОД ПАРТАВ ИЗ-ЗА [НАБЕГОВ] ГРАБИТЕЛЕЙ ХАЗИРОВ, РАЗРУШИВШИХ ПРИ УХОДЕ ВРАТА [ЧОЛА]

После этого хазиры пленили страну Алуанк. Сожжены были церкви и книги Заветов. Затем, на втором году [царствования] Хосрова, царя царей, когда было положено начало армянскому летосчислению, в том самом году патриарший престол Алуанка был перенесен из города Чола в столицу Партав из-за разбойничьих набегов врагов креста Христова. И возвели в hайрапеты тэр Абаса из гавара Мец Иранк. И в продолжение сорока четырех лет он восседал на патриаршем троне, жил жизнью святою и перенесся в вечную жизнь.

ГЛАВА V
ПОЯВЛЕНИЕ МУЧЕНИКОВ НА ГОРЕ ДИЗАПАЙТ И ОБРЕТЕНИЕ МОЩЕЙ [СВЯТЫХ] В ДНИ ПАТРИАРШЕСТВА АБАСА

Еще до избрания тэр Абаса hайрапетом Алуанка враги сожгли часовни [святых] на горе Дизапайт, в монастыре Катарованк. Во времена царя Алуанка Вачагана и епископа Амараса Гарника на этой горе появились люди. Имена их следующие: св. Мовсэс, св. Даниел, св. Елиа. Это были сыновья царя маскутов Санесана, [бывшие] ученики святого Григориса. Вместе с ними [были] и три тысячи восемьсот семьдесят мужей. [Укрываясь от преследования], все они поспешили поселиться на горе Дизапайт и жили там, питаясь только травами. Преследуя их, сюда пришел Санесан и предал их мечу девятого числа месяца навасарда. Да смилуется Бог во веки над страной Алуанк и Арменией ходатайством [мучеников].

ГЛАВА VI
ВИДЕНИЕ ВЕhИКА

В первый год hайрапета Абаса, я, недостойный Веhик (ì»ÑÇÏ) увидел во сне державшего в руках крест Господний, некоего мужа, пустынника, который окликнул меня по имени. Я спросил: «Кто ты, владыка?» И тот в ответ говорит: «Это я, Павлосик. Пойди, поклонись кресту сему, но не приближайся к нему». Проснувшись ото сна, я не придал этому значения. Через два года я увидел во сне, как святой Варос в образе инока говорил мне: «Мы, мощи сокрытые в гаваре Арцах, в местечке Калсет, принадлежащем роду Мханц. [Здесь мощи] первомученика Стефана и мученика Теодороса, [мощи] святых Вароса, Мамаса, Мар Саргиса, мученика Георгиоса, Козмаса, Дамианоса и часть мощей сорока [святых мучеников]». Явился мне еще муж другой в том же образе и говорит мне: «Я – Басира, слуга Христов, замученный на кресте. Я просил у Спасителя, чтобы не растерялись мощи мои. Все, кто пожелает заиметь частицу сего святого креста, да получит ее. Там находятся часть того креста и часть Креста, приявшего Господа». И я Веhик, был глубоко изумлен [этим], и видение сие повторилось семь раз. И я просил всемилостивого Бога и святых мучеников открыть мне подлинное таинство этого видения. Участилось видение то, и все торопило меня извлечь мощи, говоря: «Ведь мы еще в заточении». Тогда я, Веhик, пошел к святому hайрапету Абасу и рассказал ему о сонме светлейших мучеников. А тот, услышав от меня рассказ о видениях, с великим благодарением воздал хвалу Богу живому и тотчас отпустил благоверного Даниела, священника [местечка] Три осведомиться о таинстве этого дивного видения. Этот Даниел, муж праведный, поспешно отправился в путь вместе со священником Боhом (´áÑ) и дьячком Иезекиилом и вскоре прибыл ко мне, к Веhику, в местечко Калсет. На эти торжества прибыли и многие другие, чтобы содействовать нам, как-то: Абас – иерей из Момhарэ со своей паствой, священник Маркос со своей братией, отец Тирит из монастыря Иовhаннаванк из обители Кармелин, да еще многие другие, ревностно верующие. Вместе с ними мы стали молиться Богу и просить усердно. Затем начали копать землю и, когда вырыли яму в рост человеческий, вдруг оттуда распространилось благоухание и обнаружилось зарытое сокровище согласно изречению Спасителя: «Не надлежит свету быть сокрытым и находиться под спудом» (Матфей, 5, 15; Марк, 4, 21-22). Так явил Бог лампаду святым слугам своим и сердцам жаждущим дал свет немеркнущего луча. Обретением этих мощей Бог ниспослал стране нашей Алуанк милость свою, а живописным местам Калсета – [силу] сладостного выздоровления. И тотчас вознося Богу великое благословение, а святым – хвалу, каждый из собравшихся взял частицу мощей и поместил в превосходный сосуд. Но большую часть взял с собой священник Даниел и с этим великим даром поспешно прибыл к hайрапету Абасу. Этот очень обрадовался прибытию святых, отпраздновал память их и поместил мощи в пречистую раку.

ГЛАВА VII
ПОСЛАНИЕ КАТОЛИКОСА АРМЕНИИ ИОВhАННЭСА[2] К ТЭР АБАСУ-КАТОЛИКОСУ АЛУАНКА О НЕЗЫБЛЕМОСТИ ВЕРЫ[3]

Добрым, справедливым, боголюбивым [епископам] и любезному брату и сопрестольнику нашему католикосу тэр Абасу[4], епископу Бахалата Мовсэсу, епископу Капалака Григору, епископу Амараса hРомику, епископу Баласакана Тимотею, епископу Шаки Амбакуму, епископу Гардмана Иоhаннику, епископу Мец Колманка Левонду.

От Иовhаннэса – католикоса Великой Армении, Абраhама – епископа Тарона, Григора – епископа [рода] Мардпетакан, Степанноса – епископа Тайка, Маштоца – епископа Хорхоруника, Гюта – епископа Вананда, Абдишу – епископа сирийцев. Папа – епископа [рода] Аматунеан, Христофора (øñÇëïá÷áñ) – епископа Рштуника, Секундоса – епископа Мокса и от всех других епископов армянских, благословение и приветствие.

Дошел до нас слух печальный, что пришли в вашу страну некие хищные волки в овечьей шкуре из монастыря скверного Петра, именующие себя нищелюбивыми, а по делам своим христоненавистники, отвергающие Святую Троицу, и что они беспрепятственно сеют в душах невинных плевелы проклятого Нестория и Халкидонского собора, отвращают их от православной веры, обрекая на вечную гибель. Узнали, что и души, и тела их охвачены неисцелимыми недугами. Потому и мы поспешили принять участие [в вашей беде] и напомнить вам письмом слова святого апостола: «Внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями» (Деяния апостолов, 20, 28) и учителями, дабы вы твердо соблюдали веру православную, которую отцы наши переняли из Святого Писания – Ветхого и Нового Заветов через святого Григора и от трех соборов блаженных отцов: Никейского – трехсот восемнадцати Константинопольского – ста пятидесяти и Ефесского – двухсот [епископов], с православной верой которых мы согласны, которую унаследовали и мы, т. е. все церкви Бога Христа.

Мы исповедуем единого Бога Отца Вседержителя – Творца вселенной и единого Господа Иисуса Христа – Сына Божьего, рожденного от Отца, Бога истинного от Бога истинного, кем [сотворено] все. [Веруем] в исходящего от Отца Святого Духа, которому поклоняемся и прославляем вместе с Отцом и Сыном, веруем в Троицу сотворителей равных, совершенных в единой природе, в силе и славе, провидящую все обо всех существующих.

И, наконец, вечное Слово Божье стало совершенным человеком непреложно, воплотилось неизречимо через Святую Деву, не отдалившись от существа и не разлагаясь во плоти, но было и осталось как бы тем же неизменным Богом, воплотившимся не частично, но цельно, не двойственно, но неделимо и едино, не Отец воплотившийся, не Сын, и не Дух Святой, воплощенный во плоть, но Единородный от Отца, силой и волей Отца и Святого Духа, но бытием лишь Слово Божье. Вот как следует понимать Святое Рождество.

Само необъемлемое было запеленуто, чтобы и мы оделись в нетленность, было уложено в ясли, чтобы и мы сбросили с себя животные нравы, было прославлено ангелами, чтобы и мы воспели Его вместе с ними, было одарено волхвами, чтобы и мы оплодотворяли веру, было вскормлено молоком, чтобы и мы восприняли невинность, развилось телом до всесовершенства, чтобы и мы достигли полного возраста Христа. Он добровольно предался мучениям, чтобы мы избавились от мук [за наши] грехи, был распят, чтобы мы наслаждались плодами жизни, умер, чтобы смертью своей победить смерть, был положен в могилу, чтобы сокрушить врата ада, воскрес на третий день, чтобы обратить нас в живых, вознесся на небо и воссел одесную Отца, чтобы и мы были посажены одесную Его. Он придет еще во второй раз, чтобы судить всех и живых, и мертвых, и нет конца Царствию Его.

Так мы веруем, преклоняемся и, прославляя, говорим: «Святой Бог, святой и всесильный, святой и бессмертный, распятый за [грехи] наши, помилуй нас». Не исповедующие так были прокляты святыми отцами. Да и мы [теперь] проклинаем все прежние и новые ереси, ереси Ария, Павла Самосатского, Мани и Маркиана, поганого Нестория и Геодорита, а также вздорный и злодейский собор Халкидонский и еврейское послание Льва, которые нагло осмелились утверждать, что у Христа Бога две природы и два лика, что Святая Дева не Бога родила, а лишь человека по нашему подобию, лишь храм славы Божьей.

Есть и некоторые другие, которые говорят, что пока Господь Христос находился на земле, то не было Его на небесах, и пока находился на Кресте, то не было Его на троне славы, и пока Он был в могиле, то не было Его одесную Отца. Бог проклинает тех, кто мыслит так, да и мы проклинаем всех, кто был согласен с ними или одобряет их сейчас.

Отправляем к вам из братии нашей мужа верного, священника Маттэоса, доставить вам сие наше послание. Напоминаем также слово евангелиста Иоанна, которое гласит: «Если кто приходит к вам, и не приносит учения Господа нашего Иисуса Христа, того не принимайте в дом и не приветствуйте его. Ибо приветствующий его, участвует в злых делах его» (2 Послание Иоанна, 1, 10-11).

Ибо тот, кто не верует в пришествие Господа Иисуса во плоти, тот есть [дух] антихриста (1 Послание Иоанна, 4, 3), вводящий в заблуждение [людей]. Гоните прочь подобных из пределов ваших и вовсе не слушайте их губительных проповедей! И вот, так как отцы ваши были единоверцами отцов наших, а вы – наши [единоверцы], то нам желательно, чтобы трое или более из ваших епископов прибыли к нам, сюда, дабы услышать от нас истинное вероучение, чтобы никто не потерялся из пастырей или паствы, но ради возрождения вашего возрадовались ангелы на небесах, а мы – слуги и поклонники Господа нашего Христа на земле. Здравия в Господе».

ГЛАВА VIII
ГОНЕНИЕ НА ЕРЕТИКОВ В АЛУАНКЕ, КОТОРЫХ ПО ПОЛУЧЕНИИ ПИСЬМА КАТОЛИКОСА АЛУАНКА ТЭР АБАС ИЗГНАЛ ИЗ СТРАНЫ

Великие смуты распространились во все концы света от Халкидонского собора, от вздорных и суетных проповедей иноверных, ложное учение которых усилилось из-за снисхождения Божьего и легкая податливость обрекла невинные души многих из народа на гибель в вечном мраке. Корень плевела этого дошел и до страны Алуанк. И тогда тэр Абас, католикос Алуанка, строго расследовав ересь, вместе со своими епископами, упомянутыми выше в послании, прогнал из Алуанка скверных проповедников той ереси – лицемерного Товмаса, псалта Елиа, Бнота, Ибаса и других. Всех сторонников их он изгнал в отдаленные места. Так восстановил он тогда мир в братии церковной милостью Господа Вседержителя. Но слишком разгорелись [в ту пору] светские войны.

ГЛАВА IX
ПОВЕСТВОВАНИЕ О НАШЕСТВИИ ВАРВАРСКИХ НАРОДОВ И О ПОТРЯСШИХ ВСЕЛЕННУЮ РАЗЛИЧНЫХ СОБЫТИЯХ И ТРЕВОГАХ, ОБРУШИВШИХСЯ НА СТРАНЫ

О, страшная история, которую я сейчас собираюсь рассказать во всеуслышание всей вселенной, и ближним, и дальним, с которой не могут сравниться книги прошедших веков, повествующие о войнах и смутах, происшедших в жизни различных стран и народов, которые большей частью предсказаны были Святым Духом множеством примеров в книгах. Не найти ничего подобного и в греческих красноречивых сочинениях, полных легенд, относящихся к земным или одухотворенным силам, или к философии. Ибо свершилось и постигло нас то, о чем Спаситель наш [предостерегал] в животворном Евангелии, о чем Он говорил доступно слуху во время страстей двенадцати избранным [ученикам]: «…Услышите о войнах и о военных слухах. …И будут глады частые… резня и землетрясения и явления на солнце, луне и звездах, восстанут народы, как волны взбушевавшегося моря» (Матфей, 24, 6, 7; Марк, 13, 7-8). Он же, Господь, предостерегал: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа»… (Матфей, 25, 13; Марк, 18, 34-35).

И вот, поскольку затуманились мысли мои от всемирных бедствий и расстроились намерения мои, я позабыл порядок повествования, которое собирался изложить и решил начать со времени и событий, происшедших в Алуанке согласно изречению пророка, который говорил: «…я забываю есть хлеб мой, от голоса стенания моего» (Псалтырь, 101, 5, 6). Но теперь, оставим пока страх и ужас, которыми все еще объяты мы, вернемся к порядку [событий], ибо видим мы, как многие желают знать о бесчисленных набегах окружающих нас врагов-варваров. А вместе с тем и о великих и чудесных знамениях, [с помощью] которых могучая и человеколюбивая десница Божья покарала врагов наших, которые пали на наших глазах. И так как прошедшее время требует от нас последовательного повествования о былом, то мы начнем свой рассказ с первого года восемнадцатого високоса, [совпадающего] с днем явления Господа нашего Иисуса Христа в месяце меhекане, тридцать пятого года [царствования] царя царей Персии Хосрова, сына Ормизда.

ГЛАВА X
НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ, [НАЧИНАЯ] ОТ ПЕРВОГО [ГОДА] ПОСЛЕ ВОСЕМНАДЦАТОГО ВИСОКОСА

Когда в дни христолюбивого императора Флавия Ираклия кончилось пленение Иерусалима, как некогда истекло семидесятилетнее [пленение] в дни перса Кира, Бог посетил Хосрова Великого, гордого царя персидского, чтобы порицать его за то, что он длительное время, побеждая, разорял и опустошал великую страну Августову со столицей Рим, а также великолепный город Палестинский [Иерусалим].

Царь персидский [обрадовался], увидев, как успешно идут военные сражения, предпринятые против царя греческого под началом его военачальника, по имени Хореан, поставленного им над войсками, снаряженными против Запада. За его, полководца, умение [хорошо] подготовить и провести сражения и за победы, одержанные им благодаря хитрости персидской, его стали величать разными пышными прозвищами – то Розми Озан, то Шаh-Вараз.

Он взял и предал огню святой город Иерусалим и увез в плен древо жизни – Крест освещающий [всю] вселенную и одолевший ад. Разграбил и увез также из святых мест [всю] богатую утварь из золота, серебра и драгоценных каменьев весьма дорогие пурпуровые мантии, расшитые жемчугами, даже домашний скарб [из жилищ] дивных, великолепных городов, колонны и капители мраморные, угнал также четвероногих и пернатых большущих, названий которых [мы] даже не слыхали в Восточном крае. Но я не хочу затягивать свой рассказ, ибо все, что он натворил находится за пределами моей осведомленности. Горы сокровищ, награбленные им, он велел доставить ко двору персидского царя. Однако тот не насытился и не удовольствовался несметной добычей нежными девицами и юношами, искусными в музыке, пении и развлечениях. Но еще больше свирепствовал он на суше и на море и всех жителей великолепных городов ромейских гнал перед собой в пределы Персии, ради прихотей своих. Он велел архитекторам выстроить также города по образцу [греческих городов], и один из них назвал Веh Анджаток – лучше, чем Антиохия, другие же города назвал своим именем, приставляя к ним еще слово «лучший».

Когда сбылись его желания и он вышел победителем над всеми народами и царствами, то возгордился он весьма и возомнил, будто благодаря своей личной храбрости он сделал таким могучим и грозным свое царство, не задумываясь нисколько о том, что это Господь есть Всевышний царь над царствами людскими, и что это Он дает власть тому, кому пожелает.

Но вот, мало-помалу он стал ослабевать и начал уступать греческому царю и не мог больше [гордо] поднять головы, как бывало прежде, во времена могущества своего. Неожиданно император известил всех своих полководцев и военачальников, что Бог способствует его успеху и велел немедленно, с находящимся при них войсками и вооружением собраться в условленном месте. И все они поспешили прийти на назначенный сбор войск. И приходили они, не дожидаясь друг друга, не теряя времени, они тут же перековывали орала свои на мечи, и косы свои на копья. Даже слабые и смирные подбадривали друг друга, [говоря]: «Мы, мол, сильны и воинственны». И двинулся император всей своей мощью, лично став во главе своих войск. Двор свой императорский он оставил сыну своему, возложив корону на голову сына, и посадил его вместо себя на трон своего царства.

Но он не нападал на персидские войска, которые занимали его страну и города и держали их в повиновении, не проходил мимо них и не вызывал на сражение, но, оставив их в своей стране, он переплыл море, прошел через всю страну егеров, прибыл в Армению, переправился через реку Ерасх, надеясь застать врасплох великого царя Хосрова.

Когда об этом известили Хосрова, то в мыслях своих он изумился сильно и сказал: «Не тот ли он, который из страха передо мной бежал от меня; Что же это теперь?» Ускользнув от него из места своего летнего пребывания, которое находилось в пределах страны мидийцев, [Хосров] ушел в страну Сирию. Оттуда он срочно отправил быстроходных гонцов к своему великому полководцу Шаh-Варазу с великими угрозами и заклятиями. «Лишь тем, – говорит, – ты искупишь этот великий позор и [успокоишь] мою ярость, если немедленно прибудешь сюда и истребишь всех, кто осмелился выступить против меня – от людей до четвероногих».

Получив приказание и прочитав страшную весть, военачальник немедленно устроил смотр всем персидским войскам. Покорившиеся и повиновавшиеся ему ромейские и палестинские города он оставил под охраной отрядов войск, строго приказав им править с осторожностью до его возвращения, а сам взял войска, прекрасно вооруженные, и поспешил на быстроногих лошадях на зов царя.

А император Ираклий великий, увидев, что персидский царь ускользнул от него, не стал дальше преследовать его, но опустошил Атрпатакан, дойдя до городка, называемого Гайш, что в пределах страны мидийцев, который из-за умеренного климата был избран персидскими царями местом летнего пребывания. Он разрушил и опустошил все и вся и угнал в полон всех. Затем он возвратился оттуда, и поскольку он намеревался перезимовать в пределах Алуанка, Иверии и Армении, то отправил послания князьям и владетелям этих стран, чтобы они добровольно вышли ему навстречу, предоставили постой и содержали его вместе с войском на протяжении зимы. А если они не сделают, как он желает, то он их будет считать язычниками, его войска захватят их крепости и опустошат их пределы. Услышав обо всем этом, князья и владетели Алуанка, по повелению самого Хосрова, оставив великий город Партав, пошли и укрепились в разных местах. Но многие христиане и язычники из числа жителей города – ремесленники, которые по болезни [или по другим причинам] не имели возможности спастись бегством, перед лицом опасности, остались там же, в городе [Партаве].

Некий священник, по имени Захария, из числа служителей церкви Партава, муж святой, кроткий и смиреный, не щадил жизни своей для спасения горожан. Клятвами, молитвами и всевозможными ухищрениями он спас многих христиан [из полона], поручался он и за евреев, и за язычников. Впоследствии эти заслуги его были оценены, и всеобщим желанием он был рукоположен в католикосы престола Алуанка.

Тогда прибыло великое множество ромейских войск и расположилось лагерем в балке в пределах земель села Каланкатуйк в гаваре Ути. И растоптали, опустошили они чудесные сады и селения, мимо которых проходили. Затем они перешли в другое место и расположились лагерем в балке у реки Трту, близ села Дютакан.

Но вслед за ними пришло персидское войско, называемое Нор зор и предводителем его был Шаhраплакан. Среди них находился и некий муж по имени Драник Салар, один из преданных царю нахараров, который также прибыл и предстал перед царем. Из земель греческих прибыл также и другой персидский полководец, и вместе они обратили Ираклия вспять, гнали его через Сюник, и хотя персидским войскам были нанесены сильные удары, все же они загнали его (Ираклия) обратно в свою страну и завладели там его городами, отняв их у него силой.

ГЛАВА XI
О ПРИГОТОВЛЕНИЯХ ХОСРОВА [К ВОЙНЕ] С ГРЕЧЕСКИМ ЦАРЕМ И О ТОМ, КАК В ПРОДОЛЖЕНИЕ МНОГИХ ЛЕТ ОН НАНОСИТ ЕМУ УДАРЫ МЕЧОМ И ОПУСТОШАЕТ СТРАНУ РОМЕЕВ

Подстрекательством Ираклия хазиры бесчисленной толпой вторглись в нашу страну и стали опустошать ее. Царь персидский Хосров, направил к ним послов и [говорит]: «Чьим приказанием вторглись вы в мою страну? Не того ли, который скрывался от меня на островах западного моря? Если уж вам так нужны были его золото и серебро, драгоценные каменья или одеяния, расшитые золотом и жемчугами – беhез и пурпуровые мантии, то я мог бы угодить тебе, [подарив] вдвое больше, нежели он. Потому и я говорю тебе: не возобновляй больше [набегов] на мою страну по глупой просьбе его, иначе пеняй на себя. Но вот тебе заранее скажу, что я собираюсь сделать в ближайшее время: …я призову из его страны великого полководца моего, победоносного Шаh-Вараза вместе с другими двумя храбрыми военачальниками моими, Шаhеном и Кртикарином и войска мои, насчитывающие тысячи и десятки тысяч отлично вооруженных воинов, которых я снарядил для войн с Западом, чтобы погубить и стереть его [Ираклия] с лица моей земли. Итак, я поверну бразды их к Востоку и всей своей мощью двинусь на тебя и не пощажу тебя, и не дам ни покоя, ни отдыха, пока не загоню тебя на край вселенной. Тогда ты узнаешь и поймешь, как безрассудны и прискорбны твои поступки. Ибо, куда же я поведу, где я размещу несметное множество [моих войск], когда приведу их оттуда, и где та страна, которая вместила бы их, или я не сделаю так, как говорю?» Перед этими угрозами в этот год [хазиры] успокоились и возвратились [к себе] через те же врата.

Но когда владетель их князь увидел ту огромную добычу, золотые изделия и сосуды, пышные одеяния и множество угнанных [в плен] людей и скота, захваченных во время набегов, про себя решил [на следующий год] самому перейти на эту сторону. И вот он распорядился, чтобы все, кто находился под его властью, все племена и роды, проживающие в горах или долинах, на суше или на островах, оседлые или кочующие, бреющие головы или носящие косы, чтобы все они были готовы [явиться] по первому же зову его.

И вот, на тридцать восьмом году Хосрова, это был тревожный год его убийства, пришел тот самый Джебу хакан, о котором речь шла выше, вместе со своим сыном. И никто не мог бы сосчитать его несметное войско. Когда страшная весть [о вторжении] пришла в Алуанк, присланный Хосровом правитель и князь Алуанка Гайшак захотел укрыть народ страны в великой столице – в крепости Партав. По его приказанию множество жителей окрестных гаваров укрепилось в городе. Он думал с помощью вельмож страны и жителей города оказать сопротивление хазирам. Но он с тревогой следил и видел, что произошло с большим [укрепленным] городом Чора, с воинами, сторожившими его, с мощными стенами, построенными за большие деньги персидскими царями, которые, изнурив свою страну [податями], с помощью строителей построили из различных материалов великолепное сооружение и закрыли проход между Кавказским хребтом и великим Восточным морем.

И вот, при приближении вселенской ярости, которая еще предстояла всем нам, волны моря взбушевавшегося, катясь одна за другой, обрушились прежде всего на него и разрушили его до основания. Ибо, когда [сторожившие город воины] увидели страшное множество людей безобразных и широкоскулых, без ресниц, которые с длинными распущенными, как у женщин, волосами, мчались верхом на конях, страх великий объял их, тем более, когда увидели они, какие те искусные стрелки, как из тугих луков они обрушивали на их головы настоящий град стрел, как, подобно кровожадным волкам, свирепо набрасывались на них, безжалостно истребляя всех на улицах и в переулках города. Они не различали ни красивых и цветущих юных девиц и отроков, ни больных, ни немощных. Не щадили они ни калек, ни старцев. И не трогало нисколько их сердца усердие прильнувших к грудям убитых матерей младенцев, которые вместо молока сосали кровь [из ран] грудей. Напротив, как пламя, охватившее тростниковые заросли, они врывались в одну дверь и вылетали в другую, оставляя хищным зверям земным и птицам небесным довершать там злодеяние. Так, постепенно, волна эта накатывалась на нас.

Когда слух обо всем этом дошел до князя и начальника нашего, владевшего и правившего городом Партавом, ему захотелось поговорить с народом, укрепившимся в крепости перед великой опасностью, и узнать, что следовало бы предпринять? Он хотел было раскрыть рот [и поговорить с народом], но от страха великого, охватившего его с ног до головы, не смог он произнести ни слова, и так сильно трясло его, что колена его бились одно о другое. Когда собравшиеся люди увидели, до чего он струсил, то подняли шум и закричали: «Зачем же ты нас держал здесь до сих пор? [Разве для того], чтобы затем всех нас, вместе с женами и детьми нашими, предать в руки кровожадных зверей? Как можем теперь мы такой огромной и беспорядочной толпой выйти из [окружения] и бежать на глазах лютого врага, когда он вот уже всего в трех милях от нас?» И говорит один другому. «Зачем мы медлим? Чтобы найти в этом городе себе могилу? Давайте бросим имущество и скарб и убежим. Авось, да сумеем спастись». И все устремились к четырем воротам города, спеша [выйти] и укрыться в горах гавара Арцах.

Узнав об этом, враги пустились в погоню за беглецами и некоторых из них догнали у подножия горы, находящейся против большого села Каланкатуйк, расположенного в том же гаваре Ути, откуда и я [родом]. Но так как уже темнело, они не могли причинить им большого вреда, но лишь некоторых, из попавших им в руки, убили, а остальных вместе с захваченными, нагружеными скарбом арбами и скотом угнали в свой стан. И попечительством Божьим те [враги] прекратили погоню за беженцами. И все они под прикрытием ночи переправились в неприступный гавар Арцах, как некогда евреи через Красное море. Князю тому, по имени Гайшак, также удалось ускользнуть и перейти со всеми своими домочадцами в пределы Персии, но больше он не сумел вернуть себе прежнюю власть.

После всего этот бурный поток двинулся, как взбушевавшаяся река, по направлению к Иверии и окружил, осадил знаменитый изнеженный и богатый город Тбилиси [î÷ÕÇë]. Узнав об этом, великий император Ираклий тоже собрал все свое войско и поспешил на помощь союзнику. Они были очень рады встрече и обменялись царскими подарками и приношениями.

Затем надо было видеть там страдания жалких людей, осажденных в крепости. Беда за бедой обрушивалась на них, ибо еще не настало время для предстоящих событий. И случилось так, что Хосров, узнав о назначенном свидании двух великих государей, еще до осады, в помощь защитникам города отправил храброго и послушного воина – полководца своего Шарhапала, а с ним и тысячу воинов, отборных всадников из собственной своей стражи и телохранителей. [Горожане], увидев присланную [Хосровом] помощь – рослых и искусных воинов, сами весьма ободрились и стали насмехаться над обоими царями, хотя и видели несметное множество войск севера и запада, окруживших подобно горному кряжу, город. [Видели], как земля дрожала и стонала под ногами множества врагов, видели также различные орудия четырехколесные и всевозможные приспособления, изготовленные ромейскими мастерами, с помощью которых они огромными камнями метко обстреливали городские стены, чтобы сокрушить их. [Осажденные видели], как, наполнив песком и гравием огромные бурдюки, преградили они путь великой реке Куре, омывшей часть города, и обратили ее вспять, к стенам крепости, но они, нисколько не страшась ничего, подбадривали друг друга и вновь заделывали и восстанавливали разрушенные [неприятелем] стены.

Но постепенно иссякли и утомились войска двух государей, немало пало также в битвах пеших воинов. И тогда призадумались они и говорили между собою. «Зачем же эти потери наши? Лишь когда мы свяжем сильного, тогда и расхитим дом его, как того пожелаем» (Матфей, 12, 29). Тогда великий и мстительный император Ираклий обдумал, как им следует поступить, и говорит он мужу тому, пришедшему ему на помощь: «Возвращайся ты пока к себе с миром, со всем своим войском. Видим мы, что привычные к прохладе, вы не переносите этот летний зной и не сумеете достигнуть жаркой страны Сирийской, где у великой реки Тигра находится престольный град персидский. И когда, по истечении жарких месяцев, наступит следующий год, немедленно поспеши сюда, чтобы исполнить нашу волю. Я же, между тем, не перестану сражаться с персидским царем, буду теснить его слуг и грозить его стране. И до тех пор буду я применять хитрость и сообразительность, пока его же люди покончат с ним».

И вот, когда жители города узнали о том, что те собираются снять осаду и удалиться, то еще больше возгордились и затеяли игру, которая и стала причиной их гибели: принесли они огромную тыкву кангун в ширину и кангун в длину и нарисовали на ней лицо царя гуннов: вместо ресниц провели линии, которые нельзя было заметить, место, где должна быть борода, оставили отвратительно голым, ноздри сделали шириной в пядь, усы – редкие, так что нетрудно было его узнать. Затем принесли [разрисованную] тыкву, поставили на стене лицом к ним и, обращаясь к вражеским воинам, стали кричать: «Вот он здесь, ваш государь-царь, придите поклонитесь ему. Это Джебу хакан!» И, взяв копья в руки, на их же глазах стали колоть тыкву, изображающую хакана. Издевались и насмехались также и над другим царем [Ираклием], поносили его, называя гнусным мужеложником. Увидев и услышав все это, разгневались цари, надулись и, накапливая месть в сердце своем, стали качать головой и клясться великими клятвами, мол, если даже не останется в живых никого из подданных в их царстве, они все равно должны отомстить им за эти оскорбления. И, повернувшись, они удалились с этими угрозами.

ГЛАВА XII
ВОЙСКА СЕВЕРА ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ ИРАКЛИЮ

После того, на тридцать шестом году [царствования] Хосрова, августейший император все думал про себя, как бы ему отомстить за страшную обиду и [смыть] оскорбления. За время своего царствования удалось объединить все владения ромейские, и теперь он решил призвать на помощь войска [севера], подрыть великие Кавказские горы, которые защищают Восточный край с севера, открыть врата Чора, провести через них разные северные народы варварские и с их помощью отбросить персидского царя надменного Хосрова.

Тогда снарядил он в путь одного из своих нахараров по имени Андрэ, мужа мудрого и одаренного, и отправил его [к гуннам], обещая [в дар] великие и несметные сокровища: «Лишь бы протянули мне руку в этом великом мщении, и я обязуюсь насытить алчность златолюбивого, звериных нравов народа косоносцев».

И вот, услышав это, преемник царя севера, второй человек в его царстве, по имени Джебу-хакан, понял, какие огромные дары сулят им, да и к тому же позволяют грабить все подвластные персидскому царю страны, и с радостью ответил [посланцу]: «Я отомщу врагу [за него], я сам лично выступлю и поспешно приду ему на помощь со своим храбрым войском и сумею угодить ему ратными делами, мечом своим и луком, как он сам того желает».

И для подтверждения договоренности вместе с тем нахараром, [приехавшим на переговоры], он отправил отборных воинов-всадников, искусных лучников, числом в одну тысячу, которые внезапно перешли через ворота Чола, пренебрегая внутренней стражей города и другими отрядами персидского царя, посланными туда для охраны великих ворот. Как орлы, пролетели они вдоль большой реки Куры, не щадя никого из тех, кто попадался им, они держали путь через страну иверов и егеров и, переплыв великое море, прибыли ко двору императора. Явившись к великому императору Ираклию, они вновь подтвердили клятву, данную друг другу – каждый в соответствии со своими обычаями.

Затем, взяв у императора грамоту, разрешающую свободный переход, они тем же путем возвратились в свою страну, не замеченные никем.

А в канун тридцать седьмого года [царствования] того же Хосрова царь севера отправил обещанное войско под предводительством племянника своего, которого, ввиду его княжеской власти, называли Шатом. И прибыв в Алуанк, он опустошил всю страну и часть Атрпатакана. Он предал мечу многих христиан, а также язычников. А кто может сосчитать или назвать число угнанных в плен?

Разбив лагерь у реки Аракс, он отправил гонцов к великому царю Хосрову оповестить, что он вступил в союз с императором и прибыл ему на помощь. Вот копии посланий, которыми они обменялись: «Если ты не отвратишь лицо свое от императора ромеев и не вернешь ему все земли и города, которые ты отнял у него силой, и не отпустишь обратно всех пленных из его страны, которых ты в настоящее время держишь у себя вместе с древом Креста, которому все народы христианские поклоняются и которое прославляют, и если не выведешь ты все свои войска из его пределов, то слушай, что говорит царь севера, владыка всей земли, царь твой и царь всех царей: я обращу лицо мое в твою сторону, о ты, наместник Сирии и за одно зло, которое ты причинил ему, я отплачу тебе вдвое. С мечом своим в руках я пройдусь по всем твоим пределам, как ты прошелся с мечом твоим по его пределам. И не прощу тебя, и не замедлю я исполнить все так, как говорю тебе».

Тогда, услышав все это [от гонцов], великий царь Хосров двинулся как поток или как лев на охотников, или как медведица, у которой убили медвежат. И хотя он хорошо видел, как они объединились и ополчились на него, но по дальновидности своей не показал ничуть своего страха или робости перед ним, но ответил ему гордо, с великими угрозами: «Пойди, скажи царю своему и брату нашему, что с давних пор род ваш был чтим и почитаем предками моими и мною так же как [род] брата любезного, и мы с сыновьями и дочерьми сроднились друг с другом. И ныне не должно и не пристойно тебе оставлять своих же и повиноваться словам слуги моего, удальца ромейского». [С этим] туркан и вернулся в свою страну.

Между тем император, взяв свое войско, двинулся на персидские земли, стремясь с большим упорством достичь столицы царя персидского. Когда царь персидский увидел, что так и не избавился он от него и что [напротив], тот смело движется на него [т. е. на Хосрова], то отступил и добежал до самой столицы своей, до великого Тизбона, а жен, наложниц и детей своих переправил на другой берег реки Дклат. Созвал, собрал он небольшие силы, которые были там, снарядил их и отправил против императора. Почестями и подарками он склонил, уговорил некоего вельможу, известного при дворе храбростью своей, дал ему новое имя – Рочвеh [èá×í»Ñ] и, уговорив его взять предводительство над отправляемым войском, направил, двинул их против волн [войск неприятеля]. Тот против воли, в страхе [перед царем], повиновался, но знал, что наспех собранное слабое войско Хосрова будет разбито [войсками] императора. И он не раз, не два, но [трижды] и четырежды, осторожно [обращаясь] с письмом к царю своему Хосрову, писал: «Не о своей только смерти, но и о гибели твоих войск я заранее говорю тебе, если ты немедленно не подкрепишь тыл моих войск. Сам я не боюсь смерти, остальное ты знаешь».

Тогда царь велел написать ему [следующий] ответ: «Не бойся их, но сражайся и побеждай», а в последний раз в сильном гневе написал ему: «Если не можешь победить, разве не можешь умереть?» Прочитав это строгое повеление царя, [полководец], подняв руки к солнцу и луне, воскликнул громогласно перед войском: «Боги мои, рассудите меня и царя моего жестокого». И, бросившись в битву, погиб сам и погибло войско его от рук греков и уподобились они пыли, уносимой бурей.

Когда персидские вельможи узнали об этом страшном поражении персидских войск, стали роптать между собой и говорили: «До каких пор еще будут течь потоки крови мужей арийской страны в битвах то тут, то там? До каких пор быть нам в страхе и дрожать от кровожадного царя нашего? До каких пор еще будут отбирать имущество наше и достояние в пользу двора, а золото и серебро наше – в казну царя? До каких пор будут крепко заперты проходы дорог, препятствуя тем самым выгодам от торговли с другими странами? До каких пор нам жить в страхе перед его страшными повелениями? Разве не истреблял он и не поглощал, как море, достойных сородичей наших, правителей стран? Разве не погибли многие братья наши в разное время, истерзанные по его повелению группами и толпами, некоторые даже утоплены были. Разве не он разлучал мужа с женой, отца с сыном и не отправлял их к дальним народам в рабство и служение и толпами поселял их у пределов жестокого неприятеля?»

Это и еще многое тому подобное говорили о нем шепотом друг другу, но никто не осмеливался говорить что-нибудь громко, пока не настало время конца его жизни. И тогда восстал некий нахарар из его преданных домочадцев-наставник старшего сына, звали которого Кават. Вступив с ним в заговор, он подговорил [Кавата] убить отца своего и, истребив многочисленных братьев, завладеть царством персидским. Лукавством и ухищрениями наставника своего он обольстил и возмутил всех вельмож [и служителей] при дворе Хосрова. [Наставнику] удалось склонить сердца всех на сторону своего питомца Кавата, чтобы воцарить его вместо отца.

ГЛАВА XIII
УБИЙСТВО ХОСРОВА

Впрочем, послушайте меня немного, и я кратко расскажу вам о лукавстве мужа того, [расскажу] о том, каким образом ему удалось поймать в сети смерти страшного охотника, льва Востока, от одного рычания которого содрогались дальние народы, а ближние от вида его таяли, как воск. Так, на весьма короткий срок он покорил сердца всех и восстал против него [Хосрова], как на сироту. При этом он не звал никого из царей или князей на помощь и не призывал другие далекие пароды и племена содействовать питомцу своему против [Хосрова]. Только тайно отправил [гонца] к императору Ираклию, чтобы тот некоторое время оставался там, где находился тогда со своими войсками. И приказал он от имени Кавата составить грамоты [всем] вельможам и начальникам полков великого двора персидского царства: «Отобрана, мол, у отца моего царская власть и передана мне. Будьте наготове с небольшими отрядами всадников». Затем он собрал их у моста через реку Тигр, близ города Веh Арташир, напротив дворца в Тизбоне, где находился отец его Хосров, охраняемый своими преданными войсками. Справа и слева от Кавата ехали глашатаи, которые громко восклицали: «Все, кто любит жизнь и желает дни свои провести в благоденствии, пусть поспешит приветствовать нового царя Кавата, ибо он есть царь царей». Открыв ворота крепости Анhуш (²ÝÑáõß), выпустили на волю всех узников царя – неисчислимое множество, тьму-тьмущую, которые уже долгое время были заточены там в тени смерти. И говорили им: «Давайте, вылезайте, несчастные, отверженные Хосровом, ибо отворены врата жизни вашей нововозведенным царем, сыном его Каватом!» Тогда каждый разбил свои цепи, и все они вырвались на волю. Они благословляли Кавата и говорили: «Царь, во веки живи!», и громкий голос их благословения доходил до небес. Затем они ворвались в конюшни, где стояли отборные скакуны Хосрова, и, имея еще на руках своих цепи, вскочили на них и ускакали в разные стороны, уже не боясь нисколько Хосрова.

Тогда и многие из разных полков дворцовых и телохранителей, и носящей имя Хосрова стражи дворца взяли свои знамена и перешли на сторону Кавата, сына его. А тех, кто остался там при дворце, нарочные Кавата поспешили предупредить, чтобы те строго охраняли Хосрова, иначе они поплатятся жизнью. И вот, когда Хосров услышал эти крики и голоса, он спросил у тех, кто был близ него: «Что это за шум и выкрики?» А они промолчали, ибо боялись сказать ему [правду]. Но шум и звуки труб все приближались, и он вновь спросил у тех, кто стоял вблизи: «Что это за беспорядочные крики?» Тогда те ответили: «Это Кават, сын твой хочет царствовать вместо тебя, и все идут за ним. Вот он устроил [войска] на том берегу реки напротив города. Он выпустил всех узников из великой темницы, брошенных туда по приказу твоему. Все в ликовании благославляют его и величают царем».

Услыхав эту страшную весть, и еще о том, что освободили узников, он стал вздыхать и стонать, кричать и метаться. Не знал он встать ли ему или сесть, ибо увидел он огромное войско, движущееся на него. Выйдя из [дворца], он пошел пешком и, войдя через калитку в свой сад, поспешно спрятался там в кустах, и от великого страха душа его ушла в пятки. И мерещилось ему, будто над головой его уже занесен меч неумолимый. Затем многолюдная толпа подошла и окружила дворец. Погнавшиеся за ним разыскали и нашли его на том месте, где он сидел в отчаянии. Тогда вывели его из пределов дворца и ввели в зал, называемый Катаки hНдукн, в хоромах [некоего] Мараспанда. Когда он вошел в зал и узнал, где он находится и кто хозяин, то бия себя в грудь и, сокрушаясь, говорил: «Горе мне!» Несчастен я! Как [жестоко] обманут я ворожеями, предсказавшими мне быть задержанным в Индии в местечке Мараспанд. И вот сбылось сумасбродное их предсказание, но только не совсем точно». Продержав его там тот день, наутро снесли ему голову мечом и положили конец злу. Братья Кавата, которым вначале [он велел] лишь искалечить члены и помиловал жизнь, после также были истреблены мечом, оклеветанные многими. А сам он занял место отца своего. И был он благоразумен и милостив ко всем подданным и слугам своим. Установил он мир с царями подвластными. Освободил и отпустил по домам всех узников, находящихся в дворцовой тюрьме отца своего. Разослал он грамоты во все пределы своего царства, пожелав всем жить в радости и веселии. В пределах всего царства своего он на три года освободил всех от податей и пошлин. Он хотел, чтобы в продолжение всего царствования его никто не опоясался мечом, но поскольку из-за грехов наших мы должны были быть наказаны, т. е. ввергнуты в беспорядочное время и оставлены без правителя, то замыслы его пошли прахом. Сократилась жизнь его и прожил он еще всего семь месяцев. И присоединился к предкам своим отцеубийца этот, ибо вскоре должна была прекратиться власть рода Сасанидов и перейти в руки сынов Измаила.

ГЛАВА XIV
О ВЕРХОВНОМ КАТОЛИКОСЕ АЛУАНКА ВИРО, О ВЕЛИКИХ СТРАДАНИЯХ ЕГО И ПОПЕЧЕНИИ БОЖЬЕМ

После того, как от нового царя Кавата все получили помилование за преступления свои, да еще много других наград, весьма приятных заключенным и всем тем, которые содержались в темнице при великом дворе, все они потерявшие уже надежду на возвращение в свою страну и родные места, по велению [Кавата], немедленно снаряжены были в путь и с превеликим вожделением каждый отправился в отчий дом. Среди них находился и католикос великого княжества Алуанк, имя которому Виро, муж гениальный и премудрый, знаток философии; язык его искусный был подобен перу скорописца во время мудрых бесед с царями и вельможами при преподании советов, а скромная речь его была понятна слуху рамиков и простолюдинов. Держал свою речь он по примеру мудрецов и [часто] приводил их притчи. Сочинял и нанизывал притчи своих уст [на нить речи], как [ювелир] оправляет жемчуг в золото. В частности, большого искусства он достиг в переводах с персидского языка, которым овладел за те двадцать пять лет, в продолжение которых он находился в заключении при дворе Хосрова, обвиненный вместе с восставшими против царя персидского великими князьями Алуанка, многие из которых погибли, кто от меча, кто от увечий, а кто в изгнании в далеких странах. Но ему, Виро, удалось достигнуть царского двора, где ему улыбнулось счастье, поскольку благодать святого Креста повела его к покоям царицы, которая ценою больших усилий добилась у царя помилования жизни его. Вместе с тем царь твердо поклялся, что, пока сам он жив, тот не возвратится в свою страну, но останется под стражей при дворе, хотя и не лишили его титула католикоса и не отменил доходов. Но хранил его как драгоценный сосуд и оберегал его как [берегут] быстроногого коня на день войны и сражения, до тех пор, пока не истек срок его изгнания и не приблизились мучительные и страшные удары от рук жестоких врагов Алуанка. Тогда отправил [Господь] его, как некогда Моисея из земли Мадиамской (Исход, 4, 19), чтобы, вернувшись [из плена], спасти [свой народ] от рук народа жестокого и развратного, чтобы немногие оставшиеся еще [в живых], по одному из племени и [по] два из города (Иеремия, 3, 14) расплодились и размножились на земле.

И вот, когда, оставив двор [персидский], он возвратился на родину свою, то с благоговением везде припадал и прикладывался лицом к дверям церквей своей епархии, падал на пол и коленопреклонно лил слезы ручьями на землю. Затем, поднявшись, он ободрялся сам и утешал тех, кто был при нем, благодаря Бога за то, что спас Он его от клыков львиных и даровал ему [радость] еще раз увидеть своды святых церквей. Он думал отдохнуть немного и утолить тоску долголетней разлуки по нежно любимой [родине]. Но ему предстояла великая скорбь, старания и труды, [суждено было] еще увидеть разрушение [страны], которое должно было совершиться вскоре.

И покуда он изливал любовь свою в разных местах своей родины, вдруг неожиданно опять подул северный ветер и разбушевал великое море Восточное. Двинулся [на юг] хищный зверь с кровожадным львенком своим, называемым Шатом. И прежде всего он обратил лицо свое против Иверии, против города Тбилиси, где не оказалось никого из прежних храбрецов, и время было подходящим, чтобы отомстить за прежние оскорбления. И когда он осадил город и стал штурмовать и теснить осажденных там жителей, тогда и они стали сражаться с ним. И сражались они отчаянно в продолжение двух месяцев, тщетно стараясь идти против повеления [рока] о погибели своей. И страх перед кровопролитием, которое должно было произойти в скором времени, терзал их.

ГЛАВА XV
ОБ УСИЛЕНИИ ГОЛОДА, МЕЧА И ПОЛОНА

Следует нам и нужно рассказать о трудных временах голода, когда пришли и кишели под ногами нашими крысы всепожирающие, которые сожрали все растения и уничтожили весь урожай полей наших. Затем три свирепых полководца – голод, меч и мор, объединившись, шли сообща и беспощадно разили и косили [людей]. И никто не мог удостоиться причащения – последнего утешения, ибо препятствовал тому меч, подавлял голод и душила смерть. О, горькие времена! Несчастны те, чьи очи увидели эту великую пропасть! Несчастные люди, спасшиеся [от смерти], молили горы: «Обруштесь на нас!» Так были напуганы они, что страшились даже шелеста листьев. В это трудное время, в дни сорокадневного поста, все, без разбора, притрагивались к трупам нечистых [животных], а также выкапывали корни растений, сдирали кору с деревьев, [срывали] кончики побегов и [все это] жевали. Но пользы от этого не было никакой. И кто бы дал хотя бы сухих косточек виноградных этим несчастным людям, чтобы они их мололи и ели? Толпы голодающих собирались и нападали на тех, у кого [еще] было что-то. Отбирали у них [все], причиняя им много мук. Так что они тоже погибали вместе с неимущими. И глаза их постоянно были жадными [и ненасытным], и они всегда были готовы отнять друг у друга. Слышал я от верных людей, [которые рассказывали]: «Мы сами видели, как некоторые ели члены мертвых, а также варили и ели старые шкуры, бурдюки и кожу старых башмаков».

Нельзя найти другого примера [подобного] страданиям нашим, кроме разрушения Иерусалима Веспасианом и Титом. И ступали мы по почерневшим и опухшим трупам умерших от голода, которыми сплошь, как камнями после наводнения, были покрыты поля и дороги. Сбылись слова пророческие: «Ослиным погребением будет он погребен…» (Иеремия, 22, 19). «И не будут переломлять для них хлеб в печали…» (Иеремия, 16, 7). В [весеннее] время, когда многие стали есть траву, умерло людей больше, чем за все зимние дни. А еще важнее выслушать и запомнить следующее: когда приближался конец голода, распространилась в нашей стране страшная болезнь, не похожая по природе на другие болезни. Пораженные этой болезнью становились бесчувственными и в течение одного-двух месяцев скрежетали зубами, глаза у них закатывались. Сами они не ощущали никаких признаков своей болезни, и не могли даже попросить воды. Некоторые, как умалишенные, вскакивали в исступлении с постели голые и без стыда, разговаривали со стенами, причитали с ветрами, другие [нападали] и били кулаками тех, кто ухаживал за ними. И хотя эта болезнь и была страшной, никто от нее не умирал. Болезнь эту назвали болезнью умалишения. Тело больного истощалось, высыхало и чернело, ослабевали суставы, а на голове и бороде лезли волосы. Много дней оплакивал я их, [горевал] над этими неисчислимыми бедствиями и молил всемилостивого Бога, чтобы пришел конец этим невыносимым мукам.

Я, Виро, католикос Алуанка, Лпинка и Чора, не говорю уже о других отвратительных признаках болезни этой, как чернота тела и плешивость головы. Ибо и из сказанного уже видно, что сбылись слова пророческие: «…и возложу на все чресла вретище и плешь на всякую голову; и произведу в стране плач, как о любимом» (Амос, 8, 10). И когда увидел Бог, что сбылись все его желания, тогда Он и вспомнил их, как Ноя в ковчеге во время потопа водного. И сжалился Он и дал им, чего они просили, послал им изобилие, насытил голодающих и обеспечил добром нуждающихся, чтобы, наслаждаясь, они восславляли Бога.

ГЛАВА XVI
О ВЕЛИКИХ ЧУДЕСАХ, БЛАГОДАРЯ КОТОРЫМ НЕПРИЯТЕЛЬ БЫЛ ОТОМЩЕН

Во втором году Арташира, сына Кавата, царя персидского, [в то время], когда он все еще правил по своей воле, властитель севера усиливался благодаря насилию в пределах всей своей страны. Он навел страх и ужас повсюду. Назначил смотрителей над ремесленниками, владеющими мастерством добывания золота, плавки серебра, железа и меди, а также на торговых путях и рыбных промыслах великих рек Куры и Аракса. Всю дань он строго требовал от всех, [требовал] тетрадрахмы в соответствии с переписью персидского царства. Когда он разузнал о плодородии нашей страны и убедился, что ничто не сокрыто от него, то решил с наступлением лета вторгнуться в страну Армению и покорить ее вместе с соседями. Отобрав в войске своем около трех тысяч сильных воинов и назначив над ними начальником князя по имени Чорпан Тархан, мужа дерзкого и кровожадного, он отправил его вперед, чтобы тот пробивал ему дорогу, безопасную и разузнал о возгордившемся полководце персидском, который все еще правил страной палестинцев. А сам неспеша двинулся за ним, после того, как снабдил всем необходимым множество своих войск. Когда прибыв в Армению, этот князь [начальник] передовых отрядов узнал, что против него движется персидский полководец, то он притаился в пути, свернувшись как змея, и стал ждать его в засаде. Но и Шаh-Вараз узнал о том, что задумал неприятель и как далеко продвинулся бесстрашный передовой отряд неприятельских войск против него. Тогда он сказал своим войскам, что следует истребить отпрысков Сасанидской династии и воцарить его самого. Он говорил: «Смотрите и знайте народ персидский, что без меня вы ничто. Я изгнал сына Ромела, а теперь вот иду против [народа] Востока. Я велю своим храбрым войскам растоптать копытами лошадей [всех этих] готов, пришедших с севера. Почему же не спас их младенец, на которого надеялись, которому вложив в руки игрушку, лелеяли на груди как сына родного? Они были побеждены и пали перед немногочисленными. Теперь же, думая о вас как о трусах, в сердце своем надеются унаследовать славу арийской страны нашей».

Закончив свое слово, он гордо обратился к одному из храбрых мужей в своем войске – князю по имени hОнак, начальнику отряда [всадников] на арабских лошадях. «Приди, – сказал он, – и выбери себе десять тысяч [воинов] доблестных и храбрых и с этим отрядом иди на них. Не выбирай, однако, места для битвы и не сражайся с ним. Не вынимай меча своего из ножен, как мститель [возносит его] на врагов своих, чтобы затем не хвастались они среди своих, что мол, мечом их истребляли. Но дави их копытами и грудью коней, топчи и развей их как прах по ветру. Вот еще что сделаешь ты с ними: когда покончишь с отрядом, продвинувшимся вперед, то устремись затем на царя их и на войско его. И один ты справишься с ними в этом сражении. А когда всех истребишь, то поле битвы назовешь Могилой врагов. Вот что я говорю тебе».

Услышав это, гордый из гордых, ушел от него, еще больше возгордившись. Устроив смотр войскам, он двинул их на неприятеля. Но неприятель, узнав об этом, еще до их прибытия, [разделил свои войска на две части], одна из которых засела в засаде на пути, другая же стояла и поджидала их, и как только войска столкнулись, эти тотчас пустились бежать увлекая их за собой. Тогда, [спрятавшиеся в засаде], с криками напали на них со всех сторон и окружили их, как пламя, которое охватывает тростниковые заросли на берегу Геламского озера, [истребили всех] и не оставили из них никого, кто бы принес печальную весть о гибели столь многих мужей. Так хвастовство их обернулось против них самих, ибо человек силен не собственной силой своей, а это Господь ослабляет противников.

После того, как они обобрали трупы и сняли сбруи с лошадей, копья, а также мечи с золотыми рукоятками, щиты и великолепные одежды, изготовленные и окрашенные ромейскими мастерами, и всю эту собранную добычу разделили между собою, и, по обыкновению своему, разрезали горло и грудь каждой из этих красивых лошадей, отрезали гриву и челку, и хвост со шкурой и костью длиной в локоть, обезобразив их подобно вьючным ослам. И вот, после того, как была повержена и эта надменность, каждый воин и все, кто носил меч на бедре своем, поняли, что ничто перед ними власть царская и сила полководцев. Однако после того котел севера обратил лицо свое против сыновей своих. И стал он спорить с самим собой и всю ярость гнева своего обрушил на головы сыновей своих, и за одного претерпели тысячи, а за двоих – десять тысяч.

И поскольку я заговорил о страшном и великом возмездии, постигшем врагов наших, то мысли мои стало тревожить [желание] привести в речах моих многие примеры.

Может даже это нечто большее, чем затопление фараона (Исход, 14, 28) или вознесенные руки Моисея (Исход, 17, 8-13) при сражении с амаликитянами или большее, чем истребил Гедеон (Судей, 7, 19-22), или большее, чем доблесть героическая сына Иессея (1 Царств, 17, 1-51), или чем великий страх, который охватил ночью весь [стан] ассириян (4 Царств, 7, 6-7), и тому подобное.

Но вернемся мы к прежнему порядку нашего повествования. Господь великое совершил дело, восстав за нас, однако мы того не видели. Двинулись они по ущельям трех стран – Армении, Иверии и Алуанка, куда пришла печальная весть от северного льва рыкающего, от самого Джебу-хакана, львенку хищному его – Шату: «Напали на меня грабители и, [ты] не увидишь больше лица моего, ибо вместо того, чтобы оставаться в безопасности, я рвался к царствованию неосуществимому, чего делать не следовало мне. Именно из-за надменности этой я и низвергнут с высоты. Теперь же не медли ты истребить всех, кто сейчас вместе с тобой и спасайся от них. Ибо если они узнают о случившемся здесь прежде, чем ты это сделаешь, то они сделают с тобою то же. Тогда я погибну без наследника».

ГЛАВА XVII
О ПЛЕМЕНИ МИhРАНА, ПРОИСХОДИВШЕГО ИЗ РОДА ХОСРОВА САСАНИДА, СТАВШЕГО ВЛАДЕТЕЛЕМ СТРАНЫ АЛУАНК

Из достоверных и оригинальных книг летописцев мы узнали, что два брата Бндо и Встам, родственники персидского царя, восстали против царя Ормизда – отца Хосрова, убили его, а сами вместе со своим племянником, сыном Ормизда Хосровом убежали от Ваhрама Чобина в Грецию и пришли к Маврикию царю ромеев. Этот выдал свою дочь за Хосрова, а затем послал его назад с многочисленным [греческим] войском. И он [Хосров] вернулся и завладел своим царством. Впоследствии, спустя много лет, он стал мстить за кровь Ормизда, отца своего. Он [велел] убить обоих своих дядей – Бндо и Встама и еще около шестидесяти мужей из того же рода. Вот почему Миhран, родственник Хосрова обратился в бегство. Уговорив, он взял с собой часть рода своего – около тридцати тысяч ерд, перешел в Алуанк и прибыл в гавар Ути, недалеко от великого города Партава. Оттуда он хотел двинуться дальше к хазирам и присоединиться к врагам. Между тем почтенные вельможи царя Хосрова стали осуждать его. «Почему же ты не заботишься о родственнике своем Миhране, который из страха перед тобой [убежал], примкнул к врагам твоим, и теперь возбуждает против тебя недовольство». И тогда он немедленно отправил письмо Миhрану: «Брат мой родной, не уходи от меня со злобой. Если даже ты не желаешь жить у меня, то страну, где тебя догонит мое письмо, бери себе во владение, сколько сумеют пройти ноги твои». А послание дошло до него в гаваре Гардман, находящемся у подножия гор. Получив письмо, он прочел его и исполнился радости. Затем, увидев, как хороша и плодородна эта страна, пожелал остаться там. Он построил там город и назвал своим именем – Миhраваном.

С наступлением весенних дней он двинулся в северную часть гавара Гардман. Здесь он с коварной целью пригласил к себе двенадцать мужей из [местной] знати, истребил всех мечом и завладел страной. После этого, прожив мирно и долго, он умер. Был у него сын Арамайэл, который родил Варда, Вард родил Вардана Храброго, который за три года построил крепость Гардман. Этот затаил в своем сердце [желание] погубить древний род hАйказеан – Ераншаhиков, о которых в сей книге мы писали выше. Он любезно пригласил их на обед, но подал он им гибельный обед, смешав их кровь с едой. Он [велел] отрубить головы шестидесяти мужам, оставив из них лишь одного – Зармиhра Ераншаhика, зятя своего. Вот каким образом они завладели Алуанком. Кроме того, он покорил также дикие племена Кавказа.

Этот также почил с миром. У него был сын Вард. Вард родил Варазмана, госпожу Шушик и Вараз-Григора, первого князя Алуанка [из рода Миhрана], принявшего крещение от католикоса Алуанка Виро. У Вараз-Григора родилось четверо сыновей – Вараз-Перож, Джуаншер, Иезут-Хосров, Варазман. О них будет [рассказано] в своем месте.

ГЛАВА XVIII
ДЕЯНИЯ И ПОДВИГИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДЖУАНШЕРА, ВТОРОГО СЫНА ВАРАЗ-ГРИГОРА, ПОКАЗАВШЕГО В ПЕРСИИ ДОБЛЕСТЬ И МУЖЕСТВО

Спустя четыре года после смерти Хосрова великого, царя персидского, воцарился его сын Иазкерт. В то время объединением десяти племен усилился род Агари. Страшное и неисчислимое множество их вышло из далекой страны, пронеслось, как вихрь, по пустыне через Сирию и стремительно двинулось на персидское государство. Тогда полководцы, князья, владетели и азаты различных областей самой Персии и вообще всех стран, подвластных персидскому царству, собрали свои войска для сопротивления чужеземному врагу.

Перед этим князь Алуанка Вараз-Григор, из племени Арташира, обратил внимание на второго сына своего, Джуаншера, смелого, гордого и миловидного. Он только еще начинал расцветать и едва пробивался первый пушок на подбородке его. Любимец отца [Джуаншер] был стремительный, как орел, и всегда готов на ратные подвиги. Отец его, твердо зная, что Джуаншер, самый способный из всех [сыновей], в уме своем думал сделать его равным в светской жизни вельможам и хотел отправить его ко двору [персидского] царя. Вот почему [Вараз Григор] счел более целесообразным вместо себя к царскому двору [персидскому] из сыновей своих отправить Джуаншера. Взяв с собой у отца отряд воинов, он поспешил на этот всеобщий сбор [войск, прибывающих] со всех концов. И прибыл он туда раньше, чем князь Сюника и спарапет Армении. Увидев его, полководец Ростом принял его как брата или сына родного. И вообще он был желанен всем.

Во главе многотысячной конницы полководец [персидский] прибыл в Тизбон [Ктесифон] к царю Иазкерту и представил ему юного Джуаншера. Царь возложил руку свою на голову Джуаншера, похвалил его и назначил спарапетом Алуанка. После того полководец персидский взял все войско и двинулся в Ассирию. Переправившись через реку Дклат, он прибыл в гавар Веh Кават. Полагаясь на свое многочисленное войско, он хвастался, что разгромит всех южан. Он разбил свой лагерь на другой стороне Мертвого моря, напротив неприятеля [агарян]. И когда те устраивали вылазки, то выступал и спарапет Алуанка и храбро, и успешно отбивал их. В первой же схватке он поразил нескольких, но еще больше окрылился этим, когда увидел, что Господь пребывал с ним.

Через несколько дней, в месяце меhекане, в день рождества Христова [персы] численностью в тридцать тысяч всадников и десять тысяч пехоты, хорошо вооруженные, приготовились к наступлению. Но агаряне, прибывшие из Катшана многочисленной конницей и двадцатью тысячами пехоты, хорошо укрывшись щитами, сами бросились в атаку, чтобы разгромить персидские войска.

Полководец Алуанка со [своими] воинами проник в гущу врага, убил и повалил наземь двоих неприятелей и вышел из боя лишь после того, когда сам получил три тяжелые раны, а конь его – четыре. До самого Евфрата вслед за ним гнался и преследовал враг. Отступая, он отбивался от них, и, наконец, ему удалось переправиться через реку. Все доспехи и одежда его были в крови. Увидев, что все войско и вельможи [персидские] перебиты [и полегли], как скошенная трава, он поспешил к царскому двору, где все приняли его с почестями. И когда о его доблестях и тяжелых ранах рассказали царю, то [царь] оказал ему пышный прием и сейчас же приказал дать ему покои во дворце и поставить при нем царских врачей.

Оправившись немного от ран, он явился к царю, и царь, возложив руку ему на голову, стал хвалить его во всеуслышание. И, как полагается полководцу по чину, пожаловал ему знаки отличия, трубы, два копья золотых и два щита, отделанных золотом, которые всегда несли впереди него, оказывая ему больше почестей, нежели всем другим. Повязали ему золотой пояс, усыпанный жемчугом, и меч с золотой рукоятью, [на руки ему] надели браслеты, а на голову [возложили] прекрасную диадему. На шею ему надели жемчужное ожерелье в несколько рядов, одели шаровары голубого цвета, с четырьмя кистями и шелковое златотканное одеяние.

И повелел царь дать ему во владение селения и реки, [полные] рыб. [На его примере] можно было видеть, как сбываются слова, написанные: «Плод добрых трудов славен…» (Премудрости, 3, 15). Получив столь много царских почестей, он отличился еще больше.

Два [персидских] полководца в Мидии, в Аhматане в сильном гневе воевали между собою. Одного из них [Джуаншер] повалил наземь перед всеми и обратил в бегство. И как муж мудрый сумел умиротворить их. Вот почему полководец Хоразат весьма уважал его и держал возле себя.

И на восьмом году царствования Иазкерта неприятель [агаряне] выступил вторично и окружил царя в городе Тизбоне. Осада длилась шесть месяцев. Тогда военачальник Хоразат и спарапет Алуанка во главе войск двинулись на них. Там доблестный Джуаншер вознес очи к небу и с тремя тысячами [воинов] первым напал на врагов, отбросил их, и преследуя по пятам, заставил их переправиться [обратно] через реку. В течение шести месяцев он не давал им перейти реку Дклат, а потом, взяв царя, они ушли в великий Дастакерт. А тем временем неприятель собрал огромные силы против него. Тогда царя перевели в Беклал. А сыны Агари великим множеством, подобно морским волнам следовали за ними. Все эти дни спарапет Алуанка не переставал наносить удары по неприятельским войскам и показывал перед всеми свою личную доблесть, неоднократно брося к ногам царя отрубленные им головы врагов.

Затем они расположились друг против друга и приготовились к сражению. И пришла беда от Бога войскам персидским, когда пробил их час. И повеление, ниспосланное свыше, сокрушило их царство.

Так вот, на протяжении семи лет в этих сражениях смело сражался доблестный Джуаншер и одиннадцать раз был тяжело ранен. Затем, простившись с ними, он переехал в гавар Атрпатакан. Увидев, как прославилось имя его [Джуаншера], военачальник персидский стал настаивать, чтобы тот взял себе в жены его сестру. Но тот не захотел взять в жены язычницу и отправился в свою страну. И добрый, заботливый отец [Джуаншера] весьма обрадовался, увидев сына, точно так, как обрадовался праотец Иаков, увидев первенца своего от Рахили, о котором так душа его сокрушалась. Как и он [Иаков], [отец Джуаншера], весь убеленный сединами, заключил сына в свои объятия.

ГЛАВА XIX
О СПАРАПЕТЕ АЛУАНКА ДЖУАНШЕРЕ. ОН НАНОСИТ УДАРЫ ПЕРСАМ. СМЕРТЬ ИАЗКЕРТА. ДЖУАНШЕР ВСТУПАЕТ ПОД ПОКРОВИТЕЛЬСТВО ГРЕЧЕСКОГО ИМПЕРАТОРА

Возвратился Джуаншер, прославленный в персидских сражениях и по царскому повелению, представлял он дом Алуанка.

Взяв с собой свое войско, вместе с отцом, он двинулся на север от города Перозапата. Узнав о восстании Джуаншера, храбрые персы двинулись на нашу страну. И когда шедшие впереди отряды неприятеля поспешно вышли к южным пределам того гавара, то сам Джуаншер, с хорошо вооруженным отрядом, весьма быстрым шагом вышел им навстречу и своей же рукой сразил предводителя войск, дейлемита по происхождению. Джуаншер и его воины многих сразили мечом, многих взяли в плен, и, захватив большую добычу, а также лошадей и мулов, возвратились обратно. Однако персидское войско не перестало преследовать их. Другое сражение с ними произошло в гористой местности. И в тот день успех сопутствовал ему, и он с божьей помощью одержал победу. Но в это время до него дошла весть о том, что персидские войска вошли в город Пероз-Кават и увели в плен мать и братьев его.

Истинно говорю, он разгневался и рассвирепел, как медведица, потерявшая своих детенышей. Опечаленный, он поспешно вступил в пределы своего родового владения по ту сторону реки Куры в гавар Камбечан, и не стал пренебрегать [силами персов], но мудро расположил свое войско напротив неприятеля [готовясь] к битве с ним. В отчаянной схватке он был ранен в голову, однако с помощью десницы Христовой он исполнился силы и мощи [и сражался] до тех пор, пока из неприятельских воинов в живых не осталось ни одного. Прославляя свое имя, он оттуда двинулся к границам Иверии. Туда к нему прибыл князь страны Атрнерсеh, муж почтенный, удостоенный императором ромеев трех высоких титулов власти, который своими же руками перевязал его [Джуаншера] раны, радуясь весьма его доблестным победам. Здесь они заключили прочный и нерасторжимый союз между собою, а затем [Джуаншер] взял с собой в помощь иверские войска и поспешил в область Утик, где всех, кто попадался ему из персидских воинов, предавал мечу. Так поступал он с персидскими воинами и после, когда поспешно двинулся в зимнюю резиденцию свою – в город [Перозапат], взял его и освободил кровных братьев своих.

После этого из Атрпатакана [в его страну] еще чаще стали вторгаться многочисленные персидские отряды. Но он нисколько не боялся их, ибо в его природе было с пущей храбростью сражаться с большими силами [неприятеля], нежели с малыми. Так, в гаваре Шакашен в двух сражениях он беспощадными ударами истребил и лишил жизни тысячников, вместе с их отрядами. О всех других сражениях Джуаншера, когда он с мечом в руках громил множество персидских воинов, пожалуй, нет нужды рассказывать.

Увидев его успехи, нахарары Армении и Иверии, желали выдать за него девушку из своего рода. Он же взял себе в жены дочь князя страны Сисакан из рода Аруичан, чему очень были рады все сюнийцы.

Персидский же военачальник, увидев свое тяжелое поражение и разгром [своих] войск, стал добиваться мира и любви. Он обратился [к Джуаншеру] с посланием, отправив его через великого князя Сюника, в котором клятвенно обещал заключить с ним союз. Много труда стоило посреднику установить мир и дружбу между ними. Так, заключив мир, он возвратился замышляя про себя [недоброе]. Возвратился в свою страну и спарапет Алуанка вместе с матерью и братьями.

Размышляя об упадке великого царства персидского и вспомнив самовластие прежних царей восточных, он придал своей особе царскую пышность и решил больше никому не подчинять свою власть. [Джуаншер] смело дает знать персидскому военачальнику, что каждая сторона должна властвовать самостоятельно. Затем вместе с братьями своими он вступил в удельный свой гавар. А персидский полководец, изменив [союзу], коварством заманил к себе отца его под каким-то предлогом, чтобы заставить его послушно подчиниться ему. И, назначив [других] правителей в области Алуанк, он отправил туда [свои] войска.

Что же оставалось доблестному Джуаншеру и старшему брату его? Решив отомстить [за отца], они вооружились и, сев на быстроногих коней, укоротили тот долгий путь, и прибыли к городу Пероз-Кавату. Но первым долгом они легли отдохнуть где-то в хлеве в дремучем лесу. А на рассвете, отпустив поводья коней, они, как львята, напали на город и захватили его. И всех, кого они находили [из воинов] персидского военачальника, в самом городе или в окрестностях его, строго наказывали. Хорошо вооруженные их отряды наносили тяжелые удары персам до тех пор, пока не освободили отца невредимым.

На двадцатом году царствования Иазкерта персидское царство прекратило существование. То было на тридцать первом году всемирных войн агарян и на пятнадцатом – Джуаншера, господина моего.

Итак, тачики двинулись на страны севера и востока и принуждали родоначальников отдавать свои замки, выдавать им в заложники жен и детей, дабы не восставали они [впоследствии].

Увидев жестокость бича южан, Джуаншер не покорился им, а переправился на другой берег реки и некоторое время находился там, где его храброе сердце пылало и возгорелось желанием вновь вступить с ними в войну, чтобы и от них избавить отца своего. Но отец отговорил его от этой мысли и добровольно пошел в лагерь неприятеля. А мудрый Джуаншер заключил союз с полководцем армянским и уговорил его повиноваться императору ромеев. Установив с ним братское согласие, он отправил царю греческому послание следующего содержания.

ГЛАВА XX
ПОСЛАНИЕ ДЖУАНШЕРА ЦАРЮ ГРЕЧЕСКОМУ КОНСТАНТИНУ

«Владыка всепобеждающий, могучий и милосердный царь ромеев, августейший Константин, богоподобный правитель моря и суши, кланяясь, покорно приветствует тебя Джуаншер – спарапет и князь Алуанка вместе с Восточной страной подвластной. Да будет любо тебе, христолюбивому правителю, принять это новое повиновение далеких людей, дабы из величественной славы твоей и нам, за нашу покорность, было пожаловано благодеяние божественное».

Когда перед императором благочестивым прочли это послание, он искренне обрадовался и весь этот день провел в великом ликовании. Он велел немедленно ответить ему и установить с ним скрепленный клятвой мир. Он отправил богатые дары – серебряный чеканный трон с позолоченной спинкой, золототканые одеяния и свой собственный меч с ножнами, усыпанными перлами. И возвел он его в сан протон патрикия. Он приказал также отправить ему пативы патрикия ипата, апуипата, стрателата и элиста на тысячу двести человек, чтобы сам [Джуаншер] пожаловал их кому захочет. И даже частицу животворного Креста Христова, которую он постоянно носил на груди, снял и отправил ему.

ГЛАВА XXI
КОПИЯ УКАЗА [ИМПЕРАТОРА]

«Тебе, владыке Джуаншеру, владетелю Гардмана и князю Алуанка, апуипату и протону патрикию, правителю Восточного [края] от божественной силы Креста Спасителя – милость и благодать, от нашей же августейшей царской особы шлем тебе мир и любезный привет.

Мы получили приветственное послание твое, которое доказало нам твою благочестивую любовь к Богу. Мы рады тому, что ты со своим Восточным краем повинуешься нам, за что мы и сыновья наши из поколения в поколение, на вечные времена, будем тесно связаны с твоими потомками искренней любовью и лаской».

Когда прочел [Джуаншер] слова послания, возликовал он великой радостью, особенно же обрадовался он прибытию [частицы] всемогущего Креста [Христова]. Вот почему он пал ниц перед Крестом Спасителя и прославлял Бога – дарителя всех благ. Тогда и католикос Алуанка вместе с епископами и множеством знатных мужей с цветами вышли навстречу, и они стали благословлять этот великий дар. И не слышно было там с тех пор неприличных слов, и не было больше пьянства и оргий, но умеренное довольствование. Уединившись, [Джуаншер] не спал и всю эту ночь провел в раздумьях о благе страны своей. При восхождении Арусяк [утренней звезды] он надел царские украшения и воссел на трон свой. Тогда отворили двери [зала], и воины стояли по обе стороны ее, держа в руках оружие. И тогда с трепетом стали входить к нему вельможи по рангу своему. Суд правый [творил он] и неподкупная справедливость раздавалась при дворе народу. Не сладострастными занятиями, но заботами о стране [своей] был он поглощен весь день. И тех, что жили дико в горах Кавказа, он мудро приводил к разумению. Так он стал самовластным и великолепным владыкой над страной, [простирающейся] от пределов Иверии и до ворот гуннов, до реки Ерасх.

ГЛАВА XXII
ПРИБЫТИЕ ГРЕЧЕСКОГО ИМПЕРАТОРА В ПЕРСИЮ. ОН ПРИГЛАШАЕТ К СЕБЕ ДЖУАНШЕРА

На девятнадцатом году своего царствования внук Ираклия Константианос с огромным войском и опытными военачальниками прибыл в страну персов, дабы отбить области этой страны у тачиков, имея при себе лучезарный светоч мира [Крест Христов].

Одного из своих военачальников он отправил к Джуаншеру, приглашая его на свидание. [Джуаншер] поспешно прибыл к великому императору в Мидию. Узнав о его прибытии, сам император выехал ему навстречу в село Кунгр и принял его, радостно приветствуя. Он тут же повелел снять с него траурное одеяние, которое он носил по случаю смерти своей супруги. И одели его в царские одежды. Набравшись смелости [Джуаншер] попросил у императора частицу Креста вечного Царя.

И взял он [император] солнце спасения, тут же перед ним отрезал часть и отдал ему сжигающую грехи [частицу] со словами: «Да будет это тебе и сыновьям твоим твердыней крепкой от врага (Псалтырь, 60, 4.)». Увидя эту небесную награду, армянские нахарары и полководец hАмазасп были охвачены великой завистью. Он же не обратил на то внимания. Затем он попросил разрешения попрощаться с добрым владыкой. А тот [принимал его] не как подданного, а как брата сопрестольного против персов. Айраратские азаты отправили его в путь. А Джуаншер, восхищаясь снисхождением Божьим к себе, прибыл в свою страну.

Узнав о прибытии его, hайрапет Алуанка Ухтанес с сонмом [священнослужителей] вышел ему навстречу и с радостной душой благословил его громким голосом, говоря: «Вот, Господь послал нам из Сиона жезл силы, и этим одолеем мы врагов наших» (Псалтырь, 109, 2). Тогда мудрый Джуаншер решил найти подходящее для Креста Господнего место. И в своем собственном гаваре, в крепости Гардман, он построил дом Божий и богато украсил его на радость и во славу Христа Бога.

Когда наступила весна, почтенный князь Алуанка, приготовившись, двинулся в путь, желая еще раз повидаться с императором, [находящимся] в городе Валаршапате. Тогда император приказал, чтобы вся придворная знать и вельможи вышли ему навстречу. Торжественно, как царь, он вошел в императорский дворец. Увидев [Джуаншера], император приветствовал его радостным поцелуем и посадил его там же на гаh, выше всех остальных вельмож. И был этот день благословенным среди всех других, все [кругом] было великолепно и сверкало золотом и серебром, и император велел подать ему царские приборы, чем сотрапезники были крайне изумлены. Кроме всего этого опоясал его император царским поясом деда своего Ираклия и предка Никиты, накинул на плечи ему свою мантию и дал два знамени, а двум сыновьям его, отрокам, пожаловал чин патрикия. И все селения и владения, которые когда-либо принадлежали первым царям Алуанка, он передал ему во владение из поколения в поколение, поручив царственно управлять Восточным краем.

И не скрывал от него император ни одного своего намерения, и услышав от него много мудрых рассуждений, восхищался им. Попрощавшись с ним, император сказал: «Телом ты всегда со мною, а сердце мое – твое, ступай с миром». Так, весьма обрадованный [Джуаншер], возвратился в свою страну. И вновь он повелел в своей стране строить и сажать, наслаждаться и жить в мире. Сам он построил много дворцов, имел множество великолепных вещей и все, что надлежит иметь человеку от славы Божьей. Так что даже царь Туркестана ждал от него любви и мира, присылая в дар отборных коней, слуг и служанок, и кожу разных пресмыкающихся. Так из Сирии, из гавара Атрпатакан, из Айраратской земли и Иверии, даже из Индии приходили к нему, дабы увидеть его и услышать [речь его]. И во всех странах рассказывали изумительные истории о его мудрой рассудительности и кроткой любви ко всем, кто обращался [к нему]. И не иначе, как все это благодаря древу жизни, это оно сделало его имя известным во всей вселенной и благословение милосердного родителя принесло ему процветание.

ГЛАВА XXIII
О НАШЕСТВИИ ХАЗИРОВ [В АЛУАНК] И РАЗГРОМ ИХ ДЖУАНШЕРОМ НА ТОЙ СТОРОНЕ РЕКИ КУРЫ

После всего этого, спустя два года, хазиры вторглись в Алуанк грабить и обирать. Тогда князь Алуанка, надев доспехи и вооружившись, пошел к всепобеждающему Кресту, стал перед ним на колени и запел песню царя Израиля: «Господи, Боже мой, возьми щит и латы свои… и прегради путь двинувшимся на меня» (Псалтырь, 34, 2, 3).

Во главе своих войск он переправился на другой берег великой реки Куры и дал им сражение. И просьба его была услышана, когда во время битвы его стремительный конь споткнулся и сбросил его, но не убился, ибо Господь протянул ему руку и поднял его. Поднявшись на ноги, он поражал врагов и одержав в тот день великую победу, обратился к [предводителю] варварского племени со словами: «Уходи, выйди обратно в ворота Чора, и не смей больше приходить сюда, ибо сам Господь преградил путь твоего выступления».

ГЛАВА XXIV
ЗАВЕРШЕНИЕ [СТРОИТЕЛЬСТВА] ХРАМА ГОСПОДНЯ В КРЕПОСТИ ГАРДМАН, ОСВЯЩЕНИЕ И БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЕГО ДЖУАНШЕРОМ И УСТАНОВЛЕНИЕ В НЕМ КРЕСТА ХРИСТОВА

После победы Джуаншера над хазирами, по прошествии двух лет после изгнания войск хазиров [из Алуанка], было завершено строительство великолепного храма во имя Божье. И пошел он [Джуаншер] к вечному свету, опустился перед ним на колени, стал молиться: «Приди же теперь, Господи, в покоище Твое, которое построил я во имя Твое, под кров животворного древа Твоего». Затем взял он с собой католикоса вместе с епископами, и всех нахараров своих и двинулся по направлению [к монастырю], находившемуся на расстоянии одного дня пути к северу от города Перож-Кавата. Здесь он на коленях помолился в монастыре, построенном в пустынном месте между двумя гаварами, как пристанище себе и всем прибывающим туда, полном всякого добра. И отдал он повеление, чтобы никому не было отказано в приюте. Затем выступив оттуда с многочисленной свитой он вступает в гавар Гардман. Было одиннадцатое число месяца араца, когда он установил светозарный Крест в доме, им построенном. И там, став на колени, в грустном раскаянии и в слезах молился Всетворящему, говоря [нижеследующее].

ГЛАВА XXV
МОЛИТВА ДЖУАНШЕРА

Господи Боже мой, Господи! Так как был ты незлопамятен ко мне, к рабу своему многогрешному и подарил мне этот Крест, на котором пригвожденный висел Ты на земле, ниспошли же теперь в этот храм благодать Святого Духа Твоего и еще более укрась его духовным облаком славы своей, как [в свое время] храм Соломона. Преврати этот храм в дом молитв и просьб для нас, проживающих на Востоке, на побережье моря. Дабы с высоты своей внемля [молитвам] тех, кто придет сюда и отслужит здесь молебен и поклонится Тебе, исполнил Ты их желания. И если все жители страны Алуанк придут в этот дом вместе прославлять имя Твое, запри Ты врата перед врагами силою этого Креста, приявшего Бога, и порази разбойников в сражениях. Вели, и да заструится на землю влага живительная, дабы обильно плодоносили лоза и смоковница, и все другие растения полей, дабы жили люди на земле желанной мирно и безмятежно.

Меня же, Джуаншера, обремененного грехами, но уповающего на помощь Твоего, Господи, всесильного Креста, как охваченного недугом, что мечтает о добром враче, не оставляй, не отказывай в милости! И этот дом, построенный мною, да будет он сенью над головой моей в день битвы, и восставших на меня низвергни к моим ногам. А сыновей и дочерей моих сделай бесстрашными перед лицом зла и сохрани их сильными навсегда. И Ты, Господи Боже мой, что охранял меня с детских лет моих и спасал от окружающих меня опасностей, умножал мое злато и серебро, слуг моих и служанок и дал мне власть царственно управлять, прими же нынче раба Своего во благо и излей мудрость знания на отпрысков моих, чтобы они шли по пути Твоему и повиновались беспрекословно увенчанному Тобою императору греческому.

Когда же наступит день всемирного воскресения, когда невидимые заменят видимых, когда звуки трубные разбудят усопших ото сна и сонмы ангелов со всех сторон земли соберутся к Тебе – Царю Вседержителю, тогда посредничеством Предтечи Креста Твоего, на который я уповаю, посети, Господи, милостиво, меня и супругу мою Хосровануш, и предков моих, тем паче отца моего Вараз-Григора, убеленного сединами, и мать мою Горидухт, и братьев моих Вараз-Перожа и Иезут-Хосрова, и детей моих. Меня же, Джуаншера, проливающего слезы подобно блаженному Давиду, не суди гневно и не взыскивай [слишком] строго. Ибо какая польза Тебе от крови моей, когда я сойду в тление? Спаси меня от вечных искушений и взамен храма этого, который я построил во имя Твое [Господи] на земле, уготовь мне, грешному, моей душе приют в доме Отца Твоего, о, Христе!».

Закончив молитву, он поднес дары, приготовленные по случаю дивного праздника, и тут же дал обет, обет спасения; «[храм] этот будет мне и детям моим местом приношения первых плодов перед Господом, дабы удостоиться милости от Тебя, [Христа]». После этого с божественными приветствиями он спустился в город зимнего пребывания своего, в Перож-Кават, где и провел весь год в желанном мире.

ГЛАВА XXVI
СВАТОВСТВО ДЖУАНШЕРА И УСТАНОВЛЕНИЕ ДРУЖБЫ С НЕПРИЯТЕЛЯМИ [ГУННАМИ]

Так мужественный Джуаншер спокойно восседал на троне своем, когда на следующий год в день зимнего равноденствия с многотысячной конницей выступил царь гуннов. И хотя еще до этого [Джуаншер] приказывал стране своей быть настороже и укрепляться, однако вторгшиеся гунны перешли на эту сторону реки Куры, добрались до берега Ерасха и угнали в полон не только жителей Алуанка, но и гаваров Айрарата и страны Сюник, угнали отары овец и стада скота, спустившиеся на зиму в долины на пастбища, и пригнали их в свой лагерь.

Тогда царь гуннов пожелал видеть Джуаншера. И отправил он к [нему] братьев своих [и через них] просил о встрече, дабы установилась между ними братская любовь. А храбрый и мужественный государь и не думал бояться его; [хотя] ни один из персидских царей не осмеливался лицом к лицу предстать перед царем туркестанским.

Смело, с бесстрашным сердцем он пал ниц перед Крестом Спасителя и сказал: «Хотя я и иду к теням смерти, но не боюсь ничуть я зла, потому что Ты, Господи, со мной». И двинулся он в путь к ним со свитой царской. А царь гуннов [в свою очередь] вышел ему навстречу и, приплыв на челне к этому берегу реки, остановился в тихих и глубоких водах. Договорившись между собою о мире, они решили прекратить раздор и, что главное, установить братскую дружбу. И заключив договор, каждый возвратился в свой стан.

А вот какую доблесть проявил мой храбрый господин на следующий день! Переправившись с семнадцатью мужами на другой берег реки, он пришел в лагерь гуннов и взял себе в жены царскую дочь, вернул он из плена [обратно] сто двадцать тысяч голов скота, семь тысяч лошадей и жеребцов и [освободил] не меньше тысячи двухсот пленных. Так с радостным сердцем возвратился он к себе. Пав на колени перед Господом, он лил слезы радости и молился, говоря: «…не на лук мой уповаю, Господи… но Ты спасешь меня (Псалтырь, 43, 7), ибо Ты хвала моя, Господи (Иеремия, 17, 14)». Тогда повелел он, чтобы добычу, которую он вернул, мужи верные раздали каждому свое. Это было на двадцать восьмом году тех трех десятков лет, в продолжение которых с молодых лет до зрелого возраста, он, как властвующий спарапет, совершил [много] подвигов храбрости, достойных похвал, проведя три четверти своего правления в начале в Персии, а затем у ворот гуннских, подвигов, прославивших его в целом свете, молва о которых разнеслась далеко – от востока до запада и от севера до юга, среди всех – [как среди] арийцев, так и неарийцев.

Теперь же я хочу рассказать и о том, зачем и каким образом дарящий милости Крест явил свет из тьмы и помог сорвать цветок из пламени.

ГЛАВА XXVII
ЗДЕСЬ ТЫ НАЙДЕШЬ О ТЕХ ПОЧЕСТЯХ, КОТОРЫЕ ОКАЗАЛ ЦАРЬ ЮГА КНЯЗЮ ВОСТОКА

И горы вековечные, и бездны бушующих морей повинуются слову Божьему, ибо ниспосланное свыше повеление приводит в содрогание землю, а при приближении к горам, исторгает из них дым. Так и теперь, в страхе перед Господом возвышенные холмы разравнялись и сгладились, а бушующие волны бурлящей бездны погрузились в себя же, подобно тому, как гордая слава персидской державы поникла и высокомерная надменность ее низверглась в пропасть. Смолкли пернатые от порыва урагана и громкого эха бездны. Терновник полей, гонимый ветром, осел на волны обширного моря. Ибо было время, когда огромные войска царей ромеев покорили народы всего мира, подобно тому, как стремительные потоки вод затапливают землю.

Теперь же мощь и сила того престола так улетучились и иссякли, что толпы народов, некогда находящихся под его властью, перешли под покровительство того, который был колюч, как терновник Гедеонов, и потомки людей, принявшие его на плеии [свои], не могли даже шевельнуться. Когда же увидела западная серна, что Господь перестал помогать мечу ее и взбешенный вепрь [начал] ломать ей рога, [то поняла], что настало время, когда должно было [сбыться] давнее пророчество и обет Божий, [данный] Аврааму: «Руки Измаила на всех, и руки всех на него» (Бытие, 16, 12), а также «перед ним пожирает огонь, а за ним палит пламя» (Иоиль, 2, 3).

Тогда император ромеев взял остатки своего войска и поспешил переправиться по морю и по суше на отдаленные острова на западе.

Шел шестой год с тех пор, как южане перенесли [столицу] своего царства в Сирию. Оставив страну рабыни, престол своего царства они установили в Дамаске. Обосновавшись там, он [царь южан] стал высасывать вокруг себя, справа и слева, соки земли.

Дана была ему [Джуаншеру] неотразимая сила, государственный разум, ласковость правителя и кротость человеческая, и вот благодаря этим четырем [качествам своим] он властвовал над четырьмя сторонами света. Видя крайнее ослабление императора ромеев от царя южного, который как огненное пламя пожирал его города и истреблял многочисленные толпы людей мечом, Джуаншер, великий князь Восточного края, был весьма озабочен [судьбами] княжества своего, опасаясь, что полчища южан могут вторгнуться и попрать и его страну. И хоть он мог бы призвать на помощь бесчисленное войско туркестанцев, однако он намеревался подчиниться игу царя южан. И когда властитель юга узнал о весьма благосклонном отношении нашего князя к императору ромеев и о том, что он держит в узде племена Туркестана и [по своему желанию] может или вывести, или удержать их в силу своего родства с ними, тогда нестерпимая зависть воспылала в мыслях надменного властителя вселенной. Потому-то через доверенных послов он отправил [князю] великие клятвы и обещания несметных наград, приглашая его к себе. Тогда, уповая на Крест Христов, с великой надеждой на его благость, [Джуаншер] приготовил множество подарков и, взяв их с собой, отправился в путь к владыке вселенной. Но прежде он прибыл в дом Господний, построенный им в крепости Гардман в свое упование. Здесь со вздохами, исходящими из глубины сердца, он молил о посещении Тайноведца и, как великий Давид говорил: «Творец суда и правды не предавай меня гонителям моим» (Псалтырь, 118, 121). С этими мыслями простился он с победоносным светом, и надев доспехи, отправился в путь в далекую страну.

Полководец армянский вместе со всеми нахарарами вышел ему навстречу и принял его радостно, и проводил с великими почестями. Когда [Джуаншер] спустился в страну Сирийскую, он увидел, как согласно повелению царя, начальники гаваров и вельможи городов, каждый в пределах своих, оказывали ему нужные почести: лошади были наготове, ночлеги приготовлены, и так до самого царского дворца он двигался с великолепием.

Тогда [царь] повелел приближенным своим вельможам выйти ему навстречу и подать ему лошадей, на которых он ездил сам. Вот с такими великими почестями ввели его в стан многочисленных войск. Услыхав имя его прославленное, толпы людей спешили собраться вдоль его пути, чтобы увидеть его. А царь юга раньше обычного, с восходом солнца, проснулся ото сна в веселом настроении и встретил князя Восточного [края] с ласковым приветствием, будучи весьма рад его прибытию. Он был принят с такими исключительными достойными лишь царя почестями, с какими до него не был принят еще ни один из наместников страны. Особенно после того, как [царь] испытал его незаурядную мудрость. Ибо хотя правители и ученые многих народов повиновались ему, но никто из них еще так смело не давал ему столь мудрых советов, как Джуаншер. За что и его, и всех, кто был с ним, [царь юга] одарил великими дарами. После этого князь Восточного [края] с мирным приветствием попросил отпустить его. Царь юга поклялся в искренней, твердой дружбе с его народом, и гордый властелин вселенной [на прощание] подал ему руку, чего он никогда не делал с чужестранцами.

После всего этого, с великой славой [Джуаншер] был снаряжен в путь из вселенского двора. И вот он прибыл в Айраратский край, где навстречу ему вышел храбрый Григор из рода Мамиконеанов во главе азатов, и повел его в свой городок Аруч. Сюда же прибыл святой голубь – столп церкви, великий hайрапет армянский Анастас.

Благочестивый князь, увидев его, исполнился духовной радости, поклонился ему и был благословлен им, как святым ангелом. Затем, продолжая путь, с тем же великолепием он прибыл в гавар Гардман и тотчас же вошел под сень убежища своего. Затем он употребил множество всевозможных благородных материалов на новые великолепные украшения неизречимого света. Употребив на это великое множество средств и пригласив художников, он украсил [росписью] стены изнутри словно разноцветными шелками, начиная от купола до самых тимпанов дверей, и велел также обить серебром дверь покоя, хранящего свет вселенной, и вырезать на ней разные орнаменты. После всего этого в продолжение трех лет великолепный князь Джуаншер показывал себя верным подданным царя юга.

ГЛАВА XXVIII
ВТОРАЯ ПОЕЗДКА ДЖУАНШЕРА К ВЛАСТИТЕЛЮ ЮГА И ОКАЗАНИЕ РАЗУМНОЙ ПОМОЩИ ГРЕКАМ. [ДЖУАНШЕР] ДОБИВАЕТСЯ СОКРАЩЕНИЯ ПОДАТЕЙ НАПОЛОВИНУ

Царь юга еще раз пригласил к себе князя Восточного [края], прославленного Джуаншера, посулив ему награды, дабы к прежним почестям и славе его прибавить еще новые.

В то время из города Византиона прибыли к нему вельможи с согласием стать данниками сынов Агари. И это потому, что на седьмом году царствования Константина придворные евнухи восстали и хотели убить его. Им-то [посланным] и было велено оставаться там до приезда князя Восточного [края]. Сам же, достославный владетель Джуаншер, как и в первый раз, прибыл туда со всей своей свитой и был встречен с несравненно большими почестями и славой, нежели в первый раз. [Халиф] повелел приготовить ему покои во дворце своего родного брата, а за ужином всегда [приглашал его] сесть за стол рядом с собой. И царь повелел Джуаншеру провести мирные переговоры с почтенными мужами, прибывшими из столицы империи. И удивлялся царь здравой рассудительности и глубокомыслию его, за что не менее благодарны были ему и послы, прибывшие от императора ромеев, ибо во многом он сумел склонить царя [юга] в пользу их.

После этого, еще больше прославляя князя Восточного [края], как если бы он был коронованным царем, он [царь юга] велел подарить ему страшного [на вид], но хорошо обученного слона, привезенного из Индии. Слоны грозно и внушительно украшают дворцы царей. Никто еще по сей день не слыхал, чтобы такие почести великие были оказаны кому-либо из младших [князей]. Кроме этого, он подарил ему и попугая; превосходнейшую из всех птиц, которую в прежние времена нельзя было нигде увидать, разве только в царстве ромеев. Вместе с тем он оказал ему и другие почести, подарив булатный меч в золотых ножнах, кафтан, усыпанный перлами, кресты позолоченные, шелковые ткани, накидку – анаболеон, пышные мантии всех тонов и красок… а также пятьдесят две быстроногие лошади [из тех], на которых ездил сам царь. Он и госпоже своей [избраннице] среди своих жен велел, чтобы и та, в свою очередь, послала госпоже Восточного [края] подарки чудесные, достойные царицы украшения и шелковые и златотканые одеяния. Он велел также дать всем прибывшим вместе с князем шелковые ткани и украшения всего на пятьдесят человек. Он передал в его [Джуаншера] руки правление областью Сюник и даже настаивал, чтобы тот согласился властвовать также и над другим берегом реки Атрпатаканской. Однако [Джуаншер] не пожелал самовластно править [четырьмя] сторонами вселенной и тем самым еще более возвеличиться. Он отказался от этой излишней славы и по нраву своему, склонный скорее к благоустройству [и строительству], предпочел заботиться о пользе страны своей. И вот он стал просить об облегчении тяжелых податей своей страны, с чем царь юга охотно согласился и велел облегчить бремя податей на одну треть.

После столь великих милостей, которыми [халиф] почтил [Джуаншера], предпочитая его всем другим князьям, и на сей раз он пожал ему руку и отпустил с большими почестями. Тот, прибыв в свою страну, поспешил в храм Божий. Здесь он пал на лице свое и, возблагодарив Бога за неисчислимые награды, говорил: «От Бога моя сила и слава моя».

Оттуда он направился в столицу – в зимнее местопребывание свое. И тогда там был созван всеобщий собор. И увидели все мы, что не в обычной мере, но несравнимо больше, больше во много раз, пышнее был он разодет и почитаем царским величием! Там мы увидели и царскую птицу удивительной, редкой породы. Желтые перья ее отливали зеленоватым оттенком, а красный цвет на груди [при движении головой] дробился вокруг шеи, а затем вновь сливался, как перлы, подобно росинкам, которые весенним утром висят на остьях золотистых колосьев. Ярко сверкали и зрачки ее глаз, а толстый, горбатый клюв нависал над ртом. Высунув острый, как зуб, кончик языка, она издавала тонкий звук, похожий на человеческую речь, часто составляя слова. И как прежде в покоях императора Нерона она была хвалительницей его, так и теперь, мы видели ее прославляющей многосчастливого князя нашего. И хоть я и был крайне изумлен, [увидев эту птицу], однако не так, как тогда, о чем я еще собираюсь рассказать. Когда князь собирался на охоту или на прогулку, видели, как он выходил из ворот городских стен на дорогу, окруженный царской свитой.

И в это время, как бы на поклонение царю, выступал слон неуклюжее, нескладное, огромное, рак стена животное, ноги которого, толстые как бревна, носили [его тело], подобное горе. Со лба его, как ядовитое пресмыкающееся, свисал вниз хобот, которым он водил по земле, часто обращая его то в одну, то в другую сторону, то поднимал его прямо вверх, то обвивал им себя, а когда же при дыхании он выпускал воздух через ноздри, трубил и махал головой, говорю вам правду, что подобно бегемоту людей он приводил в ужас и содрогание. Видели мы и привезенных им лошадей – грациозных, гордых, летевших как ветер, быстрой рысью, с золотыми уздечками и седлами, со сверкающей сбруей.

О чем же еще рассказать мне здесь, о чем говорить? Ведь Божьим провидением со дня рождения он был назначен для славы и величия, и по сей день Господь дозволял ему во всем быть всеславным. Вот почему мы видели его ничем не ниже царей. Всего было у него в полной мере: несметное количество золота и серебра, пышные мантии и прекрасные одеяния, не меньше – каменьев драгоценных и сверкающих перлов. Всего, всего у него было в изобилии.

Вот уже в продолжение трех десятков и трех лет Господь делал князя Алуанка победоносным, весьма почитаемым и уважаемым четырьмя царями, властелинами народов, и ничуть не меньшим, чем эти владыки, но был он во всем величественным и славным.

Пусть никто, по детской глупости своей, не считает его власть меньшей, чем их, лишь потому, что у него не было на голове короны, завершающей царские почести и величие.

Потому-то мы, смиреннейшие слуги, вправе сравнивать его не то что с Августом, или императором Тиберием, но за великие благодеяния его – с блаженным Константином, получившим венец от Бога и прославившимся. И в самом деле, тебя самого, многопочитаемого князя Восточного [края], все мы вместе восхваляем, ибо что же от тебя требует Господь наш Иисус Христос, создавший тебя, господин мой Теодорос, как не отречься от грехов и любить Бога, бояться Его и идти по праведному пути Его, чтобы было благо тебе и сыновьям твоим из поколения в поколение, во веки!

ГЛАВА XXIX
ВИДЕНИЕ ОТШЕЛЬНИКА ИСРАЭЛА, МУЖА БОЖЬЕГО, О СВЯТОМ МАШТОЦЕ И МУЧЕНИЧЕСТВЕ УЧЕНИКОВ ЕГО, А ТАКЖЕ ОБРЕТЕНИЕ СВЯТОГО КРЕСТА В ГИСЕ

Правдивого рассказа об отшельничестве Исраэла, начало которого вовсе неизвестно, я не нашел. Тут я привожу то, что известно мне об этом. Целый год он провел на горе и спал на коленях, прямо на земле. Как то в четвертом часу пополуночи, вдруг ему показалось чудное-пречудное видение, светлое, блестящее и сверкающее, при этом распространилось кругом приятное благоухание, наполнившее его обоняние. И прибавилась мудрость его и вспомнил он все, что когда-то в былые времена было сказано о великих таинствах, о значении их, о проповедовании первоначально дарованного великого Евангелия, о том, когда, как и какими мужами были они приняты, или откуда были те, кто, вступая в кровавую битву, унаследовал имя мученика; или же где именно были сокрыты божественные сокровища и что, в данном случае, следует ему предпринять. Все это было сказано ему [во сне] один раз, и во второй раз. Очнувшись ото сна, он долгое время был объят страхом. Затем поднялся он с места, бодро вознес руки к Богу и с благодарением совершил утреннюю молитву.

И вдруг он вспомнил слова Господни: «Горе тому, кто дело Господне делает небрежно…» (Иеремия, 48, 10). И взял он тогда с собой своего ученика, поспешно сошел с горы и пошел в епископальную церковь. С великой осторожностью он вошел туда и подробно рассказал епископу о своем видении и значении таинства. И говорит он: «Владыка мой, не будем лениться, [исполним] повеление Божие, не то будем наказаны как нерадивые, но займись этим делом немедля, дабы открылось сокровище Божье». Услышав все это, епископ Мец Колманка Давид на некоторое время углубился в раздумье. И решил он взять с собой некоторых из смиренных хореепископов и вместе с ними пойти к hайрапету Алуанка Ухтанэсу. И пошел он, и рассказал ему. Тот, выслушав все, поблагодарил Господа и был крайне изумлен рассказами епископа о видении [святого] отца, [не понимая], за что тот был удостоен этого таинства.

И велел католикос созвать большой собор по этому поводу, пригласить и другого епископа из наhанга Арцах, а именно епископа из Мец Иранка – благочестивого мужа Иовела. Тот, прибыв, стал горькими словами упрекать католикоса и епископа Давида, говоря: «Зачем же вы впустили в уши свои такое нелепое повествование и доверяетесь сумасбродному видению, которых Святое Писание учит не признавать? Ибо после проповедования апостолов и евангелистов не повторялись большие видения, значит и теперь их не должно быть». Сам он был исполнен мудрости и сведущ в Святом Писании.

Тогда ответил ему святой hайрапет и говорит. «Из Писаний это известно. Однако поскольку нова и чудесна история этого видения, а вдруг оно божественное и, противясь ему, будем мы наказаны как нерадивые. Не следует противиться видению и становиться богоборцами. Не следует считать вымышленным это видение, ибо после апостолов в последнее время видениями людей были обретены все святыни – начиная от Святого Креста до других небесных сокровищ, сокрытых от людей в разных местах, в святом городе Иерусалиме и многих других городах, которыми ныне полна вселенная и сверкают церкви. Ведь и здесь, в стране Алуанк, во многих местах были обретены мощи святых. И нисколько не удивительно это видение, ибо ни одно сокровище божественное не может оставаться сокрытым в земле. И не следует вместе с ложью и обманом отвергать истину, а дело Божье считать издевательством дьявола, но должно разведать подробно и познать истину, как говорит святой апостол: «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Послание к Фессалоникийцам, 5, 21), а также в соборном послании (говорится): «…не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (1 Соборное послание Иоанна, 4, 1). Теперь ступайте же вы оба, епископы того края, и пусть каждый из вас как настоятель разузнает все. И просите у Бога открыть, божественное ли [это видение] или что-то вроде бреда? Ибо известны искушения дьявола и обман людей, а Божья благодать гораздо яснее. И так, изо дня в день давайте нам знать о том, как Бог покажет и откроет вам свое таинство».

Тогда оба епископа Давид и Иовел, охотно повинуясь повелению hайрапета, простились [с ним] и, предводимые Святым Духом, прибыли в Ростак, в гавар Мец Колманк, в долину Члах, в небольшую, похожую на ристалище, равнину у берега реки Трту, что в епархии Мец Иранка.

Прибыв туда, они остановились в роще на плато, на чуть возвышенном месте, где была часовня деревянная, с крестом и красиво украшенными стенами, крытая черепицей. Когда распространилась весть об их прибытии, туда поспешно собрались мужи почтенные, хореепископы, иереи, дьяконы, сотники и начальники гаваров, старейшины, знатные горцакалы, многочисленная толпа мужчин и женщин, чтобы всем присутствовать при Божьих чудесах.

Тогда велением епископов призвали весь торжественный собор строго соблюдать трехдневный пост и усердно молиться, ибо немало споров было между ними из-за того, что одни верили, другие же не верили. Сам главный епископ Иовел считал это заблуждением. По истечении трехдневного поста аббат Исраэл взял в руки заступ, все опустились на колени и устремили взоры в одно и то же место. Он велел немедленно копать там, а люди один за другим уносили землю в своих подолах. Наконец, они устали от долгой работы, но найти желанное сокровище так и не смогли. Тогда они разобрали восточную стену деревянного строения, где находился алтарь Господний, очищающий от грехов, и стали там искать [желаемое]. И когда под алтарем они вырыли яму глубиной около трех локтей, оттуда вдруг разлилось чрезвычайно приятное благоухание, которое наполнило обоняние и усладило всех. Оно точно походило на благоухающий запах тысяч различных цветов и ладана, и все были крайне изумлены. И когда углубились на десять пядей, они там нашли две серебряные корзины со свинцовой печатью. К ним была прикреплена отлитая из золота толстая пластина, а на ней надпись сирийскими и армянскими письменами. И так как это чудо божественное свершилось на глазах многолюдной толпы, то муж мужу и человек человеку выражал свое крайнее изумление, овладевшее каждым. И хлынули они [вперед], поспешив поскорее увидеть корзины с мощами, ибо были они преисполнены веры и любви к этим святым. Надо было видеть там искреннюю радость, исходящую от сердца, ласкающую глаз. Радость и ликование царили вокруг. Чудом Божьим весьма изумлены были также многие святые мужи и христолюбивые епископы, которые также благословляли и благодарили Бога за его неизречимые дары. За все это человек божий Исраэл стал весьма почитаем перед епископами и в глазах народа: они почитали его по достоинству его святости.

Затем епископы вместе с Исраэлом и почтенными священниками уединились и, сняв печать с корзин реликвий, нашли там частицу спасительного Креста [Христова]. И прочел надпись на золотой дощечке тот архидиакон хореепископ. А надпись гласила: «Это частица мощей Иерусалимских святых».

После того, как епископ Мец Иранка Иовел сам увидел божественное знамение, еще более расцвела в нем глубокая мудрость и от всего сердца возблагодарил он Бога. Он, подтверждая справедливость видения аббата, рассказывал всем об этом и сделался, таким образом, строителем того, что он [прежде] разрушал. Он считал себя виновным и достойным осуждения за то, что в начале препятствовал [поискам]. И так как место, где был сокрыт животворный свет, находилось в его области, то он не согласился, чтоб кто-то даровал ему [мощи], как путнику какому или пришельцу, но сам стал распоряжаться ими как собственными сокровищами. Один из ларчиков взял себе в знак своего достоинства и увез в свою епархию, хотя человек Божий [Исраэл] слишком был недоволен этим, ибо он считал, что если Господь Бог святыню Божью доверил ему и по сути дела открывателем ее был он сам, то следовательно, ему и надлежало распределить ее, но по кротости своей он позволил это и не стал жаловаться никому. С позволения епископа Давида [Исраэл] взял себе другой ларчик и вместе со всеми богослужителями-хореепископами, иереями и всем народом при пылающих факелах и зажженных свечах, сопровождаемый псалмопениями и благословениями, увез в место своего жительства и поместил святыню в святой церкви Глхованк, после чего простившись духовным лобзанием, возратились каждый к себе.

ГЛАВА XXX
КОПИЯ ПОСЛАНИЯ, НАПИСАННОГО ЕПИСКОПАМИ ДАВИДОМ И ИОВЕЛОМ ОТ ИМЕНИ ВЕЛИКОГО СОБОРА О ТОМ, КАК ЯВИЛ БОГ ЭТИ ВЕЛИКИЕ ЧУДЕСА

«Тебе, о святой архиепископ Восточного [края], Ухтанэс, исполненный поцелуев неземных, принявший награду от благодати [святого] Духа, и тебе благородный, попечительный – вечно цветущий полководец апуипат патрикий, князь Алуанка и владетель Джуаншер, и всем нахарарам, которые заодно с вами, мы недостойные епископы Давид и Иовел, здравия желаем в Бозе.

Обязаны мы оповестить вас посланием сим о чудесном явлении сокрытых частиц, об обретении Святого Креста, что чрезвычайно умножило наше удивление, ибо увидели мы теперь то, о чем прежде не хотели даже говорить, так как не верили мы в него нисколько. Собственными глазами увидели мы теперь вечно чудесное явление Креста [святого], о чем мы свидетельствуем истинно и достоверно, ибо это есть слава славы. Как можно умолчать об этом, как можно лампаду, сияющую как солнце, держать под спудом? [Напротив] известно, что ее следует установить на сверкающем подсвечнике, т. е. в светлой и святой церкви в Амарасе. Теперь нам следует объявить о пришествии нашего спасения – всегда изумительного, прекрасного, четверокрылого Креста, первым носившего на себе [тело] Господне ради спасения нашего. Воистину он есть надежда христиан, воскресение усопших, проводник слепцов. Ибо, если Крест прежде был именем осуждения, ныне он стал предметом спасения для верующих. Ведь мы через него находимся теперь в лоне святой церкви и впредь неустрашимся нисколько огненных стрел, ибо мы теперь на себе носим знамение Царя [небесного]. Будьте же внимательны к словам нашим.

Мы нехотя приступили к этому делу, так как сомневающимся умом своим мы думали, что это обман, но ведь мы не могли противиться вашим повелениям. Но, исследовав [дело] точно, милостью Божьей мы обрели истину. Когда мы прибыли в одну из долин Арцаха на берег какой-то реки, на то место, которое именуется Члах, где стоит часовня, то слух о нашем прибытии [быстро] распространился, и жители окрестностей, собравшись в большие толпы, прибывали туда с сонмами священников и другими знатными мужами, среди которых немало было противящихся [этой затее]. Тогда мы наложили строгий трехдневный пост, и по истечении срока этого, при постоянных молитвах каждого из нас, начали копать у алтаря, откуда вдруг разлилось благоухание, наполнившее наше обоняние. После некоторых трудов милостью Всевышнего и молитвами святого отца Исраэла мы обрели желанное: две серебряные корзины; запечатанные накрепко печатью свинцовою, с греческим замком. К одной из них прикреплена была толстая золотая пластина с сирийской и армянской надписями. Согласно надписи открыли мы их перед святыми священниками и нашли там частицы всеживотворного Креста и многих других святынь, о которых гласила надпись, что это частицы святынь Господа из Иерусалима.

Со всеми вместе и я, Иовел, достойный презрения епископ, возблагодарил дарителя всех, выбросил всякое сомнение из головы моей и верою принял видение аббата. И так как обретение сие было совершено в моем уделе, то с превеликим желанием взял я один из киотов и унес в свою церковь. Другие же святыни мы, епископы Давид и Иовел, через хореепископов и священников, и с сонмом [других] служителей с Божьей милостью отправили в обитель аббата с радостным ликованием и духовными песнями. Господь Бог, да сохранит Он вас во славе и силе милостью явления, приявшего Бога Креста, и даст Он вам обоим, тебе, видящему духовные цветы, и [тебе] Джуаншеру, великопрестольному князю с наследниками твоими, насладиться долгой мирной жизнью и плодородием страны от росы небесной. Будьте здравы в Господе».

ГЛАВА XXXI
ОТВЕТ hАЙРАПЕТА И КНЯЗЯ НА ПОСЛАНИЕ ЕПИСКОПОВ

«Грамоту, изложенную и написанную [вами], мы прочли и возблагодарили премного Бога непреложного, милостью своей являющего день за днем свои чудеса людям, им самим сотворенным, особенно у нас, благодаря вашим святостям, о, епископы, Давид и Иовел!

Я, Ухтанэс – католикос ничтожный, и Джуаншер – полководец и князь Алуанка желаем вам возрадоваться в Господе.

Мы неустанно благодарим Бога за животворящее спасение, ниспосланное нам Богом, за нескончаемые дары его и за святой Крест, который явился [здесь] среди нас, взошел, открыл и просветил очи наши. И потому мы неустанными устами и неустанным языком благословляем Господа нашего Иисуса Христа, благотворителя и чудотворца, дарителя всех благ, даровавшего нам пречистые дары Святого Духа. И хотя мы и далеки от вас телом, но близки душою, и [вы] помяните нас перед новообретенным Крестом. Возьмите вы [немедленно] сокровище благодати со святым Крестом и вместе с добродетельным и святонравным Исраэлом доставьте к нам с великой осторожностью, дабы и мы всеобщим собором поклонились ему с блаженным лобзанием. Будьте здравы в Господе!».

Прочитав письмо полководца Восточного [края] и святого католикоса, епископы – блюстители и надзиратели тотчас же взяли обретенное святое сокровище и вместе с Исраэлом немедленно прибыли в великий город Перож-Кават, ибо там пребывали великий князь Востока Джуаншер и епископосапет Ухтанэс вместе со всеми вельможами. Приняв светозарную благодать, они торжественно и долго преклонялись перед ней всей многолюдной толпой, [тут же] на площади. И преподносил князь святому Кресту дары и приношения, восхвалял аббата [Исраэла] вместе с католикосом и толпой народа. Затем повелел князь снарядить его в путь и отправить вместе с киотом светозарного Креста в обитель его, в Глхованк, находящуюся на горном плато на севере гавара Мец Куэнк. И простившись блаженным духовным лобзанием, каждый с радостью возвратился в пристанище свое.

ГЛАВА XXXII
СВАТОВСТВО И КРОВОСМЕСИТЕЛЬНЫЕ БРАКИ НАХАРАРОВ АЛУАНКА. ИХ ПРЕДАЮТ ПРОКЛЯТИЮ.

В те времена вельможи Алуанка осквернились кровосмешением противозаконным. Первый из них владетель Колта (ÎáÕÃ) из царской семьи, затем три семьи, в гаваре Аршакашен [семьи] Дастакерта, Чыншмии (ÖÝßÙdz), Мамшелуна (سÙß»ÕáõÝ) и на другом берегу реки Куры hЕджери (лç»ñÇ), семья Вараз-Перожа, носящего патив лакнара в Гисе в гаваре Ути, [семья] Варажна из Аражакана и семья Туерака.

Блаженный hайрапет Ухтанэс предал проклятию их бесстыдное прелюбодеяние и запретил беззаконные браки, но поскольку они не оставили свои злодеяния, то все они вообще были истреблены и стерты с лица земли. Затем святой hайрапет преставился Христу. Престол его унаследовал Елизар, муж добрый и благородный, бывший епископом Шаки, который также оказался среди других епископов, приглашенных на собор после смерти Ухтанэса. Некоторые злобно осуждали его прибытие на собор. После утренней службы собор хотел было избрать в католикосы некоего монаха, епископа города Пероз-Кавата. Но скверный бес поверг его на землю, на глазах у всех выдвинув против него грамоту обвинения. Тогда бросили жребий и, как некогда Матфий (Деяния, 1, 26), скромный Елизар, принял на том же соборе апостольский сан, [был рукоположен в католикосы]. Тем временем светскую власть по воле Божьей осуществлял счастливый Джуаншер в сей преходящей жизни.

ГЛАВА XXXIII
ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ О СВЯЩЕНСТВЕ СВЯТОГО МУЖА БОЖЬЕГО ИСРАЭЛА И ОБ ОБРЕТЕНИИ СВЯТОГО КРЕСТА

Так как блаженный муж сей [Исраэл] был лучезарным источником, то из обильных и сладких струй своих поил он многих, постоянно усиливая борьбу с врагом Енибом, как то обычно делали дети добродетели, выступая против него соперником храбрым и избранным. Подобно им и сей [муж] должным образом прославился во всей стране, украшенный справедливостью. Хлынуло от него, распространилось и дошло до обоняния многих сладостное благоухание святая святых.

И вот, точно так, [как когда-то] Святой Дух внушил помазать Давида**, великим первосвященником, [так и теперь] рукоположили [Исраэла], чтобы он имел власть стяжать души заблудших, как великий Петр, и принести жертву без порока, как мужественный Аарон, чтобы как ближние, так и дальние могли бы разделить его ликование и принять благословение от святой десницы его. Но вот что удивительно; совершились великие знамения, которые многим казались невероятными. Но они совершались изо дня в день по порядку, по воле высшего провидения. Почему и подходили к нему слова апостольские о том, что Господь «кого призвал, тех и оправдал, а кого оправдал, тех и прославил» (К Римлянам VIII. 28-30).

И вот через год, по повелению, внушенному свыше, святой иерей возжелал обрести желанный крест, сокрытый святым Маштоцем в селе Гис, что в гаваре Ути. Но так как он являлся настоятелем добрых братьев и старался исполнять заветы любви равно ко всем, то он облекся тайно в правду Божию и, заботясь об общей пользе, не стал оглашать перед народом тайного намерения своего, ибо избегал он людских похвал, оберегая себя от пороков тщеславия.

Вот почему он не захотел идти на поиски [креста] всей братией, но сделал соучастником своим лишь одного, избрав его из святонравных и почтенных иереев Вместе с ним он прибыл в вышеуказанное место, в одну старую церковь, не зная, однако, как отыскать и узнать место [креста]. Но тотчас же показалось чудесное видение над вершинами кипарисовых деревьев с густой хвоей, которые стояли по обе стороны святой церкви. Появилось светлое, лучезарное знамение, которое, подобно арке в небесах, соединяло вершины деревьев на высоте купола церкви. Оно постепенно скользило по вершинам кипарисов точь-в-точь как радуга в облаках, а затем отблески его, как от молнии, отразились на выложенной из камня и кирпича [небольшой] часовне с Крестом Христовым. И тогда святой муж сразу понял, что именно там и находится непохитимое сокровище. И он, опоясавшись, как [некогда] храбрый Авраам, тут же взял в руки заступ и начал копать в том месте с избранным им самим мужем. И когда яма углубилась на пять четвертей, а может несколько больше, вдруг показался старый, потемневший серебряный киот, на котором была надпись на армянском, греческом и сирийском языках, гласящая, что он содержит частицу животворного древа. В нем находился отлитый из серебра, позолоченный футляр в форме креста, а в нем уже [частица] от вечного Креста Христова. Возликовал тогда муж Божий, [обретший киот], много раз воскурил он ладан, возрадовался он светлой, как бы расцветшей душой и сочинил песню [духовную], мелодичную, подобную псалму играющего на лире Давида «Благословлю Господа во всякое время» (Псалтырь, 33, 2) и [другим псалмам] что в том же ряду, за то, что [Господь] подарил имеющим страх его Крест, который спасает их всегда от врагов. Взяв Крест спасения, он бесшумно перенес его в свою церковь.

В те дни, когда был обретен Крест, и он [т. е. крест] пришел, достиг покоища своего, произошло великое и чудесное знамение, и нельзя умолчать о великой славе Божьей, ибо как сам Кирилл – патриарх Иерусалимский в письме к Константину писал о явлении Креста, что «зарево света доходило до Елеонской горы, и не только одному или двум было видно оно, но всему множеству населения города ясно было видно». Именно так было видно явление света Креста [жителям] Восточной страны нашей. Ибо все увидели яркое сияние света, сверкающего как полыхающее пламя, которое опускалось с облаков небесных. Все увидели, как исходила и снизошла святая благодать на Всесвятой Крест – то как пламя, то как свет, то как звезда, что светится ранним утром. Не только мы, но вся страна была очевидицей явления лучезарного, великого, чудесного света. И пока сиял он на небесах вблизи храма Господня, он был виден не только жителям города, но и всем [жителям] окрестных городов и сел, мужчинам и женщинам, и даже пастухам, пасущим скот на горах и долинах, усердным труженикам полей, собирающим плоды, и многим странникам под открытым небом. То было в пятом часу пополудни, все они увидели лучезарные видения и с трепетом в душе поспешили вместе с другими [туда], [и присоединившись] к огромной толпе, уже собравшейся под открытым небом, утолили свое бурное желание, лобызая Святой Крест Христа. Так получили они благодать и милость от самого вожделенного оружия, принимая дары будущей прекрасной победы. На праздник Креста Господня из разных мест прибыли многие из правителей нашей страны, [однако] из-за чудесных и страшных знамений, которые явились над Крестом, они не посмели в ту ночь войти в церковь или заночевать в притворе. Но удалились, пошли на возвышенное место и всю ночь до самого утра там молились. А на рассвете, когда только взошло солнце, вошли они в притвор церкви и сразу же перед Крестом с трепетом и страхом начали торжества светлого Креста, совершили благодарственную литургию на алтаре.

После явления этих чудес вновь распустился и пышно расцвел носивший на себе Господа Крест могучий великой башни, уверовать в которого удостоил нас Бог постоянной своей заботой о нас, даривший нам в качестве опоры эту спасительную мачту с поднятыми парусами богопознания, отряды же чтецов и сонмы отроков [учащихся] оставались без него [богопознания], поскольку таинство было сокрыто от них.

Служитель Божий, который находился в той Старой церкви, во сне узнал о явлении Креста. И узнав об этом, этот муж сам добровольно отправился в гавар Мец Куэнк, в церковь Глхованк. И увидев там святого вардапета по имени Исраэл, пал ему в ноги, рассказал ему все содержание своего сна и попросил объяснить обстоятельства дела. Однако тот не согласился открыть ему таинство, и служитель возвратился к себе. На следующий день тому же мужу во второй раз приснился тот же сон, и он нарисовал крест, [увиденный во сне], принес и передал мужу Божьему. И вот, святой [муж], увидев это, понял, что это вдохновение свыше и открыл ему таинство и показал тот животворный Крест, под угрозой наказания взяв с него клятву никому не рассказывать об этом. И хотя он многажды поклялся никому не рассказывать, однако через несколько дней, нарушив клятву, поехал к католикосу и рассказал все ему и многим другим, ибо не следовало истине оставаться сокрытой. Узнав об этом, hайрапет Елиазар весьма удивился благовествованию о даре и по желанию князя Джуаншера немедленно направил Исраэлу грамоту с повелением доставить ему чудом обретенный Крест Христов.

И тот, повинуясь повелению hайрапета, поспешно прибыл в святую церковь, куда прибыли также сам великий князь и святой hайрапет в сопровождении всех знатных вельмож и где они воочию увидели новообретенный Крест Христов, сокрытый в хранилище святым Маштоцем собственноручно, [тот самый крест], которым он обращал [в христианство] страну Алуанк от заблуждений идолопоклонства, [крестив] в светлой, возрождающей купели благодати. Поклонившись Святому Кресту, они возвратились в радостном ликовании, прославляя Дарителя дара вожделенного.

Тогда возвеличен был священник Божий Исраэл перед католикосом, князем и в глазах вельмож. И получил он позволение от них смело делать все. Через несколько дней по причине новых и великих чудес, много раз повторяющихся на кипарисовых деревьях, он захотел преподнести дар Кресту, изготовив из них нечто наподобие Креста Господня.

Он немедленно пригласил наемных мужей, искусных мастеров и заказал им изготовить крест, украсить его резьбой, изображающей все деяния Господни.

Узнав об этом, епископосапет и Джуаншер тотчас написали мужу Божьему Исраэлу, чтобы и они были уведомлены [о времени] освящения Креста, дабы прибыть туда на [освящение] и помазание Святого Креста. Муж Божий с великой радостью дал свое согласие и закончил все приготовления священного праздника, достойного светлого Креста. Однако они из-за лени своей не прибыли в назначенное время. Тогда видение явилось святому hайрапету Елиазару, чтобы он не медля отправился на помазание Креста Христова. Поднялся он рано утром и, взяв с собой необходимое, поспешно прибыл в указанную церковь в епархии Гисаван.

В то время великий князь находился на юге в гаваре Сисаван. И поскольку, и словом, и делом hайрапет Елиазар уподоблялся апостолам, то он мстительно разгонял суеверные заблуждения и всячески способствовал процветанию истины, считая ее венцом своей славы и являясь защитою истинной веры. Он старательно учил добродетельному православию, поклонению [пресвятой неслиянной] Троице. И понял блаженный муж [т. е. hайрапет Елиазар], что чудесное видение, которое некогда явилось иерею Исраэлу, было следствием его великой веры в Бога, и потому признал его служителем Божьим. Взяв частицу Святого Креста Маштоца, он вложил ее в новоизготовленный из [кипарисовых] досок футляр в форме креста, помазал его благовонным елеем и установил посреди церкви, как того желал [Исраэл]. [Затем] с великой радостью, пышно и торжественно он совершил освящение Креста в присутствии церковной братии и толпы верующих, обильно воскурив ладан.

ГЛАВА XXXIV
РОКОВАЯ СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДЖУАНШЕРА

Случилось так, что в то время великий князь Джуаншер отправился в горные местности с намерением провести там праздничные дни года в веселых гуляниях в сопровождении песнопений гусанов. Прославленный и воспетый Джуаншер, полководец статный, благоразумием своим покоряющий всех своей власти, счастливо в избытке одаренный всеми благами земными, гордо возвысился [над другими] своей доблестью и разумом. Но вот этот славный и желанный муж впал в объятия обольстившего его порока и так как стал идти против заповедей Божьих, лишился своей прежней славы, вся его [слава] обратилась в паутину, и все его благолепие было развеяно.

В летние знойные дни этот дивный полководец, взяв с собой знатных вельмож и намесскую дружину, поднялся на склоны высоких гор, где, прогуливаясь по усыпанным цветами лугам, они наслаждались их тишиной и проводили дни в удовольствиях и изобилии. А когда прошли палящие знойные дни и наступил высокий и великий праздник Креста, он снялся с тех мест и прибыл в гавар Ути, в город Партав, где находился построенный и украшенный им храм, чтобы там, во время торжественного праздника поклониться Богу с великими дарами. И пока славный Джуаншер в великой радости отдыхал там, некий муж, нечестивый и гнусный, охваченный пороком Каиновым, забыв любовь его [Джуаншера] к нему, [забыв] великие почести и уважение к дому отца своего, которые оказывал [Джуаншер], замыслил умертвить его и, приманив в [сети] коварства некоторых друзей, сделал их своими сообщниками.

Замышляя злодеяние, он соблазнил Джуаншера на прелюбодеяние и лукавыми словами уговорил его предаться скверным наслаждениям.

И вот, в первом часу пополуночи, когда равнодушные воины его вооруженной стражи спали спокойно и безмятежно у ворот дворца, вышел князь на тропинку, тянувшуюся между цветниками сада, без щита, имея при себе лишь меч свой, а злодей Ениб – предатель Варазо, взяв царский палаш, меч булатный и щит с золотым пупком, коварно прошел вперед, как бы заменяя оруженосца. Сам он, этот безбожный злодей, под кафтаном был одет в кольчугу. Когда они прошли середину сада и приблизились к стене, огораживающей просторный царский двор, непобедимый Джуаншер, как мудр был во всем другом, так и тут, разгадал злой умысел коварного убийца. [Вдруг], услышав [впереди] звон доспехов, князь испугался и оробел, полагая, что это большой заговор с целью убить его и потому решил незамеченным тихо вернуться во дворец. Но безбожный убийца, который заранее уже наполовину вынув меч из ножен, был наготове [выхватил его, повернулся], внезапно нанес храброму князю удар и тяжело ранил его, ибо тот был без лат. И все же [убийца] не сумел быстро одолеть его. Зарычав, как лев, [Джуаншер] также выхватил меч, но сила Всевышнего покинула его, предав его в руки того, кто был обласкан им же. Когда в первый раз князь бросился с мечом на безбожника, тот, укрывшись щитом, стал перед ним. Меч [князя] вонзился в пуп щита, и князь не смог вытащить его, меч так и остался там. А тот, исполненный звериной ярости, в бешенстве наносил удар за ударом, изранив все тело князя, как ядовитый змей или хищный зверь, яростно и беспощадно изрубив его и заколов мечом и палашом, он повалил наземь господина своего. Полагая, что [Джуаншер] испустил дух или уже умирает, убийца господина своего, не замеченный никем, ушел оттуда и пошел к себе домой, чтобы отвести от себя подозрение, будто он, ничего не зная, спит себе спокойно.

А между тем кто-то узнал о происшедшем и поднял тревогу. И толпа собравшихся там людей все росла. Один из двоюродных братьев преступника [пришел к нему] и рассказал о последствиях, совершенного им преступления, и тот, вскочив на коня, поспешил скрыться.

Тогда один из патрикиев, племянник князя, взяв полсотни воинов из своего намесского легиона, бросился в погоню вслед за убийцей. Но, не надеясь догнать его, они направились к северу в гавар Арцах, исполненные жажды мщения. Они разграбили дом его отца и, взяв шелковые и парчевые ткани, разноцветные ковры, золото и серебро, драгоценную утварь и мебель, а затем, разрушив и предав дом его огню, возвратились с воплями и плачем, [горькими] слезами оплакивая князя. Но в нем еще было дыхание, он еще жил несколько дней. [Созвав] сыновей своих, он раздал каждому из них сокровища и титулы, определил каждого правителем в своем уделе и, обескровленный от смертельных ран, скончался.

Немало смут тогда произошло в Алуанке, ибо вооруженные люди столпились у дворца, собрались знатные вельможи, и вся страна наполнилась плачем и воплями, тяжелыми стенаниями оплакивали они смерть князя. Вот какое неутешное горе и тяжелый удар нанес [убийца] нашей стране.

Тогда выступил некий ритор по имени Давтак, знающий художественный слог, начитанный и искусный в упражнениях стихосложения и выдающийся толкователь. И стал он восхвалять князя красноречиво и пышно, сочиняя гладко подобно искусному писцу. Много дней тому назад он прибыл ко двору и находился там. И когда весть о неожиданном убийстве великого полководца пронеслась по нашей стране Восточной, он сочинил этот плач о благодетельном Джуаншере строфами [начинающимися с букв] по порядку [армянского] алфавита.

Вот что он говорил.

ГЛАВА XXXV
ПЛАЧ НА СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДЖУАНШЕРА

[²]О, дух искусства Божественного слова,
Сочини же ныне печальные элегии,
Чтобы голосом скорбным и дрожащим
Оплакивать непрестанно нашу тяжкую утрату.

[´] Великое крушение произошло в стране Восточной,
И гул разрушения разнесся по всей земле,
Народы и племена да услышат глас мой,
И все земнородные да горюют со мной.

[¶] Сокрушен утес могучий и живой,
И стена неприступная развалена.
Сокрушена разумная башня.
Ограда строения разрушена до основания.

[¸] Покой наш обратился в горькие вопли,
Орды разбойничьи осадят нас теперь,
Ибо разрушено славное царство,
И луч дивной власти нынче погас.

[º] Сбылись над нами все те проклятия,
Которыми грозил пророк Исайя.
В день праздника воздвижения Креста Господня
Ввергли нас в скорбь и великое горе.

[¼] Вырыли безвыходную бездну гибели
Чтобы властелина доброго столкнуть в нее
Дух заблуждения убийцами водил.
И коварно скрывали западню смерти.

[¾] Сидел он молча, как лев в логовище своем,
И в страхе, онемев, дрожали враги.
А князья и родоначальники все
С трепетом и любовью повиновались ему.

[À] По всей земле пронеслась слава его,
Имя его долетело во все концы света,
Силу разума его и гениальную мудрость
Вся вселенная торжественно прославляла.

[Â] Император греческий и царь страны южной
Рады были узреть владетеля [Алуанка].
С радостными приветствиями принимали его,
Почестями и славой венчали его.

[Ä] Но вот нежданно обрушилась беда.
Неотступный разврат предстал перед нами.
Прогневали Творца своими проступками,
И предал Он гибели правителя страны.

[Æ] Удалились прочь хранители его.
Силы небесные покинули его,
Ибо Господь удалился в тот черный день,
Оставив его злодею на попрание.

[È] Искуситель-враг свою натянул тетиву,
Отточив, как меч, коварство свое,
Жестоко, смертельно изранил его ночью,
Как было истреблено племя Моава.

[Ê] Коварно отведя в сторону князя,
Безжалостно наносил он рану за раной.
Ты был горд и прославлен среди племен вселенной,
И строго наказывал тех, кто тревожил тебя,
Но вот изменило солнце свой путь,
И восстали на тебя сыновья твоих слуг.

[Ì] То злое рождение, что согрешил ему,
Сын беззакония, истерзавший его,
Окутанный проклятием да пойдет он по свету!
Блуждать и скитаться ему, как Каину.

[Î] Преграждены да будут тропы его бегства,
Хищные птицы да кружат над его головой,
Пусть вороны из ущелья устремляются за ним,
И звери хищные поджидают его.

[Ð] Да будет послан ему огонь Ирода,
Пусть страшные муки воспламеняются в нем,
Да родятся в нем и черви и мошки
И снедают тело убийцы владыки своего.

[Ò] Рука, поднявшаяся убить господина,
И ноги поправшие образ его дивный,
Да покроются проказой и иссохнут,
И моль снедающая да источит его.

[Ô] На покой лечь ему под тенью терновой,
Детеныши ехидны да ужалят его.
Яд василиска да вольется в него,
И потрескается страшно вздутое тело.

[Ö] Был нам лампадой истинного мира,
Был кормчим, покоряющим бешеные волны,
Наш доблестный [князь] Джуаншер,
Усмиряющий гнев пленителей всяких.

[Ø] Слова мудрые сыпались из уст его, как жемчуг,
И жизнь его была чиста и светла.

[Ú] Просыпался ото сна, как львенок по утрам,
И, хватая, раздавал куски мяса овнов.

[Ü] Телом он дремал, но бдящей душой
Храбро вел колесницу Ареса меж звездами,
Неся [в руках своих] цветок мудрости.

[Þ] Дары благоверия обильно лились, как кровь из бока Иисуса
А из лона его, широкого, как море
Бессмертия исходило благоухание, как от Духа Святого.

[à] Стенания мои не плачь русалок или страусов,
Но горький вопль амбаруев по детенышам своим,
По вас, оставшимся в покинутом им городе.

[â] Исключить бы из времени эти горькие дни,
Этот день, когда настала твоя печальная смерть.
Иссохнуть бы тому, кто истерзал тебя.

[ä] Ты солнцем ярким был для нас, немеркнущим светом;
Какая ночь теперь несусветная тьма!
Какое непроницаемое тело закрыло твое лицо,
Бросив на нас, твоих ближних, нерассеиваемую тень!

[æ] Охвачен пламенем, сгораю я в тревоге, видя,
Твой высокий трон, лишенный тебя.

[è] Твой уход закрыл путь утешения
И потому льют ручьи слез очи мои,
Горем израненные, оплакивающие тебя.

[ê] Твои любимцы сгорают любовью твоей.
И помнит любовь твою каждый;
О, если б было можно нам как ладану благоуханному
Вскуриться на могиле твоей.

[ì] Утеряна корона наша, сокрушен престол,
И слава дивная захоронена с тобой.

[î] Тивериадский залив и горы Ливана,
Что наслаждались твоим образом [дивным],
[Теперь], слившись в единое око, обращенное к ветру северному,
Спрашивают о тебе. Но нет тебя.
И гунны рубят топором гранатовые деревья.

[ð] Многие венценосцы оделись в траур по кончине твоей.
И покрылись пылью ложа новобрачных.

[ò] Все плачут и рыдают, и горькие льют слезы.

[àô] Иссыхают страдая, пребывая в пустыне,
Как пернатые, потерявшие своих птенцов.

[ö] Спешат сбросить с себя опороченную славу,
На твоем примере убеждаясь вновь и вновь,
Что никому не дано остаться на этом свете.

[ø] Хотелось бы еще многое сказать страдая неустанно,
Но слаще всего почить с тобою.

ГЛАВА XXXVI
О ВСТУПЛЕНИИ ВАРАЗ-ТРДАТА НА КНЯЖЕСКИЙ ПРЕСТОЛ ДЖУАНШЕРА. ГУННЫ МСТЯТ ЗА СМЕРТЬ ЕГО. [ВАРАЗ-ТРДАТ] ЗАКЛЮЧАЕТ МИР С ГУННАМИ

Затем, когда прошла печаль, утихло горе, и мучительное бедствие было несколько позабыто, все князья страны этой – нахарары и родоначальники, наместники, правители, вельможи пришли к великому архиепископу Елиазару думу думать о мире и благе страны Алуанк. Заботясь о власти в стране, они единодушно избрали одного нахарара, возвеличенного императором в сан апуипата патрикия, по имени Вараз-Трдат сына Вараз-Перожа, брата Джуаншера. Католикос и князья страны в единодушном согласии спешили как можно скорее завершить это дело. И тут же все вельможи распустили свои знамена с изображениями зверей, протрубили в трубы, подняли его на щит с золотым пупком и трижды подбросили его [вверх] восхваляя его.

Вот таким образом с превеликим ликованием, передав ему сан первого князя отеческого престола, они преподнесли новому правителю дары и подарки. Доблестный Вараз-Трдат еще прежде отличался своей мудростью, относясь ко всем с любовью и заботой. А когда достиг он престола правителя [страны] своими мудрыми и ласковыми словами, покорил и склонил к себе, сердца всех, хотя некоторые его родичи и завидовали ему, и вынашивали бесплодные мысли. Терпеливый, кротостью своей он подчинил себе страну в пределах прежнего владычества и скоро завладел также славной столицей Партавом.

В то самое время полководец и великий князь гуннов Алп-Илитуер, взяв с собой многочисленное свое войско и прибывших из разных мест страны Говг доблестных людей, вооруженных военачальников, со знаменами, отрядами лучников и щитоносцев, а также всадников, одетых в латы и шлемы, вторгся в страну Алуанк и стал опустошать [области] у подножия великих Кавказских гор и поселения гавара Капалак, как бы мстя за кровь Джуаншера. Сам он во главе своей многочисленной дружины пролетел через долины и, переправившись через реку Куру, перешел в гавар Ути, и стал сгонять людей и скот из того гавара, грабил и угонял всех в полон. Затем все они [гунны] возвратились и расположились лагерем в долине у пределов Лпинка.

Князь же Алуанка Вараз-Трдат, узнав о том, что многочисленные полчища [гуннов] беспощадно разрушают все, грабят и уводят в плен [народ], весьма огорчился и пришел в недоумение. Затем отправил он к князю гуннов великого епископосапета Елиазара, чтобы через него выразить ему свою верную покорность и любовь, которую он [Вараз-Трдат] питал к нему, как к любимому брату, и передать, что они не причастны к убийству Джуаншера, и это преступное злодеяние совершено рукою одного подлого и мерзкого человека. Все это передал католикос Алуанка князю гуннов, добавив еще много изречений божественных, незнакомых тому, приблизив его тем самым ко страху и любви к Богу, склонив его к миру и нерушимой дружбе. Так он [Елиазар] убедил князя гуннов стать защитником и подмогой власти его [Вараз-Трдата]. И тот, [сняв лагерь], вернулся в свою страну.

ГЛАВА XXXVII
О ПРЕУСПЕВАНИИ ВАРАЗ-ТРДАТА И ПОЛУЧЕНИИ ГАhА И ПАТИВА ОТ [ПРАВИТЕЛЕЙ] РАЗНЫХ СТРАН. КОНЧИНА ДАВИДА, ЕПИСКОПА МЕЦ КУЭНКА. ПРЕСТОЛ ЕГО ЗАНИМАЕТ ИСРАЭЛ, СДЕЛАВШИСЬ ДОБРЫМ ПАСТЫРЕМ

После этого Вараз-Трдат, милостью Божьей избранный князем, день ото дня преуспевал в управлении страной. Могучим и царственным властелином тачиков он был утвержден на [княжеский] престол, получил право быть наместником Восточного края и властвовать над всем царством Алуанк и гаваром Утик. Побеждая и подчиняя себе всех, он радостно и твердо правил в своих пределах. В это самое время присоединился к отцам своим hайрапет Мец Куэнка блаженный Давид, который за свое рвение к добру был прозван добрым на земле, а на [небесах] сделался участником торжеств ангелов. Так как паства его осталась без пастыря, а церковь [пребывала] в печали, то благочестивый князь Алуанка посоветовался со своим полководцем и с католикосом [Алуанка] и со всеми епископами и нахарарами, чтобы поскорее осуществить божественное таинство, и говорит: «Давайте этого избранника Божьего Исраэла, мужа добродетельного назначим на престол божественного блюстителя в гаваре Мец Колманк, чтобы просвещал он их как мудрый законоучитель, согласно повелению Божьему». А он [Исраэл] хотя вначале противился, но когда принудили его княжеским повелением, не стал дальше упорствовать, вспомнив апостольские слова: «…Если кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Послание к Тимофею 3, 1), а также вспомнил он видение, явившееся ему в юные годы в святой церкви в городе Валаршапате, и потому, воскликнув, сказал: «Да исполнится воля Божья».

Тогда князь срочно отправил мужей старейших из числа главных нахараров, чтобы они немедленно доставили к нему [Исраэла]. Те, прибыв в гавар Миджнарцах, нашли его в своей обители, в Глхованке. Там и был созван собор иереев епархии. Затем оттуда они были снаряжены в путь о соответствующей грамотой и [вместе с Исраэлом] прибыли к католикосу и князю Алуанка и представили им воспитанного в святости Исраэла в монашеском облачении. Взяв похвальные грамоты паствы [католикос и полководец] заключили соглашение между сторонами, которое затем скрепили печатью полководец и нахарары.

Оказав ему [Исраэлу] нужные почести, католикос рукоположил его в епископы гавара Мец Колманк и отправил его в свой гавар с многочисленной свитой и с грамотой о посвящении. И прибыл он в прежний епископосаноц [в кафедральную церковь], называемый Талдзанк [î³ÕÓ³Ýù], где был встречен сопрестольниками своими, старейшинами и всем народом с пышными почестями. [А сам Исраэл] проповедовал свое учение лучше, чем кто-либо прежде. Взяв крест славы, простирая руки, он возносил Богу молитвы о благе страны своей. И был он славен своим воздержанным благочестивым образом жизни, объезжал все гавары своей епископии и силой наставнического дара утверждал население в соблюдении заповедей православной веры.

Таким вот образом и примером своим он осуществлял богоучение, еще более озаряясь любовью Христа.

ГЛАВА XXXVIII
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВАРАЗ-ТРДАТ ОТПРАВЛЯЕТ ЕПИСКОПА ИСРАЭЛА В АРАРАТСКУЮ ОБЛАСТЬ К ВЕЛИКОМУ hАЙРАПЕТУ АРМЯНСКОМУ САhАКУ И К БЛАГОЧЕСТИВОМУ КНЯЗЮ ДЛЯ УКРЕПЛЕНИЯ ЛЮБВИ

В то время у благочестивого князя Вараз-Трдата возникла мысль отправить епископа Исраэла к великому католикосу армянскому и к благочестивому князю Араратской области с целью укрепить любовь и согласие с ними. [Узнав о прибытии Исраэла], они вышли ему навстречу, оказывая великую любовь и почести. Они дали ему отдохнуть [с дороги] и некоторое время погостить в [прославленном] на всю вселенную городе. Перед этим князь и великий полководец Армении перевез в город Валаршапат Араратской области превосходные мощи мученика Христова святого Григора, все кости его из Тордана, что в гаваре Даранали и поместил их под сводами церкви, построенной незадолго до этого великим Нерсесом во имя святого Григора. Епископ Исраэл пал [на колени] перед католикосом и полководцем армянским и стал усердно умолять их исполнить желание его души, его просьбу: «Дайте [мне], говорил он, частицу от мощей святого Григора», но те не соглашались, говоря, что они никому еще не давали от мощей святого Григора, что они не имеют права взять от мощей и передать ему.

Тогда он обратился за помощью к княгине hЕлинэ (лÕÇÝ¿), госпоже Великой Армении. Она сама была родом из наhанга Алуанк и потому помогла ему. Окруженная свитой, она явилась к католикосу и попросила не отказать [Исраэлу] в его просьбе о мощах. Она уговаривала также и супруга своего, полководца Армении, дать ему от мощей: «Исполните просьбу, дайте [частицу] от мощей великого Григора на долю моей страны и дому отца моего, посланцу страны моей, чтобы исполнилось его желание и чтобы уехал он от нас с радостным сердцем». Тогда человеколюбивый Бог возбудил в сердцах обоих единодушное согласие дать ему частицу от законоучительной челюсти великого Григора, исповедовавшего Христа. Тот, приняв желанное сокровище от них и будучи удостоен великих почестей, простился с ними и, уповая на милость Божью, пустился в обратный путь. Так они ехали со светлой славой и через немного переездов с радостным сердцем благополучно прибыли в свою страну. Здесь принесенную святыню он поместил в своей обители – в Глхованке.

ГЛАВА XXXIX
СОВЕЩАНИЕ КНЯЗЯ ВАРАЗ-ТРДАТА СО СВОИМИ НАХАРАРАМИ ОБ ОТПРАВКЕ ЕПИСКОПА ИСРАЭЛА В СТРАНУ ГУННОВ ДЛЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПЕРЕМИРИЯ

На шестьдесят втором году южного царства надменного Магомета, Вараз-Трдат, князь Алуанка, посоветовался с нахарарами – родичами своими и католикосом Елиазаром и сказал: «Эти подати, которыми обложило нас лютое племя тачиков, слишком уж тяготеют и теснят нас. Другое невыносимое бедствие для нас – это набеги полчищ гуннов на нашу страну, повторяющиеся из года в год. Так, насилие неприятелей с двух сторон разорило и опустошило нашу страну. Давайте, близкие мои и любимцы, изберем епископа одного из нашей страны и отправим его к [этим] двум государям для нашего же спокойствия, чтобы он с Божьей милостью склонил их к миру и нерушимой дружбе с нами, чтобы мы не смотрели на них с опасением и враждой».

И когда все князья и нахарары согласились с ним, тут же выбрали мудрого и скромного епископа гавара Мец Колманк по имени Исраэл и настоятельными просьбами [уговорили] отправиться [к гуннам]. И так как своей благопристойной жизнью и мудростью души он истинно отличался среди всех остальных и умел завоевывать души других и не преступал заветов покорности и любви, то он согласился немедлено двинуться в путь в далекую страну гуннов.

Тогда приготовили дары и подарки [для царя гуннов], снабдили продуктами его и тех, кто должен был сопровождать его в дальную дорогу, и восемнадцатого числа месяца меhекана отправили в путь. Выступив с миром из города Пероз-Кавата, они перешли великую реку Куру, пересекли границу Алуанка и на двенадцатые сутки [достигли] города лпинов, откуда навстречу ему вышли все жители города и приняли его с радостью и почестями, которые подобали его епископскому сану, тем более, что приближался праздник богоявления Господня. Прибыв в город, они остановились на отдых и совершили там вечером праздник. Оттуда они перешли в страну чилбов, что у склона великой горы. Там, на склонах Кавказских гор, дующие с севера холодные зимние ветры подняли страшную вьюгу. Трое суток они не могли даже глаз открыть, чтобы отыскать дорогу. Крайне утомленные, они [путники] были встревожены борьбой дьяволов, поднявших вой и гром, но не сумевших напугать все же мужа Божьего. Взяв в руки Крест, он [Исраэл] велел всем опуститься на колени [и помолиться]. [Затем] они вместе с ним поднялись на гору, называемую Вардедруак. Силою божественного Креста и молитвами великого епископа утихли ветры, усмирилась вьюга, и они перевалили через вершину громадной горы. Но еще много дней после этого не было видно ни звезд, ни солнца и держались крепкие морозы. Так, утомленные и обессиленные они шли еще много дней, пока не прибыли в древнюю царскую резиденцию, в ту самую, где был удостоен венца мученика католикос Алуанка святой Григорис, внук великого Григора. Выйдя оттуда, через несколько дней они достигли ворот Чора, вблизи Дарбанда.

Там горожане с большими почестями приняли их, а затем и проводили дальше. [Наконец] накануне сорокадневного поста они прибыли в великолепный город Варачан. Узнав о его прибытии, великий князь гуннов вышел ему навстречу с приветствием, принял с великой радостью, оказав его святейшеству должные почести и уважение. А когда наступили светлые дни сорокадневного поста, он [Исраэл] был принят горожанами с великой любовью, они были рады ему и оказывали почести, особенно сам радетельный князь и благородные вельможи. Увидев этот радушный прием и лобызания святой любви, обрадовался весьма епископ и поблагодарил Христа за его неизречимые дары. Так, после утомительных трудностей он долгие дни отдыхал, в течение которых, однако, слышал много богохульств и видел суеверие несчастного, но приветливого народа. Он был огорчен и опечалился, увидев множество зла и раздвоение веры, ибо были люди, которые называли себя богопоклонниками, но отреклись от силы [Бога] и были чужды ей.

ГЛАВА XL
ЕПИСКОП ИСРАЭЛ ПРОПОВЕДЯМИ СВОИМИ ОБРАЩАЕТ ГУННОВ В ВЕРУ ХРИСТИАНСКУЮ. УВИДЕВ ЧУДЕСА, ОНИ ПОКОРНО ВНИМАЮТ ЕМУ

Преданный сатане, народ этот, охваченный заблуждением древопоклонения, по северной холодной глупости своей вздорные и ложные верования, скверные языческие обряды свои считал выше [других]. Если громогласное огненное сверкание молнии, обжигающее эфир, поражало человека или другое животное, то они считали, что это жертва, посвященная богу Куару, и служили ему. И еще почитаемому ими идолу какому-то, огромному и безобразному богу Тангри-хану, которого персы называют Аспандиат, приносили в жертву коней на кострах. Не имея вовсе здравого суждения, они предавались всяким заблуждениям. Трубили [в трубы] и били в барабаны над трупами, ножом или палашом делали кровоточащие надрезы на своих щеках, на руках и ногах. То было адское зрелище, когда совершенно нагие мужчины – муж за мужем и отряд за отрядом – бились мечами на ристалище у могил. Многочисленные толпы людей состязались друг с другом, а после предавались разврату и скакали на лошадях то в ту, то в другую сторону. Кто плакал и рыдал, а кто забавлялся по дьявольскому обычаю своему. Они забавлялись, резвились, пускались в пляски и предаваясь скверным поступкам, погружались в мрачную мерзость, ибо были лишены света Творца. Они приносили жертвы огню и воде, поклонялись каким-то богам дорог, и луне, и всем творениям, которые в глазах их казались удивительными. И еще преданные похотливым желаниям, [присущим Афродите], по диким языческим нравам своим жен отцов своих брали себе, или два брата брали одну жену, или [один] брал много разных жен. Имея много разных безобразных обычаев и суеверных обрядов, не могли они увидеть и познать Солнце справедливости.

Услышав и увидев их злонравные верования, пагубное поклонение идолам и развратные обычаи, [епископ Исраэл] денно и нощно молился Богу о спасении [этой] страны, дабы найти средство обратить их [в христианство]. И тогда по велению его было установлено время богослужения, чтобы все гунны-вельможи, азаты и рамики собрались поклониться святой церкви и выслушать божественные заветы. Тогда они собрались в Господнем доме – князь и толпа народа, выражая желание выслушать речи епископа, и говорили друг другу: «Давайте послушаем от него слова утешения, ибо он есть проповедник святого христианского учения, возвещающий миру заветы Святого Духа.

Увидев их готовность охотно выслушать его, [Исраэл] начал свою проповедь о вероучении божественных книг. Он говорил им: «Дети мои, обратитесь [в христианство] и познайте Господа Бога, дабы Он умилосердился и даровал вам жизнь. Ибо Он есть Господь и Творец всего. Оставьте отныне свои скверные верования и не поклоняйтесь больше творениям, ибо все это от дьявола и губит души. Ибо никто не может служить одновременно двум господам, никто не сумеет одновременно испить чашу Господа и чашу дэвов и невозможно отведать от стола Господа, отведав в то же время от стола дэвов. Да забудет Бог грехи ваши, совершенные сознательно или несознательно, и да ввергнет вас в горнило познания в назидание справедливости. Тот, кто просветил всю вселенную богоприемлемой купелью, рассеял мрак и тьму погруженных в неведение языческих народов, явив им свет истинной веры, просветит и вас своей лучезарной милостью, лишь только приступитесь к Богу несомневающимся разумом, любовью твердою и утвердитесь во славе Сына Божьего. Исповедуйте и веруйте в святую Троицу. Ибо и сонмы Серафимов славословящими голосами трижды воззвали: «Свят, свят, свят Господь! Вся земля полна славы Его!» (Исаия, 6, 3) Не видите ли вы силу триединого божества, как завещали нам прежде божественные апостолы и мученик Христа – Григориос, что Отец от Себя, Сын от Отца, а Дух Святой из сущности их. И вся земля полна славы Его т. е. проповедано будет сие Евангелие [Царствия], согласно слову Спасителя (Матфей, 24, 14), во свидетельство всем язычникам, оно распространилось по всей вселенной и наполнило ее, как об этом гласит псалом: «По всей земле проходит звук их и до пределов вселенной слова их» (Псалтырь, 18, 5). А другой пророк говорит: «[Ибо] земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Исаия, 11, 9).

И вот видим мы сегодня, что и над вами воцаряется слово Божье и, распространившись, плодоносит на нивах ваших сердец; благодаря трудам искусных земледельцев зерно принесло обильный урожай – иное сто, иное шестьдесят, и иное тридцать (Марк, 4, 8, 20). И если столь плодородны ваши нивы, то зачем же вы позволяете смертоносной птице опускаться на целомудренную и цветущую ниву вашего разума? Разве не знаете вы, что праотец наш Адам, по этой именно причине, был изгнан из рая и унаследовал поросшую тернием и волчецом землю, о чем повествует и апостол. Когда беззаконный князь пожелал стать Богом, то простер он руку и связал всех людей грехами. Он же, сгорая от зависти к первосозданному [человеку], за то, что выделил его [Бог], возбудил в нем непокорность и соблазнил Каина коварной мыслью убить брата. Этим убийством он и его несчастный род стали отцами всех телесных грехов, сомнений и семени проклятий, о чем и говорится в книге Бытия: «И взял себе Ламех две жены» (Бытие, 4, 19), а Иувал, сын Ламеха, сочинял песни, изобрел лиры, а также трубы, арфы, барабаны и все другие [музыкальные орудия], издающие звуки, которыми призывали к идолопоклонству и возбуждали страсти к прелюбодеянию.

К этому призывал и Навуходоносор, который иступленными звуками металлических инструментов созывал толпы людей поклоняться и приносить жертвы отлитому из золота громадному истукану в день торжественного праздника его.

Не видите ли беспредельной злобы племени Каинов, поклонявшегося дьяволу? Ведь как убийство произошло от сатаны, так и двоеженство, и создание музыкальных орудий следствие его же, искусителя, подстрекательства. Так они [потомки Каина] погрузились в прелюбодеяние и развратные помыслы, смешавшись с проклятыми дочерьми племени сифов. И взамен добрых обещаний Бог послал им в наказание потоп водный и всемирную погибель. И лишь Ной, поскольку он один оказался праведным среди племени своей святостью, повелением Бога был спасен со своим семейством от наказания – потопа. Так удостоились уважения и вознаграждения вера и святость.

Вот и Ханаан (Бытие, 9, 18), как рассказывается, был проклят за наглость Хама (Бытие, 9, 22), осмеявшего [Ноя]. «Проклят Ханаан; отрок, раб рабов будет он у братьев своих» (Бытие, 9, 25). Видим мы, что из рода его произошел исполин Нимрод (Бытие, 10, 6-8), который бесовским колдовством соблазнил все народы собрать камни для столпотворения. Сам же, возгордившись своим исполинским ростом и колоссальной силой, стал царствовать над всеми остальными, как о том и писано: «Царства его вначале составляли: Вавилон» (Бытие, 10, 10). Мы узнали также из историй некоторых летописей, что и после разрушения столпа и смешения языков Нимрод, крайне возгордившись, уподобив себя богам, велел своим искусным ваятелям изготовить свои статуи из серебра и меди, отделать золотом и назвал их своим именем. Многие племена из этих заблудших народов приносили жертву его изображению. Такими вот теперь я вижу и вас, [вижу], как вы, колеблющейся душой преданные суевериям, блуждаете тут и там по нехоженным стезям, поддавшись обману колдунов и чародеев, ворожителей халдеев и некоему дикому исполину Аспандиату, которому приносите в жертву лошадей. И не можете понять того, что почитатели нечистых [сил] сами не могут быть чистыми. Ибо как нечисты и поганы капища, так мерзки и скверны перед Богом все те, кто приносит жертву Аспандиату, согласно Писанию: «…Мерзок перед Господом развратный и с праведными не имеет общения». Вы также почитаете богом и называете спасителем молнию небесную, которая сверкает во время грома. Подумали бы вы, о, невежественные люди, куда же деваются молнии облаков и громов раскат на те шесть месяцев, пока свирепствуют зимние морозы? Разве не по мановению Творца нашего Бога сверкают молнии и не по повелению ли Его перестают и усмиряются они, не смея являться в зимнее время? Ясно из этого, что они не боги, но творения Бога Творца. И заблуждаетесь вы жестоко, не внимая словам: «Боги, которые не сотворили, неба и земли, исчезнут с земли…» (Иеремия, 10, 11). Смотрите вы и знайте, что [лишь] Господь Бог есть изначальное, и прежде Его нет никого. Он Творец всего, видимого и невидимого. [Бог] единородный Сын, рожденный от Отца. [Бог] и Дух Святой, что из существа их. Ими и сотворен мир.

Отбросьте впредь свое старое заблуждение и поганое идолопоклонство, обновитесь обновлением разума своего, чтобы избрать себе лучшее. Ибо Иисус Христос появился на свет, чтобы спасти грешных. Придите, обратитесь к нему путем раскаяния. Не поклоняйтесь [больше] солнцу и луне, но [поклоняйтесь] Богу, сотворившему солнце и луну, небо и землю, море и все, что в них. Тем, кто поклоняется солнцу и луне, достанется на долю огонь неугасимый. Те, кто приносит жертвы водам, как камни утонут во глубине вод. О тех, кто [поклоняется] лиственным деревьям, принося им дары, так сказано в Божественном Писании: «Зажжется огонь на всяком древе в поле и пожрет беззаконников и не погаснет» (Иеремия, 7, 20). О тех же, кто вешает на себя золотые или серебряные изображения змея, Писание гласит: «Ни серебро их, ни золото их не может спасти их в день гнева Господа» (Софония, 1, 18), который в силах снять тяжкое бремя страданий и вечного ада с грешных ослушников, которые столь же нечестивы, сколь и язычники». Все это и еще многое говорил великий Исраэл первосвященник Божий.

ГЛАВА XLI
ГУННЫ ВЕРУЮТ В ХРИСТА ЧЕРЕЗ ЕПИСКОПА ИСРАЭЛА. РАЗРУШЕНИЕ КАПИЩ И ВОДРУЖЕНИЕ КРЕСТА ХРИСТОВА

Доброжелательный великопрестольный князь Алп-Илитуер, его вельможи и многочисленные воины, вдохновенные весьма словами мужа Божьего, увлеченно, с охотой слушавшие его красноречивые проповеди и сладостные наставления, стали восславлять Бога, говоря: «Теперь мы истинно веруем, что Господь чрез него [Исраэла] ниспослал нам свое благодатное утешение, чтобы удержать нас от неразумных дел и всяких дьявольских поступков».

А затем, искренне и смиренно предавшись служению игу Христову, они украшали себя святостью и скромностью в дни сорокадневного поста, [строго] постились и в духовном рвении молились неустанно денно и нощно и спешили на поклонение святой церкви, забыв прежнюю прожорливость, которую святой епископ благодатью своих светлых наставлений соскреб с их умов.

Беспрекословно повинуясь велению святого епископа, боголюбивый князь, муж весьма благомыслящий, обязался вместе со всеми своими приближенными ежегодно свято соблюдать семь седьмиц. Будучи сам весьма благочестивым, он немедленно сделался исполнителем Божьей заповеди и разогнал сыновей мрака.

Уверовав в светлое учение Его, он изо дня в день украшался любовью Христа, становясь желанным пристанищем для святой веры. Приблизившись к животворящей жизни, он стал [достойным] сыном благодати Божьей, будучи земнородным своей страны. Выделяясь силой и доблестью, он прославился в состязаниях, как победитель на греческих олимпиадах, отличившись силой среди всех остальных, он снискал себе великолепное имя доблестное, совершив многие подвиги храбрости в Туркестане при хакане хазиров, он снискал любовь хакана, и тот выдал за него свою дочь. А также был он удостоен сана илитуерства и прославлен в пределах всех трех стран, потому что наставления епископа о светлом вероучении он принял как венец славы. Он старался постепенно прекратить исступленный плач над мертвыми и бешеную резню и, поняв, что отечественные верования скверны и отвратительны, он дал перед всеми обет [разрушить] капища Аспандиата запретить жертвоприношения другим языческим богам и повелел поклоняться только живому Богу, Творцу небес и земли, а также Сыну Единорожденному и Духу равносильному. Выбросив вон из головы своей всю скверну зла, он, как младенец новорожденный, жаждал цельного молока. Во многих местах он воздвигал церкви и умножал почести священников Божьих.

Тогда епископ и повелел срубить самое большое, посвященное скверному Аспандиату дерево – дуб, с пышной кроной, которому приносили в жертву лошадей и который окропляли кровью жертвы, а голову и шкуру ее вешали на ветви [этого самого дерева]. Этот дуб был как бы главой и матерью всех остальных высоких, покрытых густой листвой деревьев, посвященных [другим] суетным богам, которым многие поклонялись в стране гуннов, в том числе сам князь и все вельможи, считающие [дуб] спасителем [скверных] богов, дарителем жизни и всех благ. Услышав о том, что епископ велел срубить посвященное богам громадное дерево, которым были соблазнены и погублены все они, колдуны и чародеи, ворожеи и жрецы вместе с простолюдинами, подняв вой и, бия себя в грудь, пришли к князю гуннов и вельможам страны и кричали громкими голосами: «Что вы думаете, как вы смеете, как вы можете сделать то, что говорит вам наш противник враг богов наших – срубить дерево то! Зачем же вы во всем слушаетесь его? Зачем вы согласились ломать, разрушать и уничтожать наши капища и жертвенники отцами вашими построенные? Цари и князья, и весь наш народ по сей день почитали эти капища и получали от них и от деревьев священных добрые дары и умножение народа в нашей стране, [они] давали силу и победу в битвах с нашими врагами. За кого вы принимаете его, что так прислушиваетесь к его словам? Зачем вы даете ему власть совершать все это – разрушать, громить, уничтожать капища ваших богов? Ведь когда вы поклонялись и приносили жертвы и дары деревьям, посвященным колоссальному богатырю Аспандиату, вы получали все, просили и находили добро: больные получали исцеление, неимущие – состояние, во время засухи палящей и в знойные, жаркие дни мы силою их вызывали дожди, которые охлаждали сильный зной, поили растения и саженцы, наполняли [соками] плоды на съедение вам и в наслаждение. А также для вас мы прекращали ливневые дожди и усмиряли громогласное возмущение и сверкание молний с облаков.

Теперь же, хотя вы и верите его словам заблуждения и поклоняетесь Богу, которого он проповедует, не следует, однако, вам отходить и отрекаться от ваших настоящих богов, которым поклонялись ваши предки и вы тоже, не следует бросать их и предавать в его руки, чтоб он разбивал их и попирал ногами. Но поклоняйтесь им тоже, чтобы не рассердились они и не наказали нашу страну великими и жестокими ударами. Впрочем, кто дерзнет пойти, приблизиться к тем местам, где построены капища и храмы богатырскому Аспандиату, дотронуться до них, или же к тому дереву пышнорастущему, являющемуся хранителем и защитой нашей страны? Разве оно не наказывало жестокими мучениями и бешенством, а то и смертью тех, кто по незнанию брал для своих нужд из опавших листьев или сучьев того дерева, не истребляло ли их дом и род? Ему ли [епископу] теперь приблизиться, дотронуться и срубить его или разрушить капища наших богов? Мы знаем, если он заупрямится и приблизится к ним, то будет наказан тяжкими муками и даже жизни может быть лишен».

Тогда князь гуннов ответил колдунам и чародеям, ворожеям и жрецам и служителям капищ и деревьев: «Мы поверили мужу сему и веруем, и поклоняемся Богу, о котором он проповедует нам. И не запретим мы ему разрушать капища, вырвать, срубить и сжечь в огне то самое дерево. И если теперь вы с помощью капищ и храмов, или деревьев, посвященных [Аспандиату], сумеете устрашить его или же ввергнуть его в тяжкий недуг, или даже ниспошлете ему смерть, [тогда] мы поверим вам и велим тут же строить капища и храмы и воздвигать идолов. Будем поклоняться деревьям, принесем им жертвы и дары, как и прежде. Но если вы не сможете воспрепятствовать ему, не устрашите его и он разрушит капища и жертвенницы, срубит дерево и сожжет в огне, и не постигнут его ни напасти, ни смерть, [тогда] мы поверим, что он послан нам Богом и поклонимся единому Богу, сотворившему небо и землю, солнце, луну и звезды. А вас, связав вам руки и ноги, предадим в его руки, чтобы он и вас сжег вместе с тем деревом и [уничтожил] вместе с капищами».

Тогда колдуны, ворожеи и чародеи [слуги богини] Афродиты начали свое неистовое колдовство, стали обращаться к земле, с лживыми призывами, произнося вздорные и бессмысленные восклицания, но ничего не могли поделать своим лживым и суетным искусством. Еще незадолго до того они опутывали людей невидимыми путами и любого, кого хотели, ввергали в тяжкие муки, вселяя в них бесов, а потом говорили им лживые слова: «Вы должны приносить жертвы и дары капищам и деревьям, а вы не приносите. Поэтому-то и постигло вас это наказание от великих богов наших. Теперь возьмите вы жертвы и дары и преподнесите капищам и деревьям. Вот тогда вы и исцелитесь от этих недугов и мук». Прежде все, что ни говорили они, сатана исполнял, чтобы внушить простым людям страх. Они же своим сатанинским и дьявольским заблуждением порой на виду у всех устраивали видимость проливных дождей и засухи, иссушающей землю, и всем этим соблазняли всех и приводили к погибели страну, ибо сами, будучи в заблуждении, вводили в заблуждение непостоянных.

Но на этот раз они не смогли сотворить чего-либо подобного; им не удалось применить [свое колдовство] и устрашить мужа Божьего, и победить его, ибо знамением Святого Креста все силы их были скованы, а [чары] заперты.

Тогда начал говорить святой епископ-законоучитель. Он сказал князю гуннов и вельможам: «Я не боюсь нисколько и не страшусь, не беспокоюсь об их суесловии. Они, лишенные надежды на истинную жизнь в Боге, думают устрашить и меня своим языческим колдовством, как и всех других суеверных. Я не боюсь ни капищ ваших, ни высоких деревьев, которые изменят свой вид передо мной. И я буду действовать бесстрашно, открыто, на виду у всех, уповая на благодать Святого Креста Христова. Я избавлю ваши сердца от сомнений и от заблуждения поклонения деревьям, которые сами по себе ничто и ничего не могут сотворить: ни зла, ни добра, ни вознаградить служителей [своих], ни наказать врагов, в чем сами убедитесь, на примере немых идолов увидев своими глазами, как я разобью их вдребезги своими же руками и брошу под ноги на попрание людям».

С этими словами епископ приказал священникам взять в руки топоры, опуститься на колени и помолиться Богу, читая следующий псалом: «Да восстанет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его» (Псалтырь, 67, 2). Затем он осенил знамением креста высокие деревья, посвященные скверному Аспандиату, после чего священники двинулись в рощу и повалили все деревья. [Епископ] тут же велел перевезти бревна в город Варачан. Пригласив к себе искусных мастеров по дереву, он приказал изготовить из круглых бревен прекрасный крест. Вырезав [из дерева] различные изображения, прикрепили их к кресту, украсили великолепными орнаментами и весь, сверху донизу покрыли лаком.

А также с правой стороны его, сверху донизу, один за другим он разместил и прикрепил большими гвоздями сверкающие, великолепные кресты [серебряные]. В нижней части креста была сделана квадратная выемка, с двустворчатой дверцей, на которой была вырезана лилия. Туда и поместили серебряный футляр, в форме креста с частицею Креста Господня.

Соорудив крест и снабдив его различными и чудесными украшениями, он установил этот крест для обетов и молитв восточнее царского дворца и сказал: «Поклоняйтесь Господу, Творцу вашему перед животворящим этим крестом. Вы, что по невежеству своему раньше поклонялись древу этому, ели мясо и пили кровь животных, принесенных в жертву дэвам перед этими деревьями, поклоняйтесь теперь этому Кресту и невидимому Богу. Ведь вместо посвященных деревьев воздвиг Он Крест свой во вселенной. Вместо крови жертв Он отдал свою кровь во искупление [грехов] наших. И я знаю, что все, что вы ни делали в прошлом, делали по невежеству своему. Впредь сами приближайтесь к престолу благодати Божьей, сбросьте с себя все тяжкие пороки вашего язычества, и да будете вы достойны носить ризу светлой славы».

И благоверный князь гуннов, услышав все это вместе со [своими] вельможами, еще больше ободрился в любви и страхе перед Богом. Он увидел и то, что ничего из того, чем грозили колдуны, не сбылось, и деревья близ капищ не причинили ему [Исраэлу] никакого вреда, и не постигли его ни тяжкие недуги, ни смерть. Но, напротив, [епископ] еще больше просветлел и ревностно усердствовал в служении Христу. Тогда и они более укрепились в вере и стали внимать словам его учения.

И повелел князь властью своей высокой схватить поклонящихся сатане и дьяволам колдунов и ворожеев, вместе с главными жрецами, связать им руки и ноги и привести их к мужу Божьему. [Когда это было сделано], он отдал их в руки епископа. Тот повелел некоторых из них сжечь на кострах на перекрестках дорог и улиц, чтобы показать [всем], как бессильно суетное колдовство, а некоторых бросил в темницы, и, [таким образом], вся страна избавилась от суетных верований и покорилась наилегчайшему игу служения Христу. Он повелел также снять и выбросить вон золотые амулеты, которые носили на себе язычники. А сам на глазах у всех своими руками мял и скручивал их, придавая им вид креста, и тем самым показал всем свою праведность.

Все эти порядки были установлены в дни святого сорокадневного поста при многотысячном царском войске гуннов, а было это подготовлено и устроено рукою епископа [Исраэла], волею Господа Бога, внушением Духа Святого, благодаря чему еще более распространилась благодать даров неизречимой славы Христа. Многие из старших жрецов и главных колдунов были еще в оковах и находились в темнице, когда настало светлое утро святой Пасхи. И вот по желанию князя Илитуера созвали всех горожан и там, на площади, назначили судилище. Обеим спорящим сторонам была дана возможность [высказаться] перед многочисленным собранием народа. Начал епископ. Держа в руках Божественное Писание, он заговорил словами [божественного] учения, строго браня и осуждая их. А жрецы, жалкие служители суеверные, сгорали от стыда перед Крестом Господним, который епископ все время держал в руке, [они] трепетали и впали в отчаяние. [Затем] они стали поносить себя, признавая свои грехи, [поклонились епископу] и обратились в истинную веру. Пагубные кости чар они отдали епископу, предали огню, удостоившись тем самым возрождения из святой купели.

А когда князь гуннов увидел все это, то со всем множеством народа еще более укрепился в любви к вере Христовой, оставив вовсе скверные суеверия, и в день освещения новоизготовленного Креста, установленного епископом при царском дворце, князь и все вельможи совершили жертвоприношение. И когда священники собирались воспеть благословляющие песни над дарами перед Крестом, епископ обратился к князю [со словами]: «Обет любви своей, которую ты питаешь к Богу, исполни сегодня перед Господом, дабы примирить Его с вами. Упраздни беззаконие, чтобы не было больше никаких препятствий [на пути богопочитания]. Теперь вот Святой Дух испытывает этих старших жрецов, и вы, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный. И вот согласитесь со мной: в этот великий день [праздника Пасхи] прежде всего должно быть сожжено громогласное кладбище чопа, называемое Даркунанд, руками этих уверовавших старших жрецов. Они должны пойти туда с проклятиями и сжечь [кладбище-рощу], лишь после того они могут быть крещены и причащены».

Когда благочестивый князь гуннов услышал все это, то немедленно поручил ему разрушить капища. Тогда епископ и князь отправил некоего Мовсэса, мастера на все руки, вместе с другими иереями разрушать и сжигать капища, и, [в самом деле], с помощью сонма главных жрецов, они подожгли и вообще уничтожили все скверные капища идолов. Сам епископ взобрался на возвышенное место напротив идолов, опустился на колени, осенил их знаменем Господним и тотчас поднялся сильный ветер, раздул пламя, огонь охватил и уничтожил высокое капище и скверные черепа и шкуры. [Затем] с великим ликованием они вернулись оттуда в город и приняли светозарное крещение. И день этот князь и вельможи сделали [самым великим] праздником из всех праздников и [самым большим] собором из всех соборов.

ГЛАВА XLII
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГУННОВ ИЛИТУЕР СОВЕТУЕТСЯ СО СВОИМИ ВЕЛЬМОЖАМИ, ЧТОБЫ ЕПИСКОП ИСРАЭЛ ОСТАЛСЯ У НИХ И УТВЕРДИЛ ТАМ ПРЕСТОЛ hАЙРАПЕТСКИЙ

Собрал великий князь гуннов всех вельмож и нахараров своего царства на доброе совещание и говорит им: «Мрак невежества, затмевающий души наши, издавна окутывал нас, и потому мы не могли увидеть свет справедливости всей вселенной. Ныне Господь наш Иисус Христос благостью своей, в лице епископа сего, послал нам предводителя жизни, который и словами, и делами своими укорял и ругал нас за наше беззаконие, и помог нам познать Бога, Творца всего и вся, его чудотворную силу, в которую я истинно уверовал разумом своим. И вот мы уверовали в единого Бога – Творца небес и земли. Возьмем мы в пример все страны, исповедующие эту веру, в частности, великое царство ромеев. Был, говорят, у них некий царь по имени Константинос, тот, который построил Константинополь. Он первым, говорят, во всем том царстве стал христианином и до того он был набожным, что ангел Божий служил ему, и этой верой своей, великой победой сокрушал всех врагов своих. И вот, если с помощью этой христианской веры можно так прославиться и победить, зачем же мы медлим уверовать в Бога живого? Вот муж этот, епископ Исраэл, учитель заповедей Божьих. Давайте попросим его остаться в нашей стране и просвещать нас».

Все вместе одобрили этот совет, и он отправил к епископу Исраэлу некоего знатного князя по имени Авчи, имевшего титул тархана и постельника своего Чаткасара. Прибыв к нему [епископу], они рассказали о решении [князей] и о том, что говорили великий князь гуннов и все вельможи: «Отец наш, Творца нашего мы познали через тебя, и, уверовав, поклоняемся всегда святой Троице. Нынче молим твою святость, чтобы ты согласился быть нам блюстителем и учителем, утвердив престол hайрапетский в нашем городе Варачане. И я, Илитуер, вступаю с тобой в обет Божий: все языческие верования сотру я с лица земли гуннов, а колдунов и чародеев, не желающих обратиться в веру, сожгу огнем. И каждого, кто в моей стране будет придерживаться язычества и тайно будет приносить жертвы идолам, истреблю и предам мечу. Да процветает богопочитание и да будет проповедано о неизречимых дарах Христа!».

И ответил им [епископ] и говорит: «Я не вправе сделать этого без [позволения] великого hайрапета Алуанка, святого Елиазара. Это в его власти. Я же имею свою епископию, как я могу оставить свою паству, которую Бог поручил мне пасти? О вас же да позаботится Господь Христос по человеколюбию своему, умножит и благословит, и даст вам пастыря по вере вашей, который будет блюсти вас согласно Евангелию Христа». Но посланники дважды, трижды повторили свою просьбу. Тогда сказал им епископ: «Повремените же до тех пор, пока с благоволения Бога вернусь я в свою страну, к благочестивому чаду моему, Вараз-Трдату, князю Алуанка и к святому католикосу. И если будет угодно Богу и им, то Бог исполнит вашу просьбу. То, что вы обещаете мне, это не честь для меня. [Напротив], я счел бы за славу и за счастье и ликовал бы в Господе, если бы вы жестоко пытали и замучили меня здесь. О своем же намерении вам следует письменно сообщить всему народу Алуанка и hайрапету Елиазару, ибо еще со времен святого Елиша, принявшего рукополагание от святого Иакова, брата Господня, и по сей день Северо-восточному краю дан апостольский престол от Иерусалима – города богообитаемого. И вы сопредельны с этой епархией, и без согласия совета всех сопрестольников, отцов и братьев моих, как можно мне так поступить? Ведь дело это новое и весьма велико его значение!»

Услыхав от епископа все это, они исполнили его желание и с почестями отпустили его в свою страну.

ГЛАВА XLIII
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИСРАЭЛА, ЕПИСКОПА МЕЦ КОЛМАНКА [ИЗ СТРАНЫ] ГУННОВ. ДВОЕ ИЗ ВЕЛЬМОЖ ПРИБЫВАЮТ ВСЛЕД ЗА НИМ И ПРОСЯТ ЕГО СТАТЬ ПРЕДВОДИТЕЛЕМ [ГУННОВ]

Великий и благочестивый князь гуннов Илитуер снарядил [двоих] вельмож своей страны Итгина из Хурсана и Чата-хазра вслед за святым Исраэлом, с дружественными предложениями и просьбой [назначить Исраэла] духовным предводителем страны гуннов. Вот копия грамоты: «Взором очей разума приняли мы посланца вашего мужа Божьего епископа Исраэла и через него приветствуем вас – владыка святой Елиазар, великий hайрапет Алуанка и любезный наш брат Вараз-Трдат, владетельный князь Алуанка. Вы просили у нас телесного мира, мы же духовным миром увидели в нем образ Божий и посредством его [епископа] святого жития и чудесных знамений, показанных нам Всевышним, познали Творца нашего и обрели мир в душах наших. Ныне мы просим Вас, дайте нам того же Исраэла блюстителем и предводителем; ибо благодаря ему многие обрели вечное спасение, и да утвердится между нами нерушимая любовь. Будьте здравы в Господе».

ГЛАВА XLIV
ПОСЛАНИЕ КНЯЗЯ ГУННОВ В АРМЕНИЮ С ТОЙ ЖЕ ПРОСЬБОЙ

«Епископосапету Великой Армении святому Саhаку и полководцу Армении многопохвальному князю Григору премного приветствий!

С самого начала сотворения земли предки наши почили в аду, омраченные неведением и затуманенные незнанием. Мы же о пришествии Спасителя рода человеческого, о Боге всевышнем, о Христе, сошедшем на землю, знали лишь немного понаслышке, со времен наших набегов в вашу страну и в Алуанк, который ближе к нам. Теперь, когда мы увидели, что у вас со всей вселенной одна вера, то и у нас в сердце пробудилась добрая зависть. Исполнилось слово Христа Бога нашего и у нас, в стране северян, было проповедано Евангелие Его, которому нас основательно обучил Исраэл – муж превосходный, епископ [области] Мец Колманк.

Теперь же, услышав от прибывших к вам о знамениях, совершившихся у нас соблаговолите исполнить нашу просьбу – отправьте к нам блюстителем того же [Исраэла]. Об этом мы просили и у Елиазара, святого hайрапета Алуанка, и зная, что вы с ним единоверцы и сподвижники, просим вас обоих исполнить нашу духовную просьбу. Ведь если он будет находиться среди нас и мы с вами будем иметь одну веру, то и набеги войск [наших] диких народов на вашу страну прекратятся. Будьте здравы!».

И вот, когда посланцы прибыли через Алуанк в Армению, и, обменявшись приветствиями, рассказали обо всем том, что сотворил Господь рукою его [Исраэла] в стране гуннов и вручили послания великого князя гуннов католикосу святому Саhаку и князю армянскому Григору, то и они, и все жители страны приняли их с великим ликованием и дали следующий ответ.

ГЛАВА XLV
ОТВЕТ НА ПИСЬМО ГУННОВ

От Саhака, армянского католикоса, от всей духовной братии, от князя армянского Григора и от всей паствы наших церквей – радуйтесь в Господе!

Мы беспредельной радостью благодарим [Господа] за обильные дары Христа, за животворное спасение ваше, посланное вам Богом, о которых было нам рассказано.

Письмо, написанное вами, новопосвященными слугами Божьими, мы получили. Из [письма] того, мы узнали о благодеянии Творца, который явил в стране вашей, как и во всех других странах, свет богопознания, и мы еще больше прославили человеколюбивого Бога за то, что не оставил Он вас в прежних суетных верованиях отцов ваших и предков, но ознакомил вас со своим священным именем и вы сделались истинными поклонниками Творца нашего [Господа] Бога.

Вот мы узнаем, что имя Его распространилось и наполнило всю вселенную. Из письма вашего и от посланцев ваших узнали мы о том, как вы, рукою блаженного епископа Исраэла, всем сердцем обратились [в богопоклонение]. И хотя мы и наша страна далеки от вас телом, но любовью сердца нашего мы как бы видим вас рядом с нами. Что же касается вашей просьбы отправить к вам епископа Исраэла, то это трудное дело, ибо не может же паства остаться без пастыря. Теперь вот нам тяжело и трудно не исполнить просьбы вашей, но есть причины тому: он же под властью престола не нашего, но престола Алуанка. Мы хотели бы и согласны, чтобы он всегда был с вами, но право и власть над ним имеет наш сопрестольник Елиазар, hайрапет Алуанка. Это его дело.

Так познайте же Бога живого, дарующего людям жизнь. Он умерщвляет, Он и животворит. И да утвердит вас эта же благодать Святого Духа в страхе Божьем и соблюдении заповедей Его. Мы же с непроходящей тоской в сердце будем поминать вас в нашей церкви. Будьте здравы!»

Вернувшись из Армении [в Алуанк], Итгин-хурсан и Чат-хазр явились в столицу Партав к католикосу Елиазару и князю Вараз-Трдату и на прощание попросили у них дать им епископа [Исраэла]. Но они не захотели дать Исраэла в предводители [хазарам]. Они сказали: «Он не может оставить совсем доверенную ему Богом паству и быть с вами. Но мы велим ему, чтобы он, по мере сил своих, приезжал к вам и возвращался и утвердил вас в вере Христовой, и сохранил нерушимую любовь, которая установлена между нами. На это мы согласны, ибо, будучи посредником между нами и вами, он положит конец вражде и утвердятся любовь и мир между нами».

Услышав все это, князья были изумлены и возмущены. Недовольные [отказом, они все же были вынуждены] согласиться и сказали: «Пусть же не медлит посетить нас [Исраэл], чтобы не рушилась у нас уже заложенная им основа веры, и мы не остались сиротами, ибо мы не будем слушаться другого вардапета и не подчинимся ему».

Блаженный епископ [Исраэл] по приветливому нраву своему добровольно согласился поехать к гуннам, устраивал обе страны и попечительствовал [также] над новообращенной паствой Христовой, чтобы твердо сохранить обет и условия союза с ними. С одобрением выслушав слова благодатного епископа, они исполнились великой радости и с миром возвратились к себе, благословляя всесвятую Троицу.

ГЛАВА XLVI
ВОПРОШЕНИЕ ДАВИДОМ, ЕПИСКОПОМ МЕЦ КОЛМАНКА ИОhАННА МАЙРАГОМЕЦИ ОБ ИКОНАХ И ФРЕСКАХ

В те времена, когда hайрапетом в Алуанке был владыка Ухтанэс, а после него Елиазар, и когда во многих местах происходили смуты и распространялись ереси, как среди образованных, так и среди невежд, происходили также борьба и соперничество между греками и армянами. Между тем Алуанк оставался в стороне от всего этого.

Но вот дошла до них весть о том, что некоторые отвергают иконы, другие не совершают крещения, третьи не благословляют соли или не венчаются [в церквах] во время свадьбы, все это якобы по той причине, что не стало больше священников на земле.

В этой связи епископ Мец Колманка Давид обратился с письмом к армянскому вардапету Иоhанну, попросив объяснить причины этих событий. И он, хорошо осведомленный в этих делах, дал правильное объяснение: «Ересь эта, иконоборство, возникла после апостолов. Впервые она появилась среди ромеев. В этой связи в Кесарии был созван великий собор. Было разрешено писать иконы в доме Божьем. Возгордившись, иконописцы ставили свое искусство превыше всех остальных церковных искусств. Они говорили: «Наше искусство – свет, ибо вообще все, и стар и млад, видят его, тогда как Святое Писание немногие читают». С этого и начались споры, и вновь был созван собор. Обсудив дело, оправдали писцов, чтецов и толкователей и поставили их выше художников. С тех пор и до армянского католикоса Мовсэса эта раскольническая ересь больше [у нас] не появлялась. Но когда [при Мовсэсе] армянский католикосат раздвоился, разгорелась жестокая борьба между Мовсэсом и Теодоросом – епископом Карина, которого звали также главой философов. Но и они, и мы, православные [т. е. сторонники Мовсэса] осуждали все ромейские ереси.

Созвал Мовсэс вардапетов своей стороны и повелел им «не иметь никаких общений с ромеями, подчинившимися халкидонскому вероломному собору, и, поскольку ложны их дела, не принимать от них ни книг, ни икон, ни опресноков».

Тогда Теодорос также велел созвать в городе Карине армянских епископов, что были в его пределах [т. е. тех, кто находился под властью Византии] и сказал им: «Мы должны избрать [себе] католикоса». И выдвинули некоего Иоhана столпника, рукоположили его [в католикосы] и приняли халкидонское вероисповедание. И никто из них не стал исповедовать православную веру, кроме блаженного Еновса, который, отделившись от них, пришел к католикосу Мовсэсу и был радушно принят им. Католикосский престол Мовсэса находился в Двине. Ромейцы нашли целесообразным основать католикосскую [резиденцию] Иоhана близ [Двина], в Аване, недалеко от первой. Между ними возникали постоянные ссоры, поскольку они не признавали [епископов], рукоположенных Иоhаном. Тогда священник Иесу, а также Тадеос, да еще Григор, бывшие на стороне Мовсэса, ушли из Двина в гавар Сотк, а так как они были монахами, то поселились в пустыни и начали проповедовать: «Сотрите иконы, изображенные в церквах и не общайтесь с мирскими иереями». В гаваре возникли смуты, и слух об этом вскоре дошел до католикоса Мовсэса, и он тут же написал им [и повелел]: «Немедленно явитесь ко мне!» Но те не послушались и оттуда перешли к вам и поселились в вашем наhанге Арцах.

Католикос расспросил своих ученых о делах этих людей. Причиной их назвали заблуждения ромеев. Тогда они написали письмо, потребовав, чтобы никто не смел портить иконы в церквах.

После кончины католикоса Мовсэса, после того как Хосров вновь завоевал Армению, страна объединилась. Тогда возвели на католикосский трон Абраhама, мужа праведного и избранного, который перед этим проклял и предал анафеме Халкидонский собор и лишь после этого был рукоположен [в католикосы]. А иконоборцы, поселившиеся в Алуанке, возмутили вашу страну. Тогда владетель Гардмана выловил этих троих, имена которых упомянуты в этом письме, и, заковав в цепи, велел вернуть их в Армению. А когда они были представлены мне, мы спросили: «По какой причине вы не признаете образа Бога Воплощенного?» Они ответили: «Об этом нет [указаний] в заповедях и что это пристойно идолопоклонникам, которые поклонялись всем тварям. Мы же не поклоняемся иконам, ибо нет в Святом Писании указания на то». Тогда мы указали на то, что скиния Моисея была украшена чеканными украшениями, а собор Соломона – разными скульптурами, и что мы по их примеру украшаем наши церкви». Сказав им это и еще много подобного, мы исправили их заблуждение».

ГЛАВА XLVII
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТОМ, КОГДА БЫЛ ПРЕДАН АНАФЕМЕ БЕЗБОЖНЫЙ СОБОР ХАЛКИДОНСКИЙ, КАК АЛУАНК ОСТАЛСЯ НЕПРИЧАСТНЫМ К ЭТОЙ ЕРЕСИ. ОБ ОТДЕЛЕНИИ ИВЕРОВ ОТ АРМЯН И О ТОМ, ЧТО [ПОВЕЛЕЛ] КАТОЛИКОС АБРАhАМ АЛУАНЦАМ

Был сорок третий год греческого летосчисления, когда просветились армяне [приняв христианскую] веру, на двести семьдесят лет раньше просвещения Алуанка. Спустя сто восемьдесят лет после обращения армян [в христианство], в годы армянского католикоса Бабкена, был созван собор [армянской церкви][5] о смутившем вселенную соборе Халкидонском. По повелению благочестивых императоров греческих Зенона и Анастасия[6]. Греция, вся Италия, Армения, Алуанк и Иверия, объединившись, предали анафеме безбожный собор Халкидонский и послание [папы] Льва[7]. Спустя еще восемьдесят семь лет, в годы армянского католикоса Абраhама иверы через проклятого Кюриона отделились от армян. С ними [отделились] также греки и Италия. Но Алуанк не отделился от православия и единоверия с армянами. В связи с этими событиями [католикос] Абраhам в своем окружном послании осуждает перед всеми народами отступничество Кюриона и отделяет его духовным мечом. Прежде всего он уведомляет об этом Алуанк, наставляет в своем послании следующее: «Находившиеся прежде нас на престоле армянском[католикосы писали] престолу алуанскому. Теперь же, так как они согласны с нами, то мы и алуанцы предали анафеме и низложили Кюриона согласно каноническим повелениям отцов, установленным относительно ромеев, которых придерживаемся по сей день мы и Алуанк».

Так распорядились мы и относительно иверов: вовсе не общаться с ними, не молиться вместе с ними, ни есть, ни пить, не вступать с ними в родство, не брать [и не давать] кормилиц, не ходить на паломничество ни к знаменитому Кресту, что в Мцхите, ни к другому [Кресту], что в Манглисе, не пускать их в наши церкви, не свататься. Лишь покупать у них и продавать, как евреям. Итак, если кто будет общаться с ними, невзирая на этот [запрет], да будет он проклят душой и телом, и отлучен в течение всей жизни своей. Все те, кто будет обходить это повеление да снизойдут они во мрак [вечный] и да будут преданы на съедение вечному огню».

ГЛАВА XLVIII
О [СПОРЕ] ГРЕКОВ С АРМЯНАМИ ИЗ-ЗА НЕПОЛНЫХ ДЕВЯТИ ЧИНОВ ЦЕРКОВНОЙ ИЕРАРХИИ [У АРМЯН]. УСИЛИЯ АРМЯН ПОДЧИНИТЬ СЕБЕ АЛУАНСКОГО АРХИЕПИСКОПА, НА ЧТО АЛУАНЦЫ НЕ СОГЛАСИЛИСЬ[8]. СЮНИК ПЕРЕХОДИТ НА СТОРОНУ АЛУАНКА И ОТ НИХ ПОЛУЧАЕТ РУКОПОЛОЖЕНИЕ И ЕЛЕЙ

Вскоре после воцарения своего над ромеями злонравный Маркиан[9] по настоянию скверной Пульхерии[10], супруги своей, сторонницы сверженного несторианства, созвал Халкидонский собор, нарушив тем самым определения православной веры.

После этого последователи их [т. е. халкидониты] неоднократно вступали с армянами в споры, требуя следовать им. Бывало, что в посланиях, а бывало и лицом к лицу на соборах – раз в Константинополе, второй раз в Феодосиополе, на которых пытались они склонить на свою сторону якобы заблудших [армян]. И хотя собравшиеся по повелению императора греческие богословы были уверены, что благодаря гибкости и богатству греческого языка, они выйдут победителями, однако они получали достойный ответ. Ибо вера армянской церкви была правой, и [многие] хорошо владели греческим языком. Об Иоhанне Майрагомеци армяне говорили будто он на стороне греков и выступает против [армян]. Причиною этой клеветы был некий отшельник Соломон[11], который впоследствии стал католикосом армянским.

Он спросил учителя своего Соломона, настоятеля [монастыря] Макенацоц, и тот письменно объяснил, что армяне не были побеждены [греками] в [споре] о вере, но греки говорили, что «Бог и в церкви утвердил иерархию из девяти чинов по примеру ангелов в небесах[12]; так и здесь [под небесами] в церкви расположены [девять чинов]:

[1]патриарх, т. е. hайрапет,

[2]архиепископ, т. е. епископосапет [глава епископов],

[3]митрополиты,

[4]епископы,

[5] священники,

[6]дьяконы,

[7]иподиаконы,

[8]чтецы,

[9] псалты.

Только все они, собравшись вместе, могут рукоположить патриарха, патриарх же – всех.

Итак, если вы [принадлежите] к православной вере[13], то укажите, кто ваш патриарх, ибо [лишь] четыре [патриарха] есть на земле. В Александрии престол Марка, в Антиохии – Матфея, в Риме – Луки, в Ефесе – Иоанна, в соответствии с четырьмя сторонами вселенной, с четырьмя реками Едема, с четвероликим животным, с четырьмя евангелистами, с четырьмя законами Моисеевыми, ибо второзаконие считается отдельно. Мы повинуемся им всем, повинуйтесь же и вы одному из них, или же всем, чтобы быть с нами единоверными. Ибо ваш святой Григор в Кесарии был рукоположен только в епископосапеты, также и его преемники по сей день [рукополагаются в епископосапеты]. Или придерживаетесь вы другой церкви кроме этих? Тогда укажите своего патриарха, которому подчиняется ваш епископосапет, ведь он по сей день подчинялся нам. И если нет у вас патриарха и нет всех полностью чинов церковной иерархии, то ясно, вы еретики, заблудшие вместе с Арием, с варварами и с другими неправославными». Вот в этом-то были побеждены армяне и оставили без ответа их, ибо так управлялась [наша] церковь.

А Юстиниан в годы своего царствования перевез мощи святого евангелиста Иоанна в Константинополь и там также учредил патриарший престол. Но собственный его престол остался там, в Ефесе. Точно так же [престол] Матфея из Антиохии был перенесен в Иерусалим, ибо, как говорит он, это «город великого Царя» (Матфей, 5, 36), а собственный его [престол] остался в Антиохии. И тогда возомнили все честолюбцы и [епископские] престолы всех [тех городов], в которых скончались апостолы, объявили патриаршими. И когда ими был установлен этот порядок, тогда и у нас стали поговаривать о своем [патриаршем престоле].

[В то время] Армения была разделена между персами и греками. Владыка Мовсэс восседал на престоле святого Григора в Двине, а на греческой стороне, недалеко от него и в противоположность ему посадили на престол некоего Иоhана. И когда патриарший престол раздвоился, то владыки Сюника отделились и не стали повиноваться ни одному из них по завещанию епископа своего, добродетельного Петроса[14], доживающего свои последние дни, завещавшего своей епархии принимать рукоположение в Алуанке и там же брать благословенное мирро, до тех пор, пока не воссоединится престол святого Григора. Потому-то Вртанэс рукоположение в епископы Сюника принял от Закарии, святого hайрапета Алуанка. Вместе с тем и елей священный сюнийцы из года в год получали из Алуанка, до тех пор, пока не прекратились разногласия, и Абраhам стал единолично управлять на hайрапетском престоле.

А чтобы [восполнить] девять чинов, то главные церковнослужители по своему своеволию и гордыне возвели [пастыря] Армении Абраhама в патриархи, [пастыря] Алуанка – в архиепископы, а [пастыря] Иверии – в митрополиты.

[Тогда] обиделся [владыка] Иверии, имя которому Кюрион, и решил не соглашаться с этим. hАйрапет же Абраhам говорил, что Алуанк стал верующим раньше, чем Иверия, [следовательно], там и надлежит учредить епископосапетство. Из-за этих-то споров и в поисках православной веры иверцы отделились и стали халкидонитами. Греческие полководцы подстрекали его [Кюриона] потребовать верховенства над Алуанком, с чем алуанцы не согласились, выдвинув одного из учеников Господа по имени Елиша, рукоположенного святым Иаковом, братом Господним, прибывшего в Алуанк, проповедовавшего и построившего там церковь раньше, чем в Армении, первую церковь, мать церквей Восточного края, а именно – церковь в Гисе, основанную им, которой и посвятили себя [алуанцы]. Они [иверцы] отбились от Армении, чтобы не подчиняться ничьей власти. Тогда, армяне, из-за бахвальства греков, которые стремились умалить [значение] места покоища апостола Фаддея, говоря, что нет там епископосапета или митрополита, решили [возвести в сан] митрополита епископа мардпетского Теодора, вручив ему лишь крест и патив, но без права рукополагать в епископы. Тот попросил, чтобы при нем было два или три епископа, однако главы [армянской церкви] не согласились [на это], опасаясь, как бы вдруг не произошло нового раскола только что объединившегося престола. Увидев же впоследствии, что владыки Сюника весьма богобоязненны, покорны и всегда следуют заповедям Божьим, а духовенство церкви основательно обладает [богословскими] знаниями и во всем следует православной вере, [главы армянской церкви] возвели их в сан митрополита армянского с правом носить крест [митрополитский], но не домогаться ничего большего, и hайрапета не величать епископосапетом. А в других краях оставили прежние порядки, чтобы не происходило смут. Потому и в Сюнике [при богослужении] не упоминают патриарха и не пишут «епископосапет» в своих ответных [письмах] в Армению, ибо если бы [его] так называли, стало быть можно было бы так и писать. Но ведь величие не в том, как прозывать, и не в том, как писать. А носить крест на груди – это уже во славу Господа, имя же его вселяется лишь крестом и проповедью, а не памятью кого-либо осененного им. Так учредили девять чинов, и [служители] Господа в Сюник писали «духовный владыка», а сюнийцы о себе писали «от раба». Но затем из-за необдуманных действий владыки Елия в монастыре Ерицованк по пути в Алуанк, перестали писать «от раба». И они запретили [писать] «духовный владыка». Вот истинное положение дел.

ГЛАВА XLIX
ОТВЕТ АРМЯН НА ПОСЛАНИЕ МХИТАРА, ЕПИСКОПА АМАРАСА, КОТОРОЕ В КНИГАХ ПРЕДСТАВЛЕНО КАК ХУЛИТЕЛЬНОЕ

Вам, почтеннейшим и прославленным, добровольно проявившим в прениях свое усердие, отрицающим неуместное, а также, к слову тут сказать, уподобившимся волею своей стараниям отцов афинян современных. Вам, слушающим и рассказывающим в наши дни среди жителей Северного края, особенно [среди] всех колеблющихся насчет твердости таинства, владыке Мхитару – епископу Амараса, Симеону – епископу Мец Иранка и другим епископам святой церкви – единомышленникам вашим, азатам и другим [представителям] народа Алуанка.

От Абраhама – католикоса армянского, Теодороса – епископа Мардпетаканов, Степанноса – епископа Багреванда, Давида – епископа Сюника, Мовсэса – епископа Хорхоруника, Кристафора – епископа Апаhуника, и от других епископов, братии церковной и азатов. От всего сердца искренне и молитвенно желаем вам божественного духовного приветствия.

Письмо ваше, в котором вы рассказываете нам о святом вероисповедании своем и [о том], насколько вы были согласны с происходившими прениями, мы получили через одного нахарара Сюника по имени Григор. [Он же] рассказал и об одном вашем служителе, отвратившемся [от истинного] пути Господа, однако мы предскажем благочестие и волю в неколебимом и совершенном исповедании наших блаженных предков [Христа]. Хотя мы получили от него противоречивые известия, однако сострадание наше к вам и кровное братство с предками вашими принудили нас к этому. Ибо вы пожелали кратко изложить в вашем письме свое вероисповедание, а в приложении к нему [приводите] и учение о Святом Духе, чтобы или отступить от истины, или же согласиться после ознакомления. Так дай же мне то, что на уме у тебя, и не скрывай истину, чтобы не причислиться к противникам, ибо это [т. е. лицемерие] не свойственно Божьей церкви. Ибо письмо ваше вот о чем поведало.

После краткого благодарения вы обвиняете нас в том, что будто мы поверили человеку, [как вы говорите], весьма недалекому, и это, мол, с нашей стороны вовсе неуместно и бессмысленно. Я же скажу, что не то, что наша вера недостаточна, но мы преисполнены веры, подобно вам, ибо апостолы и вардапеты проповедовали нам одинаково. Далее. Через несколько предложений о существовании Святой Троицы прежде вечности вы рассуждаете иначе. Далее. После долгих [рассуждений] воплощение Слова [также] признаете отлично от нас но такого учения церковь Христова не унаследовала ни от своих апостолов, ни из Писания [Святого]. Это волки хищные похитили у него мужей, заблудших, чтобы увести за собой своих учеников.

Для других подобных речей, не согласных с нашими, преследующих цель лицемерием ввести в обман простодушных, двери к нам, верующим, закрыты. И если это так, о почтенные, то задумайтесь о вашем исповедании: куда влечет оно и как отлучает вас от [правого] учения Святого Духа!

Итак, взвесьте каждое мое слово, и дайте четкий ответ, познайте же свет вместо мрака! Ты же, о благожелательный, вознеси вместе со мной, острые взоры свои к небу, к пределам Святой Троицы, о которой говорил еще [апостол] Павел в своем Послании к римлянам: «…умоляю вас, братия, Господом нашим Иисусом Христом и любовью Духа, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу» (К римлянам 15, 30). [Это свидетельствует о том], что Иисус Христос и Дух Святой есть Бог. Так он учил о Святой Троице и даже писал, что все заветы апостольские полны этой мысли, именем которой мы имеем повеление крестить и славить единым поклонением.

Зачем же нам теперь позволять Иеровоаму раздирать Божью церковь, которую Сын Божий собрал под одной сенью.

Пусть не являются среди нас Надав и Авиуд, которые как безбожники принесли [пред Господом] огонь чуждый (Левит, 10, 1. Числа, 3, 4; 26, 61), чтобы не сгореть нам огнем. Не будем же поносить Христа, Спасителя нашего, изменяя веру, чтобы не заслужить проклятия, которое Ной обрушил на Ханаана (Бытие, 9, 20-25), от того, который отделит овнов от козлищ. Дело это касается нас и тебя, Мхитар, поставленного во главе церкви Амараса, [тебя], признающего, что она основана Григором, что у тебя с ним одна вера, что он дитя-заступник, ходатайствующий пред Богом, Христом за нас, чтобы мы стали сонаследниками его. Не дай Бог нам услышать, что вы есть дети Ханаана и служите грехам, а не дети Иуды исповедника, не дай Бог кому повелеть разделить [церковь] и другую часть передать лицемерам.

Если мы сыны тех отцов, которые одной веры с апостолами, то будем крепко держаться того, чему учились мы у них, не будем, черпая воду горстью, мешать ее с цельным молоком, ибо в таком случае Тот, чьим именем мы гордимся, будет осуждать нас пред Отцом небесным. Да не соблазнимся множеством злобы, но, по наставлению говорящего притчами, «не следуй за большинством на зло» (Исход, 23, 2), постараемся укрыться в ковчеге вместе с восемью другими душами (1 Послание Петра, 3, 20), спасшимися из многочисленной толпы тонущих во дни потопа, избежим огненных дождей вместе с Лотом и вместе с двумя из шести тысяч поверженных войдем в обетованную землю. Ибо и сейчас раздается в горах глас вечно доброго пастыря, говорившего: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство…» (Лука, 12, 32).

А всех упорствующих мы [неустанно] будем увещевать на то. Мы же, как учились почитать поклонением святую Троицу, так и будем стоять во веки на том непоколебимо, избегая всякого брата, который будет проповедовать ложь.

ГЛАВА L
O ПУСТЫННИКЕ ИОВСЕПЕ, ПРОЖИВАЮЩЕМ В АРЦАХЕ. ЕГО ПАЛОМНИЧЕСТВО В ИЕРУСАЛИМ. ОН ПРИНОСИТ МОЩИ СВЯТЫХ

В годы царствования Ираклия и разгрома царства Иазкерта в Персии, при католикосе армянском Езре и спарапете Мушеле, при князе Григоре и епископе Матусале в Сюнике, во время правителя Алуанка Вараз-Григора – владетеля Гардмана я, пустынник Иовсеп, ушел из монастыря Бртиайрка, что в гаваре Гелама, в это трудное и жестокое время, когда освирепевшие иноверцы попирали церковь и разоряли изнуренных жителей [тяжелыми] податями и опустошали жестокими набегами, особенно [теперь], когда стал усиливаться кровожадный народ тачиков и попирать все страны. Избегая этих притеснений, прибыл я в гавар Арцах, в село Илерк (ÚÕ»ñÏ) к епископу-старцу Миhру. Он принял меня, недостойного, выпросил этот участок у сельчан и построил эту церковь, где я пребывал в продолжение двенадцати лет, после чего Бог призвал его к себе. Преемником его на престоле стал Андрэас, правивший одиннадцать лет.

Владыка мой поручил меня ему, кто всем своим благоразумием благоустраивал это место [т. е. церковь]. Но здесь у нас не было мощей святых. Некий Мхитар, пустынник из Тандзика, пожелавший увидеть святой город Иерусалим, с двумя своими товарищами отправился туда на поклонение всем святым и год целый пробыл там. Этому Мхитару Христос даровал от мощей святого Стефана и святого Георга через некоего грека, набожного крестьянина, который хранил их для своих близких. Но когда все они умерли, он передал [мощи] святых Мхитару и сказал: «Отнеси их в страну нашу и помести там в достойном месте». Тогда он взял это сокровище и, опасаясь врагов, поспешно отправился в сторону ромеев и прибыл к горам Тавра, достиг монастыря святого Андрея, принявшего мученическую смерть вместе со многими своими сподвижниками от царя Селевкия.

Здесь он стал умолять служителя [монастыря] Тумаса дать ему от мощей Андрея. И тот, уступив его просьбам, дал просимое.

Тогда, взяв пречистые сокровища, он прибыл в Арцах. Узнав об этом, я, Иовсеп, вышел им [мощам святым] навстречу. В тот же день я упокоил их, как подобает святым, а утром спросил у Мхитара: «Куда хотел бы он унести святых?» Тот ответил: «Где Богу будет угодно, там и пребудут они». И я, ободренный любовью к святым, говорю ему: «Знаю, что сам я недостоин служить этим [мощам], но вместе с тобою, Мхитар, я готов служить им до конца дней моих». Тогда он согласился и упокоил [мощи] святых в часовне, которую построил плотник Покрик вместе со своим сыном Иоhаном и кузнецом Бахданером за три месяца. И тогда мы совершили службу в их память, согласно канонам.

А затем в сердце моем начало произрастать желание заиметь также частицу от мощей святого Иоанна, которого сам Спаситель назвал величайшим из рожденных женами (Матфей, 11, 11). Тогда с позволения иерея Андрея и на его средства, а также с согласия моих однокашников священников Иовhанна и Мхитара, снарядившись в путь вместе со своими учениками Кристосатуром, Григором и Саргисом я отправился за [мощами] Предтечи. Так прибыл я в святой город Иерусалим и, совершив там поклонение [святым местам], возвратился в великом горе, ибо там все были заражены ересью и являлись сторонниками разрушающего мир собора [Халкидонского]. Даже не простившись с ними я возвратился в свой гавар Геларкуник, в монастырь Пуhаванк, где, как я еще с детства знал, находились частицы от мощей Иоанна. Там я горячо умолял Григорика – служителя святого [дать мне от мощей]. Милостью Божьей он согласился и открыл киот и мы там нашли [мощи] святого Крестителя [Иоанна] и апостола Фомы, а также первомученика Стефана, которые прежде были привезены первыми отцами нашими от православных из святого Иерусалима. Я, Иовсеп, приняв [мощи из рук его], принес их в ту же часовню. Все, исполненные нашей великой радости, вышли нам навстречу. Так мы упокоили [их] тут и установили [дни] поминования, согласно повелениям Кирилла Иерусалимского, указавшего чтения во славу Бога нашего Христа.

После этого все святые [мощи], находившиеся в гаваре Гелама, соблаговолили [прибывать к нам]. И все [у кого были мощи], приносили их с надписью, указав имена [святых] и помещали в той же церкви. И да заступничеством этих [святых] умилосердится Господь Бог над страной нашей.

ГЛАВА LI
О ЦЕРКВАХ, ПОСТРОЕННЫХ В СВЯТОМ ИЕРУСАЛИМЕ, О КОЛИЧЕСТВЕ ИХ ЗДЕСЬ ТЫ НАЙДЕШЬ ДОСТОВЕРНЫЕ [СВЕДЕНИЯ]

Высеченный из камня в рост животворца Христа гроб в полтора обхвата находится в стороне [от центра] среднего купола над животворной могилой. Церковь, высотой в сто локтей и шириной [также] в сто локтей, завершается куполом над колоннами. Всего двенадцать колонн внизу и двенадцать в верхнем ярусе. Там, в верхнем ярусе, находится копье, губка и чаша Христа, отделанная золотом. Главная же церковь, называемая часовней обретения Креста, находится на расстоянии двадцати локтей от [церкви] Воскресения и имеет шестьдесят пять колонн в длину, наверху и внизу.

А церковь святой Голгофы, называемая могилой Адама, находится в десяти шагах от [церкви] Воскресения. Она имеет внизу и вверху алтарь таинства, где на скале, был распят Христос. Церковь святого Сиона находится на одну стадию дальше от [церкви] Воскресения и имеет сто локтей в длину и семьдесят – в ширину, с восмьюдесятью колоннами, соединенными арками. Она не имеет верхнего яруса, а перекрыта брусьями. К потолку ее подвешен венок терновый, что был возложен на голову Животворца. С правой стороны церковь имеет горницу вечери и деревянный купол с фреской, изображающей «Тайную вечерю Спасителя», там же на верхнем ярусе Сиона стол вечери, на котором совершается литургия. Святой Сион [находится] справа от Судилища Пилата, называемого Гаввата, там же и камень, на котором стоял Спаситель перед Пилатом, на нем по сей день видны следы ног [его]. Ниже от него умывальница, в которой [Спаситель] мыл ноги своим ученикам. Налево от Сиона находится темница, в которую был брошен Господь Христос. Там и находится алтарь, на котором совершается литургия. А за городом, на том месте, где еврей ухватился за гроб святой Девы и не давал хоронить Ее, сооружен купол на четырех мраморных колоннах, а к ним прикреплены медные кресты. Оттуда до Святой могилы Девы в ущелье Гефсимана [ведут] двести пятьдесят каменных ступеней, оттуда же до вершины Елеонской горы, откуда вознесся Христос, – восемьсот ступеней.

На месте Вознесения, по примеру церкви Воскресения, [сооружено] красивое куполообразное строение в сто локтей в длину и сто – в ширину. Оттуда видны река Иордан, гора Ор и многие области. [Церковь] Вифлеема [расположена] в двухста двадцати hрасахах к западу от [церкви] Воскресения. Размеры церкви: двести локтей в длину и сто – в ширину с девятьюстами мраморными колоннами и каменными сводами. В ней находится двойная пещера, которую купил Авраам для погребения. Там, внизу, святая пещера и ясли, там же и алтарь, на котором служат литургию. Направо от церкви часовня, где хранятся останки младенцев, истребленных Иродом. Оттуда на расстоянии трех стадий от Вифлеема, к востоку от [берегов] реки Иордан, в роще есть две церкви, в которых служат литургию. А река Иордан, где был крещен Спаситель, находится на расстоянии пяти hрасахов к востоку от Иерусалима. Там сооружена церковь с двускатным перекрытием, построенная крестообразно – в восемьдесят локтей в длину и ширину, там имеется три алтаря для богослужения, где служат литургию. А Елеонская гора находится к востоку от Иерусалима.

ГЛАВА LII
ЗДЕСЬ НАЗВАНИЯ МОНАСТЫРЕЙ, ПОСТРОЕННЫХ В ИЕРУСАЛИМЕ АЛУАНЦАМИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЗЯЛИ ИЗ ПИСЬМА БЛАЖЕННОГО АНАСТАСА К hАМАЗАСПУ КАМСАРАКАНУ

Монастырь Панда находится к востоку от Елеонской горы. Построил его некий Панон – пустынник из Алуанка. Теперь же там [служителем] священник Петрос из Алуанка.

Монастырь Мрува сорока святых [мучеников отроков] на той же стороне поблизости от предыдущего, который ныне в руках тачиков.

Монастырь Партава – Святой Богородицы, близ башни Давида, ныне его содержит некая женщина по имени Мариам из Шамхора половина же его в руках арабов.

Монастырь Каланкатуйка на той же стороне, ныне его содержит Теодорос [некий] дпир Абул-Кама, тачик-христианин сын Авраамов из города Заришата в гаваре Алиовит; другой же половиной его владеет злонравный и неправедный араб.

Монастырь Арцаха – Святой Богородицы, находящийся к югу от [монастыря] святого Стефана, им ныне полностью владеют тачики.

Монастырь Амараса – Святого Григора, ныне его содержит некая женщина, а другой половиной владеют тачики.

Еще три других алуанских монастыря, которыми силой завладели тачики. Названия их неизвестны.

Еще один монастырь алуанский – ниже монастыря Аравенеан, находящегося посередине рынка, которым ныне владеют тачики. Так, из зависти патриархи иерусалимские препятствовали армянам и алуанцам оказывать помощь [своим] монастырям. Ибо там находится более ста монастырей и заботясь о них, армянские князья уплатили царю Юстиниану семь кентинариев, т. е. семьдесят тысяч золотых даhеканов, и освободили все монастыри от насилия патриархов, но впоследствии из-за нерадивости наших [священников] все они были отчуждены.

Закончилось повествование второй средней [книги] Истории страны Алуанк.

[К общему Оглавлению] | [Библиотека «Вехи»]

[КНИГА ПЕРВАЯ] | [КНИГА ВТОРАЯ] | [КНИГА ТРЕТЬЯ]
© 2002, Библиотека «Вехи»

---

[1] Публикуется в новом русском переводе Ш.В.Смбатяна. Мовсэс Каланкатуаци, «История страны Алуанк», Изд. Института древних рукописей им. Маштоца «Матенадаран», Ереван, 1984. Первый русский перевод – К.Патканов [Патканян], «История агван», С.-Пб., 1861

[2] Католикос армянский Иовhаннэс II (557—574), из гавара Габелеан, из селения Сюндзелуан. В 565 г. созвал третий собор в Двине против несториан и халкидонитов. После восстания в 572 г. Вардана вместе со многими епископами и князьями он перебрался в Византию, где и умер спустя 2 года.

[3] Послание католикоса армянского Иовпаннэса тэр Абасу - католикосу Алуанка о незыблемости веры... В годы армянского католикоса Иовhаннэса Габелеана (557 - 574) в восточных краях Армении - в Алуанке и Сюнике начала усиливаться несторианская ересь. Известны два послания армянского католикоса, в которых он требует от духовных пастырей этих краев принять необходимые меры против несториан. Одним из них является данное послание, включенное Мовсэсом Каланкатуаци во вторую книгу «Истории страны Алу-анк», а другое адресовано владетелю Сюника Миhр-Арташиру и епископу Вртанэсу. Оба эти послания, сохранившиеся в "Книге посланий" (с. 78,81), М.Орманян относит к периоду марзпанства в Армении перса Сурэна, (с. 564 г.), известного своей жестокостью и коварством. <...>

[4] Тер Абас - католикос Алуанка. Здесь он именуется католикосом, хотя в оригинале послания ("Книга посланий", с. 81) он назван епископом Партава. На католикосский трон Алуанка был возведен в 552 г. Его правление длилось 44 года, т.е. до 596 г.

[5] ...в годы армянского католикоса Бабкена был созван собор [армянской церкви]. Местный собор относительно символа веры, принятого на Халкидонском соборе, по всей вероятности, как полагает Е. Тер-Минасян, был созван в Двине в 506 г. католикосом Бабкеном Отмесеци (490—516) с участием влиятельных армянских епископов и католикосов Алуанка и Иверии. На этом соборе были осуждены ереси Ария, Нестория, Евтихия и др. После этого собора армянская церковь строго отмежевалась от сторонников Халкидонского собора <...>.

[6] По повелению благочестивых императоров греческих Зенона и Анастасия. В 482 г. по внушению константинопольского епископа Акакия императо-ром Зеноном (474—491) был издан известный акт единения или Энотик enwtikon, адресованный епископам, всем клирикам и христианам Александрии, Египта, Ливии и Пентеполя, преследующий цель сблизить монофизитов и сторонников Халкидонского собора. Энотик предавал проклятию ереси Нестория и Евтихия и утверждал истинное человечество и истинное божество Христа, как это было утверждено тремя первыми вселенскими соборами.

[7] ...и послание [папы] Льва. Знаменитое послание папы Льва I Epistola dogmatica, известное еще под названием Tomos Leo - Томос Льва, отправленное архиепископу константинопольскому Флавиану 449 г., в котором папа Лев изложил свое учение о двух естествах во Христе. Послание Льва I было прочитано на Халкидонском вселенском соборе, созванном в 451 г. по инициативе императрицы Пульхерии. Положения, изложенные в послании папы Льва, легли в основу символа веры Халкидонского собора. Армянская церковь, усмотрев в постановлениях Халкидонского собора новое проявление нестори-анской ереси, не признала их и решительно отмежевалась от него. В дальнейшем, на протяжении всей своей истории, армянская церковь решительно боролась против любого проявления халкидонитства. Хотя формальным аргументом для отклонения решений Халкидонского собора было то, что принятый на соборе символ веры представители армянского духовенства сочли отступлением от определений отцов церкви, принятых на трех предыдущих вселенских собора - Никейского, Ефесского и Константинопольского, однако истинной причиной того была слишком явная, непрекрытая экспансия Византийской империи на Востоке, стремившейся с помощью религиозной идеологии подчинить себе народы Востока, исповедующие христианство. Эту опасность хорошо понимало армянское духовенство, и именно этим следует объяснить то упорное сопротивление, которое на протяжении веков армянская церковь оказывала посягательствам греческой церкви.

[8] Как нетрудно заметить, заглавия некоторых глав, в том числе и данной главы, не соответствуют содержанию. Исследователями высказано мнение, что текст "Истории страны Алуанк" разбит на главы и снабжен заглавиями не самим составителем, а это сделано позже - продолжателем. В данной главе речь идет о стремлении католикоса Иверии Кюриона получить чин архиепископа. Это он требовал верховенства над алуанским католикосом. Споры шли не между армянским католикосом и алуанцами, а между католикосами Иверии и Алуанка. Возможно, вместо слова "армян" в заглавии должно быть "иверов" (подробно об этом см. ниже).

[9] ...злонравный Маркиан - сенатор. Впоследствии, в 450 г., вступив в брак с августой Пульхерией, воссел на императорский трон. Злонравный он назван ввиду того, что по его приказу был созван Халкидонский вселенский собор, постановления которого армянская церковь решительно отвергала.

[10] ...по настоянию скверной Пульхерии. Пульхерия (493—453)-дочь византийского императора Аркадия. Воспитанная в духе исключительной церковности, она дала обет целомудрия и жила в монастырском уединении вместе с двумя сестрами, что, однако, не мешало ей принимать весьма энергичное участие в управлении государством, поскольку ее влияние на брата, императора Феодосия Младшего, было безгранично. С 414 г. в сане августы Пульхе-рия, фактически, сама правила империей. После неожиданной смерти брата в 450 г. Пульхерия вступила в брак с Маркианом, опытным в делах правления. Папа римский Лев I вел с ней оживленную переписку в которой излагал свои взгляды о естестве Христа. Он настаивал на созыве нового вселенского цер-ковного собора для рассмотрения положения дел в христианской церкви. Новый собор был созван в 451 г. в г. Халкидоне, недалеко от Константинополя. Одним из инициаторов созыва этого собора являлась Пульхерия.

[11] Отшельник Соломон был родом из Гарни. В глубокой старости в 791 г. был возведен на католикосский трон и умер через год (см. Драсханакертци с. 110).

[12] Бог и в церкви утвердил иерархию из девяти чинов по примеру ангелов в небесах - О девяти чинах на небесах говорится в сочинении "Небесная иерархия", приписываемом Дионисию Ареопагиту. Выдающийся армянский законодатель Мхитар Гош (XIII в.) в "Армянском судебнике" посвятил специальную статью церковной иерархии, следуя Дионисию Ареопагиту. В статье 113, озаглавленной "О чиноначалии церковном и дворцовом", Мхитар Гош пишет: "Святой же Дионисий Ареопагит, слава афинян, ученик и последователь апостола, назвал девять (вместо семи) чинов, ибо он отделил ангелов от архангелов и серафимов от херувимов, в то время как апостол объединил их в одном чине.

Он установил с точностью девять чинов в следующей последовательности, и мы, учившись у него, расскажем...

Низший чин ангелов-ангелы - посланцы и вестники, славословие их, услышанное пастухами: "Слава в вышних Богу".

Второй чин - архангелы и славословие их: "Господи, помилуй твои создания", услышанное Захарией: "Доколе Ты не умилосердишься над Иерусалимом и над городами Иуды".

Третий чин - ангелы, славословящие владения Господни в хвале: "Я дал тебе язычников в наследие и пределы земли во владение". Четвертый чин - ангелы, славословящие владения Господни в хвале: "Господь, сильный во брани".

Пятый чин - ангелы, славословящие престол Господен в хвале: "Престол твой, Боже, вовек".

Шестой чин - ангелы, славословящие священничество Господне в хвале: "Ты священник вовек".

Седьмой чин - ангелы, славословящие господство в хвале "Царство Твое, царство во всех веков".

Восьмой чин - серафимы, огненными устами троекратно славящие в хвале, услышанной Исайя, свят, свят, свят, Господь!

Девятый чин - херувимы, слушающие (глас) Всевышнего или Гения величия и славословящие величие в хвале: "Небеса и земли полны славой Твоей, Господи" (см. "Армянский судебник Мхитара Гоша", перевод с древнеармянского А. Паповяна, Ереван, 1954, с. 120-121).

Отсутствие девяти чинов в армянской церкви послужило поводом для многих споров между греческой и армянской церквями, причем греки всячески стремились подчинить себе армянскую автокефальную церковь.

[13] <...> Поскольку армянская церковь не признавала постановления Халкидонс-кого собора и истинной считала свое вероисповедание, а халкидонитов считала отступниками от веры отцов, то каждый раз, встретив в тексте определение православные, следует учесть, кто это говорит-халкидонит или монофизит, каждый из которых считал своего противника отступником от православной истинной веры, себя же - православным.

[14] ...добродетельного Петроса - это епископ Сюника Петрос - преемник Макара VI, один из участников собора в Двине в 554 г. Автор различных, не дошедших до нас сочинений, в том числе "Оды" на Бабика Сюни.